- Приговор будет немедленно приведен в исполнение, - возразил охотник. - В чем должна состоять казнь, я не знаю; краснокожим принадлежит право определить ее.
- Он в хороших руках, - прибавил со смехом Белюмер.
- Я не могу нарушить ваши привилегии, г-н Лебо; делайте с этим человеком что хотите.
Тареа дал знак; четыре воина схватили экс-графа и связали его.
- Я приговорен к повешению, - кричал несчастный, - никто не имеет права изменять род казни.
- Негодяй - трус, как все шпионы, - с отвращением произнес генерал, - он испугался физических мук.
Несмотря на крики и проклятия изменника, гуроны потащили его за собой, и долго еще слышались его яростные вопли.
Генерал принял приглашение на обед, с которым к нему обратился граф де Меренвиль.
Марта не могла скрыть сильнейшей радости при виде своего жениха, украшенного крестом св. Людовика.
- Ну, поцелуй же его, - добродушно сказал граф, - и поблагодари генерала.
- О! С величайшим удовольствием, - сказала она, подставив лоб главнокомандующему, до которого тот коснулся губами.
Потом она бросилась в объятия жениха, смеясь и плача в одно и то же время. Сели за стол.
- Признаюсь, - сказал генерал Шарлю Лебо, - я вам весьма благодарен: вы избавили меня от крайне тяжелой обязанности.
- Я подумал, генерал, что вам будет неприятно, чтобы не сказать больше, везти этого человека в Квебек и вешать его в присутствии всего населения и армии; всегда следует избегать подобных зрелищ для народа; разумеется, вы ничего не имеете против того, чтобы избавиться от исполнения такого тяжелого служебного долга.
- Без сомнения, я думал об этом почти с ужасом.
- Я перебрал все мои адвокатские ресурсы, ища, чем бы вам помочь, и наконец нашел, но благодаря Тареа.
- Я вижу, вы будете моим другом, как были другом покойного генерала, о котором мы не перестаем сожалеть.
- Верьте в мою давнишнюю преданность, генерал.
- Благодарю вас, - отвечал генерал, пожимая ему руку, - надеюсь, вы скоро вернетесь в Квебек; вы так необходимы.
- Как только мы окончим дело, которое нас здесь задерживает, мы опять к вашим услугам, генерал.
- Хорошо; помните, вы дали слово, - сказал главнокомандующий.
- Вы можете положиться на мое слово, генерал. Через час главнокомандующий выехал из селения, где оставлял одних друзей; Тареа дал ему проводниками четырех надежных воинов.
Незадолго до полудня в зале совета собралось многочисленное общество.
На этот раз присутствовали две дамы: Свет Лесов и Марта де Прэль; они сели поодаль. Напротив них поместились Мрачный Взгляд, капитан Лебо и Жак Дусе.
Капитан Лебо так изменился, что его трудно было узнать: в один час он постарел на двадцать лет; он выходил из себя от отчаяния, видя, что его жертва ускользнула из его когтей.
Шарль Лебо председательствовал на собрании, по правую руку его сидел Тареа, по левую - Бесследный, потом Мишель Белюмер и, наконец, по праву старшинства и заслугам главные гуронские вожди, составлявшие великий совет гуронского племени; они расположились кругом специально выкопанной ямы, посреди которой горел священный огонь совета.
Тареа встал и вежливо поклонился охотникам.
- Приветствую моих братьев, посетивших наше селение; они будут присутствовать при великом и справедливом суде; мы будем судить бледнолицего, и, для того чтобы наш суд не был пристрастен, приглашаю вас, бледнолицые братья, призываем вас соединиться с нами в этом совете; мы предложили разделить с нами председательство Сурикэ, самому любимому и самому справедливому из всех бледнолицых, населяющих высокие и низкие страны. Хорошо ли я говорил, могущественные наши гости?
Тареа поклонился и сел на свое место. Согласно индейскому этикету, Сурикэ подождал несколько минут, потом встал и отвечал следующее:
- Сагамор и главный вождь грозного племени гуронов, благодарю вас от себя и от имени моих братьев; пленник этот принадлежит вам; но по своему беспристрастию вы поняли, что справедливость требует, чтобы этот бледнолицый, отвергнутый своим народом, судился нами, так как мы должны покарать его за несколько преступлений, до которых нет дела белым судьям.
Произнеся эту речь, Сурикэ вернулся на свое место.
Через минуту сагамор сделал знак гашесто, публичному глашатаю гуронского племени.
Глашатай подал вождю большую "трубку мира" и уголек, чтобы ее зажечь.
Вождь совершил все предписываемые его религией обряды в честь Ваконды, имеющие целью умилостивить бога; затем "трубка мира" два раза обошла всех присутствующих.
По окончании этой церемонии водворилось довольно продолжительное молчание; наконец вождь сделал знак гашесто; тот поклонился и вышел из зала.
Вожди и охотники зажгли трубки и молча курили.
В зале царило тяжелое молчание.
Отворилась дверь, и в комнату вошел преступник, крепко связанный, только ноги его были оставлены для того, чтобы он имел возможность их передвигать.
Десять воинов сопровождали подсудимого.
Странно было смотреть на экс-графа: он потерял человеческий облик; судорожно подергивающееся лицо выражало отвратительную трусость и малодушие; глаза горели мрачным огнем; широко раскрытый рот вздрагивал; все тело дрожало; голос стал беззвучным и не повиновался ему.
- Я желаю быть повешенным, - сказал он тем однозвучным тоном, которым говорят сумасшедшие.
- Если подсудимый будет продолжать говорить, когда его не спрашивают, ему завяжут рот, - холодно прервал его Сурикэ.
Несчастный замолчал.
- Кто здесь является обвинителем этого человека? - спросил Сурикэ.
- Я, Лебо, капитан роты ста швейцарцев его величества.
- И я, - сказал, вставая, Мрачный Взгляд, - я граф де Вилен.
- И я, - в свою очередь, заявил ювелир, - прошу считать меня свидетелем: меня зовут Ивон, - сказал Жак Дусе.
- За вами право слова, капитан Лебо, - сказал Сурикэ. Мы не будем повторять тот тяжелый рассказ, который уже подробно передали из предыдущих глав.
Дамы рыдали и содрогались от ужаса по мере того, как перед ними развертывался целый ряд позорных преступлений.
Граф Меренвиль, сидевший между ними, старался насколько возможно их утешить и ободрить.
Подсудимый, казалось, не слыхал ничего из того, что говорилось; он опустил голову на грудь и стоял мрачный и угрюмый, не протестуя ни одним словом на все накоплявшиеся против него обвинения. Один раз он подал голос: это было тогда, когда граф де Вилен стал читать некоторые секретные бумаги подсудимого, и в особенности, когда граф де Вилен объявил, что экс-граф де Витре заплатил миллион ливров одному авантюристу за убийство шести человек, от которых пожелал отделаться.
Изменник вдруг выпрямился, глаза его налились кровью, у рта показалась пена.
- Это ложь, - вскричал он, - клянусь, что этот человек солгал!..
Граф де Вилен улыбнулся, подошел к подсудимому и уставил на него пристальный взгляд.
- А! - сказал он грозным голосом. - А! Мое обвинение - ложь, ты клянешься, что я солгал.
- Да, да, - бормотал тот глухим голосом, точно во сне.
- А! - возразил граф. - Хорошо! Так ты забыл Луисбург, дом Каймана и Матье, с которым ужинал.
- Теперь я нашел тебя, проклятый демон, ищущий моей погибели! - И он сделал движение, чтобы броситься на графа, но потерял равновесие и упал на руки солдат, которые его поддержали. Я хочу его убить! - продолжал он кричать. - Это демон, я хочу его убить.
Между тем граф де Вилен взял обеих женщин за руки.
- Вот м-м Луиза Лебо, которую ты обесчестил и на которой я женился, чтобы покрыть ее позор; вот твоя дочь, которую я назвал своей; ты желал ее похитить, как похитил мою бедную Луизу. Она обязана своим спасением графу де Меренвилю; ты сам заплатил мне за то, чтобы я убил его, этих двух женщин, Сурикэ и еще нескольких ни в чем не повинных лиц; но я следил за тобой, несчастный, и Господь, олицетворение добра и справедливости, тебя покинул: умри же как собака, умри обесчещенным и презираемым всеми, кто тебя знал.
Обе женщины, рыдая, бросились в объятия графа де Вилена.
Преступник казался оглушенным неожиданностью; но вдруг он выпрямился, лицо его прояснилось, и он расхохотался каким-то металлическим смехом, тяжело отозвавшимся на нервах присутствующих.
Он потерял рассудок.
Дело принимало неожиданный и крайне серьезный оборот: сумасшедшие очень уважаются индейцами; Шарль Лебо бросил тревожный взгляд на Тареа.
Но вождь сейчас же сообразил, в чем дело, и одним словом вывел всех из затруднения.
- На костер этого жалкого труса! Он притворяется безумным и думает, что ему удастся нас обмануть; пусть же он умрет в муках!
Преступника тотчас же схватили и привязали к столбу; припадок безумия, на минуту его охвативший, прошел, к несчастью для него, потому что в течение девяти часов он подвергался жесточайшим пыткам.
Но граф умер так, как жил, не выразив ничем раскаяния в своей преступной жизни, умер как собака, согласно предсказанию Жоржа де Вилена.
Несмотря на многие выгоды своего положения, дело англичан медленно продвигалось вперед; им понадобилось еще два года для того, чтобы наконец отнять у французов Канаду.
В течение этих двух лет французы вели себя героически; уступая требованиям де Водрейля, генерал де Леви был вынужден сложить оружие и распустить милицию; англичане старались всеми возможными средствами привлечь на свою сторону население, и потому милиционеры остались собственниками своих домов.
Но все эти любезности принесли англичанам мало пользы.
Бесследный и Мишель Белюмер сговорились с другими лесными охотниками и рабочими, и в одно прекрасное утро дома их оказались покинутыми своими обитателями, унесшими с собой двери, окна, всю мебель и всю домашнюю утварь.
Остались только те, кого удерживали дома слишком значительные интересы.
Таким образом, первоначально осталась четвертая часть промышленного населения, но впоследствии выселилось и еще значительное число рабочих: им было трудно ужиться с англичанами, последние слишком давали им чувствовать тяжесть своего владычества.
Со временем из смешения французских эмигрантов и индейцев образовалось то энергическое племя, которое после продолжительной войны свергло английское иго и основало республику Красной Реки, принудивши англичан признать самостоятельность новорожденного государства.
Меренвиль продал за бесценок все свои земли в Канаде и переселился со своим семейством в Луизиану, куда за ним последовали граф де Вилен с женой и приемной дочерью и оба Лебо.
В самом непродолжительном времени была весело отпразднована свадьба Шарля и Марты де Вилен. Все их родные и друзья душевно радовались этому событию, которое пришлось тем более кстати, что все они нуждались в душевном отдыхе после стольких потрясений.
Через несколько дней капитан Лебо отправился во Францию - он хотел провести остаток дней в Марлоке, своем родном городе.
- Мне не нужно большого состояния, - сказал он сыну, - возьми эти шестьсот тысяч ливров, я не знаю, что с ними делать, и прости меня за все зло, которое я тебе сделал; я сознаю наконец, что был не прав относительно тебя и себя самого; ненависть - дурная советчица, сын мой, а месть всегда обещает больше, чем она может дать.
Он вздохнул со слезами, обнял сына и уехал в сопровождении своего друга Лефериля.
Через два года Шарль Лебо узнал о смерти отца от нотариуса, который сообщал ему также о семистах тысячах ливров, завещанных в его пользу покойным.
Герои нашего рассказа были наконец настолько счастливы, насколько это допускается человеческим разумом.
Шарль Лебо несколько раз ездил в Париж и жил там по нескольку лет; тогда-то написал он свои записки, посвященные, если не ошибаюсь, великому герцогу Курляндии. Записки эти составляют два маленьких тома, украшенных гравюрами; в настоящее время они представляют библиографическую редкость.
Примечания
1
И тот и другой - исторические личности, изменившие отечеству при тех именно условиях, которые читатель находит в нашем рассказе. Не заслуживают ли эти люди быть выставленными напоказ? - (Примеч. авт.)
2
Я заимствую все эти официальные и исторические сведения из труда г-на Досье, озаглавленного "Канада под владычеством французов". К сделанным уже заимствованиям я прибавлю и многие другие, необходимые для точности рассказа. - (Примеч. авт.)
3
Сделка эта между главным интендантом и Денисом де Витре исторически достоверна; расписки, сохранившиеся у Дореля, много содействовали к обвинению этого негодяя.
4
Смотри "La Belle Riviere" того же автора.