Часть 3 статьи 59 Конституции России устанавливает: "Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы… имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой". Об этом же говорит и часть 5 статьи 1 Федерального закона "О воинской обязанности и военной службе" от 2 апреля 1998 г. Статья 8 этого закона в, свою очередь, отмечает, что граждане, проходящие альтернативную гражданскую службу, не подлежат постановке на воинский учет. Статья 23 – что граждане, проходящие или прошедшие альтернативную гражданскую службу, освобождаются от призыва на военную службу. Статья 28 – о том, что вопрос о направлении гражданина на альтернативную гражданскую службу решает призывная комиссия. И статья 35 – что в запас Вооруженных Сил зачисляются граждане, прошедшие альтернативную гражданскую службу.
Федеральный закон № 113-ФЗ "Об альтернативной гражданской службе" от 25 июля 2002 г. в статье 2 "Право гражданина на замену военной службы по призыву альтернативной гражданской службой") закрепил: "Гражданин имеет право на замену военной службы по призыву альтернативной гражданской службой в случаях, если: "несение военной службы противоречит его убеждениям или вероисповеданию…".
При этом статья 11 Закона ("Подача гражданами заявления о замене военной службы по призыву альтернативной гражданской службой") установила: "Граждане, изъявившие желание заменить военную службу по призыву альтернативной гражданской службой, должны обосновать, что несение военной службы противоречит их убеждениям или вероисповеданию".
Федеральный закон "Об альтернативной гражданской службе" вступил в силу 1 января 2004 г., однако его принятие вызвало волну негодования среди российской общественности.
Во-первых, федеральный закон противоречит Резолюции Европейского парламента от 13 октября 1989 г., согласно которой гражданская служба не может быть продолжительнее военной более чем в полтора раза, однако в соответствии со ст.5 Закона срок альтернативной службы составляет 42 месяца, для проходящих альтернативную службу в военных организациях – 36 месяцев, что превышает более чем в 1,5 раза военную, и для граждан, избравших альтернативу военной службе, срок является дискриминационным.
Во-вторых, при прохождении альтернативной службы предусмотрен экстерриториальный характер, что является существенным препятствием для граждан.
В-третьих, закон предусматривает жесткий срок подачи заявления, лишающий, по формальным основаниям, множество людей возможности заменить военную службу альтернативной.
Таким образом, Федеральный закон "Об альтернативной гражданской службе", по мнению авторов настоящего исследования, требует существенной доработки.
Вторая группа законов регламентирует соблюдение и порядок реализации прав верующих в организациях и учреждениях, особенности которых накладывают некоторые ограничения прав и свобод пребывающих в них граждан (воинские части, места лишения свободы, больницы и т. д.). Сюда относятся Федеральный закон "О статусе военнослужащих", Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации и другие. Последний гарантирует осужденным свободу совести и свободу вероисповедания, представляя право исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними. Статья 14 (п.3) гласит, что осужденным к ограничению свободы по их просьбе может быть дано разрешение на посещение мест богослужений, находящихся за пределами исправительных центров.
Большую и весьма важную группу составляют законы и иные нормативные акты, регулирующие финансово-хозяйственную деятельность религиозных организаций. Это, прежде всего, Гражданский кодекс РФ, Налоговый кодекс РФ, Закон РФ "О налоге на прибыль предприятий и организаций" и другие.
Самостоятельную группу правовых актов образуют законы, предусматривающие юридическую ответственность за нарушение законодательства о свободе совести и свободе вероисповедания. Это, в первую очередь, Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях.
Следует обратить внимание и на то, что наряду с федеральным законодательством более чем в 30 субъектах Российской Федерации были приняты собственные законы и иные нормативные правовые акты по вопросам реализации свободы совести и вероисповедания. Но согласно пункту "в" статьи 71 Конституции Российской Федерации регулирование отношений, возникающих в сфере свобод и прав человека, находится в ведении Российской Федерации. Следовательно, субъекты Российской Федерации не вправе сужать и ограничивать свободу совести и деятельности религиозных объединений, установленные Конституцией и федеральным законодательством. В их компетенции могут быть вопросы защиты прав и свобод человека, находящиеся согласно пункту "б" ст. 42 Конституции РФ в совместном ведении Российской Федерации и ее субъектов.
В законодательных актах различного уровня субъектов Российской Федерации свобода совести находит свое нормативное закрепление. Преимущественно, это практически дословное дублирование положений статьи 28 Конституции России. Вместе с тем, в ряде основополагающих документов субъектов Российской Федерации гарантирование свободы совести дополняется условием соблюдения закона. Кроме этого, наличествуют и самобытные, оригинальные формулировки, зачастую не в полной мере соответствующие федеральной Конституции.
Так, статья 46 Конституции (Основного закона) Чувашской Республики, в свою очередь, постулирует: "Гражданам Чувашской Республики гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду.
Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается.
Церковь в Чувашской Республике отделена от государства, и школа – от церкви".
Весьма интересна формулировка свободы совести в редакции статьи 26 Конституции (Конституционного Закона) Республики Карелия; поскольку – как нигде – прямым образом демонстрирует, что под термином "иные убеждения", часто используемом в конструкциях рассматриваемой свободы, следует понимать отнюдь не только атеистические убеждения: "Каждому гарантируется свобода совести – право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, выбирать, иметь и распространять религиозные, атеистические или иные убеждения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения закона. Религиозные объединения отделены от государства, государственная система образования носит светский характер".
Часть 2 статьи 27 Конституции Республики Адыгея закрепляет: "Каждый имеет право на беспрепятственное высказывание своих мнений и выражение убеждений. Никто не может быть принужден к высказыванию своих мнений и выражению убеждений или отказу от них".
В остальных же субъектах Российской Федерации законодатель, как правило, ограничивается лишь упоминанием об обеспечении или гарантировании свободы совести без пояснения того, что следует под этой свободой понимать; либо же вообще ее не касается, указывая, что на территории субъекта "гарантируется осуществление всех прав и свобод человека и гражданина, закрепленных Конституцией Российской Федерации".
Кроме закрепления в конституциях (уставах), свобода совести порой становится самостоятельным объектом законодательства субъектов Российской Федерации. Так, наряду с Федеральным законом "О свободе совести и о религиозных объединениях" действует Закон Республики Башкортостан "О свободе совести и вероисповедания в Республике Башкортостан" в редакции от 16 июля 1998 г.
Вопросы свободы совести также затрагивает и Закон Республики Бурятия "О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия". 4 августа 2000 г. Прокурор Республики Бурятия обратился в Конституционный Суд Республики Бурятия о проверке соответствия Конституции Республики Бурятия положений отдельных статей данного закона. "Постановлением Конституционного Суда Республики Бурятия от 10 октября 2000 г., – отмечает судья Конституционного Суда Республики Бурятия К. А. Будаев, – эти положения были признаны Конституционным Судом Республики Бурятия не соответствующими статье 9 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, статье 28 Конституции Российской Федерации, Федеральному закону "О свободе совести и о религиозных объединениях" и статьям 11, 17 Конституции Республики Бурятия. В связи с принятым нашим решением Верховный Суд Республики Бурятия 9 ноября 2000 г. вынес определение о прекращении дела".
Однако в некоторых субъектах Российской Федерации проблеме реализации свободы совести и свободы вероисповедания уделяется не достаточно внимания, и на законодательном уровне свобода совести и вероисповедания не урегулирована.
Так, в качестве примера нами была исследована данная проблема в Тамбовской области. Отметим, что в 2003–2005 гг., согласно статистической отчетности, предоставленной Управлением Федеральной регистрационной службы по Тамбовской области, наблюдается рост религиозных организаций: 160 – в 2003 г, 177 – в 2004 г., 184 – в 2005 г., однако налицо и существенное ущемление права на свободу совести, что, по нашему мнению, выражается, прежде всего, в тенденцеозности контроля со стороны государственного органа (в 2003 г. проведено проверок деятельности религиозных организаций – 4; в 2004 г. – 7; 2005 г. – 16). При этом вопрос защиты прав и свобод в сфере религии на уровне субъекта не урегулирован (законодательства и судебных споров в Тамбовской области по данной проблеме нет). Кроме этого нами был проведен социологический опрос среди населения Тамбовской области, было опрошено 100 человек в возрасте от 18 до 65 лет. Респондентам был задан вопрос: "Знаете ли Вы, в чем сущность права на свободу совести и свободу вероисповедания?". Получены следующие ответы: 30 % опрошенных затруднились ответить, 50 % ответили – "Да, это право исповедовать любую религию", 20 % ответили – "Нет, сущность данного права нам не понятна".
Таким образом, исходя из статистических и социологических данных, можно сделать вывод, что в Тамбовской области представление о необходимости реализации свободы совести как всеобъемлющей глобальной проблемы и на уровне государственных органов, и у граждан отсутствует.
Судебная практика всех уровней (судебные решения по вопросам свободы совести как международных судов по правам человека в отношении России, так и органов судебной системы Российской Федерации), по мнению диссертанта, так же регулирует институт свободы совести и свободы вероисповедания. Однако вопрос включения судебной практики в правовую систему Российской Федерации представляется весьма дискуссионным. Существуют мнения о признании источником права всей судебной практики, в каких бы формах она не выражалась, включая деятельность нижестоящих судебных инстанций (Р. З. Лившиц). При этом некоторые ученые-правоведы полностью отрицают нормативный характер правоположений (В. С. Нерсесянц).
В течение многих десятилетий в нашей стране юридическая наука не признавала возможности суда по самостоятельному созданию правовых норм. Но при этом решения высших судебных инстанций, занимающие ведущее место во всей судебной практике, активно использовались нижестоящими судами в качестве образца правильного разрешения юридических дел. В диссертационном исследовании М. Н. Придворовой "Судебная практика в правовой системе Российской Федерации" особо отмечено, что "Конституция РФ (ст. 126, 127) закрепляет право Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ давать разъяснения по вопросам судебной практики. Разъяснение, выносимое пленумом Верховного Суда РФ, обладает авторитетным значением для остальных звеньев судебной системы и в соответствии с законом подлежит применению, распространяя свое действие на всех участников регулируемых отношений. Существование подобных разъясненией можно объяснить необходимостью руководства судебной деятельностью и придания ей должной направленности".
Также следует обратить внимание и на то, что в настоящее время полномочия суда значительно расширены, конституционно закреплен механизм судебной проверки нормативных актов любого уровня, установлена возможность отмены решений государственных органов, нарушающих права и свободы граждан. Авторитет судебного решения в определенном смысле поднимается выше авторитета решения другого властного органа, а опубликование судебного решения, яавляющееся одним из условий его применения, придает ему силу прецедента, сближая правоположения, выносимые высшими судебными органами, с полноценными нормами права. Таким образом, судебная практика является своеобразным ориентиром для правильного и единообразного разрешения споров, толкования и применения действующего законодательства, восполнения пробелов в нормативно-правовых актах.
Судебная практика в области свободы совести и свободы вероисповедания представлена судами всех уровней: как международных судов по правам человека, так и органов судебной системы Российской Федерации.
Дела о праве на свободу совести и вероисповедания занимают далеко не первое место в практике Европейского Суда по правам человека, в большинстве решений нарушений права на свободу совести, мысли и религии установлено не было.
Однако это отнюдь не свидетельствует об отсутствии претензий к уровню государственной охраны этих прав или о том, что Суд недооценивает их значение. Конвенция введена в действие в 1950 г., в начале периода относительно демократической стабильности в западноевропейских государствах, подписавших Конвенцию. Совесть, мысль и религию обычно относят к внутреннему миру человека и его убеждениям; открытое посягательство на эту сторону жизни характерно для авторитарных государств. Поэтому, даже когда подавались жалобы на нарушение прав, связанных с деятельностью церквей, или действий, мотивированных религиозными соображениями, эти нарушения чаще всего сопровождались или были вызваны нарушениями других прав – на свободу объединения, защиту собственности, уважение частной жизни и т. д. В таких случаях Суд обычно предпочитал устанавливать нарушения по этим основаниям, оставляя жалобу в части ст.9 без рассмотрения за отсутствием необходимости.
Большая часть рассмотренных жалоб и установленных нарушений до последнего времени исходила из Греции. В этой стране, восстановившей демократию лишь в 1975 г., до сих пор конституционно закреплено "доминирующее положение" православия, а деятельность религиозных меньшинств сталкивается с ограничениями со стороны властей. В одной из этих жалоб, "Коккинакис против Греции", Европейский Суд сделал следующее заявление о значении права на свободу мысли, совести и религии: "Как начертано в статье 9, свобода мысли, совести и религии является одной из основ "демократического общества" в значении, принятом Конвенцией. Именно этот ее религиозный параметр является одним из наиболее важных элементов, из которых складывается личность верующих и их мировоззрение, но это же является и ценнейшим достоянием для атеистов, агностиков, скептиков и безразличных. Плюрализм, неотделимый от демократического общества и который дорогой ценой был завоеван на протяжении веков, основывается на нем".
Хотя принципы, подтвержденные в этом решении, в большинстве демократических государств принимаются как должное, они актуальны в практике Суда, поскольку за последние годы в Совет Европы вступили государства бывшего коммунистического блока, где до недавнего времени резко ограничивалась религиозная деятельность и верующие нередко преследовались за свои религиозные убеждения. Эти государства признавали законное существование лишь небольшого количества религиозных объединений, зачастую при условии их сотрудничества с властью.
Первое прецедентное решение по праву на свободу религии было вынесено по вышеупомянутому делу "Коккинакис против Греции". Заявитель, 70-летний последователь учения Свидетелей Иеговы, был приговорен к четырем месяцам лишения свободы за нарушение греческого закона, запрещающего "прозелитизм". "Преступление" выразилось в разговоре с женой православного певчего о пацифистских взглядах Улофа Пальме. Коккинакис счел подобный приговор, да и запрет на "прозелитизм" в целом, нарушением ст.9 Конвенции.
Государство-ответчик возражало, что проповедь с целью обращения в иную веру нарушает права других лиц на свободу придерживаться своих религиозных взглядов. Суд этот довод не поддержал, заявив, что "в соответствии со статьей 9 свобода исповедовать свою религию не только осуществима в сообществе с другими, "публично" и внутри круга тех, чью веру разделяет человек, но может утверждаться и "индивидуально", "в частном порядке"; более того, она включает в принципе право пытаться убедить своего ближнего, например, через "обучение", без чего "свобода изменения (своей) религии или верования", закрепленная в статье 9, осталась бы мертвой буквой".
Таким образом, Суд счел осуждение Коккинакиса нарушением Конвенции. Однако в то же время Суд допустил, что запрет на прозелитизм совместим с Конвенцией в том случае, если он сопровождается принуждением или другими злоупотреблениями.