ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. КРЕСТЬЯНСКАЯ СВАДЬБА
За стеной музыка и танцы. Гец, Зельбиц, тесть сидят за столом. Входит жених.
Гец. Благоразумнее всего было покончить эти дрязги счастливо и весело - свадьбой.
Тесть. Лучшего мне и присниться не могло. С соседом в мире и ладу, и дочка хорошо пристроена.
Жених. А я владею спорным участком и самой красивой девицей на селе в придачу. Эх, если б вы раньше до этого додумались.
Зельбиц. А долго вы судились?
Тесть. Без малого восемь лет. Теперь я скорее согласился бы столько же времени трястись в лихорадке, чем начать все сначала. Вы не поверите, сколько намаешься, пока вытянешь у судейских париков решение. Да и какой в нем прок? Черт бы побрал асессора Сапупи! Вот проклятый черномазый итальянец!
Жених. Да, бедовый парень. Я там два раза был.
Тесть. А я три. И вот, господа мои хорошие, получили мы наконец приговор, по которому я так же прав, как он, а он, как я, и стояли мы, разинув рот, до тех пор, пока господь бог наш не надоумил меня отдать ему дочку, да и участок в придачу.
Гец(пьет). За мир и согласие в будущем!
Тесть. Дай-то бог! Будь как будет, а уж судиться я никогда в жизни не стану. Что за уйму денег это стоило! Прокуратору за каждую справку плати.
Зельбиц. Но ведь там бывают имперские ревизии!
Тесть. Их мы и не нюхивали. А вот светлые талеры у меня повыскакивали из кармана. Чистый грабеж!
Гец. Как это?
Тесть. Ах, у всех там руки загребущие! Один асессор, бог ему прости, обобрал меня на восемнадцать гульденов.
Жених. Кто?
Тесть. Ну кто же, как не Сапупи.
Гец. Это бессовестно!
Тесть. Собственно, я должен был ему выложить двадцать, но когда я их отсчитал у него на даче - роскошная дача! - в большой зале, у меня от тоски чуть сердце не разорвалось. Хозяйство-то хоть и в порядке, а наличным откуда быть? Так я и стоял, и один бог знает, каково мне было. Гроша медного на дорогу не оставалось. Тут я собрался с духом и выложил ему все это. Как он увидал, что я стоял, как в воду опущенный, так бросил мне два гульдена обратно и выгнал меня вон.
Жених. Быть того не может! Неужто Сапупи?
Тесть. А ты что думал? Конечно! Он самый!
Жених. Так пусть черт его возьмет - ведь он и у меня забрал пятнадцать золотых гульденов!
Тесть. Проклятый!
Зельбиц. Гец! Нас зовут разбойниками!
Тесть. Оттого-то и приговор вышел такой хитрый. Ах ты, пес!
Гец. Вы не должны это оставить безнаказанным.
Тесть. Что же нам делать?
Гец. Ступайте в Шпейер: там теперь ревизия, объявите об этом - они должны расследовать дело и помочь вам.
Тесть. Вы думаете - мы этого добьемся?
Гец. Если б я мог дать им по уху - я бы обещал вам.
Зельбиц. Деньги такие, что попробовать стоит.
Гец. Я делал наезды и за четверть того.
Тесть. Как ты думаешь?
Жених. Попробуем - будь что будет!
Входит Георг.
Георг. Нюрнбергцы приближаются.
Гец. Где они?
Георг. Если мы двинемся потихоньку, то захватим их в лесу между Бергеймом и Мюльбахом.
Зельбиц. Отлично!
Гец. В путь, дети! Бог да благословит вас! И да поможет он нам в делах наших!
Крестьянин. Премного благодарны! Не останетесь ли вы на ужин?
Гец. Нам нельзя. Прощайте!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
АУГСБУРГ. САД
Два нюрнбергских купца.
Первый купец. Станем здесь. Император должен пройти мимо. Вот он идет по большой аллее.
Второй купец. Кто с ним?
Первый. Адельберт фон Вейслинген.
Второй. Друг Бамберга! Это хорошо!
Первый. Мы бросимся на колени, и я буду держать речь.
Второй. Ладно, вот они идут.
Император. Вейслинген.
Первый купец. У него расстроенный вид.
Император. Мне тяжко, Вейслинген, а когда я оглянусь на мое прошлое - я готов прийти в отчаяние: сколько незавершенных, сколько неудачных предприятий! И все это оттого, что в империи для самого малого из князей его прихоти важнее моих замыслов.
Купцы бросаются к его ногам.
Купец. Всесветлейший! Всемогущий!
Император. Кто вы? Что случилось?
Купец. Бедные купцы из Нюрнберга, слуги вашего величества, и молим о помощи. Гец фон Берлихинген и Ганс фон Зельбиц напали на тридцать людей наших, которые через бамбергские владения возвращались с франкфуртской ярмарки, и ограбили их. Мы просим ваше императорское величество о помощи и поддержке, иначе все мы пропали и пойдем по миру!
Император. Господи! Господи! Что же это такое? У одного лишь одна рука, у другого - лишь одна нога, ну, а если б у них было по две руки и по две ноги, что бы вы тогда делали?
Купец. Мы всеподданнейше просим ваше величество обратить милостивое око на стесненные наши обстоятельства.
Император. Вот так всегда! Когда у купца пропадает мешок перцу, надо поднять на ноги всю империю, а если предстоит дело, важное для императора и империи, касающееся королевств, княжеств, герцогств или прочих владений, тогда вас никто не соберет.
Вейслинген. Вы пришли не вовремя. Ступайте и подождите несколько дней.
Купцы. Поручаем себя вашей милости. (Уходят.)
Император. Новые распри! Они вырастают, как головы гидры.
Вейслинген. И их не искоренить ничем, кроме огня, меча и решительных мер.
Император. Вы думаете?
Вейслинген. Мне кажется, что это было бы благоразумнее всего, если б, конечно, ваше величество предварительно поладили с князьями в незначительных спорах. Ведь почти вся Германия молит об успокоении. Лишь во Франконии и Швабии тлеют еще искры гибельного междоусобия. Но и там есть много благородных и свободных рыцарей, которые жаждут покоя. Как только мы избавимся от Зикингена, Зельбица, Берлихингена, остальное быстро распадется само собой. Ибо их дух оживляет мятежные толпы.
Император. Я бы очень хотел пощадить этих людей - они смелы и благородны. Когда я буду воевать, они будут со мною на поле сражения.
Вейслинген. Было бы желательно, чтобы они сначала научились исполнять долг свой! И, кроме того, было бы очень опасно награждать их почетными должностями за мятежные дела. Ведь до сих пор они чудовищно злоупотребляли именно этой императорской кротостью и милостью; а их приверженцы, которые на это же возлагают все свои упования и надежды, не будут укрощены до тех пор, пока мы не сотрем с лица земли их главарей и не уничтожим до конца всякую надежду их на будущее.
Император. Итак, вы советуете прибегнуть к строгости?
Вейслинген. Я не вижу других средств изгнать тот дух безумия, который охватил целые области. Разве кое-где мы уже не слышим горьких жалоб дворянства на то, что их подданные, их крепостные возмущаются против них, спорят, грозят ограничить их верховные права, данные правом рождения, так что надо ожидать опаснейших последствий.
Император. Сейчас представится прекрасный случай привести к повиновению Берлихингена и Зельбица, но я не хочу, чтоб им причинили зло. Я бы хотел только взять их в плен, и чтобы они поклялись отказаться от наездов, жить спокойно в своих замках и не выходить из пределов своих полномочий. Я предложу это на собрании ближайшей сессии.
Вейслинген. И радостные, единодушные клики одобрения будут ответом на речи вашего величества, прежде чем она будет окончена.
Уходят.
ЯКСТГАУЗЕН
Зикинген. Берлихинген.
Зикинген. Да, я пришел просить руки и сердца благородной сестры вашей.
Гец. О, если бы вы пришли раньше! Должен вам сказать, что Вейслинген во время плена снискал ее любовь, - посватался, и я дал ему согласие. Я выпустил его из рук - эту птицу, и он пренебрегает теперь той благостной рукою, которая кормила его в беде. Он порхает и ищет себе корма бог весть в каком птичнике.
Зикинген. И это правда?
Гец. До последнего слова.
Зикинген. Он порвал двойную цепь. Ваше счастье, что вы не породнились с предателем.
Гец. Она сидит, бедная девушка, и собирается проплакать и промолиться всю жизнь.
Зикинген. С нами она скоро запоет опять.
Гец. Как? Вы решаетесь жениться на покинутой?
Зикинген. Вам обоим только делает честь то, что вы были им обмануты. Разве бедная девушка должна идти в монастырь из-за того, что первый мужчина, которого она узнала, оказался негодяем? Так нет же! Я стою на своем - она должна стать царицей моих замков.
Гец. Но ведь я говорю вам, что она была к нему неравнодушна.
Зикинген. Так ты не надеешься на то, что я смогу прогнать тень этого несчастного? Идем к ней!
Уходят.
ЛАГЕРЬ ИМПЕРСКОГО ОТРЯДА
Капитан. Мы должны действовать осмотрительно и щадить наших людей, насколько возможно. Кроме того, нам строго приказано окружить его со всех сторон и взять в плен живьем. Это будет нелегко - ведь кто посмеет к нему подступиться?
Первый офицер. Действительно! Ведь он будет защищаться, как дикий вепрь! И вообще - он за всю жизнь не причинил нам никакого зла, и всякий постарается увильнуть от того, чтоб жертвовать из-за императора и империи собственными руками и ногами.
Второй офицер. Вот будет стыд, если мы его упустим! Ну, уж если я ухвачу его за полу - ему не вывернуться!
Первый офицер. Только зубами не хватайтесь, а то он выломает вам челюсть. Милый юноша! Такие люди не дают себя забрать, как беглого вора.
Второй офицер. Посмотрим!
Капитан. Наше письмо он, верно, уже получил. Не будем медлить и пошлем отряд для наблюдения за ним.
Второй офицер. Позвольте мне вести его.
Капитан. Вы не знаете местности.
Второй офицер. В моем отряде есть человек, который здесь родился и вырос.
Капитан. Пусть будет так.
Уходят.
ЯКСТГАУЗЕН
Зикинген. Все идет на славу! Она была немножко смущена моим предложением и оглядела меня с ног до головы. Бьюсь об заклад - она меня сравнивала со своим молодцом. Слава богу, что я могу за себя постоять. Она отвечала мне скупо и сбивчиво. Тем лучше! Перемелется - мука будет! Девушки, обжегшись на несчастной любви, быстро сдаются на брачные предложения.
Входит Гец.
Что нового, зятек?
Гец. Объявлен вне закона!
Зикинген. Что?
Гец. Вот, прочтите это назидательное письмо. Император приказал послать против меня карательный отряд, который искромсает плоть мою на добычу птицам небесным и полевому зверю.
Зикинген. Не тебе это суждено. Я здесь как раз вовремя.
Гец. Нет, Зикинген, вы должны уехать. Ваши великие замыслы могут погибнуть в зародыше, если вы не вовремя захотите стать врагом государства. И мне вы принесете гораздо больше пользы, если будете казаться нейтральным. Император любит вас. Худшее, что со мной может случиться, это - плен. Тогда вы замолвите за меня слово и вызволите из беды, в которую несвоевременная помощь могла бы ввергнуть нас обоих. Ведь что бы получилось? Сейчас идет поход против меня. Если они узнают, что и ты здесь, они пошлют большой отряд, и нам от этого лучше не будет. Источник всего - император, и я бы уже погиб невозвратно, если б внушить мужество было так же легко, как собрать отряд.
Зикинген. Все-таки я могу тайно прислать вам человек двадцать рейтаров.
Гец. Хорошо. Я уже отправил Георга к Зельбицу и разослал слуг по соседям. Милый зять мой, когда люди мои соберутся, это будет такой отрядец, какой немногие князья видели.
Зикинген. Вас будет мало против множества врагов.
Гец. На стадо овец и одного волка хватит с избытком.
Зикинген. А если у них будет хороший пастух?
Гец. Не беспокойся. Это - сплошь наемники. И потом, лучший рыцарь ничего не может сделать, если он не господин своих поступков. Так и со мною случилось однажды, когда я договорился с пфальцграфом пойти против Конрада Шотта. Тут он и прислал мне бумажку из канцелярии, как я должен выступить и как вести себя; тогда я бросил бумажку советникам обратно и заявил, что не умею по ней действовать; ведь я не знаю, что мне встретится - в бумажке этого не написано, так лучше я сам погляжу во все глаза да и разберусь, что мне делать.
Зикинген. Желаю успеха, брат! Я тотчас еду и пришлю тебе то, что успею собрать наспех.
Гец. Зайди-ка еще к женщинам, я оставил их вместе. Я хотел бы, чтоб ты получил ее согласие до отъезда. Потом пришли мне рейтаров и тайно приезжай за Марией, - боюсь, что замок мой скоро перестанет быть надежным приютом для женщин.
Зикинген. Будем надеяться на лучшее.
БАМБЕРГ. КОМНАТА АДЕЛЬГЕЙДЫ
Адельгейда. Франц.
Адельгейда. Итак, оба отряда уже выступили?
Франц. Да, и господин мой имеет счастье сражаться против врагов ваших. Я хотел отправиться с ним, как ни охотно я ехал к вам. Теперь я снова еду к нему, чтобы поскорей вернуться с радостной вестью. Мой господин разрешил мне это.
Адельгейда. Как он поживает?
Франц. Он бодр. Он приказал мне облобызать вашу руку.
Адельгейда. На!.. Губы твои жарки.
Франц(про себя, указывая на грудь). Здесь еще жарче! (Вслух.) Госпожа моя, слуги ваши - счастливейшие люди под солнцем.
Адельгейда. Кто ведет отряд против Берлихингена?
Франц. Фон Сирау. Прощайте, прекрасная госпожа моя! Я еду снова. Не забывайте меня.
Адельгейда. Ты должен что-нибудь поесть, выпить и отдохнуть.
Франц. Зачем? Ведь я вас видел! Я не устал и не голоден.
Адельгейда. Я знаю твою преданность.
Франц. Ах, госпожа моя!
Адельгейда. Ты не выдержишь, успокойся, скушай что-нибудь.
Франц. Бедного юношу питает ваша заботливость! (Уходит.)
Адельгейда. У него слезы на глазах. Я люблю его всем сердцем. Так искренне и горячо еще никто не был мне предан. (Уходит.)
ЯКСТГАУЗЕН
Гец. Георг.
Георг. Он сам хочет поговорить с вами. Я его не знаю. Он - статный мужчина с черными, огненными глазами.
Гец. Приведи его.
Входит Лерзе.
Здравствуйте! Какие вести вы несете?
Лерзе. Я принес лишь самого себя, это немного, но всего себя целиком я предлагаю вам.
Гец. Добро пожаловать, вдвойне добро пожаловать, храбрый муж, да еще в такое время, когда я не надеялся заполучить новых друзей, а скорей боялся потерять старых. Как ваше имя?
Лерзе. Франц Лерзе.
Гец. Благодарю вас, Франц, что вы познакомили меня с храбрым человеком.
Лерзе. Я уже однажды познакомил вас с собою, но только тогда вы не благодарили меня.
Гец. Я вас не помню.
Лерзе. Это меня огорчает. Но ведь вы помните еще, как по воле пфальцграфа вы сражались против Конрада Шотта и в ночь на масленицу собирались ехать в Гасфурт?
Гец. Ну конечно, помню.
Лерзе. Вы помните, как по дороге в одной деревне вам повстречалось двадцать пять рейтаров?
Гец. Верно. Мне сначала показалось, что их двенадцать, я разделил свой отряд надвое - нас было шестнадцать - и остался у деревни за сараями в надежде, что они проедут мимо. Тогда я бы ударил им в тыл, как было условлено с другим отрядом.
Лерзе. Но мы заметили вас и поднялись на холм возле деревни. Вы проехали мимо и остановились внизу. Когда мы увидели, что вы не хотите подняться, мы ринулись вниз.
Гец. Тут только я увидел, что попал из огня да в полымя. Двадцать пять против восьми! Это не шутки! Эргард Труксес заколол моего латника. За это я сбросил с коня его самого. Если бы все они дрались так, как он и еще один латник, то мне и моей маленькой дружине пришлось бы плохо.
Лерзе. Латник, о котором вы говорите…
Гец. Он был храбрее всех, кого я видел. Он здорово поприжал меня. А когда я думал, что уже совсем от него отделался, он снова очутился передо мной и яростно на меня набросился. Он прорубил мне рукав панциря и слегка поранил руку.
Лерзе. Вы ему простили?
Гец. Он понравился мне - лучше нельзя.
Лерзе. Ну, тогда я надеюсь, что вы будете мною довольны, - образец моей работы я показал на вас самих.
Гец. Так это ты? Добро пожаловать, вдвойне добро пожаловать! Можешь ли ты похвалиться, Максимилиан, хоть одним таким слугою?
Лерзе. Меня удивляет, что вы раньше меня не узнали.
Гец. Да как мне могло прийти в голову, что тот, кто яростнее всех стремился меня одолеть, пришел теперь предложить мне свои услуги?