Он в 1562 году писал в ответ на послание ногайского хана, отговариваясь от необходимости помочь ему войсками: "Так чтоб в других землях не стали говорить: вера вере недруг, и для того христианский государь мусульман изводит. А у нас в книгах христианских писано, не ведено силою приводить к нашей вере. Бог судит в будущем веке, кто верует право или не право, а людям того судить не дано".
Первые три, так сказать, религиозные новеллы сознательно поставлены впереди всей книги, опровергая религию как норму, дающую людям определенные нравственные устои и правила поведения.
Старая вера сжигается, как сжигали во время чумы тряпки в целях дезинфекции.
Новое и старое в "Декамероне"
Хотя в самом слове "новелла" заключается указание на новое сообщение, однако новеллы "Декамерона" в событийном своем содержании обычно традиционны.
Но отношение к событиям, так сказать, нравственность новеллы, изменяется - иногда до отрицания прежнего толкования.
Не только изменение предмета повествования, но и изменение отношения к повествованию должно интересовать исследователей.
Боккаччо сам не называл себя создателем новелл и специально оговаривал это.
Девятую новеллу VI дня рассказчица начинает словами: "Прелестные дамы, хотя сегодня вы предвосхитили у меня более двух новелл, из которых я намеревалась рассказать вам какую-нибудь, тем не менее у меня осталась для сообщения одна…" Но старые новеллы в "Декамероне" обновлены.
Человек обладает определенной ценностью, тем большей ценностью обладает великий человек, но в то же время человек состоит из мяса, которое может быть съедено зверем.
Есть буддийская легенда о том, что Будда, встретив голодную тигрицу, отдал себя ей на съедение.
Этим он показал "совершенство дара", то есть отдал ценное как ничтожное.
С этой легендой, по мнению многих (очень ученых) исследователей, связана, а по мнению других (более благоразумных), не связана девятая новелла V дня "Декамерона". Вот ее содержание: "Федериго дельи Альбериги любит, но не любим, расточает на ухаживание все свое состояние, и у него остается всего один сокол, которого, за неимением ничего иного, он подает на обед своей даме, пришедшей его навестить; узнав об этом, она изменяет свои чувства к нему, выходит за него замуж и делает его богатым человеком".
Охотничий сокол был большой ценностью: Марко Поло в своем путешествии как драгоценности страны упоминает не только ее самоцветы и ткани, но и ловчих птиц.
Соколами платили дань сюзерену; в то же время сокол - птица, которую можно съесть.
Новелла описывает рыцаря, влюбленного, как мы уже сказали, в даму. Дама для своего больного сына захотела получить сокола Федериго.
Сокол не только последняя радость бедного рыцаря - рыцарь питается тем, что добывает на охоте соколов.
Надо оправдать настойчивость дамы.
Ценность сокола для дамы состоит в том, что она хочет подарить его больному ребенку, но она знает, что этот сокол "лучший из всех, когда-либо летавших".
Но она надеется, что рыцарь подарит или продаст ей свою драгоценность, зная, как велика его любовь.
Дама едет к бедному рыцарю, милостиво говоря, что она решила пообедать у него по-домашнему.
Рыцарь беден, ему нечем накормить даму. Он мечется туда и сюда, но не находит ни провизии, ни денег. Наконец ему бросился в глаза его драгоценный сокол. Он осмотрел его. Птица была жирна. Тогда он свернул соколу шею, велел его изжарить и с веселым лицом пришел к даме.
Так дама, Федериго и спутница дамы втроем съели прекрасного сокола.
После обеда дама сказала, извиняясь за свою самонадеянность, длинную речь с риторическим анализом, почему она обращается с такой просьбой. Она просит рыцаря "не во имя любви, которую ты ко мне питаешь и которая ни к чему тебя не обязывает, а во имя твоего благородства, которое ты своею щедростью проявил более, чем кто-либо другой, подарить его (сокола. - В. Ш.) мне, дабы я могла сказать, что этим даром я сохранила жизнь своему сыну и тем обязана тебе навеки".
Рыцарь заплакал, смущенная дама чуть не отказалась от своей просьбы, но сокол был ей нужен, и она дала мужчине отплакаться.
Федериго после слез и довольно длинного риторического анализа объясняет, что он не может принести этого "небольшого дара": "-…сегодня утром он (сокол. - В. Ш.) был подан вам изжаренным на блюде…"
Дама надеялась, что влюбленный в нее человек мог подарить ей свою драгоценность как драгоценность. На самом деле для рыцаря перед лицом любви все было ничтожно, и он подарил драгоценность так, что это даже не могло быть замеченным.
Пораженная дама восхваляет рыцаря за великодушие и в результате выходит замуж за рыцаря.
Противопоставление превратилось в сложную новеллу, связанную с определенными бытовыми отношениями. Человеческое сердце - источник жизни человека. Когда появилось понятие любви, сердце стало символом любви, его обиталищем; тут же сердце начало искать свободы.
Одновременно сердце - кусок мяса. Резкое противоречие, лежащее в самой сущности вещи, стало основанием для ряда конфликтов.
В девятой новелле IV дня "Мессер Гвильельмо Россильоне" обманутый муж, убив своего соперника, вырывает из него сердце и говорит своему повару: "Возьми это кабанье сердце и постарайся приготовить из него кушаньице как сумеешь лучше и приятнее на вкус, и когда я буду за столом, пошли его мне на серебряном блюде".
Женщина съедает сердце и хвалит кушанье; муж говорит, что это сердце его соперника.
Женщина отвечает: "Вы сделали то, что подобает нечестному и коварному рыцарю; если я… сделала его владыкой моей любви… не ему, а мне следовало понести за то наказание".
Женщина кончает самоубийством, выбросившись спиной из окна, муж спасается бегством от гнева и презрения окружающих. Любовники похоронены с великой печалью и плачем.
Женщина заговорила, она опровергает право угнетать ее.
И в новелле о съеденном соколе, и в новеллах о съеденных сердцах дело идет об отношении человека к среде, то есть исследуется его сознание.
Новеллы, связанные с положением гуманиста в обществе, и новеллы, исследующие новое отношение к старому при помощи переосмысливания бытующих метафор
Приведу краткое содержание девятой новеллы VI дня для того, чтобы показать пример появления новой темы для повествования. Тема эта событийно не развернута, но изречение связано с местом, в котором оно произносится, что и должно было обострить высказывание. Новелла посвящена истории Гвидо Кавальканти, ученого человека, который был "из лучших логиков" и "отличный знаток естественной философии".
Боккаччо тут же добавляет в скобках: "…до чего обществу мало было дела…"
Ученый любит гулять в одиночестве. Группа молодых дворян, которые любили ездить большой компанией по городу, однажды застала Гвидо на кладбище, и, пришпорив коней, почти наскочив на ученого, они заговорили с ним так: "Гвидо, ты отказываешься быть в нашем обществе; но скажи, когда ты откроешь, что бога нет, то что же из этого будет?"
Гуманист ответил: "Господа, вы можете говорить мне у себя дома все, что вам угодно".
Долго обсуждала компания дворянской молодежи, что им сказал Гвидо, и наконец один дворянин догадался, что гуманист назвал людей, не причастных к новой науке, как бы мертвыми: они были дома у себя на кладбище.
Гуманист считает только себя и людей своего развития живыми среди мертвых. Гуманистов воскресило новое мировоззрение - все окружающее мертво или презренно.
Таковы новеллы, действительно содержащие в себе новость. Обычно даже те новеллы (например, новеллы VI дня), которые содержат удачные ответы флорентийцев, существование которых может быть доказано, не записаны и даже не сочинены, а только приписаны этим людям.
Больше новелл травестированных, перевернутых. Много новелл представляет собой драматическое развертывание обычного выражения. Поговорка-присловье, то, что говорилось между прочим, бытующие эротические метафоры, задержанные, обставленные бытовыми подробностями, превращаются в новеллу.
Метафора становится только развязкой новеллы. Обычно сама метафора бытовала и раньше и была известна до новеллы, но новая ее реализация иронически заостривает бытовое описание.
В "Заключении от автора" Боккаччо в свою защиту говорит о новеллах "Декамерона": "…мне не менее пристало написать их, чем мужчинам и женщинам вообще говорить ежедневно о дыре и затычке, ступе и песте, сосиске и колбасе и тому подобных вещах", - но он говорит не всю правду.
Это все шепталось или говорилось вполголоса. Все это жило, но не утверждалось. Теперь то, что было вольным разговором, стало предметом искусства.
Бытовой разговор, как бы ни сталкивался с церковной ученостью, всегда уступал ей дорогу.
О телесности человека приходилось напоминать, споря.
Боккаччо оправдывается в заключении тем, что художники, изображая распятого Христа, прибивают его ноги "не одним, а двумя гвоздями". Но Боккаччо не просто констатирует телесность человека, он подчеркивает ее при помощи сюжетного анализа.
Анализ обычно сделан так, что эротическая и эвфемическая загадки одновременно служат способом нападения на церковный аскетизм.
Некоторые новеллы содержат указания на присловие-поговорку или кончаются таким присловием.
Событийный ряд десятой новеллы III дня таков: некая девушка Алибек, не будучи сама христианкой, много слыхала о том, как хвалят христианство; она уходит к одному из пустынников Фиваиды.
Казалось бы, пойдет дальше дело об обращении прекрасной язычницы.
Женщина действительно отыскивает пустынника и на вопрос его, чего ищет, отвечает "…что, вдохновленная богом, идет искать, как послужить ему, и кого-нибудь, кто бы наставил ее, как подобает ему служить".
Новелла довольно большая и хорошо известна. Содержание ее сводится к тому, что пустынник, человек набожный и добрый, впал в соблазн и начал учить девушку, как служить богу удобным, но странным способом.
Новелла развивается со всеми свойственными Боккаччо подробностями. Любопытна развязка: девушка богата, знатна, ее скоро возвращает в город один промотавшийся юноша, пожелавший сделать богатую наследницу своей женой.
В разговоре с женщинами девушка жалуется, что она совершает грехопадение, потому что прежде служила богу в пустыне, помогая загонять дьявола в ад. После некоторых объяснений подруги ее понимают и утешают тем, что в городе люди занимаются тем же самым.
Одна из женщин, с которой разговаривала простушка "…рассказала о том другой по городу, свели это к народной поговорке: что самая приятная богу услуга, какую можно совершить, - это загонять дьявола в ад; и эта поговорка, перешедшая сюда из-за моря, и теперь еще держится".
Таким образом, в развязке новеллы есть указание на народное присловье.
Метафора, изображающая определенное действие, получает в новелле мотивировку; подбираются для ее воплощения герои, объясняющие и обновляющие эту метафору.
При развертывании метафоры-анекдота в новеллу она становится не эротическим озорством, а широко построенным рассказом, в котором определенное положение обыгрывается много раз, не существуя рядом с другим мировоззрением, а опровергая его.
Здесь все приводит к пародированию "религиозного подвига".
Боккаччо всегда на стороне умелых и хитрых, против слабых и обманутых. Во второй новелле VIII дня приходский священник спит с крестьянкой, оставляет в залог свой плащ и, взяв у нее на время ступку, отсылает ее с просьбой вернуть плащ, оставленный в залог за ступку. Плащ возвращается с бранью.
Священник обманул крестьянку, отняв плащ; плащ этот при торге подробно описывается. Вообще эта новелла отличается от остальных изобилием бытовых подробностей и пейзажных деталей.
В ругани женщины, недовольно возвращающей плащ, заработанный любовью, осуществляется начало шутки; в ответе священника метафора получает свое завершение. В конце новеллы она повторяется уже как данная от самого автора, который этим если и не солидаризируется с обманщиком, то, во всяком случае, смеется вместе с ним.
Священник новеллы - хитрый малый, хороший огородник, он малообразован, но толков; он крестьянин среди крестьян и сам не является предметом сатиры.
Он человек, откровенно желающий недозволенного, но естественного.
Вообще удачное нарушение нравов находит сторонников для себя у Боккаччо.
Строение эротических новелл "Декамерона" обычно основано на соединении двух элементов: один - развертывание анекдота, превращение его в маленькую бытовую историю; второй - введение оценочного нравственного отношения к материалу.
В новеллах Боккаччо, в традиционности их сюжетов не стоит искать примеров бродячих сюжетов и утверждения теории заимствования.
В эту эпоху бытовая, исчезающая и снова появляющаяся, как бы фольклорная литература сделала вылазку, для того чтобы захватить хотя бы предмостное укрепление враждебной церковной морали.
Гуманист сознательно руководил нападением.
В V дне любопытна четвертая новелла.
В ней рассказывается, как молодая девушка, которую сильно охраняли от мужчин ее родители, желая встретиться с молодым человеком, сказала матери, что ей дома жарко, попросив разрешения спать в саду, слушая соловьев.
Отец, человек старый и упрямый, ответил жене на переданную просьбу: "Что это за соловей, под песни которого она желает спать?"
Мать заступается за девушку, в результате та идет в сад. К ней приходит любовник, и они проводят вместе утомительную ночь.
Спящих любовников застает отец. Он вызывает мать и говорит: "Скорее, жена, встань и пойди погляди: твоей-то дочке так понравился соловей, что она поймала его и держит в руке".
Перед нами как будто типичная эротическая шутка.
Но Боккаччо вначале рассказал, что у состоятельных родителей девушки была мечта породниться через дочку с большими людьми. Развязка новеллы - не то, что родители застали любовников, а то, что они заставили знатного любовника жениться на своей дочери.
Таким образом, Риччьярдо оказался тем самым соловьем, которого поймали. Он сам превращен в метафору.
В других новеллах, как, например, в десятой новелле II дня, шутка над старым, бессильным мужем, который отговаривается от жены церковными праздниками, во время которых надо соблюдать целомудрие, обращается в спор с правом требовать верности. Жена похищена, попадает к молодому пирату, она довольна своим положением. Новелла заканчивается речью женщины: "О моей чести пусть никто не заботится (да теперь и нечего) более меня самой; пусть бы заботились о ней мои родители, когда отдавали меня за вас; если они не позаботились тогда о моей чести, я не намерена нынче сделать того относительно их; коли я теперь обретаюсь в смертном грехе, то когда-нибудь попаду в живую переделку; вам нечего ради этого тревожиться из-за меня".
Сюжетные сцепления "Декамерона" состоят в новеллах этого рода не только в развертывании ситуации пословиц при помощи подстановки героев и развертывания действия в многоступенчатые коллизии новеллы, но и в создании сцепления коллизий.
Об обновлении старого, о том, как положения, включенные в новые сцепления, приобретают, как слова в новых предложениях, иное значение
Для того чтобы дать себе и читателю отдых, устроить площадку на лестнице, по которой подымаюсь, остановлюсь и вспомню о любимом крае.
Около Кутаиси, среди мягких, округленных зеленых холмов, бежит желто-пенистая река, взволнованная воспоминаниями о горных кручах.
В реку вбегают говорливые, веселые ручьи, похожие на детей, скатившихся по перилам школы на улицу.
То место сейчас называется город Маяковский.
Прежде оно называлось село Багдади.
Около одноэтажных домов того села безмолвно лежали, расставив короткие лапы, безголовые бурдюки с вином.
Бурдюк похож, если его поставить, на неуклюжего и безголового человека.
В старом романе Апулея "Метаморфозы", коротко названном также "Осел", но украшенном уважением времени прилагательным "золотой", - в "Золотом осле" Апулея рассказана следующая история. Некая колдунья хотела привлечь к себе одного прекрасного молодого человека. Любовное колдовство должно было быть совершено над волосами. Служанка была послана в цирюльню за волосами прекрасного молодого человека. Люди, зная о злой колдунье, обыскали служанку и отобрали волосы. Тогда она взяла волосы с козьих мехов.
Юноша, любовник служанки, при свете факела пьяным возвращался домой. Ветер загасил факел, человек увидел, что трое людей ломятся в двери дома, в котором он остановился.
Человек выхватывает меч и поражает злодеев. Утром его вызывают в суд и обвиняют в убийстве: на помосте лежат тела, скрытые покровом. Юноша сознается в убийстве, но у него спрашивают о подробностях, угрожая пыткой. Потом срывают покров с мертвых тел и весь город хохочет: "Трупы убитых людей оказались тремя надутыми бурдюками".
Ирония вещи - здесь можно говорить о ней - состоит в подмене предмета для колдовства, а тем самым в пародийности успеха действия колдуньи: вместо любовника к дверям ее дома чары привлекли мехи с вином.
Черты этой истории использованы в знаменитой 35-й главе первой части "Дон Кихота".
Дон Кихот ночью в трактире сражался с бурдюками красного вина; мотивировка ошибки - безумие Дон Кихота и его сонный бред.
Сервантес при помощи простодушной реплики Санчо Пансы усиливает комичность эпизода. Санчо Панса говорит: "Я видел, как лилась кровь и как отлетела в сторону его (великана. - В. Ш.) отрубленная голова, здоровенная, что твой бурдюк с вином".
Санчо Панса видит, что у бурдюка нет головы, и даже видит, что это бурдюк, но, находясь под влиянием иллюзий хозяина, считает, что видел великана, у которого отскочила отрубленная голова, похожая на бурдюк.
Не колдовство здесь превращает вещи, а традиционная фантазия и авторитет господина владеют мозгом крестьянина и обманывают его восприятие.
Старое живет упорно, после смерти оно лежит на дорогах нового так, как кости лошадей и верблюдов лежали на караванных дорогах Востока.
Когда я был маленьким, мыли меня губкой. Губки продавались под сводами Гостиного двора; они висели нанизанными на длинных бечевках.
Купленную губку приносили в дом, варили, и она становилась мягкой. Губка считалась нами, детьми, растением, а она была живая по-иному. На подводных скалах жило животное, как бы прячущееся в многодырчатый эластичный скелет.
Вот этот скелет мы и считали губкой.
Так в комментариях, и в сравнениях, и в бесчисленных сопоставлениях теряли то живое, что существует в литературе, обращая внимание на скелет, в котором держалось живое содержание.
Новеллы Боккаччо иногда содержат в себе прямые ссылки на старые греческие истории (романы).