1.8. Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891)
Александр Афанасьевич Потебня, как и Г. Штейнталь, принадлежал к психологическому направлению и был не только лингвистом, но филологом и фольклористом, одним из проницательнейших умов XIX столетия. Начав с популяризации психологического взгляда на язык ("Мысль и язык", 1862) и с историко-фонетических исследований ("О звуковых особенностях русских наречий", 1865), он перешёл к углубленному изучению синтаксиса восточнославянских и балтийских языков ("Из записок по русской грамматике", т. 1, 1874, и последующие тома), теории литературы и поэтики литературного и народного творчества (сборник "Из записок по русской словесности", 1905).
Критикуя логицизм Ф.И. Буслаева и биологизм, в частности теорию Шлейхера о двух периодах (роста и "распада" в развитии языка), Потебня осуществил системный анализ грамматических категорий языка, учитывая взаимодействие содержания и формы. Он подробно анализирует виды форм – простые, описательные, аналитические.
Интересно его учение о двояком статусе формы в языке. Обычно форма выступает как обозначение содержания, т. е. как означающее. Потебня увидел в ней и другое – она может быть обозначаемым, следовательно, иметь самодовлеющую ценность (напр., в художественно-поэтическом тексте).
Большую теоретическую и практическую ценность, до сих пор не вполне реализованную лексикологами, лексикографами и семасиологами мира, представляет его учение о двух значениях знаменательных слов – ближайшем и дальнейшем. Ближайшее – это общенародное, обиходное, "доступное" значение (именно оно должно отражаться в толковых словарях), дальнейшее – это энциклопедическое значение, находящееся за пределами обихода и нужное лишь специалистам и тем, кто желает знать о предмете больше и точнее.
Ближайшее значение "составляет действительное содержание мысли во время произнесения слова" (выделено мною. – В.Б.). Для общения бывают достаточны лишь "намёки" назначения, а не их полные представления. "Другими словами, ближайшее значение слова народно, между тем дальнейшее, у каждого различное по качеству и количеству элементов, лично. Ближайшее значение соприкасается "с областью чисто личной, индивидуально-субъективной мысли", дальнейшее – "с мыслью научной, представляющей наибольшую в данное время степень объективности" [Хрестоматия 1956: 127].
Вполне вероятно, что мысль об использовании при общении лишь "формальных", "ближайших" значений слов – "этикеток", слов – "клавиш" навеяна А.А. Потебне чтением трудов В. Гумбольдта, писавшего: "Люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов… а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено чувственных представлений и начатков внутренних понятий, прикасаются к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы. Лишь в этих пределах, допускающих широкие расхождения, люди сходятся между собой в понимании одного и того же слова" [Гумбольдт 1984: 165–166]. Приведенное сопоставление может служить иллюстрацией того, как образы, возникшие в голове одного гениального ученого, через несколько десятилетий подхватываются другим и обретают форму чеканно-ясных формулировок о двух значениях слов и их различии.
Актуально учение Потебни о поэтической функции языка, о средствах создания образности текста. "Элементарная поэтичность языка, т. е. поэтичность отдельных слов и словосочетаний, как бы это ни было ощутимо, ничтожна по сравнению со способностью языка создавать образы как из образных, так и из безобразных сочетаний слов" [Потебня 1958: 9].
Научные интересы учёного были очень широки: общефилософские вопросы о языке, мышлении, психике носителей языка; почти все стороны языка – синтаксис, семантика, этимология, фонетика; диалектология и этнография, литературная и народная словесность. Во всём этом его острый ум находил неисследованные области и грани. По всем этим направлениям его дело продолжили многочисленные ученики – русский и украинский филолог и историк языка А.И. Соболевский, филолог-славист Б.М. Ляпунов, русский филолог-славист и педагог М.А. Колосов, языковед и теоретик литературы Д.Н. Овсянико-Куликовский и др.
Дополнительная литература
Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. 2-е изд., исправленное. – М., 1999. С. 54–93.
Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. – М., 1975. С. 257–414.
Березин Ф.М. История лингвистических учений. – М., 1975. С. 31-108.
Березин Ф.М. История русского языкознания. – М., 1979. С. 62-182.
Зубкова Л.Г. Из истории языкознания. Общая теория языка в аспектирующих концепциях. – М., 1882. С. 6-45.
Кодухов В.И. Общее языкознание. – М., 1974. С. 20–49.
Кондратов Н.А. История лингвистических учений. – М., 1979. С. 37–70.
Лоя Я.В. История лингвистических учений. – М., 1968. С. 43–76.
Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX веков. Сост. В.А. Звегинцев. – М., 1956. С. 25–143.
2. Младограмматизм. Второй период сравнительно-исторического языкознания: 1870-1900-е годы
Блистательно начатый первый период применения сравнительно-исторического метода к середине 70-х гг. стал обнаруживать слабые стороны. Появились сомнения в его основополагающих установках (сравнение языков ради восстановления их первоосновы, "праязыка"; абстрактность и неясность в понимании языка как организма; отнесение языкознания к естествознанию – в биологической концепции Шлейхера – и психологии – в учении Штейнталя), что порождало чувство неудовлетворённости у основной массы языковедов, а у наиболее молодой и решительной её части – бунтарское настроение.
И бунт назрел. В 1876 г. в Лейпцигском университете выходит книга А. Лескина "Склонение в балтийско-славянских и германских языках", содержавшая установку не на конструирование становившегося всё более призрачным праязыка, а на то, чтобы сосредоточиться на звуковых соответствиях как родственных языков, так и разных периодов в истории одного языка. Установление фонетических соответствий в морфемах (корнях и флексиях) невольно подчиняло морфологию фонетике. Этому же способствовало и нахождение звуковых изменений под воздействием аналогий. "Два момента – закономерные звуковые изменения и влияние аналогии объясняют наличные в определённый период формы языка и только с этими двумя моментами надо считаться", – писал Лескин.
А через два года (1878) бунт разразился: была опубликована книга двух молодых лингвистов Германа Остгофа и Карла Бругмана "Морфологические исследования", первая часть которой (особенно Предисловие) содержала декларацию основных принципов исследования языка. Предисловие явилось манифестом лейпцигских языковедов. В максималистских формулировках они призывали лингвистику "прочь из затуманенного гипотезами душного круга, где куются индогерманские праформы, на свежий воздух осязаемой действительности и современности" [Звегинцев 1964: 191]. Их иронически назвали младограмматиками ("Junggrammatiker"). Слово это понравилось молодому Бругману и стало названием небольшой группы молодых лейпцигских лингвистов, а затем было перенесено на учёных из разных стран и разных возрастов, разделявших (полностью или частично) их новые исследовательские принципы.
Ряды почитателей сравнительного языкознания из ученых старшего поколения ("стариков", каких называли младограмматики) редели, особенно уменьшилось число поклонников Шлейхера и Штейнталя, а ряды сторонников и созидателей младограмматизма росли. К ним относятся, прежде всего, составитель Предисловия Карл Бругман (1849–1919), профессор сравнительного языкознания в Лейпцигском университете, издатель журнала "Индогерманишен форшунген" – основного органа сравнительно-исторического языкознания, автор пятитомного сочинения "Основы сравнительной грамматики индоевропейских языков" (в соавторстве с Б. Дельбрюком); Герман Остгоф (1847–1909), соавтор упомянутого выше Предисловия к "Морфологическим исследованиям"; Август Лескин (1840–1916), автор "Грамматики древнеболгарского (древнецерковнославянского) языка"; Герман Пауль (1846–1921), профессор Мюнхенского университета, автор широко известной книги "Принципы истории языка" (1880); Карл Вернер (1846–1896), профессор Копенгагенского университета, автор знаменитого закона об изменении согласных в германских языках (закон Вернера), сформулированного им в статье "Исключение из первого передвижения согласных" (1877); Мишель Бреаль (1832–1916), французский специалист по романской ветви языков, автор "Очерков по семантике" (1897); Фердинанд де Соссюр (1857–1913), профессор Парижского, а затем Женевского университета, автор работ "О первоначальной системе гласных в индоевропейских языках" (1879), книги "Курс общей лингвистики" (1916), сделавшей его, уже после смерти, основоположником и знаменем нескольких лингвистических направлений; Грациадио Асколи (1829–1907), автор книги "Сравнительная фонология санскритского, греческого и латинского языков" (1870), родоначальник неолингвистики и автор теории субстрата.
К младограмматикам относят, хотя он гораздо шире и глубже как теоретик и исследователь, чем правоверные младограмматики, академика Филиппа Фёдоровича Фортунатова (1848–1914), главу московской лингвистической школы, основателя формального направления в лингвистике, автора "Сравнительной фонетики индоевропейских языков" (1901), крупнейшего специалиста по акцентуации, автора закона Фортунатова – Соссюра, а также его ученика, талантливейшего историка русского языка академика Алексея Александровича Шахматова (1864–1920). Младограмматизм стал явлением общеевропейским и даже шире: в Америке младограмматических взглядов на задачи языковедов придерживался такой крупный ученый, как Вильям Дуайт Уитни (1827–1894).
Что не устраивало молодых филологов в теориях, концепциях и взглядах представителей старшего поколения сравнительно-исторического языкознания? Им казалось, что не устраивало всё: и обращённость в прошлое, назад, к праязыку, и "туманные" гипотезы, основанные на представлении о языке как природном организме, и ограниченный круг проблематики (структура индоевропейского корня, состав его гласных, состав согласных и т. п.), и круг используемых источников (только письменные памятники, причём по преимуществу санскрита, классических и германских языков).
Но особенно неприемлемым для них был биологизм Шлейхера (родословное древо, учение о периодах в жизни языка) и психологизм Штейнталя. Именно на это были направлены стрелы критики, эти недостатки "стариков" стремились преодолеть полные задора и таланта лейпцигские бунтари и их сообщники-единомышленники.
Прямо против схематизма шлейхеровского индоевропейского "древа" были направлены "теория географического варьирования" Г. Шухардта (1870), а ещё с большей силой и новизной "волновая теория" И. Шмидта (1872), по которой сходство ветвей объяснялось близостью (смежностью) их расположения.
Вместо открытого психологизма и индивидуализма Штейнталя стали подчёркивать историзм языка и происходящих в нём процессов. Главный теоретический труд Г. Пауля, видимо, с этой целью был назван полемически заострённо: "Принципы истории языка" (1880) – всё языкознание, по его мнению, является историческим. Сочинение о языке вне историзма им признаётся ненаучным. Кстати, эта мысль не нова: она родилась вместе с появлением сравнительно-исторического языкознания и некоторыми учёными разделяется и ныне.
Центральными темами младограмматиков были звуковые законы и аналогия. Здесь они добились больших успехов, проявив настойчивость, изящество в обработке материала и учёте значительного числа факторов. Были учтены индивидуальный характер мыслительной и психической деятельности индивидуума, пользующегося языком (они и предпочитали изучать язык не коллектива, народа, а отдельного человека); предпочиталось изучать конкретное языковое явление как самостоятельное, изолированное, что позволяло использовать возможно больший материал – письменный и устный – и создать исчерпывающее представление о предмете анализа; расширялось поле деятельности за счёт добавления к рассмотрению звуков просодии (ударения, тона), а также более систематического учёта фактов морфологии (особенно при объяснении исключений из звуковых законов, вызванных влиянием парадигматического выравнивания). Действие звукового закона мыслилось как непреложное, не знающее исключений. "Непреложность звуковых законов" – таков принцип младограмматизма, а некоторые реально встречавшиеся отклонения от этого правила объяснялись действием других (более общих или, наоборот, частных законов).
Второй принимаемой и отыскиваемой закономерностью была аналогия. Сначала она нужна была для объяснения "исключений" из "слепо действующих" фонетических законов, затем обрела ценность для объяснения новообразований как в исконных парадигмах грамматики, так и в заимствованных словах.
Не объединённые достаточно чёткой и всеобъемлющей теорией и непререкаемым научным авторитетом, представители младограмматической школы свободно выходили за пределы своих главных тем и принципов, углублялись в решение частных вопросов, обогащали науку открытиями, что в совокупности продвигало языкознание вперёд и накапливало идеи и силы для следующего, третьего периода.
Большая часть открытий, естественно, касалась фонетического уровня языка и связанных с ним просодии (ударения) и морфологии. Было установлено много законов, названных по именам их авторов-открывателей.
Выше названы основоположники младограмматизма и ведущие его представители. Но много было и других – разной силы, разного дарования; о них надо сказать хотя бы обобщённо, так как это позволит показать как общие, так и конкретные достижения в развитии теории языка. Так, за период с 1870 по 1900 г. внимание учёных было сосредоточенно на следующих проблемах, в разработке которых получены существенные результаты. Начнем с главнейших открытий в области сравнительно-исторического языкознания.
1. Уточнение прежних и открытие новых законов в области фонетики и акцентуации (просодии): законы Гримма, Вернера, Фортунатова, Соссюра, Коллица, "закон диссимиляции придыхательных" в индоевропейском праязыке Грасмана (1863).
Так, Карл Вернер уточняет закон Раска – Гримма о первом передвижении согласных в германских языках относительно перехода р, t, к в глухие фрикативные f, th, h, указав на воздействие древнейшего, праязыкового ударения, которое переводило их в звонкие – b, d, g, если оно стояло после согласного. Соссюр (1877) предвосхищает закон Коллица, который в 1879 г. убедительно доказывает наличие в праязыке не трёх: а, i, u (как думали Бопп, Гримм, Шлейхер) и не четырёх – a, i, u, а также е (Курциус), а пяти гласных (а, е, i, о, u), опираясь на "закон смягчения заднеязычных", закон их палатализации. Кстати, по поводу открытия закона палатализации, сыгравшего огромную роль в познании индоевропейского вокализма, долгое время не было полной ясности. В 1983 г. М. Майрхофер в статье "Санскрит и языки древней Европы (Два века открытий и диспутов)" называет шесть исследователей, открывших этот закон "независимо друг от друга", – это Соссюр, Тегнер, Томсен, Вернер, Коллиц и Йог. Шмидт. [Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. XXI. Новое в современной индоевропеистике. – М.: "Прогресс", 1998. С. 516].
Ф.Ф. Фортунатов открывает два вида долготы сонантов в индоевропейских языках – нисходящую (акутовую) и длительную, восходящую (циркумфлексовую).
Соссюр доказывает перенос ударения в литовском языке со слога с восходящей интонацией на последующий слог с нисходящей (акутовой) интонацией ("закон Соссюра" – 1894). В том же году А. Мейе допускает приложимость этого закона и к славянским языкам.
Фортунатов пишет статью "Об ударениях и долготе в балтийских языках" (1895), а в 1899 г. применяет закон Соссюра к литовско-славянскому языку. Он констатирует: длительная долгота ещё в литовско-славянском языке (имеется в виду балто-славянский праязык. – В.Б.) переносила на себя ударение с предшествующего слога, если последний не имел сам длительной долготы.
2. Индоевропейский праязык, его фонетическая структура, соотношение корня и аффиксов (чаще флексий), его общее состояние как коммуникативной системы. Г.И. Асколи в 1870 г. предполагает наличие в индоевропейском праязыке не одного, а трёх рядов заднеязычных согласных. И. Шмидт впервые ставит под сомнение монолитность праязыка, допуская в нём наличие диалектов (1872), Бодуэн де Куртенэ, Фортунатов и Богородицкий заявляют об этом же. К. Бругман в 1876 г. обосновывает наличие в праязыке в безударной позиции слоговых (сонантов) то и по (они получались из звуковых сочетаний am и ал), чем доказывает воздействие ударения на чередование простых гласных, а также слогообразующих сонорных с дифтонгами.
Производится классификация индоевропейских языков с учётом поэтапной их дифференциации (выделение гр. centum и satsm). Так, Г. Гюбшман, опираясь на то, что армянский язык обладает самостоятельной лексикой, приходит к заключению что армянский язык – самостоятельная ветвь в семье индоевропейских языков.
3. Введение понятия "относительная хронология" (Бодуэн де Куртенэ – 1871, Ф.Ф. Фортунатов – 1875, В.А. Богородицкий – 1890, 1899, а позднее Бремер, Мейе, Бенвенист, Курилович и др.).
4. Наблюдения над семантикой (нарицательных и собственных) слов, появление семасиологии. А. Фрикк пишет о происхождении греческих личных имён (1894), а позднее (1905) топонимов. Знаток латинского и греческого языков М.М. Покровский публикует "Семасиологические исследования в областях древних языков" (1895).
5. Достижения в области морфологических изменений (опрощение, переразложение, дифференциация, аналогия) представлены в трудах Бодуэна де Куртенэ и Богородицкого. Так, Бодуэн в 1870 г. устанавливает основную тенденцию в изменении морфологической структуры слова – "сокращение основ в пользу окончаний" (сообщение об открытии печатается лишь в 1902 г.). Оценивается важность аналогии для объяснения звуковых изменений, в особенности тех, которые не соответствовали фонетическим законам (первым об этом заговорил датский языковед Бредсдорф, 1821).
6. Привлечение данных живых диалектов: И.А. Шмеллер – о говорах Баварии (1821), Асколи (1861–1872) – о диалектах Италии, И.А. Бодуэн де Куртенэ дает классическое по точности описание фонетики резьянских говоров (1875); Г. Вернер приступает к составлению атласа – рассылает анкеты (1876), а учитель Вентелер описывает свой родной говор на территории немецкой Швейцарии (1876).