IV. "Discourse – дискурс, произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда, концентрируется вокруг некоторого опорного концепта; создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т.п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который "строится" по ходу развертывания дискурса, – это точка зрения "этнографии речи", ср. предлагаемый гештальтистский подход к дискурсу. <...> Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, перформативная информация и "не-события", т.е. а) обстоятельства, сопровождающие события; б) фон, поясняющий события; в) оценка участников событий; г) информация, соотносящая дискурс с событиями" [В.З. Демьянков, 1982];
V. "Дискурс. Речевое произведение, рассматриваемое во всей полноте своего выражения (словесно-интонационного и паралингвистического) и устремления, с учетом всех внеязыковых факторов (социальных, культурных, психологических), существенных для успешного речевого взаимодействия" [КСЛТ, 1995];
VI. "Дискурс – связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс – это речь, "погруженная в жизнь". Поэтому термин "дискурс", в отличие от термина "текст", не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно.
Дискурс включает паралингвистическое сопровождение речи (мимику, жесты), выполняющие следующие основные функции, диктуемые структурой дискурса: ритмическую ("автодирижирование"), референтную, связывающую слова с предметной областью приложения языка (дейктические жесты), семантическую (ср. мимику и жесты, сопутствующие некоторым значениям), эмоционально-оценочную, функцию воздействия на собеседника, т.е. иллокутивную силу (ср. жесты побуждения, убеждения). Дискурс изучается совместно с соответствующими "формами жизни" (ср. репортаж, интервью, экзаменационный диалог, инструктаж, светская беседа, признание и пр.).
Одной своей стороной дискурс обращен к прагматической ситуации, которая привлекается для определения связности дискурса, его коммуникативной адекватности, для выяснения его импликаций и пресуппозиций, для его интерпретации. Жизненный контекст дискурса моделируется в форме "фреймов" (типовых ситуаций) или "сценариев" (делающих акцент на развитии ситуации). <...> Другой своей стороной дискурс обращен к ментальным процессам участников коммуникации: этнографическим, психологическим и социокультурным правилам и стратегиям порождения и понимания речи в тех или других условиях, определяющих необходимый темп речи, степень ее связности, соотношение общего и конкретного, нового и известного, субъективного (нетривиального) и общепринятого, эксплицитного и имплицитного в содержании дискурса, меру его спонтанности, выбор средств для достижения нужной цели, фиксацию точки зрения говорящего и т.п." [Н.Д. Арутюнова, ЛЭС 1991];
VII. "...термин дискурс получает множество применений. Он означает в частности:
1. эквивалент понятия "речь" в соссюровском смысле, т.е. любое конкретное высказывание;
2. единица, по размеру превосходящая фразу, высказывание в глобальном смысле; то, что является предметом исследования "грамматики текста", которая изучает последовательность отдельных высказываний;
3. в рамках теорий высказывания или прагматики "дискурсом" называют воздействие высказывания на его получателя и его внесение в "высказывательную" ситуацию (что подразумевает субъекта высказывания, адресата, момент и определенное место высказывания);
4. при специализации значения 3 "дискурс" обозначает беседу, рассматриваемую как основной тип высказывания;
5. у Бенвениста "дискурсом" называется речь, присваиваемая говорящим, в противоположность "повествованию", которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания;
6. иногда противопоставляются язык и дискурс как, с одной стороны, система мало дифференцированных виртуальных значимостей и, с другой, как диверсификация на поверхностном уровне, связанная с разнообразием употреблений, присущих языковым единицам. Различается, таким образом, исследование элемента "в языке" и его исследование "в речи" как "дискурсе";
7. термин "дискурс" часто употребляется также для обозначения системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции. Так, когда речь идет о "феминистском дискурсе" или об "административном дискурсе", рассматривается не отдельный частный корпус, а определенный тип высказывания, который предполагается вообще присущим феминисткам или администрации;
8. по традиции анализ дискурса определяет свой предмет исследования, разграничивая высказывание и дискурс.
Высказывание – это последовательность фраз, заключенных между двумя семантическими пробелами, двумя остановками в коммуникации; дискурс – это высказывание, рассматриваемое с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет. Таким образом, взгляд на текст с позиции его структурирования "в языке" определяет данный текст как высказывание; лингвистическое исследование условий производства текста определяет его как "дискурс". В силу этого дискурс для анализа дискурса отнюдь не является первичным и эмпирическим объектом: имеется в виду теоретический (конструированный) объект, который побуждает к размышлению об отношении между языком и идеологией. Понятие дискурса открывает трудный путь между чисто лингвистическим подходом, который основывается на признанном забвении истории, и подходом, который растворяет его в идеологии" [П. Серио, 2001];
VIII. "...дискурс – это "язык в языке", но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс реально существует не в виде своей "грамматики" и своего "лексикона", как язык просто. Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, – в конечном счете – особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимических замен, свои правила истинности, свой этикет. Это – "возможный (альтернативный) мир" в полном смысле этого логико-философского термина. Каждый дискурс – это один из "возможных миров". Само явление дискурса, его возможность, и есть доказательство тезиса "Язык – дом духа" и, в известной мере, тезиса "Язык – дом бытия"" [Ю.С. Степанов, 1998];
IX. "... дискурс может быть определен как такая форма использования языка в реальном (текущем) времени, которая отражает определенный тип социальной активности человека, создается в целях конструирования особого мира (или – его образа) с помощью его детального языкового описания и является в целом частью процесса коммуникации между людьми, характеризуемого, как и каждый акт коммуникации, условиями ее осуществления и, конечно же, ее целями. <...> тип дискурса детерминируется типом той социальной активности человека, в рамках которой он осуществляется и с целями которой он согласуется <...>. Дискурс есть всегда детище своего времени, то есть стиль произведения дискурсивной деятельности, все его особенности определяются прежде всего состоянием общества и теми социальными ролями, которые в этом обществе может играть человек. <...>
Дискурсивная деятельность носит отчетливо выраженный специализированный характер, т.е. не может быть описанной вне указания на "сферу" ее проявления – бытовую, научную, профессиональную (со всеми ее разновидностями) и т.д. <...>
В дискурсе отражается и строится один из "возможных миров", а для того, чтобы сделать это и объективировать намерение говорящего и его ментальность, используются особые языковые средства. Использование языка сказывается здесь в том, что решение всякого смыслового задания требует активизации вполне определенных черт языка, и из существующего альтернативного ряда средств, из имеющегося набора разных возможностей и приемов выбираются или строятся конкретные языковые формы. Можно говорить в этой связи о том, что разные типы дискурса требуют разной грамматики и разной лексики, и они их создают. По-видимому, в лингвистическом анализе дискурса демонстрация этого своеобразия и составляет главную его цель" [Е.С. Кубрякова].
Цитируемые источники
• Николаева Т.М. Краткий словарь терминов лингвистики текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978.
• Дейк Т.А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
• Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса // Т.А. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. С. 5-11.
• Демьянков В.З. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста. Вып. 2. Методы анализа текста // Всесоюзный центр переводов. Тетради новых терминов. 39. М., 1982.
• Васильева Н.В. и др. Краткий словарь лингвистических терминов. М., 1995. [КСЛТ]
• Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 136 – 137. [ЛЭС]
• Серио П. Анализ дискурса во Французской школе [Дискурс и интердискурс] // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. М., 2001. С. 549 – 562.
• Степанов Ю. С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998.
• Кубрякова Е.С. Язык и знание. М., 2004. С. 519 – 532.
Задание 2. Одним из возможных направлений дискурсивного анализа является исследование так называемого бытового диалога. Познакомьтесь с результатами анализа стереотипных городских диалогов, предложенными в статье М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой.
Каковы общие установки проводимых авторами исследований дискурса? Каковы их цели и задачи? Проанализируйте предлагаемые в указанном издании тексты диалогов из сферы "магазинной коммуникации" с точки зрения соотношения "глубинного содержания" и "поверхностной организации".
М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова
СОВРЕМЕННАЯ ГОРОДСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ: ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ
(Русский язык конца XX столетия (1985 – 1995).
М., 1996)
Происходящие в последние годы радикальные политические и социально-экономические преобразования заметно повлияли на структуру и характер городской коммуникации. Существенные изменения наблюдаются в функционировании типичных жанров городской речи – стереотипов и микродиалогов. Возрождаются жанры городского фольклора (устная реклама, зазывы, острословицы и др.). Появились новые актуальные коммуникативные сферы – в частности, народные митинги. Как показывают проведенные исследования, для современного города характерно расширение сферы контактов между незнакомыми людьми.
Общими тенденциями в изменении характера городской коммуникации являются следующие:
• усиление диалогизации устного городского общения;
• усиление личностного начала;
• возрождение карнавальной стихии в жизни города. Рассмотрим действие этих тенденций в разных сферах и жанрах современной московской городской речи. Материалом для исследования послужили магнитофонные записи устной речи, относящиеся к периоду 1990 – 1995 гг. <...>
Персонификация как мотив городских номинаций
Массовое обыденное сознание привычно (и не всегда объективно) соотносит те или иные явления общественной жизни с конкретными политическими лидерами. Персонификация некоторых социально-экономических процессов – один из частых мотивов городских микродиалогов. Ср. следующие примеры.
(Записано в мае 1991 г. в парфюмерном магазине. Покупательница А, покупает крем. П. – продавщица) А. Мне две "Магии" и два "Зодиака" // П. Только три в одни руки // А. Но мне нужно четыре // П. Это вы к Попову (в то время мэр Москвы) обращайтесь!
(Записано в ноябре 1992 г. В переполненном троллейбусе мужчина М. обращается к приятелю) М. Что-то они ходят плохо! Совсем транспорт не работает // Ну дождешься Лужков! (мэр Москвы)
Тенденция к персонификации связана с проявлением личностного фактора. В языке она воплощается в виде определенных номинативных моделей, когда в качестве мотивирующей базы выступает имя собственное, например: (записано в октябре 1992 г. после очередного повышения цен на хлеб. Пожилой мужчина обращается к продавщице) Дай-ка мне вот эти булочки /гайдаровские // (Егор Гайдар был в это время премьер-министром).
Актуальные для современной жизни явления мгновенно получают имя их "автора". Например, 5%-ный налог с продажи, введенный в 1991 году, назывался президентским, горбачевским налогом. Обмен денежных купюр получил отражение в разговорной речи в виде словосочетаний павловская реформа, павловские деньги.
Языковые процессы такого рода всегда были характерны для периодов социальных изменений. Социальные сдвиги как бы провоцируют, активизируют распространение данных номинативных моделей. Ср. например: столыпинская реформа, столыпинские галстуки, керенки (от Керенский), хрущобы (от Хрущев, ср. трущобы), андроповка (дешевая водка, продававшаяся при Андропове).
В этом явлении обнаруживается конкретный, неабстрагированный характер мышления человека, типичный для сферы неофициального обыденного общения. Подобные номинации основаны на принципе метонимии (хотя в реальной жизни смежность сопоставляемых явлений, конечно же, достаточно условна).
Устная реклама, зазывы, объявления
Усиление личностного начала, ориентация на активный диалог ярко проявляется в возрождающихся жанрах устной рекламы, зазыва. Заметно изменился также стиль московских объявлений. Вместо безадресных извещений типа "Меняю двухкомнатную квартиру на две однокомнатные" или "Продаются щенки афганской борзой" все чаще можно встретить объявления с использованием разных речевых форм обращения, привлечения внимания, зазывов. Например: "У Вас есть желание поработать за рубежом? Если да, то мы можем предоставить этот шанс!" или "Холодно? Тогда сделайте себе подарок и купите оренбургский пуховый платок! Только на этой неделе цены снижены на 15 процентов". Вместо так хорошо знакомых сурово-запрещающих объявлений типа "Руками не трогать!" появляются шутливые: "Потрогать – 10 рублей. Посмотреть – бесплатно". В обувной мастерской над служебным входом, где привычна табличка "Посторонним вход воспрещен", висит шутливое объявление: "Не входи – убьет!"
Неофициальная игровая стихия, ломающая барьеры "своего / чужого" пространства, врывается в традиционно монологические ситуации городского общения, например устные объявления в метро: (записано на ст. м. "Белорусская", где часто дежурит знакомый многим москвичам старейший работник метрополитена, шутливо прозванный местными жителями "Кащеич") Товарищи! Сейчас будет пущена машина // Держитесь за поручень! Полный вперед! Гвардейцы, вперед! (пассажиры смеются).
Речевая жизнь современной Москвы характеризуется возвращением многих старых забытых жанров – устной рекламы, зазывов, выкриков, острословиц. Это связано с появлением частной, уличной торговли, вещевых рынков и т.п. Здесь можно наблюдать возрождение старых национальных форм зазывов, выкриков, рекламных острословиц: Беляши! Беляши горячие!; Пицца! Пицца горячая! Все ко мне на завтрак и обед! Пицца горячая / вкусная!; Новый интересный гороскоп по именам! Можно купить / а можно просто посмотреть! Пожалуйста сударыня! Всего за три рубля!
В.О. Ключевский отмечал, что торговля московских купцов и в старые времена во многом носила характер игры. Игровая скоморошья стихия особенно чувствовалась в рекламных зазывах, описанных В.А. Гиляровским, Евг. Ивановым и другими исследователями московской старины. В скоморошьих зазывах широко применялся прием рифмовки. Например, у того же Евг. Иванова находим замечательные образцы речи карточных шулеров: "Не жулики мы и не плуты, а карточные банкруты! Сами проиграем и других спутаем. Играем на петлю и ремешок и на три счастливые карты!"
Те же приемы языковой игры наблюдаем в речи современных "наперсточников", картежников и игроков в азартное лото. Ср. текст, записанный за "наперсточником" напротив военторга:
Это Саша / это Маша / а вот беременная Наташа // Я за нее плачу / за две пусто Я с вас получу!
Ср. также образец речи карточного шулера:
Для убеждения ваших глаз / показываю еще раз! Две красные проигрывают / черные выигрывают // Три движения / ваше зрение // Веселей играем / карту выбираем!
Еще пример шуточного зазыва:
Мы начинаем новую игру! Любимая игра Аллы Пугачевой и Раисы Горбачевой! Берем жетончики/ получаем червончики! Не отходим / а подходим! Не стесняемся / а оформляемся. На кону семьдесят пять рублей / на покупку новых "Жигулей!"; Финское лото / не проигрывает никто! Ставишь шляпу / покупаешь пальто!;
Граждане налетчики / лихие пулеметчики! Налетайте / покупайте! Если вы думаете что это обман / полезайте к себе в карман/ доставайте червончики/ покупайте жетончики!
Установка на игру, шутливый диалог с покупателем ярко проявляется не только в устных зазывах и выкриках уличных торговцев, но и в письменных рекламных текстах, часто рифмованных. Ср. следующие примеры:
(Записано в переходе метро у торговца новогодними свечками) Любят все – и стар и млад – когда свечи под Новый год горят. Свечу поставьте в центр застолья и избежите бестолковья.
(Самодельная реклама на киоске, торгующем различными товарами по уходу за домашними животными) Не захочет киска деток после этих трех таблеток.
(Надпись на лотке торговца книгами) Скандальная книга! Скандальный писатель! Волосы дыбом встанут, читатель!
Стереотипы, микродиалоги
Особое место в структуре городской коммуникации принадлежит стереотипным ситуациям общения, которым соответствует жанр городского стереотипа.
Современное российское общество переживает период ломки, разрушения устоявшихся стереотипов, в том числе поведенческих, ментальных. Это приводит также к разрушению речевых стереотипов и возникновению новых.
Речевые стереотипы, подобно барометру, чутко реагируют на колебания социальной атмосферы общества. Такие материалы обладают социокультурной значимостью. Записи, фиксирующие "мелкий сор повседневной жизни", отражают языковое существование города.