В то же время нас всех объединяет понимание лингвистики как науки о знаковых системах, т.е. части общей семиотики.
Но ни из одного из этих утверждений мы почему-то не делаем заключений методологического характера. <...>
2. Частная эпистемология как "осознанная необходимость"
Итак, мне представляется, что "новая" лингвистика пока не имеет собственной эпистемологии. Впрочем, с другими гуманитарными науками дело обстоит не лучше: эпистемология гуманитарных дисциплин вообще очень мало развита. <...>
В отличие от общей эпистемологии частная эпистемология не занимается общефилософскими вопросами о природе познания, о верифицируемости или фальсифицируемости теории, о том, какое место в познании занимают априорные категории и какое – чувственный опыт.
Ее задачи более скромны. А именно, для некоторой конкретной науки частная эпистемология решает вопросы следующего типа:
1. Как выделить (сконструировать) объекты, которыми данная наука оперирует;
2. Какие методы познания выделенных объектов считаются допустимыми, а какие – нет;
3. Какие методы проверки правильности результатов и, соответственно, убеждения читателя в своей правоте ученый вправе использовать, а какие относятся к запрещенным приемам;
4. Как систематизировать основные понятия данной науки, чтобы обеспечить возможность взаимопонимания в пределах данной научной парадигмы;
5. Какие задачи в пределах данной науки следует считать действительно задачами, подлежащими решению;
6. Как транслировать результаты в научный социум. Разумеется, этот перечень лишь обрисовывает круг проблем;
для большей ясности приведем конкретные примеры по каждому пункту. <...>
(1) В непосредственном опыте нам дан лишь нерасчлененный речевой поток. Как выделить звук речи? Как выделить слово? <...>
(2) Для психолингвистики: правильно проведенный эксперимент – естественный способ познания объекта.
(3) В лингвистике: правильность утверждений проверяется путем поиска достаточно веских противоречащих примеров. В психолингвистике: если эксперимент может быть воспроизведен с теми же результатами, то сделанные выводы, скорее всего, правильны.
В лингвистике и в исторической науке: ссылка на сакральные тексты не может рассматриваться как довод в пользу истинности какого-либо научного утверждения.
(4) В лингвистике: различия между Московской и Ленинградской фонологическими школами были следствием разных представлений об уровневой структуре языка. Иными словами, расхождения основывались на недостаточно эксплицитной систематизации представлений об отношениях между фонемным и морфемным уровнями. <...>
(5) <...> современная лингвистика не считает проблему происхождения языка научной проблемой. <...>
(6) Научные результаты подлежат трансляции в социум по определенным правилам. Для точных наук – это доказательство, для экспериментальных – эксперимент и правдоподобные рассуждения, для гуманитарии – также правдоподобные рассуждения, хотя следующие несколько иным правилам. <...> Результаты должно излагать так, чтобы их можно было проверить. <...>
Неразработанность частной эпистемологии в лингвистике до поры до времени не ощущалась как некий минус, как помеха. Это не кажется мне случайным. Чтобы почувствовать потребность в постановке и решении эпистемологических проблем, надо усомниться в очевидностях. Чтобы очевидности перестали быть таковыми, надо систематически размышлять о предмете своей науки, т.е. заниматься методологической рефлексией. <...>
Одна из причин отказа от внутринаучной рефлексии является, видимо, общей для парадигматически оформленных наук. Я имею в виду характерную для нормализованной науки закрытость списка разрешенных к постановке проблем. Соответственно и все известные методы становятся непререкаемыми, откуда возникает их ригидность.
В общем, это и значит, что парадигма оформилась. Жизнь в науке тем не менее продолжается, а значит, готовая парадигма так или иначе в какой-то момент начнет расшатываться. <...>
3. Эпистемологическая проблематика и отношения между лингвистикой, психологией и философией
<...> Одно из типичных проявлений расшатывания парадигмы – это выход науки за пределы уже освоенных территорий. Обнаруживается как бы "новая реальность". Для ее описания нужен, чаще всего, новый инструментарий. Таким инструментарием становится прежде всего новый язык описания.
<...> появляется новый метаязык описания, позволяющий включить в рассмотрение новые объекты и фиксировать получаемые при этом результаты. Далее, весьма постепенно, появляются новые методы.
5. Вера и метод, или еще раз о правилах игры в бисер
<...> вне зависимости от источника нашего знания, работая в современной науке, мы обязаны зафиксировать, оформить наши знания согласно определенным образцам, а не произвольным способом. <...> в научном изложении (если только мы не занимаемся такой специфической наукой, как теология) мы теряем право ссылаться на догматы и сакральные тексты с целью подтверждения истинности нашего знания.
Замечание. Для науки, в течение длительного времени подвергавшейся прессу тоталитарной идеологии, данный тезис особенно значим. Пусть отпала обязательность формальных ссылок на тексты идеологов марксизма. Осталась значительно более опасная общая тенденция к авторитаризму и догматичности мышления. По понятным причинам подобная тенденция особенно опасна именно для наук гуманитарного цикла – наук, где нет строгих методов доказательства и эксперимента.
В лингвистических сочинениях фраза "как сказал N (утверждал, упомянул, полагал, заметил)" нередко приравнивается к "как показал N". Если N, т.е. субъект высказывания, на данный период является своего рода "культовой фигурой", то принадлежащие ему высказывания меняют модус и приравниваются к сакральным текстам. Однако цитата не может претендовать на аргумент в споре. Она лишь найденный кем-то до меня способ формулировки, – возможно, заведомо более удачный, чем тот, на который сам я способен. Но от этого цитата не превращается в аргумент.
Я решительно не вижу большой разницы в том, чьи тезисы в принципе отныне не принято подвергать сомнению – Бахтина или Фуко, Пиаже или Выготского. <...>
Е.С. Кубрякоеа
ЭВОЛЮЦИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА (ОПЫТ ПАРАДИГМАЛЬНОГО АНАЛИЗА)
(Язык и наука конца XX века. М., 1995)
I. Задачи настоящей работы
<...> Для того, чтобы <...> аргументировать мнение о том, что современную ситуацию в лингвистике отличает не только разнообразие взглядов и не только действительное множество представленных здесь концепций, гипотез и теорий, но и некое внутреннее единство, мы обращается к понятию научной парадигмы знания, введенному уже более трех десятилетий тому назад Т. Куном и получившему с тех пор самые разные интерпретации. <...>
Характеризуя облик современной лингвистики – теоретической лингвистики в конце XX века, – предстоит ответить на вопросы исключительной сложности. В их число входят и вопросы о том, в каком направлении развивается лингвистика и какие она ставит перед собой задачи, и вопросы о том, как вписывается она сама в науку на исходе XX века, и наконец, о том, какие наиболее яркие тенденции присущи ей сегодня и какие научные школы ее представляют. Одной из самых сложных проблем, возникающих в связи с поставленной задачей, оказывается также проблема внутреннего единства или же, напротив, раздробленности лингвистики, т.е. вопрос о том, можно или нельзя усматривать за явным разнообразием существующих ныне школ и течений, за множеством разных концепций о языке, нечто принципиально единое, и в каких терминах может быть описано это положение дел.
В работах историографического плана оценка современного состояния лингвистики выступает в достаточно противоречивом виде. Признавая существование разных теорий языка и разных направлений, развивающих эти теории, историографы делают из этого противоположные выводы. В то время как одни ученые пессимистически оценивают сложившееся состояние дел и, подчеркивая раздробленность современной лингвистики, полагают, что она вступила в фазу стагнации <...>, другие ученые оценивают наличие альтернативных взглядов на язык как явление положительное, а постоянную смену мнений – как ее постоянный признак. <...> Естественно, что если бы речь шла исключительно о разногласиях в оценочном плане, т.е. о том, хорошо или плохо существование различных подходов к описанию языка, можно было бы просто присоединиться к той или иной точке зрения и привести дополнительные аргументы в защиту одной из них. Но ведь главное заключается, по всей видимости, отнюдь не в этом. Гораздо важнее определить адекватность, эффективность и полезность самых представленных теорий, факт их конгруэнтности друг другу, взаимодополнительности или же, напротив, несовместимости, взаимоисключительности. <...> Вопросом первостепенной важности становится тогда вопрос о том, так ли уж велики на самом деле исходные допущения отдельных теорий и не наблюдается ли в действительности некое глубинное сходство в понимании языка и закономерностей его организации. <...>
<...> нам кажется необходимым вернуться еще раз к самому понятию парадигмы научного знания и четко сформулировать, что имеется в виду при употреблении этого термина в лингвистике. <...>
II. О понятии парадигмы научного знания
<...> Введенное в начале 60-х гг. Т. Куном понятие парадигмы было связано с его стремлением подчеркнуть важность коренной ломки бытующих в науке и устаревающих представлений, продемонстрировать условия и причины подобных изменений, происходящих в виде научной революции и связанных в конечном счете с резким непризнанием прежнего набора знаний и решений – прежней научной парадигмы. Изучая структуру научных революций, Т. Кун как бы отказался от идеи простого одномоментного скачка в системе взглядов и подошел к анализу сложных факторов, приводящих к научной революции, как сменяющей плавное и постепенное накопление данных, а главное, преобразующей исходные допущения науки. <...>
В фокусе внимания Т. Куна находились закономерности развития естественных наук <...>. Однако очень многими учеными монография Куна была воспринята как общеметодологическая.
<...> понятие парадигмы чисто интуитивно представляется вполне разумным и что его можно использовать для демонстрации развития научных идей в лингвистике, хотя, несомненно, и в модифицированном виде и что, наконец, полностью отвергать его кажется нецелесообразным.
<...> в лингвистике всегда наряду с доминирующим, господствующим направлением существовали и другие, более или менее противопоставленные друг другу школы. Такое положение дел не означает <...>, что лингвистика не достигла статуса зрелой науки, и, что, следовательно, понятие парадигмы не может отразить своеобразие эволюции лингвистических идей и более приемлем здесь термин "течение". В принципе, однако, признание одновременного существования нескольких течений и школ не означает, что они не могут иметь общих точек соприкосновения и, таким образом, по Куну, развиваться в пределах одной и той же парадигмы <...>.
В итоге понятие парадигмы знания представляется нам удобным способом выделить некие концептуальные единые моменты за внешним разнообразием подходов, средством обнаружить сходство "на глубине", прочертить основные линии развития науки в рассматриваемый период и выделить главные тенденции в ее поступательном движении. Это понятие диктует необходимость определить ключевые концепты определенных эпох и отличить эволюционные периоды от революционных, охарактеризовать природу новаторских идей. Ведь одно только кумулятивное понимание роста науки никак не может объяснить появления "фундаментальных гипотез, вступающих в противоречие со сложившимися в науке понятиями, представлениями и даже целыми системами знания и приводящих к научным революциям". Понятие парадигмы обязует также рассмотреть более конкретно причины наступающей ревизии концепций. <...>
Методологически мы считаем существенным также, что возникновение новой парадигмы знания связано с формированием иного, "третьего мира", т.е. мира объективного знания, данного каждому члену научного сообщества. Ведь принятие постулатов определенной парадигмы и следование ее предписаниям означает для отдельно взятого ученого возможность согласиться с целым рядом теоретических допущений об объекте и его свойствах без особых доказательств, т.е. принимая их на веру. <...> Используя мысли Г.Г. Гадамера, мы считаем необходимым выделить в понятии парадигмы звено "предпосылочного знания", систему ее исходных допущений. В связи с этим кажется важным подчеркнуть и другое – именно лингвисту, использование термина "парадигма" для которого вполне естественно, понятно и стремление в ситуации его широкого использования придать этому термину более определенный и конкретный характер. В частности, концептуальное основание у этого термина сводится не столько к понятию образца, сколько к понятию особого объединения единиц, существующего за счет наличия у каждой парадигмы определенного числа позиций (слотов) и семантической этикетки каждой позиции. Выполняя это требование, мы и предлагаем вполне в духе куновских идей охарактеризовать понятие парадигмы не только в довольно расплывчатом общем виде, но и представить более конкретно ее составляющие – ее главные "позиции", образующие ее компоненты.
Рассмотрев существующие определения парадигмы <...>, Д.И. Руденко пишет: "Парадигма, определяемая в расширительном смысле, трактуется... как доминирующий исследовательский подход к языку, познавательная перспектива, методологическая ориентация, широкое научное течение (модель), даже научный "климат мнения"". Но чтобы быть всем этим, парадигма должна удовлетворять более строгим требованиям: эти требования относятся прежде всего к ее собственной архитектонике. Чтобы отвечать представлению об упорядоченном объединении составляющих, понятие парадигмы должно, на наш взгляд, включать три следующих звена:
• установочно-предпосылочное,
• предметно-познавательное,
• процедурное, или "техническое".
Напомним, что и Т. Кун, считая возможным замену понятия парадигмы на понятие дисциплинарной матрицы, имплицировал этим самым наличие у них определенных "клеток", или же компонентов, частей. Охарактеризуем теперь эти составляющие более подробно.
В определении установок лингвистического исследования могут наблюдаться расхождения в: а) признании (+/ – ) связи лингвистики с другими науками (т.е. другими словами, ее рассмотрения в качестве автономной / неавтономной) науки; б) в случае признания определенной связи – выборе той "высокой" науки, под эгидой которой она должна изучаться <...>; в) ограничении (+/ – ) сферы интересов лингвистики внешней или внутренней лингвистикой, а следовательно, установки на такое изучение языковых единиц, при котором приветствуется или же запрещается выход в контекстные условия употребления единиц или же вовлечение в лингвистический анализ интенций говорящего / слушающего.
С определением установок лингвистического исследования тесно связано и понимание уже имеющихся сведений о языке, т.е. осознанное следование определенным предпосылкам анализа, которые нередко выступают в виде системы предпосылочного знания или же системы исходных допущений. <...> Каждый ученый живет и работает в определенной общественной и культурной среде, он зависит от законов своего времени и, что не менее важно, от параметра "пространства" <...>. В сочетании с установками предпосылочные части парадигмы дают отчетливое представление о целях и задачах теоретической лингвистики для данного научного сообщества, и уже на этом основании можно судить об общей ориентации парадигмы на описание языка или объяснение, на статистические или же динамические свойства изучаемых объектов и т.д. В силу сказанного ясно, что установочно-предпосылочная часть научной парадигмы органично связана с таким следующим звеном парадигмы, как ее предметно-познавательная часть.
Это звено парадигмы определяется более конкретно тем, что считается непосредственной областью лингвистического анализа, – единицы или правила, функции или отношения зависимости, особые категории или параметры языковых систем и т.п. В эту часть парадигмы мы также включаем сведения о круге вовлекаемых в анализ языков, а также о преимущественно синхронном или диахроническом подходе к языковым явлениям, а возможно, и сведения о принимаемом направлении анализа – от формы к содержанию или же, напротив, от заданного содержания – к выражающим его формам. <...>
"Техническое", или же процедурное, оперативное звено парадигмы можно было бы назвать также областью выбираемых методик и конкретных процедур анализа; в нее мы включаем используемые в данной парадигме знания и приемы и способы постижения данных, излюбленные модели, отношение к формализации этих данных, формы их записи и т.д.; о важности этого звена парадигмы можно судить уже по тому, что многие школы получали свое название по развивавшимся здесь приемам анализа – ср. школы дистрибутивного анализа, анализа по непосредственным составляющим, трансформационное направление.
<...> Важной чертой в концепции научной парадигмы является, несомненно, и то, что с этим подходом связывается возможность констатировать в науке не только "большие" и "малые" научные революции, но, по-видимому, "большие" и "малые" научные парадигмы.
Заключая настоящий раздел, мы бы хотели в этой связи завершить его некоторыми соображениями о том, как можно классифицировать научные парадигмы знания. Из того, что мы утверждали о трехчастной структурации парадигмы, ясно следует, что и принципы классификации могут зависеть прежде всего от того, какую из рассматриваемых частей – целеполагающую, предметную или процедурную – следует считать наиболее существенной для характеристики всей парадигмы в целом. Очевидно и то, что опыт предыдущих классификаций научных парадигм <...> указывает на ориентацию на какой-либо один из аспектов ее бытия: например, на лидера или создателя соответствующего направления или же на ключевое для этого направление понятие. <...>
В историографических работах мы считаем самым целесообразным признавать доминирующую роль первой, установочной части парадигмы, что в значительной мере совпадает и с тем, на познание каких свойств языка направлена данная парадигма, и с тем, какие объяснения этим свойствам считаются наиболее убедительными (генетические, функциональные, когнитивные и т.п.). Историю языкознания двух последних веков можно тогда условно представить как смену сравнительно-исторической парадигмы знания структуральной и далее – генеративной. Параллельно этим "большим" парадигмам внутри них можно было бы выделять и "малые" <...>.