Я опишу для примера один из таких миров – это была самая большая планета, вращавшаяся вокруг мощного солнца. Та звезда родилась в поздний период галактической истории, если мне не изменяет память, недалеко от плотного центра Галактики, и планеты вокруг нее появились, когда многие из старых звезд уже покрылись коркой из тлеющей лавы. Из-за высокой яркости светила и сильной радиации у ее ближайших планет был (или, относительно читателя, будет) бурный климат. На одной из них похожее на моллюск существо, живущее на прибрежных отмелях, приобрело способность дрейфовать по поверхности океана в своей раковине, напоминающей лодку, следуя таким образом за своей растительной пищей. С течением веков раковина становилась все более приспособленной для навигации. Но простой дрейф был дополнен примитивным парусом – мембраной над спиной этого существа. Со временем этот вид наутилоидов разветвился на множество различных видов. Некоторые из них остались мелкими, другие же нашли преимущество в большом размере и разрослись до габаритов живых кораблей. Один из таких видов и стал интеллектуальным хозяином этой великой планеты.
Корпус обитателей представлял собой прочное судно, очень похожее по форме на славный клипер нашего девятнадцатого века и превышающее по размерам самого большого нашего кита. Заднее щупальце или хвост преобразовалось в руль, который иногда также использовался в качестве двигателя, наподобие рыбьего хвоста. Но несмотря на то, что все они могли до некоторой степени перемещаться собственными усилиями, на большие дистанции они всегда перемещались с помощью огромных парусов. Примитивные мембраны их предков превратились в целую систему парусов из материала, напоминающего пергамент, и костных мачт и рангоутов, управляемых мышцами. Сходство с кораблем усиливалось благодаря двум глазам, смотрящим вниз, по одному с каждой стороны носа. На верхушке передней мачты также были глаза – впередсмотрящие. В мозгу находился чувствительный к магнитному полю орган, служивший надежным средством ориентации. В передней части корпуса располагались два длинных манипуляционных щупальца: во время движения они плотно прижимались к "бортам", а при каких-либо действиях использовались как весьма функциональная пара рук.
Может показаться странным, что подобный вид мог иметь человеческий интеллект. Однако на многих подобных планетах различные цепочки событий привели именно к этому результату. Переход от растительной пищи к животной вызвал быстрое развитие охотничьих навыков, необходимых для преследования более скоростных подводных жителей. Удивительно развился слух: с помощью подводных органов движение рыбы можно было засечь на огромном расстоянии. Полоса вкусовых рецепторов вдоль всей подводной части тела реагировала на постоянно меняющуюся композицию солей в воде и позволяла охотнику выслеживать добычу. Чуткость слуха и вкуса в совокупности с всеядностью, большим разнообразием поведения и сильной социальностью – благоприятствовали развитию интеллекта.
Речь, это необходимое средство развитого мышления, была в этом мире двух видов. Для общения на коротких расстояниях использовалось ритмичное подводное испускание газа через отверстие в задней части организма, которые были слышны и анализировались подводными ушами. Связь дальнего действия осуществлялась с помощью специального щупальца на верхушке мачты, подающего семафорные сигналы.
Организованные походы за рыбой, изобретение ловушек, изготовление лесок и сетей, развитие "сельского хозяйства" как на море, так и вдоль берегов, строительство каменных гаваней и мастерских, использование вулканической энергии для плавления металлов и ветра для мельниц, проектирование каналов внутрь островов в поисках минералов и плодородных земель, постепенное исследование огромной планеты и ее картографирование, преобразование солнечной энергии в механическую – эти и многие другие достижения представляли собой одновременно и продукт интеллекта, и возможности для его дальнейшего развития.
Очень странно было очутиться внутри разумного корабля, видеть, как пенятся волны прямо под носом, когда это судно бороздит водные просторы, чувствовать горькие или вкусные потоки, проносящиеся вдоль бортов, ощущать напор воздуха на паруса, когда попадался попутный ветер, слышать ниже ватерлинии бег и бормотание далеких косяков рыб и действительно слышать рельеф морского дна благодаря эху, улавливаемому подводными ушами. Странно и страшно было попасть в шторм, чувствовать, как стонут мачты и вот-вот лопнут паруса, а по корпусу долбят невысокие, но яростные волны этой массивной планеты. Еще было странно видеть, как другие огромные живые корабли рассекают волны, накренившись под ветром, поворачивая свои желтые или красно-коричневые паруса в зависимости от прихотей воздушных потоков; и не менее странно было понимать, что они не созданы человеком, а сами по себе обладают сознанием и имеют свои цели.
Иногда мы видели, как два таких корабля сражались, разрывая паруса друг другу змеевидными щупальцами, вонзая металлические ножи в мягкие "палубы" друг друга или стреляя на расстоянии из пушки. Как чудесно было ощущать взаимное желание в присутствии изящной женщины-корабля, ходить с ней галсами в открытом море, устраивать пиратские погони, нежно ласкать ее щупальцами, что составляло любовные игры этой расы. А сексуальный контакт сильно напоминал взятие одного судна другим на абордаж. Удивительно было наблюдать, как мать ухаживала за своими детьми-суденышками. Следует отметить, кстати, что при рождении дети спускались на воду с борта материнского судна, словно шлюпки: один с левого борта, другой – с правого. Затем они сосали молоко у бортов матери. Играя, они кружили вокруг нее, как утята, или расправляли свои незрелые паруса. Когда штормило или во время длительного путешествия их поднимали на борт.
Во время нашего визита к естественным парусам стал добавляться источник питания и двигатель, крепившиеся к корме. Вдоль множества островных берегов и каналов строились огромные города из бетонных доков. Глаз радовали широкие улицы-каналы этих городов. Они были заполнены парусным и механизированным "народом", среди гигантских взрослых, как рыболовные лодки, сновали дети.
Именно на этой планете мы в самой яркой форме увидели, пожалуй, самую распространенную во всех мирах социальную болезнь – разделение населения экономическими факторами на две почти враждующие касты. Столь велика была разница между взрослыми представителями обеих каст, что нам они сначала казались двумя различными видами, и мы были уверены, что на наших глазах новая и более совершенная биологическая мутация одерживает победу над своим предшественником. Но это было далеко не так.
По внешнему виду "хозяева" сильно отличались от "рабочих", примерно как муравьиная королева от рабочих муравьев. Они имели более элегантную, обтекаемую форму. У них была большая площадь парусов, и они шли быстрее при благоприятной погоде, однако оказывались менее устойчивыми в случае шторма, но при этом были более способными и смелыми навигаторами. Их манипуляционные щупальца были не так сильны, но обладали большей гибкостью. Их восприятие было тоньше. В то же время лишь немногие из них превосходили лучших из работников в выносливости и храбрости, большинство же были гораздо менее стойкими, как физически, так и морально. Они часто страдали некоторыми очень тяжелыми болезнями, которые никогда не поражали рабочих, – в основном это были заболевания нервной системы. Помимо этого, если кто-нибудь из них заражался какой-нибудь инфекцией, свойственной рабочим, но не смертельной для последних, то он почти наверняка умирал. Хозяева также имели склонность к умственным расстройствам, особенно к невротическому самомнению. Вся организация и контроль во всем мире были в их руках. Рабочие, с другой стороны, хотя и страдали от всевозможных заболеваний, свойственных их среде, в целом были более здоровыми психически. Однако при этом они испытывали постоянное и болезненное чувство униженности. Хотя в различных ремеслах и любых незначительного масштаба совместных действиях они могли проявлять интеллект и умение, их разум странным образом парализовывало, если приходилось сталкиваться с действиями большего масштаба.
Менталитеты этих двух каст действительно разительно отличались. Хозяева были более склонны к индивидуальной инициативе и порокам, связанным с самоутверждением. Рабочие же были склонны к коллективизму и порокам подчинения гипнотическому влиянию толпы. Хозяева в целом были более расчетливы, предусмотрительны, независимы, уверены в себе; рабочие были запальчивы, готовы пожертвовать собой в интересах общества, часто имели лучшее представление о правильных целях социальной деятельности и несравнимо более благородны по отношению к оказавшимся в беде.
Во время нашего визита этот мир был взволнован недавними открытиями. До сих пор считалось, что природы двух каст были неизменно зафиксированы божественным законом и биологическим наследием. Но стало очевидно, что это не так, и что физические и умственные различия целиком были обусловлены воспитанием. С незапамятных времен касты пополнялись очень любопытным образом. После окончания периода "грудного" кормления все дети, рожденные с левого борта матери, независимо от родительской касты, воспитывались в правящей касте, а с правого борта – в касте рабочих. Однако хозяев, естественно, должно быть меньше количественно, чем рабочих, и такая система привела к чрезмерной многочисленности потенциальных аристократов. Эта проблема была решена следующим образом. Рожденные с правого борта дети рабочих и рожденные с левого борта дети аристократов воспитывались своими родителями; а от "левых" детей рабочих, как правило, избавлялись, принося их в жертву, и лишь немногих обменивали на "правых" детей правящей касты.
С ростом индустриализма и потребности в дешевой рабочей силе, с распространением научных идей и ослаблением религии произошло шокирующее открытие: "левые" дети обоих классов, если их воспитывать как рабочих, становились физически и умственно неотличимыми от самих рабочих. Промышленные магнаты, нуждаясь в обильной дешевой рабочей силе, закричали об аморальности детских жертв, настаивая на том, что излишних "левых" детей следует милосердно отдавать на воспитание рабочим. Вскоре некоторые ученые-раскольники совершили еще более подрывное открытие: "правые" дети, воспитанные как аристократы, приобретали лучшие линии, большие паруса, изящную фигуру и аристократическое мышление правящей касты. Представители последней попытались предотвратить распространение этой информации, но некоторые сентименталисты из их касты все же вынесли ее на свет и стали проповедовать новую притягательную доктрину социального равенства.
На протяжении нашего визита мир пребывал в ужасном беспорядке. В отсталых океанах старая система все еще не оспаривалась, но во всех более развитых регионах планеты бушевала отчаянная борьба. В одном архипелаге в результате социалистической революции к власти пришел класс рабочих. И установилась преданная своей идее, но жестокая диктатура, которая пыталась так спланировать жизнь общества, чтобы следующее поколение было гомогенным и нового вида, совмещающего в себе лучшие черты обоих классов. На остальной территории хозяева смогли убедить своих рабочих, что новые идеи были ложными и низкими и, несомненно, привели бы к всемирной нищете и голоду. Очень умно было привлечено внимание к смутному, но все усиливавшемуся подозрению, что "материалистическая наука" ошибочна и ведет в тупик, и что механизированная цивилизация заглушает духовный потенциал расы. Умелая пропаганда распространила идеал некоего совместного государства "левых и правых бортов", объединенного властью популярного диктатора, который, говорилось, возьмет на себя власть "по божественному праву и по воле народной".
Конечно же, между этими двумя типами социальной организации разгорелась отчаянная борьба. Не одна гавань, не одно морское течение окрасились кровью во время кампаний мирового масштаба. Во время смертельной схватки все самое человечное и лучшее с обеих сторон было подавлено военной необходимостью. С одной стороны, желание построить объединенный мир, где каждый индивид вел бы свободную и полноценную жизнь на службе мирового сообщества, заглушалось жаждой мести шпионам, предателям и еретикам. С другой – смутные и робкие порывы к более благородной, менее материалистической жизни были хитро трансформированы реакционными лидерами в ярость против революционеров.
Воспроизводство материальных благ цивилизации очень быстро совсем рассыпалось. И лишь когда раса опустилась почти до уровня варварства, напрочь забыв все безумные традиции больной цивилизации вместе с истинной культурой, – лишь тогда дух этих "кораблелюдей" смог вновь встать на путь развития. И лишь много тысячелетий спустя он пробился на тот высший уровень бытия, о котором мне еще предстоит поведать.
VI. Намеки Создателя звезд
Не следует думать, что триумф разумных рас в Галактике – обычное дело. До сих пор я говорил, в основном, об удачных, таких как "иглокожие" и наутилоиды, которые в конце концов преодолели кризис и достигли просветления, и лишь упомянул про сотни, тысячи несчастных миров. Такой выбор не случаен, ведь я ограничен в объеме повествования; кроме того, именно этим двум мирам вместе с некоторыми еще более странными сферами, которые будут описаны в следующей главе, суждено было оказать наибольшее влияние на судьбы всей Галактики. Однако история многих других миров "гуманоидного" ряда была ничуть не беднее. Отдельные частные жизни в них были не менее разнообразны, чем где-либо, и не менее насыщены несчастьями и радостями. Одни достигали триумфа, другие на последней стадии претерпевали быстрое падение или медленную, но величественную трагедию. Но поскольку эти миры не играют особой роли в совокупной истории Галактики, о них лучше промолчать, равно как и о бесчисленном множестве миров, которые так и не достигли даже человеческого уровня разума. Повествовать о судьбе каждого из этих миров – все равно что описывать жизнь каждого жителя Земли, забыв об общей картине общества.
Я уже говорил, что, видя гибель одного разума за другим, мы все больше ужасались бесполезностью этих смертей и кажущейся бессмысленностью вселенной. Великое количество миров, преодолев невероятные несчастья, так близко подбирались к социальному миру и счастью – только чтобы потерять все и навсегда. Зачастую беду приносил какой-нибудь тривиальный изъян в темпераменте или в биологической природе. Некоторым расам не хватало ума, другим не хватало социальной мотивации, чтобы справиться с проблемами объединенного мирового сообщества. Одни гибли от эпидемии до того, как окрепнет медицина, другие вымирали вследствие перемены климата, многие – из-за разрежения атмосферы. Иногда конец наступал от попадания в плотные облака пыли или газа или в результате бомбардировки гигантских метеорами. Не одна планета погибла от падения ее спутника. Меньшее тело, вращаясь вокруг большего, бесчисленные века пролетало сквозь очень разреженное, но непрестанно присутствующее облако свободных атомов межзвездного пространства, теряя кинетическую энергию. Его орбита сужалась, сначала незаметно, потом все быстрее и быстрее. Это приводило к усилению океанских приливов большей планеты, которые топили почти всю цивилизацию. Потом, под усиливающимся действием гравитации, луна начинала разрушаться. Сначала на большую планету обрушивались лунные океаны, затем падали горы, и под конец – гигантские огненные части ядра. Если ни одно из этих несчастий не становилось причиной гибели мира, то он все равно был обречен. Собственная орбита планеты, неизбежно сужаясь, приводит каждый мир ближе к солнцу, и по мере приближения к нему условия на планете рано или поздно становятся непереносимыми, и постепенно все живое бывает сожжено.
Разочарование, страх, ужас неоднократно охватывали нас, когда мы становились свидетелями этих гигантских катастроф. Агония жалости к последним выжившим в этих мирах была неотъемлемой частью нашего учения.
Наиболее развитые из погибших рас не нуждались в нашей жалости, потому что они, казалось, способны были встретить конец всего, что было взлелеяно ими, в спокойствии, даже со странной невозмутимой радостью, которую мы на тот момент еще никак не могли понять. Но немногие, лишь единицы, достигали такого состояния. И только несколько из великого множества миров могли пробиться к социальному миру и полноте, к которым стремились все. В менее развитых мирах очень немногие индивидуумы смогли достичь удовлетворения жизнью даже в узких пределах их собственной несовершенной природы. Без сомнения, отдельные представители, тут и там, почти в каждом мире, добивались не только счастья, но и радости, которая выходила за пределы всякого понимания. Но нам, подавленным страданиями и тщетностью тысяч рас, казалось, что само это счастье, этот экстаз – был ли он присущ только разрозненным представителям или целым мирам, – в конце концов были ложны, и что те, кто нашли их, всего лишь одурманены собственным нетипичным блаженством духа. Потому что, несомненно, это делало их нечувствительными к ужасу, окружавшему их.
Постоянным мотивом нашего паломничества оставалось то стремление, которое некогда вело людей на Земле в поисках Бога. Да, все мы как один покинули свои родные планеты с целью выяснить, кто он, тот дух, которого все мы в глубине души знали и нерешительно лелеяли, дух, который земляне иногда называют гуманным, – Повелитель Вселенной или изгнанник; всемогущий или бессильный. И теперь мы начинали понимать, что если у космоса и есть повелитель, то не такой вот дух, а какой-то другой, который, создавая бесконечный фонтан миров, заботился не о существах, порожденных им, а о чем-то другом, нечеловеческом, непонятном.
Однако наравне с унынием мы все сильнее испытывали жажду бесстрашно посмотреть в лицо этого духа космоса, каким бы он ни был. Продолжая свое путешествие, переходя снова и снова от трагедии к фарсу, от фарса к величию, от величия зачастую к финальной трагедии, мы все сильнее чувствовали, что некий ужасный, святой и одновременно невообразимо опасный и смертельный секрет находится по ту сторону нашего понимания. Снова и снова мы разрывались между ужасом и очарованием, между гневом против вселенной (или Создателя) и беспричинным благоговением.
Точно такой же конфликт можно было наблюдать во всех мирах, которые обладали менталитетом, схожим с нашим. Наблюдая за этими мирами и фазами их позднего развития, пытаясь нащупать путь на следующий уровень духовного становления, мы наконец научились ясно видеть начальные этапы эволюции любой планеты. Даже в самые примитивные эпохи любого обычного разумного мира в некоторых умах присутствовало побуждение искать и воспевать что-нибудь вселенское. Этот импульс сначала затенялся желанием покровительства некоей могучей силы. Неизбежно эти существа приходили к выводу, что это нечто и было Властью, и что надо было молиться, чтобы умилостивить ее. Так, они считали, что существовал некий всемогущий тиран вселенной, а самих себя видели его возлюбленными детьми. Но со временем их пророки понимали, что не одной лишь Властью восхищалось сердце. Тогда теория возводила на трон Мудрость, или Закон, или Справедливость. И после некоторого периода поклонения какому-нибудь воображаемому законодателю или самому святому закону эти существа обнаруживали, что все эти концепции тоже слишком неадекватны, для определения того неописуемого величия, которое их сердце чувствовало и безмолвно воспевало во всем.