Исходя из теории Ю.С. Степанова, концепты в отличие от понятий обладают двумя специфическими признаками: 1) определенным уровнем субъективности и 2) многоярусной организацией. Действительно, концепты не только мыслятся, но и переживаются. Они отражают человеческие эмоции, симпатии и антипатии, а иногда и столкновения (Степанов, 1997:41). Согласнотеориимного-ярусной организации концепта, в нем выделяют три основных слоя: 1) "активный" (актуальный) – своего рода верхушка айсберга – основной, очевидный для всех ныне живущих людей признак концепта, позволяющий апеллировать к нему и оперировать им даже обыденному сознанию; 2) "пассивный" (исторический, фоновый), включающий его дополнительные признаки, – "кристаллизация" его важнейших осмыслений и толкований в различные культурные эпохи (Ю.С. Степанов); 3) внутренняя форма, или этимологический признак концепта, – его смысловое первоначало, запечатленное во внешней словесной форме.
Соположенность и взаимодополняемость этих слоев служат доказательством гармонического сочетания в концепте постоянных и видоизменяющихся компонентов. Стабильность и постоянство обеспечивает концепту его внутренняя форма – первооснова концепта, воплощенная во внешней словесной форме. Речемыслительная мобильность концепта опирается на динамическое соотношение смыслового содержания его первых двух слоев – актуального и исторического. Благодаря этому становится возможной модификация исторического, фонового содержания, актуализация одних и погашение других смыслов. В этом плане концепт остается всегда незавершенным, структурно "открытым".
Понятию же эти свойства не присущи. Определяющими его признаками выступают стабильность, объективность, концентрация наиболее существенных признаков и абстрагирование от всего несущественного, частного и субъективного. Ср.: понятие "спартанец" – житель Спарты и концепт "Спартанец" (о строгих, суровых, неприхотливых людях с сильным характером). Например: Он сохранил военную выправку, жил спартанцем и монахом (И.С. Тургенев. Новь). Содержание понятия интенсионально, содержание концепта импликационально.
Последнее время в лингвокультурологии все чаще (к сожалению, без должного обоснования) используется термин культурный концепт. Насколько оправданно его использование наряду с существующим однословным термином концепт?
A priori ясно, что использование нового термина имеет смысл только в одном случае: если исходить из предположения, что не все концепты культурно маркированы. Такое предположение не беспочвенно. Обратимся к традиционному метаязыку, где концепт – смысловое целостное образование, объективируемое в языке не только словом, системой его ЛСВ или парадигмой словоформ, а некоторой совокупностью слов, такой, как ЛСГ или синонимико-ан-тонимические блоки. Это универсальные знания, имеющие полевую организацию, которые образуют некие понятийные категории и кодируются большинством известных языков. С.Д. Кацнельсон называет их "онтологическими", "внеязыковыми", "когнитивными" или "речемыслительными". В таком же ракурсе истолковывает концепт и Е.С. Кубрякова (КСКТ, 1996: 90), определяющая его как оперативную содержательную единицу памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis). При таком понимании концепт оказывается родственным по своему содержанию более знакомым категориям – понятиям "информация" и "смысл".
Однако здесь также нет полного понятийного тождества: информация в отличие от концепта – это все те данные, которые поступают человеку извне по самым разным каналам – чувственно-перцептуальным и сенсорно-моторным (Л.Г. Лузина). В традиционном языкознании под информацией понимают любые сведения о фактах, событиях, процессах, содержащиеся в семантике единиц языка и речи. В лексике и фраземике информация отождествляется с лексическим и фразеологическим значениями, в синтаксисе – с пропозициональным содержанием предложения, в тексте – с эвристически полученными сведениями коммуникативно-прагматического характера. В когнитологии сформировалось понятие концептуальной информации, под которой понимают продукты осмысления всех поступающих по разным каналам сведений, которые в дискурсе представляют говорящим не только собственно знания, но и убеждения, мнения и установки. Концепт же – это не просто информация, это тот формат, который служит своего рода "упаковкой" осмысленной и структурированной информации. И в этом плане концепт сближается с категорией смысла.
Некоторые исследователи даже используют термин концепт как синоним смыслу. Однако не лишено также оснований мнение, согласно которому концепт относится к смыслу как его интерпретатор и как продукт его герменевтической обработки. Такое понимание соотношения концепта и смысла находит поддержку в теории концептуализации и категоризации мира, в процессе которых происходит классификация, подведение под те или иные категории осмысленной информации. Смыслы как минимальные единицы человеческого опыта структурируются в концепты, а те, в свою очередь, на основании имеющихся в их составе общих смыслов объединяются в категории. В рамках концепта смыслы постоянно уточняются и модифицируются, приводятся в соответствие с вновь получаемой информацией. Именно поэтому концепты служат оперативными единицами нашего сознания.
В любом случае концепт выступает мыслительным посредником между языком и внеязыковым миром и в этом своем статусе не обязательно оказывается этнокультурно маркированным образованием. Если согласиться с теми исследователями, которые полагают, что "некультурных концептов" в языке нет вообще, то это поставит под сомнение правомерность выделения самой лингвокультурологии в отдельную научную дисциплину.
В современной лингвокультурологии практически никем не оспаривается положение о том, что культурный концепт – многомерное ментальное образование (Ляпин, 1997: 18; Степанов, 1997: 41; Воркачев, 2002: 80; Карасик, 2002: 129), в котором выделяются несколько качественно отличных составляющих (слоев или измерений).
По наблюдениям С.Г. Воркачева, разногласия в понимании сущности культурного концепта вызваны главным образом расхождениями в определении количества и характера его смысловых компонентов. Так, Ляпин, например, утверждает, что "дискретная целостность" культурного концепта образуется взаимодействием "понятия", "образа" и "действия" (Ляпин, 1997: 18). Ю.С. Степанов выделяет в концепте, кроме понятийной составляющей, и "все, что делает его фактом культуры" – этимологию, современные ассоциации и оценки (Степанов, 1997: 41). В.И. Карасик считает, что в культурном концепте содержатся "ценностная, образная и понятийная стороны" (Карасик, 2002: 129). По С.Г. Воркачеву, понятийная составляющая отражает признаковую и дефиниционную структуру культурного концепта; образная составляющая фиксирует когнитивные метафоры, поддерживающие его в актуальной зоне языкового сознания; значимостная составляющая определяется местом, которое занимает имя концепта в языковой системе (Воркачев, 2002: 80).
Многомерность культурного концепта соотносима с его сложностью, внутренней расчлененностью, что обусловливает получение статуса культурного концепта для семантически неразложимых ментальных образований погружением в культурно-языковую среду: оператор логики оценок "безразлично" в языке с приобретением аксиологических коннотаций и образных ассоциаций становится концептом "равнодушие / апатия".
Без сопоставительного анализа изучение культурных концептов невозможно, поскольку в противном случае невозможно (а) выявление отличительных черт концепта как единицы лингвокультуры, (б) установление его этнокультурной специфики. В качестве этноспецифичного может приниматься признак, положенный в основу номинации, – внутренняя форма имени. Этноспецифичность может усматриваться в стереотипизации моделей мировосприятия и поведенческих реакций, отраженных в семантике концепта (см.: Добровольский, 1997: 37, 42). Этноспецифичность концепта в контексте межъязыкового сопоставления, по мнению С.Г. Воркачева, дает основания рассматривать его как единицу национального менталитета, отличного от ментальности как общей совокупности черт национального характера.
Культурный концепт – многомерная интегрирующая эвристическая категория, в которой выделяются, как можно было увидеть, преимущественно три разнородные составляющие, но, по сути, лишь одной из них приписывается определяющее начало.
Конституирующим в семантике концепта может быть понятие, находящееся под другими его слоями и поэтому скрытое от поверхностного восприятия. Следовательно, описать понятийную составляющую концепта с точки зрения классической логики, через перечисление существенных признаков познаваемого объекта оказывается невозможным. В таком случае ее толкуют через отрицание (см.: Степанов, 1997: 76; Колесов, 2002: 64). Считается, что это то в содержании концепта, что не является образным, не связано с местом имени концепта в лексической системе языка и т. п.
Определяющим в смысловом содержании культурного концепта выступает, как правило, ассоциативный компонент в форме образно-метафорических коннотаций. Включение в состав концепта образной составляющей (Воркачев, 2001: 54–57) (типового представления, гештальта, прототипа, стереотипа, символа и пр.) – это как раз то, что выгодно отличает его от понятия, лишенного наглядности. Более того, "вещные коннотации", отраженные в несвободной сочетаемости имени концепта, могут как раз раскрывать его этнокультурную специфику (Чернейко, 1997: 285). В ходе вербализации концепта образная составляющая становления концепта может преобразовываться в символ (Колесов, 2002: 107).
И, наконец, определяющим в тройке "измерений" концепта может быть номинативное, собственно лингвокультурологическое, связанное с его вербализацией в конкретном естественном языке и ориентированное на имя концепта слово, его воплощающее.
Формальной характеристикой культурного концепта является множественность одно– или разноуровневых средств его реализации, что напрямую связано с релевантностью, важностью этого концепта для данного лингвокультурного сообщества, аксиологической либо иной ценностью явления, отраженного в его содержании (Карасик, 2002: 139). Другим проявлением релевантности содержания культурного концепта можно считать его "переживаемость" (Степанов, 1997:41): способность при попадании в фокус сознания интенсифицировать духовную жизнь человека.
Синонимические средства, образующие план выражения культурного концепта, группируются и упорядочиваются частотно и функционально. Внутри семантических гнезд С.Г. Воркачев выделяет концепты разной культурной значимости: "счастье – блаженство", "любовь – милость", "справедливость – правда", "свобода – воля", "честь – достоинство" и пр., где этноспецифическая маркированность закреплена преимущественно за вторыми членами пары.
В основу типологии культурных концептов может быть положен также уровень абстракции их имен: если имена естественных реалий обычно концептами не считаются, то имена предметных артефактов, обрастая этнокультурными коннотациями, как правило, становятся репрезентаторами культурного концепта.
И все же культурные концепты, как и концепты культурно нейтральные, – прежде всего, ментальные сущности, в которых, как сказал бы В. фон Гумбольдт, отражается "дух народа". Все это и определяет антропоцентричность культурных концептов – ориентированность на духовность, субъективность, социальность и "личностность" носителя того или иного этнокультурного сознания.
Вопросы для самопроверки
1. Дайте определение этноязыкового сознания.
2. Почему этноязыковое сознание культурно маркировано?
Проблемные задания
♦ Представьте свои аргументы, подтверждающие или опровергающие реальность этноязыкового сознания.
♦ Раскройте сущность языкового сознания.
♦ Назовите этнокультурные константы языкового сознания.
Глава 9
Лингвокультура и познание
9.1. Лингвокультурологические аспекты взаимоотношения языка и познания. 9.2. Этнокультурное своеобразие слова.
9.1. Лингвокультурологические аспекты взаимоотношения языка и познания
Обозначенная проблема для языкознания не нова. Увлечение когнитивной семантикой на рубеже XX–XXI веков иногда сознательно или подсознательно связывается с представлением о том, что системно-структурные аспекты лингвистического анализа исчерпали свой эвристический потенциал. Такому пониманию, как ошибочному, противопоставляется убеждение А.В. Бондарко, что развитие когнитивной семантики не только не противоречит системно-структурному подходу, но, наоборот, предполагает его. Их совместимость допустима и с точки зрения описания средств формального выражения языковых значений, и с точки зрения системного моделирования семантических категорий языка и речи (единиц языка, высказывания и даже целого текста). Нет сомнения, что речь должна идти о системно-когнитивном исследовании языковой семантики.
Вместе с тем это не значит, что допускается возможность простого объединения семантики системно-структурной и семантики когнитивной. Этому противостоит отсутствие у них единого принципа. Системно-структурная семантика исследует содержание слова с позиции объекта (логический подход), а когнитивная – с позиции субъекта (антропоцентрический подход). Некоторыми учеными высказываются суждения о несовместимости двух названных подходов (Чернейко, 2003). Думается, что здесь нет оснований говорить о несовместимости методологических позиций. Наоборот, системно-структурный подход не противоречит стратегическим основам когнитивной семантики. Последняя, хотя и опирается главным образом на синтетическое видение объекта во всей его целостности и сложности, все же не может обойтись без аналитического осмысления реальной действительности (без разложения целого на части и установления между ними закономерных связей и отношений). Более того, синтез предполагает аналитическое мышление: прежде чем синтезировать познаваемое событие, необходимо знать, что в данный момент моделирование картины мира (или отдельного ее фрагмента) подлежит мысленной интеграции. И все же подобного рода аргументы останутся неубедительными, если не уточнить, о какой системно-структурной семантике идет речь.
Сразу же необходимо сказать, что исключаются принципы того лингвистического структурализма, который представлен в его ортодоксальном виде. Тем более что большинством структуральных школ (американским дескриптивизмом и копенгагенской глоссематикой) семантика вообще выводилась за рамки лингвистического исследования (исключение составляли Лондонская структуральная школа и Пражская функциональная лингвистика). Речь идет о таком подходе, при котором ставятся и решаются вопросы, связанные с устройством объекта исследования. Именно в ходе его реализации была достаточно основательно структурирована семантическая система языка в отечественном языкознании. В ее моделировании, как известно, используются элементы структурной семасиологии, а разработанная методика компонентного анализа позволила смоделировать семантическую структуру языка в целом, представить семантическую структуру отдельных языковых единиц и на этой основе описать принципы упорядочения отдельных семантических подсистем (ЛСГ, семантических полей и др.).
Однако для комплексного и корректного рассмотрения проблемы синергетики сопряженного кодирования информации языковыми и мыслительными средствами этого явно недостаточно. Собственно проблема состоит в том, что наши знания обычно не поддаются эксплицитной языковой и логической репрезентации. Ее сложность задана на нейрологическом уровне, поскольку образная информация сохраняется в правом полушарии коры головного мозга в виде зрительных образов, а мыслительная (понятийная) – в левом в виде сигнификатов линейно упорядоченных вербальных единиц (см.: Величковский, 1982: 237).
Ясно, что знания обоих типов не существуют изолированно, информация при необходимости перебрасывается с одного полушария в другое, она постоянно сверяется, коррелируется. Чрезвычайно важно понять, при помощи сопряжения каких мыслительных и языковых механизмов возникает та неуловимая синергетика слова, которая позволяет ему быть не только средством передачи, но и средством формирования и выражения мысли. Полагаю, что решение данной задачи нуждается в особом когнитивно-семиологическом подходе, опирающемся на синтетико-аналитическое осмысление взаимодействия внеязыковой и языковой семантики. Структурные элементы (наносмыслы) образного и понятийного познания на разных этапах отражения и интерпретации действительности находятся в интерактивном режиме: переходят друг в друга. Такая взаимность возможна лишь в том случае, если смысловые структуры языкового и доязыкового мышления изоморфны на уровне глубинной семантики (см.: Величковский, 1982: 237).
Объективирование информации языковыми и довербальными средствами можно рассматривать как явление двойного кодирования, согласно теории которого в процессе взаимодействия языкового и довербального кодов включаются механизмы избирательного внимания, благодаря чему при переходе от ощущений к восприятию и представлениям запоминаются наиболее значимые для человека признаки и свойства познаваемого объекта. Это приводит к конденсации и кристаллизации приобретенной информации в форме первичного концепта. Он – продукт многократного перекодирования мысли с правого, довербального, полушария коры головного мозга в левое (речевое) и наоборот. Такое перекодирование, преодолевая законы линейного мышления, порождает симультанные, синергетические (нелинейные) содержательные формы концепта, образующие его многослойную организацию, на которую впервые обратил внимание Ю.С. Степанов (1997).
Многослойный характер смыслового содержания концепта обусловливается двумя факторами: поэтапной, слойно-ярусной обработкой информации и триединством ее категоризации в (а) когнитивную систему, (б) эмотивно-оценочную и (в) языковую. Многослойная структура концепта формируется в результате взаимодействия разных креативных источников – эмпирического (предметно-чувственный опыт), мотивационного, рефлексивного и интерпретационного. В результате на основе иерархически организованной информации, с одной стороны, формируется знание индивида и сознание как общественная когнитивная категория, с другой – структурируется семантическое пространство языка.
Основой такого структурирования служат понятия "смысл", "значение" и "значимость" (наше понимание этих понятий см.: Алефиренко, 2005). В семасиологии бытуют различные толкования этой триады. В семасиологической концепции академика Д.Н. Шмелева (1973: 15), например, смысл определяется как "внеязыковое предметное содержание" слова. В нашей концепции такое понимание смысла является исходным, но не единственным. Кроме довербального, мы выделяем еще и речевой смысл. Однако и во второй своей разновидности он оказывается проецированным на внеязыковую действительность. Это позволяет использовать категорию смысла в исследованиях по когнитивной семантике в процессе познания и вербализации объектов внеязыковой действительности. В этом плане некоторые исследователи усматривают возможность параллельного употребления таких двух смежных понятий когнитивной семантики, как "концепт" и "смысл".