Может быть, дело в борьбе мотивов? Ведь совершенно понятно, что мы в своей повседневной деятельности находимся в таком несметном количестве ролей, что они подчас неизбежно противоречат друг другу, хотя мы и не знаем об этом, а в результате просто не понимаем, чего мы хотим на самом деле. Так, мужчина может завести себе любовницу (роль "любовника"), продолжая, при этом, неплохо относиться к своей жене (роль "мужа"). По-своему, он ее любит и разводиться с ней не хочет (роль "семьянина"). Возможно, ему бы хотелось признаться ей в том, что у него появилась вторая семья, ведь он не хочет обманывать того, к кому хорошо относится (роль "хорошего человека"). Но этим он ее расстроит (роль "заботливого человека"), она, скорее всего, его осудит (роль "подсудимого"), не захочет этого терпеть (роль "наказанного"). Короче говоря, десятки, а то и сотни ролей перманентно примеряются к одной и той же ситуации. Но ведь это тоже нельзя назвать ложным представлением о себе… По-настоящему противоречивыми его чувства были бы в ситуации, когда он любит, но хочет расстаться, когда он не любит, но не считает возможным уйти. Какое-то глубокое чувство или держит его, или, напротив, толкает прочь, глубокое настолько, что его уже и не объяснишь с позиции "теории ролей".
В действительности, любое наше представление о себе ложно, поскольку мы ошибочно отождествлены с собственным содержанием – своими мыслями, успехами, опытом, переживаниями, чувствами. Нам трудно даже представить это – что мы, на самом деле, совсем не то, что мы думаем, чувствуем, и то, что мы прожили. Но это действительно так, мы сделали возможным все это содержание, но мы – не это содержание. В других условиях, мы наполнились бы другим. Все наши мысли, чувства, опыт – это не мы, это результаты отношений "нас" и "не-нас". Да, мы не знаем самих себя, все наши знания о себе косвенны, мы знаем лишь результаты наших отношений с миром. Из-под земли бьет родник, значит, под землей подводная река… Но есть ли она там, не прорвало ли это трубу отопления? А если и есть, то какова она – насколько велика, глубока и так далее? Обо всем этом мы не можем судить! А человек не подвергает сомнению свои суждения, мысли, переживания. Разумеется, ведь он это чувствует, переживает, он это мыслит…
В самой нашей организации заложено это отождествление себя с проявлениями себя и суждении о себе как об этих проявлениях. Но на самом деле, человек – это не его проявления, он их источник, а не результат. Только осознание того, что все мы заблуждаемся на свой счет, дает нам, хотя бы и на мгновение, но реальную возможность трезво взглянуть на свою жизнь. И именно в этот момент родится, спонтанно проявит себя наша естественность. Зачастую, надо дойти до основания и отвергнуть его – и только тогда проявит себя то, что истинно, что естественно, а проявление это будет спонтанно, поскольку оно уже не будет зависеть от того, с чем мы отождествляем себя, но чем не являемся.
В реалиях жизни можно быть адаптированным лишь естественным путем, только естественность и спонтанность позволяют человеку достичь не-страдающего существования. Нелепо рассчитывать, что сложное нагромождение элементов, подчас взаимоисключающих друг друга, составляющих неповоротливое существо, имя которому – личность, сможет достичь оптимальной степени адаптации. Психотерапевты (от психоаналитиков до гуманистов) почти всегда говорят лишь об "облегчении" страдания, но не об излечении. Именно поэтому жизненно важен поиск путей возвращения к собственной индивидуальности (сущности), которая и является оплотом нашей естественности.
Глава пятая
Сущность человека в системе личности
Личность никогда не может оставаться анонимной; она всегда готова облачиться в новые одежды, получить другое имя, так как отождествление с чем-либо – ее подлинная сущность.
Джидду Кришнамурти
Новая методология рассматривает "сущность" как проявление "сути", а "суть" в свою очередь определяется принципом центра. "Центр" принадлежит миру принципов, о "сути" мы говорим как о том, что принадлежит к сфере непосредственно существующего. И если о "центре" мы говорим, что его нет, то о "сути" этого сказать уже нельзя. "Суть", будучи аналогом "центра" в сущем, являет собой неограниченную полипотентную возможность, поэтому мы вправе говорить, что всякий человек, если рассматривать его как сущность, – это ничем не ограниченный мир. С другой стороны, мы совершенно свободно рассуждаем о сути вещей, событий, каких-то фактов или книг, когда же дело доходит до "сути человека", возникают проблемы. Кажется, что здесь нечто большее, что-то не совсем так.
Выше в общих чертах мы уже коснулись основных положений теории личности, созданной на основе новой методологии, теперь мы взглянем на нее в ракурсе, который приблизит нас к пониманию рассматриваемого здесь вопроса. Да, всякий из нас некогда представлял собой чистую, почти не замутненную сущность, способную к таким же сущностным отношениям с другими. Но социум стоит на ролевых отношениях, а не на сущностных. Ребенку начинают предъявлять различные требования, выдвигать условия, что хотя и естественно, но травматично. Мама же знает, что она "мама", и уже одно это "накладывает" на нее груз ответственности за будущее ее ребенка и ответственность перед обществом за ребенка (начиная от воспитательницы в детском саду, заканчивая народным судьей и присяжным заседателем). Далее к воспитанию ребенка присоединяется "общество" – родители, воспитатели, учителя. Потом и сам ребенок, осознавая свою самостоятельность и, вместе с тем, принадлежность обществу, вытягивается в сферу социальных отношений, отрабатывает одну за другой свои социальные роли. И здесь уже нет места прежней сущностной активности и истинной индивидуальности ребенка, а есть лишь некая позиция, которую малыш – волей или неволей – занимает.
Продолжим начатую в эпиграфе цитату Кришнамурти, в которой он рассуждает о личности: "Этот процесс отождествления препятствует осознанию ее собственной природы. Процесс накопления и отождествления создает "я", позитивно или негативно; и его деятельность всегда замкнута в себе, каким бы широким ни было огороженное пространство. Любое усилие "я" быть или не быть – это движение в сторону от того, что есть". Это есть и есть для Кришнамурти сущность человека, или, иначе, центр, неслучайно он сравнивает его с "пустотой". Отождествление фактически закрывает всякую возможность для проявления нашей истинной сущности. Только через отождествление человек становится личностью, личностью, готовой защищать мнимые идеалы, служить иллюзорным целям, выполнять требуемое от нее социумом, полагая, что так она проявляет свою "индивидуальность", что, конечно, не так.
В процессе психотерапии, да и просто в межличностных отношениях нам подчас удается почувствовать сущность другого человека. Нечто подобное мы переживали в детстве, в состоянии каких-то "пиковых переживаний" (как сказал бы А. Маслоу), в стрессовых или чрезвычайных обстоятельствах, во взаимодействии с человеком, которого мы можем назвать своим настоящим учителем. Но в целом, это исключение из правил. В остальном мы живем в системе отождествлений. Впрочем, многие роли человек умело играет, вовсе с ними не отождествляясь. Те и другие – отождествленные и неотождествленные "я" – и составляют структуру личности, два ее внешних контура. Именно они, взращенные на ниве формальных межличностных отношений, препятствуют проявлению сущности, словно томя ее в темнице, и в этом странном заточении она проводит долгие годы, а подчас и всю жизнь.
Социум требует от нас "быть личностью", иными словами, играть роли, которые нужны общественным отношениям. И только близкие могут потребовать у нас, чтобы мы открылись им своей сущностью. Но кто рискнет открыть дверь в святая святых, к самой своей сущности в ответ на ультимативное, зачастую, требование? Напротив, мы еще сильнее забаррикадируемся в своих ролях, желая защитить самое дорогое. И хотя личность не всегда помнит, что именно она защищает, но какое-то подспудное ощущение, принесенное ею из раннего детства, не дает ни малейшего повода для сомнения – "это нуждается в защите!" Ну и самое печальное в этой ситуации состоит в том, что мы скрываем свою сущность не только от других, но и от самих себя, а вот как раз таки в этом виновато только отождествление, не будь его, мы хотя бы искали себя, пытались найти. Но даже этого, за редкими исключениями, не происходит.
Если же нам все-таки удается хоть на какой-то миг избавиться от отождествлений, ролевой игры, и мы достигаем в переживании своей сущности, это потрясающий и хотя бы отчасти преобразующий человека опыт. Описать это переживание невозможно, здесь уместны только образные сравнения. Представьте крохотный, почти неразличимый, лишь ощущаемый теплый, живой комочек, который притаился на несоизмеримо больших ладонях. В этом странном ощущении несоизмеримости объемов, нежности рук, которые чувствуют себя неловкими и стараются быть как можно более аккуратными, боясь повредить притаившееся на них чудо, в этом вдохновенном состоянии секунда кажется вечностью, нет ни цвета, ни запаха, ничего иного. Руки сами ничего не чувствуют, но они каким-то необычным образом отчетливо ощущают незримое присутствие в себе другого существа. Познание сущности происходит именно через эту разрывающую несопоставимость, при ощущении крайней ранимости кого-то дорогого, но бесконечно близкого и родного.
Сущность и индивидуальность
Древо мудрости есть тело,
А гладь зеркальная – душа:
Держи их в чистоте всегда,
Смотри, чтоб пыль на них не села.
Дзинсю
Нет древа мудрости
И нет зеркальной глади;
С начала самого нет ничего -
Так что же может пылью покрываться?
Шестой Патриарх Дзэн – Эно
Индивидуальность – это не система отличий, поскольку если найдены отличия, то должны иметь место и сходства, а наличие сходств упраздняет уникальность, без которой индивидуальность немыслима. Именно поэтому индивидуальность невозможно определить иначе, как сказать: "индивидуальность". При этом мы все ее ощущаем, когда, например, говорим: "я". В этом емком и лаконичном слове содержится утверждение абсолютной отличности, самостийности, единичности, индивидуальности… Это утверждение стало основанием декартовской философии и раскрепостило "западное" мышление. Но, неправильно оцененное, именно оно в последующем проложило дорогу в мир спекулятивных идей. Чуть позже это же утверждение возродило философию в лице экзистенциалистов и феноменологов. Впрочем, оно же, к сожалению, через какое-то время заставило их позабыть о тех, для кого они философствуют.
До сих пор индивидуальность, в подавляющем большинстве случаев, понималась формально, как содержательная отличность. Все мы, с одной стороны, имплицитно носим в себе ощущение своей индивидуальности, с другой стороны, у нас есть все основания думать подобным образом – мы видим, что мы разные; все это позволяет формально-логически заключить, что индивидуальность – это отличность людей друг от друга по форме и содержанию. Робкую попытку воспротивиться этой, казалось бы, "самоочевидной" идее делает Мартин Бубер, предупреждая исследователей феномена человека от такого заключения. Вот что он пишет: "Принцип идивидуализации – основополагающий факт бесконечного многообразия человеческих личностей, каждая из которых выходит только такой, а не иной, – не делает антропологическое познание чем-то относительным, но, напротив, составляет его ядро и остов". Этим утверждается мысль о том, что индивидуальность – это некая "всеобщность", которая роднит всех нас, "всеобщность", которая может стать основанием для фундаментального антропологического исследования. Впрочем, Бубер не отвечает на основной вопрос – откуда этот "принцип индивидуальности" и в чем его проявление, что значит "только такой, а не иной", в каком это смысле?
Содержательно мы, разумеется, отличны, да еще как! У всякого свой опыт, своя жизнь, своя история (воспитание, среда, образование, связи, внешность, биология и проч.), но истинная индивидуальность, ощущаемая человеком, не в этом. Если мы что-то делаем, решаем какую-то проблему – это делаем мы, находясь в какой-то своей собственной реальности, где расположены и функционируют наши собственные ценности, приоритеты, определенный круг знаний, познавательных стратегий и т. п. Это наш мир, состоящий из колоссального, неограниченного числа элементов, число которых непрестанно увеличивается: происходят новые события, что-то умирает, а что-то рождается – все это пополняет наш мир и делает его интересным, мы живем этим. Но это не индивидуальность, точнее – еще не индивидуальность.
Индивидуальность – это, прежде всего, внутреннее, глубокое ощущение себя, ощущение отличности себя, это ощущение сопутствует нам и в толпе, и в одиночестве. То, что индивидуальность, – переживание, делает ее в какой-то мере экзистенциальной, это и не реальность, которую можно пощупать, это и не идея, в которую мы верим, это доподлинное ощущение, столь же достоверное, как боль или свет. Но если для ощущения боли или света в организме, физическом теле человека предусмотрены специальные рецепторы, то тут, для ощущения своей индивидуальности, рецепторов не предусмотрено. Индивидуальность, таким образом, – это сущностная категория.
Люди на самом деле очень похожи друг на друга, мы, правда, этого не замечаем, но самое интересное – это то, что мы похожи тем, в чем привыкли видеть кардинальное отличие. Привычно считать, что мы похожи друг на друга чертами, типами характера (какое множество создано психологией классификаций характеров!), складом ума (гуманитарным или математическим), эмоциональными и волевыми качествами – нас называют то слабыми, то сильными, то возбудимыми, то пассивными и проч., и проч. А есть то, что, якобы, объединяет всех нас, без каких бы то ни было классификаций: "все мы грешны", "человек человеку – волк", "все люди – эгоисты" и так далее.
Идея-фикс о похожести людей не обошла ни этику, ни эстетику, ни сексуальную сферу, причем все это в каком-то убогом, прямо-таки мещанском контексте. Идеология "общности" культивируется на стремлении масс к справедливости, равноправию, она удовлетворяет желания обывателя "понимать", что происходит и кто такой тот – другой; именно поэтому так популярна психология типов и тому подобные практики. "Да что вы хотите? – это же эпилептоидный тип!", "А чего можно ожидать от холерика?", "Предупреждаю вас, она истеричка…" Чего стоят такие утверждения? Очевидно одно: такое псевдопонимание другого человека (Другого) ведет к полному прекращению всяких попыток если не познать его, то хотя бы приблизиться к нему.
Чем же мы в действительности так похожи друг на друга, как говорят – "в принципе"? В чем кардинальное сходство всех людей, если откинуть бесконечное множество частных претендентов на это звание? Сущностью, изначальной хорошестью нашей сущности. "Хорош" – слово вовсе не морального генезиса, это ощущение данности. Оно вовсе не точка на оси "плохой-хороший", "отличный-отвратный", и это даже не качество некого стороннего предмета, но, скорее, указание на факт наших отношений с ним. И именно это отношение, появляющееся, возникающее между нами, и определяется подобным образом – "хорош". Это то, что мы ощущаем в этих отношениях.
Впрочем, привычно думать, что именно сущностями мы и отличаемся: "Уж мы-то этим отличаемся!" – думаем мы подчас. Но на чем основан такой вывод? Когда говоришь: "Человек изначально хорош…", частенько слышишь в ответ чье-то совершенно не осмысленное возражение: "Нет, – мол, – это не так". Если после этого уточнить: "Но ведь никто, надо полагать, не рождается подонком и убийцей?…", акценты смещаются. А если же не остановиться на этом и продолжить: "…и это никуда не уходит", то вновь встретишь непреодолимое возражение: "Нет, это не так!" Но кто из всех нас, если он честен и правдиво рефлексирует свои переживания, считает, что он "плох"? Случаи, когда человек искренне, глубоко и совершенно уверен в том, что он "плох", "гадок" и что-то еще в этом роде, встречаются крайне редко, и, как правило, они связаны с тяжелой психической (психоорганической) патологией.
Каждый из нас совершенно уверен в том, что он "хороший" – "в глубине", "по сути". "Я иногда могу поступить нехорошо, даже плохо, – думаем мы, – но в глубине, внутри я же и не хотел специально, намеренно сделать кому-то плохо, просто – чтобы сделать… – оправдываемся мы. – Так надо было поступить – положено, обстоятельства, ситуация…" Утверждение, что все мы "в сущности хорошие", имеет самые непосредственные основания – искренние отношения принятия с другим (Другим), желание понять его, неизменно приводит нас к ощущению "хорошести" всякого человека. Мы можем сожалеть, что содержательно мысли какого-то человека безобразны или откровенно антигуманны, мы можем видеть, как искажено его мышление жесткими, вредными стереотипами и установками, мы можем иметь дело с отвратительными проявлениями агрессии, несносным поведением и проч., и проч., но при всем этом понимать: "он просто заблудился", "это не его вина, это его беда". Вы верите в раскаяние преступника? Почему приговоренные к смертной казни, подчас, обращаются к религии? Что-то снисходит или же, напротив, что-то исходит от такого страдающего человека?
Если мы не считаем себя заслуживающими положительной самооценки и занимаемся самокритикой – это лишь "мимолетное увлечение" очередной красивой или романтической, но совершенно бесплодной идеей. Или же причиной тому может быть "мода", "светская забава", но не более того… На самом же деле мы все себя любим, считаем себя "хорошими" и заслуживающими лучшего. Не будь так, мы не могли бы себя даже пожалеть, мы бы не допустили самосочувствия, мы бы, вероятно, очень скоро покончили с собой… Более того, в социальном аспекте мы были бы совершенно вредны окружающим. Вы можете представить себе, как будет относиться к другим человек, который в самом себе не может найти ничего хорошего и значащего?
Итак, мы установили прежде, что индивидуальность – это наша естественность и спонтанность, которая проявляется в отношении с чем бы то ни было (если само оно готово открыться нам своей индивидуальностью); мы знаем также, что всякий человек обладает сущностью, которая и отличает его от всех других самым примечательным и разительным образом. Из чего становится понятно, что индивидуальность является способом выражения сущности, способом ее существования… Поскольку все остальное в нас, кроме этой сущности (то есть собственно личность с ее бесчисленными ролями), уже не может претендовать на "титул" индивидуальности. Личность – продукт социальных отношений, произведенный на свет большими специалистами и по определенному плану, авторство которого никогда не является нашим собственным, а значит, и индивидуальным.