Содержательное отношение органопсихики человека и мира – есть отношение, условно говоря, информационного характера. Здесь мы прослеживаем этапы трансформации органопсихикой той информации внешнего мира, которая принимается и преобразуется ею, претерпевая своеобразные уровневые переходы. Мы исходим здесь из того, что познание – это, так или иначе, целостная система взаимодействия нас с миром, а следовательно, правомерно говорить о познающем центре в нас и обо всем прочем, что является "внешним" относительно этого нашего центра в нас. Понятно, что "внешним", в таком случае, мы считаем не только то, что происходит вне нашего тела, но и в нем, с ним. То есть, это не только наблюдаемые нами события окружающего нас мира, например, закат солнца или автомобильная катастрофа, но и то, что происходит в нашем теле, и даже то, что происходит в самой нашей психике, – тут и проявления диспепсии (желудочные боли, изжога и т. п.), и переживаемые нами чувства, абстрактный анализ, на который мы способны, и т. д.
Уровневый переход этой "внешней" информации в органопсихике является этапным процессом, сотканным из ее (органопсихики) возможностей и тенденций. Устройство этой системы представляется этапным в том плане, что каждый из процессов имеет свое место в иерархии, которая построена согласно первичности, вторичности и т. д. (но никак не значимости) этих процессов относительно друг друга. То есть информация, вступившая во взаимодействие с человеком, на каждом из этих этапов даст конкретный целостный вещественный результат (например, ощущение) случившихся отношений, но в дальнейшем путь этой информации по органопсихике продолжится (правда, правильнее было бы говорить, что с этого момента начинается новый путь – путь, в нашем примере, данного конкретного ощущения): она (уже видоизмененная) вступает во взаимодействие с новыми (другими) возможностями и тенденциями органопсихики, которые проявляются, являя на свет новые этапные процессы.
Оговоримся сразу, что этот процесс единонаправлен, то есть вступившая в отношения с органопсихикой человека информация, преломленная в ряду этапных психических процессов, не может быть, подобно обратной перемотке кинопленки, возвращена в мир (внешний по отношению к нашему познающему центру) в своем первоначальном виде. И точно так же, если информация совершила этапный переход на уровне самих органо-психических процессов (например, из аффекта в чувство), она не может сделать "шаг назад", снова стать тем, чем была до этого этапного процесса (то есть, другими словами, из аффекта можно "получить" чувство, а из чувства аффект – нельзя).
Теперь коротко об этих уровнях и этапах, об этой своеобразной одиссеи внешнего импульса по пространству психического.
Все, что дано нам в качестве результата отношения нашего познающего центра и внешнего по отношению к нему миру (информация), – дано в ощущении. Другими словами, все, что стало объектом нашего познания (в самом широком смысле этого слова), может войти в нас лишь через ворота ощущения. Ощущение, которое является результатом взаимодействия "познающего" и "внешнего", несет в себе как свойства собственно ощущаемого объекта, так и особенности восприятия, обусловленные характеристиками воспринимающего аппарата. Это первый этапный органопсихический процесс.
Взаимодействуя с ощущением ("усвояемой", "удобоваримой" для "познающего" информации), органопсихика производит некую первичную оценку этой информации, это второй этапный органопсихический процесс. Возможности и тенденции органопсихики, явленные нам на этом уровне, в процессе познавания могут быть овеществлены нами в виде некой шкалы, причем сугубо индивидуальной для каждого из нас. Согласно тому, каким образом нанесены на нее метки "качественности" ощущения, будет происходить и первичная оценка данного конкретного ощущения, что следует именовать "валентностью" ощущения или первичной ("+/-") оценкой.
Валентность (первичная оценка) – это то качественное значение, которое индивидуальная органопсихика присваивает ощущению в соответствии с индивидуальной валентностной шкалой. Нам не нужно научаться чувствовать боль, столкнись мы с этим ощущением в первый или в какой угодно другой раз, мы сразу же и однозначно валентностно оценим это ощущение как отрицательное. Но раз так, то что же заставляет нас говорить об индивидуальности этого оценивающего аппарата? Во-первых, разница в количественной оценке (так одно и то же болевое воздействие один оценит в "-1 балл" валентности, а другой в "-2 балла"). Во-вторых, возможно и качественное отличие в этой оценке, ведь есть индивиды, которые воспринимают одно болевое воздействие как привлекательное – со знаком "+", а какое-то другое как отрицательное – со знаком "-". Можно также сказать, что валентность – это некий первичный аффект, который в отличие от эмоции (см. ниже) пассивен в отношении "внешнего".
Именно тут с помощью валентности закладывается основа оценки "мне хорошо" и "мне плохо" – оценки весьма примитивной, в сравнении со всем многообразием возможных человеческих оценок, но очень важной. В зависимости от того, каким светом будет окрашено ощущение, определяется и все последующее действо. То ли эта оценка создаст умиротворенное состояние пассивной (изардовской) радости, то ли горя, как ответ на отрицательную валентность. Характер протекания всех последующих процессов определится здесь ("как вы лодку назовете, так она и поплывет"). Так рождаются два фундаментальных "паттерна" – "хорошо" и "плохо", можно сказать, что валентность (первичный аффект) определяет направление, закрепляет его и делает явным для обладателя этих паттернов, для "меня".
После того, как ощущение приобрело свою валентность, информация, в нем заключенная, вновь вступает во взаимодействие с органопсихикой индивида, и реализуются новые возможности и тенденции последней. Теперь происходит создание образа – это третий этапный органопсихический процесс. Понятие "образа", впрочем, достаточно широкое; здесь под "образом" необходимо понимать, в первую очередь, гештальтирование, осуществляемое восприятием как таковым. Вместе с тем, образ – это далеко не то, что мы видим, слышим, осязаем и т. п. Образ – это то, что наша психика формирует на основе своего прежнего опыта. Вне зависимости от того, чувствуем ли мы, например, запах видимого нами объекта или нет, органопсихика "достраивает" в этом образе "недостающий" запах и даже способна сказать, насколько он силен. Она развернет видимое на плоскости изображение в трехмерном пространстве и во времени, поскольку образ для психики – это реальность, а последняя для нее – это обратная сторона способа существования (к которому относятся время, пространство, модальность и интенсивность). Так что, образ – это не только гештальт "объективной" фигуры и "объективного" фона, но и "субъективного" фона, а то и "субъективной" фигуры.
Фактически здесь, на этом уровне трансформации внешней информации, зарождается сознание, и мы переходим к четвертому этапному органопсихическому процессу, к тому, что рождается на стыке образа, а также новых (других, "следующих") возможностей и тенденций органопсихики, к вторичной, можно сказать – более детальной оценке. Если при валентностной (первичной оценке) в большей степени проявлялись модальность и интенсивность, то здесь оценка включает в себя и пространственное соотношение, и соотношение времени (прошлого, настоящего и будущего). Все это теперь организует оценку, которую мы назвали вторичной. Определение, выделение этого этапа позволяет нам понять, почему такие, казалось бы, весьма глубокие органопсихические процессы, как аффекты, переживаются людьми в ситуациях, когда для них нет реальной причины. Образ воспринимаемого объекта уже несет в себе некий конденсат всего содержательного наполнения психической сферы человека, и именно в таком – ассоциированном – виде он подвергается вторичной оценке и актуализирует "эмоцию". В этом случае собственно внешняя, "сторонняя" причина, действительно, не всегда обязательна.
Эмоции – это феномен пятого этапного органопсихического процесса, который представляет собой реакцию "меня" на "не-меня". Где "не-меня" – это вторично оцененный образ, развернутый в пространстве (его пространственных отношениях с "меня"), времени (сличенный с прошлым и развернутый в представлениях о будущем), модальности (всевозможных качествах и способах) и интенсивности (чрезвычайно динамичной внутри образов).
Только эмоция, из числа всех перечисленных выше феноменов, определенно тяготеет "во-вне" и, следовательно, доступна "рефлексии", и она – рефлексия – является результатом преломления эмоции и на следующем уровне органопсихики (шестой этапный органопсихический процесс). После появления рефлексии оценка оказывается не просто "оценкой для себя" или "оценкой для оценки", как это фактически было прежде, она становится "оценкой для взвешивания", "оценкой для выбора", мы уже в большей или меньшей степени способны контролировать внешнее проявление эмоций.
Очевидно, что содержание рефлексии актуализирует новые возможности и тенденции, заключенные в органопсихике. Взаимодействие последней и рефлексии рождает новое – значение, а как процесс – понимание (первичное понимание), это седьмой (вторичный по отношению к эмоции) этапный органопсихический процесс. Рождается "отношение к эмоции", то есть то, как мы сами "оцениваем" в ощущении наше переживание. Здесь опять работает весь наш опыт, который, в соответствии со своими императивами, вновь видоизменяет реальность. Понятно, что такая экспансия "познающего", осуществляемая им на воспринятое "внешнее", практически ничего не оставляет от того, что было в первичной "информации" и далее в ощущении.
Значение (как отношение к эмоции, вызванной определенным отношением с "внешним") во взаимодействии с возможностями и тенденциями органопсихики (прежде всего, с понятийным аппаратом) рождает чувство – это восьмой этапный органопсихический процесс. Именно благодаря такому "высокому" положению чувства в иерархии этапных органопсихических процессов этот термин так часто используется с приставкой "высшие" чувства. Учитывая же то, что образованы они сложными, неповторимыми переплетениями компонентов индивидуального опыта каждого из нас, а также индивидуальной понятийной структурой человека, говорить о чувствах можно бесконечно, но так никогда и не договориться.
Гносеологический вектор
Второй вектор "открытой системы психологии" человека – гносеологический. При внешней схожести с органопсихическим вектором, гносеологический отличается от него сущностно. Органопсихический вектор можно назвать еще и вектором "реактивности", поскольку он дает нам представление о том, как видоизменяется информация, попавшая на воспринимающую поверхность психического, как она "приготавливается" психикой, как психика играется с нею, сдабривая ее раз за разом самой собой и параллельно строя из получающейся массы саму себя. В результате мы имеем три уровня – уровень ощущения, уровень эмоции, уровень чувства. Одно и то же явление, проходя через эти уровни, усложняется, видоизменяется и принимает специфическое для данного человека "звучание".
Гносеологический вектор говорит нам совсем о другом. Он говорит нам о своего рода "статусе" информации, о нашем отношении к ней, а еще точнее, о том, в какого рода отношении с ней – с информацией – мы, в принципе, можем состоять. Мы можем ее просто воспринимать – уровень "субъекта". Мы можем включать ее в систему причинно-следственных связей, то есть определять ее место в системе нашего мировосприятия. Это уровень "субсубъекта". Но можем и присваивать ее, распоряжаться ею, занять в отношении нее "распорядительную" функцию. Это уровень "трисубъекта".
В своей гносеологической части психософия (новая методология) рассматривает те уровневые переходы, которые осуществляет само по себе познание (как феномен) в процессе своей эволюции. Причем, сразу следует оговориться, что "эволюционный" подход важен здесь не с теоретических, но и из сугубо прагматических соображений, поскольку все эти этапы развития познания как феномена в "сжатом" виде присутствуют в каждом отдельном познавательном акте каждого конкретного человека. Точно так же, как в процессе своего эмбрионогенеза человек проходит все стадии своего филогенетического развития, так в познавательной практике каждый акт нашего познания проходит в таком "сжатом" виде всю цепочку последовательностей "гносеологической эволюции".
Элементарная форма познавательного процесса свойственна "субъектам", которые в терминологической системе психософии мало чем отличаются от "объектов". В данном случае речь идет просто о неких двух элементах, вступивших в информационное отношение, обменявшихся некой информацией друг с другом. "Субъект" здесь отличается от объекта только тем, что его мы рассматриваем как реципиента (получателя) информации. Вполне возможно, что тот элемент, который наречен нами "объектом", тоже получил информацию о нашем "субъекте", и, "встань мы на его место", он тоже представился бы нам "субъектом". В любом случае, на этом гносеологическом уровне мы говорим об элементарном обмене информации, фиксирующем присутствие объекта в поле восприятия субъекта.
Следующий гносеологический уровень предполагает не простую констатацию факта присутствия объекта в поле восприятия субъекта, но и установление некой связи в этом поле между несколькими объектами. То есть, это уже познавательный аспект с формированием некоего заключения, это не просто факт передачи информации, но еще и внутренняя ее переработка с формированием причинно-следственных закономерностей. Системы, способные к этому, названы нами субсубъектами, поскольку здесь фактически наблюдается самополагание субъекта познания на самого себя. Такой познающий (субсубъект) формирует знание и причинно-следственные закономерности.
Но гносеологическая система человека устроена еще сложнее, он способен занимать активную позицию в отношении информации. Он не удовлетворяется одним только самополаганием на самого себя, он отрывает информацию от реальности и оперирует ею в сфере абстракции. Его "лингвистическая" социальность предполагает не простое обладание информацией, но возможностями и даже потребностью передавать имеющееся у него знание сородичу. Это трансформирует систему "стимул-решение-реакция" в систему "стимул-решение-реакция-трансляция", он транслирует свои решения другим людям, описывает свои реакции, имеет в отношении их определенную позицию. И если у животных некое подобие таких реакций детерминировано безусловно-рефлекторными механизмами, то у человека этот феномен связан с необходимостью социального взаимодействия и, в каком-то смысле, является требованием самой языковой (лингвистической) природы нашего сознания.
Онтологический вектор
Третий вектор "открытой системы человека" – онтологический. Он также представлен тремя уровнями (или "контурами"): бытие, реальность, индивидуальная реальность. "Бытие" психософия определяет как результат отношения человека с Сущим. Здесь речь идет о том, что человек, как и любая другая "вещь", проявляется лишь в отношении с другими вещами. Эти отношения в каком-то смысле создают "место" существования "вещи", по сути дела превращают ее из изначальной потенции в данность. Вот эта "данность" вещей и составляет собой бытие, а "вещи", принадлежащие бытию, таким образом, лишены спецификации. Свое "лицо" они обретают на следующем онтологическом уровне, а здесь они просто обретают свое существование.
Следующий уровень онтологии получил в психософии название – "реальность". Реальностью охвачены уже не все "вещи", которые имеют "место" в бытии, но лишь те, которые укладываются в способ существования того, чью реальность мы в данном случае рассматриваем. В реальности человека, например, обнаруживаются все "вещи", которые могут быть восприняты в пространственно-временном качестве, а также имеют (или могут иметь) модальностные характеристики разного рода интенсивности. Впрочем, какие-то другие реальности могут предполагаться нами только гипотетически, ведь мы в любом случае даже свою ментальную сферу полностью принимаем лишь в рамках своего способа существования, а это как раз – координаты времени, пространства, модальности и интенсивности.
Третий уровень онтологического вектора человека – это "индивидуальная реальность". Последняя охватывает собой все, что мы "знаем", поскольку для нас не существует просто "знания", какого-то абстрактного, объективного, отвлеченного от нашего личностного восприятия и понимания какого-либо предмета. Все в нашем мире (в мире каждого из нас) окутано дымкой наших личных, индивидуальных переживаний, все, с чем мы имеем дело, автоматически располагается в пространстве наших отношений. Мир, который мы воспринимаем, – это не только дома, улицы, небо, общественный транспорт, пьянчуга и добропорядочный гражданин (то есть все наделенное нами названиями, именами), но еще и наши оценки, отношение к этому воспринимаемому. Совершенно очевидно, что хотя все мы и живем в одном мире, но у каждого из нас свой мир – индивидуальный, особенный. Поэтому "о вкусах не спорят", поэтому "чужая душа – потемки", поэтому "у каждого своя правда", поэтому "со своим уставом в чужой монастырь не ходят" и так далее, и тому подобное.
Однако, несмотря на все это, менять индивидуальную реальность пациента (клиента) из нее самой представляется занятием малопродуктивным. Это, в ряде случаев, очень важно, как бывает важен косметический ремонт в "запущенном" помещении. Но системные, глубокие изменения в человеке возможны только в том случае, если мы затрагиваем иные "пласты мира", которые также наличествуют в нем, но недоступны ему сознательно, "из сознания". Мир означенный, мир названный, поименованный живет по правилам, которые диктуют ему сами эти названия: стул предлагает нам сесть, книга предлагает нам читать себя, ручка – писать. При этом сидеть, читать и писать – это тоже понятия, они тоже инструктируют нас и, вместе с тем, имеют большой личностный компонент, ведь "писать", например, это разные занятия для каждого из нас – для писателя, для врача, для бухгалтера и так далее, а также разные от нашего состояния, положения: писать признательные показания – это не то же самое, что заявление об увольнении или письмо родителям, любимым.
Иными словами, мы мыслим о себе в рамках индивидуальной реальности, но это вовсе не значит, что в нас отсутствует реальность – как то общее, в чем мы живем, параллельно с этим "играя в слова". У нас одна реальность с реальностью нашего домашнего любимца (кошки или собаки) – для него также существуют и наш стул, и наша книга, и наша ручка, только они не являются для него ни "ручкой", ни "книгой", ни "стулом". Где-то и внутри нас есть это ощущение мира, в котором вещи – это объекты с неопределенными и в этом смысле безграничными свойствами. И в нас также присутствует бытие – как способ отношения с сущностями вещей, с тем, что лежит за "материальным миром", развернутым в координатах нашего способа существования. И если реальность – это все еще мир, хотя и непоименованный, то бытие – это уже не мир, как мы можем о нем думать, это пространство мира, пространство возможностей, не обретших еще содержательных черт, способных их – эти потенции мира – ограничить, вписать в границы, придать им форму.