После смерти Сумарокова Н. И. Новиков издал в типографии Московского университета "полное собрание" его сочинений (1781, 2-е изд. – 1787), до сих пор являющееся единственным. Оно сохранило для нас несколько публичных речей, говоренных Сумароковым в присутствии императрицы. Кроме того, имеется статья (без даты) "О русском духовном красноречии", где замечательна начальная мысль о возможности разбора деятельности лиц "духовных" как "почитателей словесности" – по их "риторству, а не по священству". Затем следует последовательный разбор наилучших проповедников в истории русской гомилетики.
Печатается по изд.: Сумароков А. П. Полное собрание сочинений в стихах и прозе. Собраны и изданы Николаем Новиковым. – М., 1787. – Т. 6. – С. 275–284.
Красноречие духовных не в истолковании Священного писания, но в проповедовании оного и в наставлении добродетели ищется; чего ради, оставляя религию и катехизис, дело до моего предложения нимало не принадлежащее, я в проповедниках вижу собратий моих по единому их риторству, а не по священству. Итак, имея право говорити о них толико же, колико и они о мне, сколько их рассмотрение до них яко до почитателей словесности принадлежит.
Проповедники зачалися в России, как известно, недавно. Франция взошла на высочайший степень Парнаса, Россия едва о том помышляти начала; как не служит ли к чести нашего остроумия, что мы едва только разгоняем мрак невежества и во время разгонения видим такие уже плоды и покровительством Великой
Екатерины и больше увидети чаем и кафедру более и более украшаему. От первоначалия духовного красноречия, исчисляя хороших проповедников, довольно, кажется, естьли мы толикое ж их число покажем, колико таковых прославленная словесностию Франция показать может. Боссюет, Бурдалу, Флешиер, Массилион и протестантский проповедник Сорен Франции честь учинили; толикое точно число и мы Европе отличных духовных риторов показать можем, ко славе России едва расцветавшу российскому красноречию. Сии мужи суть Феофан, архиепископ Новгородский; Гедеон, епископ Псковский; Гавриил, архиепископ Петербургский; Платон, архиепископ Тверской, и Амвросий, префект Иконоспасского училища; не говоря о тех, которых красноречие ни до слуха моего, ни до зрения не дошло, как на примере рассудительного и просвещенного Иннокентия, архиепископа Псковского, многопочтенного Самуила, епископа Крутицкого, и распорядочного в разуме Антония, епископа Архангельского, Феофилакта, архимандрита и ректора Иконоспасского, и, может быть, еще и многих, которых и имена мне неизвестны.
Разберем дарования и свойства известных мне первых четырех известных и всей России риторов: Феофана, Гедеона, Гавриила и Платона и начавшего прославлятися Амвросия. Но прежде скажу я о свойствах других, не важных духовных риторов, и о вкусе их, не касаяся чести священных особ их, но говоря о их только сочинениях; ибо религия не будет поругана, когда скажется о ком то, что сочинение его худого вкуса. Мы почитаем сан духовный и не согрешили бы, когда бы что против Василия Великого и Иоанна Златоуста, разбирая их речи, выговорили, ибо должны почитати житие их только, а проповеди их почитаем мы не из должности, но из справедливости. Многие духовные риторы не имущие вкуса, не допускают сердца своего, ни естественного понятия во свои сочинения, но умствуя без основания, воображая неясно и уповая на обычайную черни похвалу, соплетаемую ею всему тому, чего она не понимает, дерзают во кривые к Парнасу пути, и вместо Пегаса обуздывая дикого коня, а иногда и осла, встащатся едучи кривою дорогою на какую‑нибудь горку, где не токмо неизвестны музы, но ниже имена их, и вместо благоуханных нарциссов собирают курячью слепоту. Достойно воистинну сожаления, когда прославление великого Бога попадается в уста невеже. Не думайте, что я только Феофанов и Платонов для проповедования слова Божия требую! нет; естьли бы одних таковых правительства ко проповедованию Божества и добродетели избирали, опустошилися бы храмы Божии по всей Европе, а у нас еще и паче. Более имеем мы во красноречии духовных недостатка; более и благодарности великие наши риторы достойны, что они, яко светлые звезды, в густом воссияли мраке. Коликое число проповедников прославилося чернию; но чернь есть и благородная одним тем только, что они им не были вразумительны! Слышатели, не опираяся на свое понятие, чаяли во проповедниках глубокой быти премудрости, и причитали премудрость их непонятию своему, находя в себе недостатки разума не от малого о себе мнения, но от великого почтения надутого и паче мер витиеватого и ни с умом, ни с сердцем несогласного предложения. Хотя истинная причина была та, что сии глубокомудрые пустомели того, что они говорили, или паче бредили, и сами не понимали. А притом таковым проповедником помогает и то, что многим кажется тяжким грехом речь о божестве похулити. Называли безумцы французского сатирика ругателем чести Людовика XIV, когда он ругал изъяснения похвал королю, приносимых от скаредных писателей, но тому обвинению не только разумные люди, но и сам король смеялся, ибо слава Людовика оставалась славою, а врали вралями.
Все то выговорено, что до худых духовных риторов касалося; посмотрим на риторов первостепенных, приносящих отличную честь России. С Феофана зачнем яко со старшего. Сей великий ритор есть российский Цицерон; малороссийские речения и требуемые, не ведаю ради чего, иностранные речения сочинения его несколько безобразят; но они довольно заплачены другою чистотою. В сем риторе вижу я величество, согласие, важность, восхищение, цветность, рассуждение, быстроту, перевороты, страсть и сердцедвижение, огромность, ясность и все то, что особливо Цицерону свойственно было; и видно, что он все свое красноречие на сем отце латинского красноречия основал.
Гедеон есть российский Флешиер: цветности он имеет еще более, нежели Феофан; сожалетельно, что мало было в нем силы и огня и что он по недостатку пылкости часто наполнял проповеди свои историями и баснями, сим бедным запасом красноречия. Приятность, нежность, тонкость были ему свойственны и после Феофана опустошенный российский парнас, или церковь, лишенная риторской сладости смертию великого архиепископа, обрадовала Россию сим Гедеоном, мужем великого в красноречии достоинства; ибо до него единый бывший диякон Савицкий украшал только придворную кафедру и, мало почитаем или паче гоним невежами, оставил духовенство и проповеди и, восходя на российский парнас, возвратился, не коснувшись самыя горы сея верху, что многие не без основания ожидали, и принужден, потеряв охоту риторствовать, оттоле возвратиться.<… >
Гавриил, архиепископ петербургский, есть больше сочинитель разумнейших философских диссертаций, нежели публичных слов, а потому, что стремление его больше в диссертации, нежели в фигуры риторские. Так как его сравнивати с другими проповедниками никак не можно, то только скажу я о нем, что красота плавного и важного его склада приносит ему пред всем просвещенным светом достойную любезного имени его похвалу и что будет он всегда честию нашего века и в потомстве, купно с другом своим и с товарищем, со преосвященным Иннокентием, мужем весьма отличного достоинства и всею Россиею почитаемым, достойным лица Божия и лица монарша.
Платон есть последователь Златоуста: его имеет дарования, его свойства, его вкус. Сей российский Бурдалу исполнен силы, пламени и быстроты; преемник Феофанов, приводит в восхищение слышателей, а читателей еще больше. Гедеон трогает сердца, сей – восхищает, а Гавриил – разумом пленяет. А я, вспомня некоторые уподобления Софокла, Еврипида и Эсхила с водными потоками, скажу то, уподобляя сих великих мужей. Феофан подобен гордой и быстротекущей реке, разливающейся по лугам и орошающей горы и дубровы, отрывающей камни с крутых берегов, шумящей во своих пределах и журчащей иногда под сению соплетенных древес, наводняя гладкие во время разлияния долины. Гедеон подобен потокам, всегда журчащим и извивающимся по прекрасным паствам, протекающим по приличным лугам и питающимся благовонными цветами, но иногда по неплодным проходящим местам, уменьшающим изобилие вод и едва дно покрывающим. Гавриил подобен реке, без шума наполняющей брега свои и порядочным течением, не выходящей никогда из границ своих. Платон подобен реке быстротекущей и все, что ей не встретится, влекущей с собою в морскую пучину, преходящей прекрасные долины, орошающей тучные рощи и бегущей по чистому песчаному дну, окропляя мягкие муравы. Во окончании всего нельзя мне еще в такое же тонкое рассмотрение войти из единой напечатанной речи Амвросиевой о сем авторе, а по слуху единому, как я прилежно слова ни слушаю, анатомить его сочинения трудно; то только скажу, что он не только обещает, но уже и есть отличный ритор и всеконечно достоин быти участником Феофановых и Платоновых лавров и, шествуя по стопам их, выше Гедеона превознесется.
Вопросы и задания
1. В чем, по мнению Сумарокова, состоит духовное красноречие? Как Сумароков оценивает состояние развития духовного красноречия в России?
2. Как Сумароков аргументирует свое право критиковать и разбирать проповеди духовных лиц? На каком основании он видит в священнослужителях "своих собратий"?
3. Кого из духовных риторов выделяет Сумароков? Что вам известно о деятельности Феофана Прокоповича или Платона (Левшина), будущего митрополита?
4. Какие требования к речи духовных лиц выдвигает Сумароков? Какие качества речи отмечает Сумароков в проповедях каждого из разбираемых им церковных ораторов: Феофана Прокоповича, Гедеона, Гавриила и Платона?
5. Какие сопоставления с водными потоками в отношении к речам ораторов проводит Сумароков?
6. Сумароков был острым на язык писателем и критиком. Найдите в тексте фигуры иронии и сарказма.
Амвросий Серебренников
Краткое руководство к оратории российской (1778)
Амвросий Серебренников (1745–1792) – архиепископ Екатеринославский и Херсоника-Таврическо-го. Окончил Вятскую семинарию, продолжая учиться в Московской духовной академии. Начал преподавать в 1773 г. в Троицкой духовной семинарии риторику,
историю и французский язык, а в 1775 г. назначен префектом и учителем философии. В 1778 г. переведен в Славяно-греко-латинскую академию на те же должности, а в 1782 г. назначен ректором Новгородской духовной семинарии и возведен в сан архимандрита Ан‑тониева монастыря; с 1783 г. – епископ Олонецкий, с 1786 г. – архиепископ Екатеринославский. По занятии русскими Молдавии назначен, согласно желанию князя Потемкина, местоблюстителем молдаво-влахий-ской экзархии.
Преосвященный Амвросий был известен как ученый и проповедник. Современники отмечали его необыкновенную любознательность, энергию и в то же время кротость характера. Амвросий пользовался любовью князя Потемкина и расположением Екатерины II, которую проповедник неоднократно приветствовал во время ее путешествия на юг.
Амвросий Серебренников участвовал в составлении Словаря Академии Российской, за что был избран членом Российской академии. Но наиболее известен как автор "Краткого руководства к оратории российской", выдержавшей два издания 1778 и 1791 гг. Это было наиболее серьезное сочинение по риторике после трудов М. В. Ломоносова. Несмотря на безусловное преклонение перед авторитетом великого ученого и частые ссылки на него, Амвросий вполне самостоятелен во многих разделах своего учебника. Прежде всего он классифицирует виды тем в оратории, что имело практический педагогический смысл, – этот раздел в русских риториках развития не получил. Вполне оригинален Амвросий и в разработке родов и жанров ораторских речей, из которых мы выбираем для публикации все жанры поздравительных речей.
Печатаются по изданию: (Амвросий Серебренников) Краткое руководство к оратории российской, сочиненное в Лаврской семинарии в пользу юношества, красноречию обучающегося. – М., 1791. – С. VII‑VIII, 1–7, 18–26, 31–40, 50–53, 66, 106–107, 110, 113, 118, 123, 176–184.
К ЛЮБИТЕЛЯМ РОССИЙСКОГО КРАСНОРЕЧИЯ
Сколько изобильно мы снабжены романами и другими маловажными сочинениями, столь напротив того мало до наук относящимися и тем менее самыми системами их, так что надобно на чужом языке с великою трудностию почти всему обучаться; а те, кои сих средств лишаются, принуждены или против воли быть незнающими или от чужих уст зависеть, дабы хотя некоторое иметь просвещение. В сем намерении усердствуя общему наук Российских благу, представляю любопытным сынам отечества Краткое сие руководство к оратории. В избрании правил старался я особливо ту иметь осторожность, чтоб излишними не умножить сего сокращения, а нужное все предложить, и при том, сколько можно яснее и понятнее. В расположении следовал я древним и новейшим сей науки писателям, однако инде для лучшего, как мне казалось порядка, отступал от них. Примеры во всех почти местах приводил из писателей российских: во-первых, из поучительных слов Преосвященного Платона, архиепископа Московского и Калужского; второе, из стихотворений и публичных слов г. Ломоносова; третие, из трагедий и од г. Сумарокова – не потому, чтоб я презирал других, но дабы показать, что мы и в соотечественниках имеем Демосфенов и Вергилиев. Речения греческие, а особливо в тропах, фигурах, периодах и других местах, переводил я инде последуя г. Ломоносову, а инде смотря более на определение, нежели на происхождение их; по всем же сем имел ли какой‑нибудь успех, сие оставляю на благорассуждение обществу. По крайней мере льщу себя, да и не тщетно, что истинные любители российского витийства примут благосклонно труд мой по ожидании полной и совершенной оратории.
ВСТУПЛЕНИЕ
§ 1. Оратория есть искусство преклонять словом других к своему намерению.
Имя сей науки производится от латинского глагола oro, т. е. говорю, оттуда имя Orator, вития, или словесный, и Oratoria, ars, fuie facultas, т. е. наука или способность к предложению слова. Называется также Риторикою от греческого слова reo, говорю, по мнению Воссия, и retor то же, что оратор; однако некоторые из древних полагают различие между Ретором и Оратором, так что Ретор по мнению их есть тот, кто учит красно говорить, а оратор, кто умеет по оной науке поступать.
§ 2. Материя, или предмет, Оратории есть: 1) свойства души человеческой; 2) все вещи, знанию нашему подлежащие.
Древние писатели, рассуждая по тройственным делам, в которых употребляема была оратория, трех родов и материю полагали: 1) дела, касающиеся до суда; 2) к благосостоянию или вреду целого общества; и 3) к похвале или охуждению известных людей; но понеже в сих трех родах не содержатся собственно нравоучительные или философские рассуждения, а тем менее христианские истины, то лучше материею Оратории назвать все вещи Божественные и человеческие, знанию подлежащие.
§ 3. Конечная причина оратории или оратора, сею наукою просвещенного, есть склонение других к своим мыслям.
Следственно, конечная причина ретора есть сделать знающим будущего оратора.
§ 4. К достижению сего потребны от оратора, кроме совершенного знания правил реторическиХ, искусство в других науках, долговременное упражнение? подражание славнейшим писателям, а паче всего природные дарования.
Ибо в противном случае ниже имени достоин будет, и естьли, возымев некоторое только понятие, осмелится предлагать слово, то вместо похвалы в посмеяние придет.
1) Для того, что по свидетельству г. Ломоносова, чем искуснее в науках, у того больше есть изобилие материи к красноречию; 2) Бесчисленные могут быть случаи, в которых оратор обязан говорить о различных материях, науках, свойствах их, частях, истинах, которые естьли не знает, то или должен будет со стыдом умолчать, или завраться, или пустословить. Однако сие не так разуметь надлежит, чтоб все науки совершенно изучить, ибо для сего и жизни нашей мало. Довольно, естьли он будет твердо знать логику, без которой о вещах справедливо рассуждать не можно, науку о душе, Богословию естественную, нравоучение, а паче, как христианин, закон свой, также историю, ибо без сих всех никогда не достигнет до конца или намерения своего; а в прочих столько будет упражняться, сколько состояние его, должность и обстоятельства потребуют.
Никто совершенным оратором еще не родился; и сам Димосфен и Цицерон, славнейшие красноречием мужи, несколько лет прежде учились сочинению, пока, наконец, непрестанным упражнением достигли до имени оратора. Для того надобно много читать и помнить, часто размышлять, а больше сочинять. Ибо наилучший красноречия учитель есть употребление.
Знаменитые писатели сему правилу последовали: Цицерон подражал Димосфену и другим, Вергилий – Гомеру.
Ибо, по свидетельству г. Ломоносова, как семя на неплодной земле, так и учение в худой голове тщетно есть и бесполезно. Рук. к красн. 3.
§ 5. Должность оратора состоит в изобретении, пристойном расположении, или соединении, украшении и произношении мыслей своих.
a Некоторые полагают должность оратора в том, чтоб учить, увеселять и возбуждать; другие в изыскании того, чем можно преклонить слушателя, но сие разности не сделает, ибо нельзя учить, увеселять и возбуждать, не сыскав, не расположив, не украсив и не выговорив доводов, к сему способствующих, а усматривать, чем удобнее преклонить слушателя есть то же, что изобретать и проч.
§ 6. Последуя сему, предложи здесь правила о изобретении, расположении, украшении и произношении, служащие будущему оратору к удовлетворению должности его.
Книга первая о изобретении
Глава первая О разделении мыслей и тем
§ 1. Изобретение есть приискание мыслей, пристойных к теме.
Древние и с ними новейшие определяют изобретение чрез вымышление доводов, способствующих к преклонению, но под именем доводов не содержатся разделенные мысли, а особливо те, кои означают свойства. Г. Ломоносов изобретение называет собранием идей, пристойных предлагаемой теме; мы под речением мыслей то же разумеем, что он под именем идей.
§ 2. Мысли суть представления вещей, или рассуждения, со-воображением и разумом производимые.
§ 3. Вещи представляем в уме нашем или сходные или противные, или другое какое‑нибудь отношение к теме имеющие.
Напр. вода и время, просвещение и невежество, война и разорение.
§ 4. Рассуждение есть соединение или разлучение представлений чрез глагол существительный есмь или другой, означающий свойства, или состояния.