Речи и сочинения студентов класса риторики
(1789–1792)
сущности, неизученной остается практика риторического обучения. Между тем она может показать, как формировался писатель и оратор, мыслящий и говорящий человек XVIII века. Отделы рукописей российских библиотек хранят сборники учебных сочинений – ораций, проповедей, кантов и стихов, которые говорились не только по торжественным случаям (например, по случаю приезда важной особы или окончания учебного года), но и с целью учебной тренировки. Речи писались и произносились как по-латыни, так и по-русски – так, студенческие речи из публикуемого сборника Московской Духовной Академии по преимуществу написаны на латинском языке и лишь две из них переведены. Тематика речей – самая разнообразная, но в основном разбираются вопросы нравственности и "наук": О приятности учения; О священном богословии; О похвалах богословию; В похвалу философии; "Показатель духа есть речь…"; О добродетели; О разуме и чувствах; О производящей причине мира; "Надо ли проявлять снисхождение к порокам человеческим или суровость?", "Должны ли и можем ли мы получить знание о сущности божества?", "Можем ли мы быть добродетельными и вследствие этого достойными божественной милости?"; О пользе учения истории; Об опоре философа; Побеждает ли труд праздность; "О том, не подавляют ли юность словесные науки" и т. д.
Ниже публикуются две речи: Михаила Нехотенова "О необходимости сочетать изучение красноречия с изучением философии" и Стефана Козловского "О необходимости чтения книг".
Публикация осуществляется по сборнику: РГБ, ф. 178 – III, № 23, л. 208–211 об.; 232–238 об. Текст дан в современной графике с сохранением орфографических особенностей оригинала.
Михаил Нехотенов
Учение философическое должно соединять с учением красноречия
Вступив в преддверие нового учения, за долг свой почитаю, во-первых, воздать Господу Богу благодарение яко сподобившему нас благополучно течение науки красноречия окончавших, начать последовательно полезнейшее философическое учение; потом засвидетельствовать свой благодарный дух усердным о нас попечителям, споспешникам наших успехов и праведным всех трудов наградителям. А вы, юноши! удостоившаяся получить высший степень, то есть заступить такое место, где вашему слуху знание философии имеет быть преподаваемо, соединив с моими ваши мысли и уста, благодарите купно виновников сего нашего благополучия, котораго есть ли бы мы навсегда были лишены, то бы никакой не обрели себе пользы от изучения одних правил красноречия, хотя бы во оной науки многия лети потратили. Ибо кажется мне, что я вижу благоразумнейших сего нашего училища основателей тако к нам гласящих: Учрежденныя здесь науки долженствуют в течение свое иметь по такому положению и порядку, дабы учащееся юношество от нижших классов к вышшим постепенно восходило и потому, увы, питомцы красноречия, не воображайте в мыслях своих, будто бы возможно быть вам хорошими витиями, хотя и не будете слышателями философии. Никто хорошо не витийствует, есть ли потом не будет философствовать. Сей их глас, кажется, возбудил меня, дабы я предложил, сколь нужно есть философическое учение соединять с учением красноречия.
А вас, почтенныя сл(ушатели), извинить мое недоумение и благосклонным вашим выслушанием споспешествовать, есть ли мое слово будет слабо и недостаточно. Причем, уверяю вас, что я буду говорить не с тем, чтобы научить других, чтоб чрез сие самому научиться.
Всякому небезызвестно, что достохвалное философическое учение есть основанием всех наук и источник всех тех благ, которые церкви, обществу и каждому человеку пользу приносят, находятся подлинно такия, по мнению коих можно без помоществования философии хорошо во всяком роде наук успеть; но сии умствования весьма погрешают неоспоримо, что находятся и не философами из богословов, юрисконсилтов и медиков; но никого из таких не сыщем совершенно, дабы он мог благополучныя показать успехи без помощи философических правил. Ибо кто не знает, что тогда только церковь насаждается блаженным спокойствием, естьли либо философы будут упражняться в богословском учении, либо упражняющияся в оном станут стараться о познании философии. Есть ли бы также юрисконсилты были прямыми философами, всегда бы были благонамеренными судиями и истинна с правосудием во всяком бы месте царствовали. Подобным образом и медицина без философии ослабевает. Что мир без солнца, государство без государя, общество без философии. Как девять муз некоторым как бы супружества союзом между собою столь тесно совокуплены, что никаким образом оного союза расторгнуть не можно, равно и все науки между собою имеют такое неразрывное соединение, что одна без другой едва ли быть может. Все науки, говорит Цицерон, касающиеся до просвещения человека связаны суть некоторым как бы родства союзом. Граматика всем вспомоществует, логика управляет наукою красноречия, а сия наука служит украшением логики, философия же обоих подкрепляет к обогащению, да и никакое почти во всех науках упражнение не может само собою без помощи другой быть действительно – все сцеплено наподобие Гомеровой (Голяповой?) цепи, у которой кольцы между собою так скованы, что естьли за одно тронуть, то и все последуют, естьли одно кольцо отнять, тогда и вся цепь разрывается. Сие разсуждая, кто может быть столь безразсудным, которой бы науку красноречия изключил из сообщества, бо философическим учением что не скажет, что как красноречие, так и философия между собою суть единодушны и друг другу взаимную услужливостью соответствуют? Кто, наконец, не подтвердит, что учащийся красноречию должен учится и философским правилам, понеже все, как ни находятся в натуре, вещи подлежат философии, то каким образом непросвещенный сим превосходным познанием может быть совершенно искусным оратором, которой о всякой вещи говорить долженствует?
Естьли обстоятельнее вникнуть в природу и свойство красноречия, увидим подлинно, сколь есть важна сама по себе сия наука. Достоинство ея явствует из того, что она сама собою удивительное в людях производит удовольствие, упражняется в описании всяких действий и есть многомощна и величественна, так что с рукоплесканием иногда приемлется и всегда знатных почестей удостоивается. Ибо может ли быть что приятнее и удовольственнее, как мысли человеческие приводить в восторг и восхищение, а сие действие приписывается единственно красноречию. Естьли из вещей, кои оратор имеет своим предметом, разсудить о превосходстве науки красноречия и довольно описать не можно, ибо она важнейшия дела в судах и сенате, в чертогах царских и божественных храмах отравляет, изследывает и охуждает пороки, восхваляет достоинство добродетелей, описывает удобопревратность счастия и о многоразличных вещей переменах слышателям и читателям внушает, предлагает о божественных вещах, возвещает хвалы и законы обнародывает. Кратко сказать, всего, что ни есть в натуре вещей, бывает материею науки красноречия, ибо она столь пространна, что всю природу вещей в своих пределах вмещает, однако ж все вышепомянутая ея достоинства и преимущества произходят и заимствуются по большей части от философии. Ибо философия все причины и начало всех вещей испытывает, самыя сокровенныя таинства их открывает, а красноречие оныя, в лучшей и благопристойной порядок приведши, в великолепных словах слышателям представляет. Философия всему делает определения, а красноречие подробно то описывает; философия разсуждает о свойствах существ, доказывает бытие Божие и высочайшия его совершенства и внушает, что служит к просвещению нашего разума, к исправлению нравов и воли и ко укрощению страстей, и красноречие все сие в слове своем разполагает по приличию отменными и слух наш услаждающи изречениями украшает. Отсюда удобно заключить можно, что как философия без красноречия, так и красноречие без философии не столь бывает действительно, но обе сии науки вместе соединять должно.
Оценка учителя: "melius f3cere potuisses, si voluisses" (мог бы лучше сделать, если бы захотел" – ср. фамилию ученика, записанную после этой же речи по-латыни на л. 207 об.: Mich3el Nechotenow (Михаил Нехотенов).
Степан Козловский
О необходимости чтения книг
Любопытные мужи, возымев старание о науках, начали в оных помалу упражняться и, увидев проницательным оком, что они немалою пользою могут служить человеку в жизни, старались их распространить и умножить. И для того представляя некоторым выгоды, заохочивали к продолжению оных и оставляли их своими последователями и преемниками, дабы не самим только наслаждаться приятною добротою оных, но чтобы и других сделать причастными их сладости. И таким образом, когда науки распространились и многие сделались испытателями оных, то видя, что их плодами пользуются только те, которые живут с ними в те же времена и в тех же местах, заблагорассудили сочинения свои написывать в книги и издавать в свет, дабы за многия тысящи от них живущие и гораздо в позднейшие времена жить имеющие, употребляли их труды в свою пользу, что и справедливо. Ибо видим многих ученейших мужей полезныя сочинения до наших времен дошедшия, которых число и ныне не уменшается, но усугубляется. Сие еще не требует другаго доказательства, поелику в день огня не надобно. Из чего видно, что книги пишутся с тем, чтобы их издавать в свет. Для того в сем кратком моем слове предложить вознамерился, что надобно ли читать или нет? И прежде рассуждения о сей материи, во-первых, вас прошу, п. с. (почтеннейшие слушатели. – А. В.), речь мою, какова она ни есть, выслушать с надлежащим вниманием. Неможно сказать, слушатели, чтобы нам не надобно было читать разных авкторов сочинения, ибо мы их оных почерпаем превеликую пользу, которую ниже покажу и доказывать буду.
Довольно известно, что мы, читая различные книги о многих вещах получаем тончайшее знание в краткое время, да притом сходное с натурою оных, которыя бы ясно познать стараясь, не таким образом поняли, каким надобно, но может быть бы ошиблись, употребив на то премного времени. Да и несомнительно, что более могут видеть многие, нежели один. Мы, читая различныя сочинения, не только познаем натуру некоторых вещей, но научаемся по подобию оных подробно разсуждать об них, и находить причины, а что нас научает разсуждать о вещах подробно, то просвещает наш разсудок, а как чтение различных книг научает нас подробно разсуждать в вещах, следовательно, просвещает разсудок, а когда просвещает разсудок, то книги читать надобно; и что тот может о вещах разсуждать подробно, кто чтение книг не пренебрегает.
По предложении же сего доказательства встречается другое, которое пользу чтения представляет. Оно есть следующее: что всякой для того должен прилежать к чтению ученых мужей сочинений, поелику мы не все имеем равныя от природы данныя дарования, но многих она таковыми одарила, чрез которыя они удобнее и основательнее об всем разсуждать могут, нежели мы, то видно, что мы не столь хорошо разсуждаем, сколько другие, то оной недостаток ничем другим дополнить не можем, как следуя тому, что нас остротою гораздо превосходит. Да еще и сего недовольно ко подтверждению, а есть другие причины, которыя сдесь предложить не пристойно.
Нам, упражняющимся в чтении авкторов, часто попадается то, чего мы во всю свою жизнь не достигли, и не столько бы не имели об нем яснаго понятия, но ниже бы названия онаго знали для того, что мы всех вещей знать, а наипаче чрез самих себя не можем, а хотя бы и не было пользы для нас в чтении, но однако и любопытство бы только одно нас к сему склоняло. То есть хотя не для того, чтобы получить какую пользу, но для того, кто о чем как думает и сходно ли с нашим мнением или нет.<… >
При сем упомянуть надобно, что книги читать должно сочиненные мужами учеными и от прочих ученых одобренные. Напротив того, бесполезно чтение тех, кои читают книги маловажные и ничего отменнаго не заключающие. Вредно чтение тех, которые читают книги для одного увеселения писанные, ибо первые теряют напрасно время, а другие развращаются. Когда же мы будем читать книги выше сего одобренные с тем намерением, чтобы оные когда‑либо было нам полезно, то следующее при чтении наблюдать надобно: когда читаешь какую книгу, то тот язык знай основательно, на котором она писана, ибо от незнания онаго понимать будет трудно. Не будь никакими занят страстями, поелику они отнимают внимание, а без внимания чтение есть ничто. Читай не торопясь, но с рассуждением, поелику читать без разсуждения то же есть, что решетом черпать воду. Того, чье читаешь сочинение, не должен ни чрезвычайно любить, не ненавидеть, понеже любовь делает то, что мы не то будешь почитать за справедливое, хотя будет нечто и ложное, а ненависть‑то, что и справедливое будешь презирать и почитать ложным, которое и то, и другое в чтении оставлять должно.
Итак, поч. сл. довольно ясны причины, для которых надобно столько прилежать ко чтению книг, сколько сможем. Ибо выше доказано, какия оно содержит для читающих выгоды. Для (того) постараемся и мы читать ученых сочинения, употребив к тому те способы и принадлежности, которыя выше показаны, дабы и нам приобресть такую же пользу, какую многие их онаго почерпали и почерпают, дабы чрез сие сделаться и нам такими, которых читают книги – и им подражать всегда обязаны.
Вопросы и задания
1. Какие темы и приемы использует Михаил Нехотенов, чтобы построить вступление в речь?
2. Как соотносится философия с другими науками?
3. Каково действие красноречия на разные сферы жизни общества и как оно соотносится с философией? Сравните рассуждения Михаила Нехотенова со взглядами Цицерона, пишущего в трактате "Об ораторе" о связи риторики, красноречия и философии.
4. Как получил свою фамилию ученик Нехотенов? Как вы думаете, почему учитель записал критическую оценку речи Нехотенова?
5. Как объясняет Стефан Козловский возникновение наук и действие чтения книг? Какие доказательства чтения книг представляет автор?
6. Прочитайте внимательно советы, которые дает студент Стефан Козловский относительно того, какие книги и как необходимо читать. Согласны ли вы с ним?
Н. Я. Озерецковский
Речь при вступлении в шляхетный корпус обучать красноречию (1791)
Николай Яковлевич Озерецковский (1750–1827) – доктор медицины, академик Императорской академии наук, писатель. Основными занятиями Озерецковского были естественные науки, многочисленные путешествия, которые он предпринимал, изучая природу и животный мир России. Добившись еще в молодости необыкновенных успехов в естественных науках, он отправился в Германию учиться, где написал диссертацию на степень доктора медицины. Вернувшись в Россию, по поручению Академии наук путешествовал по Ладожскому и Онежскому озерам для физических наблюдений (1786 г.), позднее путешествовал по верховьям Волги и по озеру Селигер. "Я путешествовал много лет по разным странам и государствам, чтобы чему‑нибудь научиться", – писал Озерецковский.
Озерецковский выступал с публичными лекциями по зоологии, амфибиологии и энтомологии и, по свидетельству Н. И. Греча и других современников, читал их умно, ясно и увлекательно. Как литератор, он писал стихи и прозаические статьи, принимал на себя составление учебника по словесности, был после смерти Княжнина (чей, кстати, рукописный курс риторики хранится в РНБ) преподавателем словесности в Сухопутном Шляхетном корпусе и, между прочим, преподавал русский язык и словесность великой княжне Марии Павловне.
Интересуясь делом народного образования, посещал во время путешествий школы и другие учебные заведения, много писал о них. Назначенный членом Комиссии об училищах, Озерецковский принимал участие в выработке уставов Академии наук, университетов, гимназий и училищ; в университетском уставе ему принадлежит глава "О управлении внутреннем университета и о всем том, что до его благоустройства принадлежит".
Публикуемый ниже фрагмент из речи Озерецковского при вступлении в Шляхетный корпус обучать красноречию любопытен не только замечанием о необходимости людям "важнейших знаний" "знать важность, силу и красоту Российского слова", но и указанием на три способа овладевать красноречием. Печатается по изданию: Речь господина надворного советника и академика Озерецковского при вступлении его в Императорский Шляхетный Сухопутный Кадетский корпус обучать красноречию февраля 3 дня 1791 года. – СПб., печатано при оном же корпусе. – 7 с.
<…>Его сиятельству угодно было избрать меня для вас путеводителем в Российском слове; я за великую почитаю себе честь, что должность сия мне поверена и ежели при малом моем просвещении есть во мне какие‑нибудь способности, которые приобрел я долговременным в науках упражнениями и многолетными по России странствованиями, то они не суть еще такие отличности, которых бы и другие многие в себе не имели. Мне осталось недостатки мои вознаградить одними только трудами, а за удостоение меня в сию должность возблагодарить рачительным оной исполнением.
Я ласкаю себя надеждою, что и вы, государи мои, стараниям и усердию моему соответствовать будете своим прилежанием; сего требует от вас собственная ваша польза: вы – благородные россияне, и для России, вашего отечества, воспитываетесь здесь щедротами Всемилостивейшей нашей государыни; вы готовитесь к важнейшим званиям, которые со временем в государстве нести будете; вам необходимо нужно будет знать важность, силу и красоту Российского слова, вам непременно надобно будет приобресть способность свободно, ясно и красиво изображать свои мысли на природном своем языке. Надобность сего восчувствуете вы во всяком звании, какое бы вы по окончании воспитания принять на себя ни пожелали, и тогда сами будете довольны нынешним вашим прилежанием, естьли только устремите оное на изощрение ваших дарований упражнениями в сочинениях, на приобучение себя к переводам и на твердое познание правил красноречия, которые и труды ваши в сочинениях облегчат, и сочинениям вашим украшения подавать будут.
Таким образом, подлежат нам теперь упражнения троякого рода: в одни часы заниматься мы будем прохождением риторики, сопроваждая оное чтением лучших российских сочинений и переводов; в другие часы, избрав себе предложение или тему, станем о ней рассуждать и делать какие‑нибудь сочинения, смотря по успехам нашим в риторике; третьи часы в неделе определим для преложения иностранных книг на язык российский.<… >
Вопросы и задания
1. Какие аргументы использует Озерецковский, чтобы побудить к занятиям своих учеников?
2. Какие способы обучения и упражнения предлагает Озерецковский для овладения риторикой?
М. М. Сперанский
Правила высшего красноречия (1792)
Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839) – знаменитый государственный деятель, реформатор российского законодательства. Сын поповича, он окончил Владимирскую духовную семинарию, причем в списке учащихся класса риторики за 1784 г. возле его фамилии помечено: "доброго успеха", за 1785 г. – "понятен". Добившегося блестящих успехов выпускника семинарии в 1788 г. отправили в Санкт-Петербургскую семинарию для продолжения учебы. По окончании Михайле Сперанскому была предложена должность учителя математики, а три месяца спустя преподавание физики и красноречия. В 1795 г. в дополнение к должности учителя философии Сперанский назначен префектом семинарии.