- Не говорил, а имел представление о них. Я вырос в маленьком районном центре Новомосковск Тульской области. Но даже там имел практику с носителями языка, потому что у нас был химический техникум, где учились студенты из развивающихся стран. И я подстерегал на улице какого-нибудь кубинца, который никак не ожидал, что в провинциальной советской жопе из-за угла выскочит пацаненок и крикнет: "Buenos dias! Que tal?" (в пер. с исп.: "Добрый день!Как дела?"). Отвязавшись от меня, он шел своей дорогой, а я караулил следующую жертву – студента из Конго, которого приветствовал: "Bonjour, monsieur! Comment ca va?" Завязывались легкие примитивные диалоги: "Oh! Tu parles francais? C’est bon!" Я не боялся говорить и задействовал тот скромный запас, который к тому же изучил самостоятельно. И что-то со скрипом получалось.
- Короче, ты был лингвистический фарцовщик.
- Ну да. Нет бы - что-то продать или джинсы купить. Но товарный чейндж совершенно не входил в сферу моих интересов. В 7-8 классах у меня окончательно окреп интерес к разным языкам одновременно, и без ощущения, что один мешает другому.
- Это была твоя личная мотивация, и старшие тебя не заставляли?
- Я жил с мамой и бабушкой, которая окончила гимназию еще при императоре Николае II. В гимназическое воспитание в старой России входили языки. Всегда. У девочек в программе был немецкий, французский – обязательно, немножко - английский. А вот ее братья еще учили древнегреческий и латынь. Тем не менее, меня к языкам никто особо не подталкивал, но по мере возможности помогали.
- Переиначу свой вопрос: к выпускному в десятом классе сколько языков ты не боялся?
- Посчитаем. Английский, немецкий – в школе. Испанский, французский, итальянский – дома, а иногда и на улице. Кроме того, в городском книжном магазине – совершенно непонятно почему – иногда вдруг появлялся словарь то сербохорватского, то чешского, то румынского языка. И почти сразу же они оказывались у меня. До сих пор храню огромную коллекцию маленьких словариков более чем сотни языков. Покупая их в детстве, я не преследовал никаких практических целей, да их и не могло быть. Это был познавательный интерес к неким внутренним структурам, которые делают набор звуков языком.
- Что тебе дал вуз?
- В институте я получил глубокое и многостороннее знание английского языка, включая его историю, всевозможные национальные проявления, и навыки переводческой деятельности. В дипломе записана специальность: переводчик-референт с английского и французского.
Конечно, и друзей на всю жизнь приобрел. Среди них был (и до сих пор остался) Володя Григорьев, заводила, хулиган и авантюрист. Он довольно быстро оценил мои языковые пристрастия и однажды предложил: "Раз ты так схватываешь языки, давай с тобой поставим двум полякам с нащего курса ящик портвейна, напоим, запрём в общаге, возьмём их паспорта, подправим там чего надо и покатаемся по Европе, пользуясь нашим внешним сходством".
- Шенгена ж ещё не было!
- Поляки уже и тогда достаточно свободно выезжали. Как и венгры. Эти две страны назывались "самые весёлые бараки нашего лагеря".
- И что, воплотили идею?
- Ну, не дошло. Наверное, к счастью. По тем временам мало ли чем могло закончиться.
- Расскажи, как ты шел к пониманию глобального единства структуры всех языков, что существуют на Земле.
- В институте я жил в общаге, где были студенты со всего мира. В те годы, как ты помнишь, особо за рубеж не разъездишься, но в концентрированном виде почти вся планета была представлена в студенческой среде. Поэтому, если я интересовался каким-то языком, то мог его тут же применить. Просто идя утром чистить зубы или за обедом в столовке. А в комнате я жил и с шотландцем, и с немцем, и с чехом, и с французом, и с африканцами. Более того, в отличие от своих сокурсников, я с удовольствием занимался древними языками – латынью и древнеанглийским, которые были в программе.
- Зачем тебе нужны были мертвые языки?
- У меня нет рационального ответа. Возможно, сначала это был частично академический интерес. А сейчас этот интерес мне уже больше понятен: попытки увидеть общие закономерности языков и проявления языка как универсальной формы взаимодействия во Вселенной. Интересно было и есть - рассмотреть язык не только в его одномоментной форме существования, но и в эволюции: с чего это началось? С чего вдруг людям понадобилось создавать вербальную систему коммуникации? Как она развивалась, как развивается сейчас? Что можно предвидеть на будущее?
- И какие ты ответы находил?
- К нынешнему периоду я пришел к точке зрения, которая, разумеется, не претендует на абсолютную достоверность, но, по крайней мере, что-то объясняет для меня самого. Эта точка зрения может быть интересна для других, даже если она не требует безусловного согласия.
- Изволь ее изложить.
- Я считаю, что язык людей – одно из проявлений всеобщей формы информационного взаимодействия во Вселенной. Это, так сказать, пафосный вариант ответа. Язык – необходимая функция всего существующего. Форма выживания, форма эволюции, форма обмена информацией.
- А что такое, в твоем понимании, язык в невербальной сфере?
- Генетика. Структура ДНК. Это не я придумал: ученые давно назвали ее генетическим алфавитом. Были найдены разительные параметры генетического кода, или структуры передачи наследственности, сходные с языком людей. То есть набор элементарных единиц, сходных с фонемами или морфемами человеческого языка; правила их взаимодействия, похожие на грамматические или синтаксические структуры. И общая цель – обмен информацией, направленный на достижение оптимального результата: в языке людей - своего, в языке генов – своего.
- В Алма-Ате у меня есть друг – ученый Владимир Щербак, который уже более 20 лет занимается расшифровкой генома человека, имеет много публикаций на эту тему в немецких и американских научных журналах. И кое-что, судя по его туманным намекам, уже расшифровал. Будучи убежденным атеистом, он, тем не менее, постепенно приходит к осторожному выводу, что генетический код – своеобразный мессидж. Правда, не колется, кто отправитель. Возможно, Абсолют?
- Я не удивлен, что у материально мыслящих и научно ориентированных людей появляется вывод, схожий с тем, к которому пришел я, опираясь на чисто гуманитарные предметы: о неразрывности идеального и материального и подчинении того и другого единым принципам эволюции и обмена информацией, которые основаны на структуре неких смысловых единиц, выстроенных согласно определенным правилам. В генетике – одним. В языке людей – другим. В мире элементарных частиц – третьим. В мире планет и галактик – четвертым.
- У тебя было откровение, подтолкнувшее к твоим выводам, или постепенно количество знаний перешло в новое качество познания?
- Однажды мне явился Ангел и утвердил меня на пути осмысления языковых закономерностей.
- Это был сон или видение?
- Это, блин, метафора. Мои интуитивные догадки по поводу подходов к освоению языка, направленные на то, чтобы процесс стал более быстрым и эффективным, и подкрепленные знанием достаточного количества языков, которых я нахватался в течение жизни, привели меня к некоторым закономерностям:
1. С чего начинать изучение языка?
2. Чего достаточно, чтобы завязать коммуникативный процесс?
3. Что этому мешает, и что этому способствует?
- Когда ты получил красный диплом, то пошел работать куда?
- Должен тебе сказать, что ни разу в своей жизни я нигде в штатной должности не работал.
- В жизни? То есть ты прирожденный фрилансер?
- Какое-то время трудился временным сотрудником издательства "Прогресс", на почасовой основе преподавал в своем инязе, по договору – еще в каких-то организациях, учил языкам журналистов ТАСС. А в основном занимался синхронным переводом и преподаванием в разных формах. Словом, когда от меня нужно резюме, мне там нечего написать. Ни регалий нет, ни степеней.
- Человек свободной профессии. Гегемон лингвистического труда. Респект! Твое знакомство с будущей женой Анамикой - она ведь индианка - было, как я понимаю, открытием не только женщины, но и языка хинди, представителя новой для тебя языковой группы.
- Заходы в сторону Востока я делал и раньше. Конкретно – в китайско-тибетскую языковую семью. Был период, когда я – ну, не скажу, что хорошо, но достаточно прилично - владел языком лао. И даже написал на нем ряд стихотворений, которые были помещены в стенгазету посольства Лаоса в Москве.
- И чем был вызван интерес именно к лаосскому языку?
- Интерес, ничем не обоснованный, абсолютный беспочвенный. Для прикола. Просто в общаге жили студенты из Лаоса. Будь вместо лао тайский или вьетнамский - думаю, результат оказался бы точно таким же.
- Как Анамика оказалась в Москве?
- Здесь жила ее семья. Отец работал в издательстве "Прогресс" переводчиком на хинди русской классической литературы. Переводил, в частности, Достоевского. И после завершения каждого из романов Федора Михайловича у него случался инфаркт. В общем, у Анамики, как и у меня, лингвистическая наследственность: родные для нее - хинди, английский плюс язык штата – маратхи. Знает, конечно, русский, еще французский.
- У вас трое детей – Демьян, Илиан и Арина. Расскажи, как учили языки они.
- В возрасте двух лет – как раз в тот период, когда дети начинают разговаривать, - старший сын Демьян вместе с мамой отправились в Индию (я тогда работал в Америке) и пробыли там месяца четыре. Когда я приехал их забирать, он уже говорил, и его языком был хинди. Для меня стало побудительным бытовым мотивом овладеть этим языком, потому что я должен был общаться со своим ребёнком именно на нём: на другом он не мог.
- Так ты тогда выучился хинди?
- До этого я тоже учил, интересовался. Но, знаешь, когда в семье жена и сын – носители хинди, приходится подчиняться большинству. Учитывая, что в образованной индийской семье английский и хинди ходят наравне, Демьян впитывал их одновременно и поначалу даже не разделял. А когда он в три года вернулся в Москву, пошёл в детский садик, тут добавился русский, и Дёма свободно использовал коктейль из трёх языков. Помню, однажды в зоопарке кричит: "Смотри, such a big балу!"(в пер. с англ., хинди:"Смотри, какой большой медведь!"). И только потом постепенно стал раскладывать по полочкам.
- А сейчас хинди у него остался?
- Он его не забыл, но и не учил, и язык сохранился на том детском уровне. Сын смотрит иногда фильмы на хинди – и понимает. Или когда бываем в Индии – тоже понимает. Хотя нельзя сказать, что это его родной язык, но он, очевидно, дал мощный импульс для дальнейшего интереса в жизни. Я никоим образом не влиял, не заставлял, но Демьян стал заниматься языками и в школе кроме английского учил французский и немецкий. В университете у него появился испанский. И он постоянно интересуется то хинди, то баскским, то кельтским, то каталонским. Примерно как у меня – неоправданный, нерациональный интерес к языкам.
- Илиан и Арина пошли по стопам старшего брата?
- С языками у них всё нормально, в школе они учат английский и немецкий. Но такого жадного любопытства к лингвистике, как у Демьяна, я у них не наблюдаю.
- Ну, с Демьяном можешь смело валить на генетику: у него и прабабушка кучу языков в гимназии учила, и дед профессиональным переводчиком был, а папаша – так и вообще полиглот… Но что ты тогда ответишь читателю, у которого в роду, допустим, не было лингвистических наклонностей, и поэтому он боится, что не сможет выучить иностранный язык?
- Отвечу, что в той же Индии любой торговец кокосами говорит минимум на пяти языках.
- То же самое с арабскими торговцами в Израиле: свой язык, плюс иврит, английский и часто - русский. Аналогичная ситуация с турецкой обслугой на Анатолийском побережье, они ещё и немецким владеют. Но у них у всех экономическая необходимость знать как можно больше языков: от этого их собственная ликвидность повышается.
- Как честный человек, я обязан подтвердить опасения читателя: без мотивации - никто ничего не выучит. Учить язык просто так, абы для чего, потому что вроде неприлично не знать – пустая трата времени. Надо, во-первых, хотеть. А во-вторых, получать хотя бы немножко удовольствия.
- К какому времени сложилась твоя психолингвистическая методика преподавания языков в ее сегодняшнем варианте?
- Еще в 1980-е годы, когда преподавал в инязе, я как-то сразу инстинктивно стал это делать иначе, чем было принято. Так, как мне казалось удобнее, легче и эффективнее. Например, учил я группу никарагуанцев – партизан Даниэля Ортеги, которых пригласили в Союз на учебу из соображений интернационального долга. Они были фактически неграмотными, даже в испанском, а я им должен был преподавать английский и русский. И, естественно, делал это по-своему. Журналистов ТАСС – тоже по-своему. И примерно к тому периоду уже сложились принципы, по которым и обучал. Но о них – ниже.
Полный абзац!
Приколы на завтрак
Рассказывает Вадим Борейко:
Бесплатный завтрак в ресторане отеля "Post House" в Кардиффе (Уэльс). Спускается русская пара. Муж видит обильные закуски и едва не кричит жене:
- Ух, как я сейчас оторвусь! Наберу того-сего, пятого-десятого. Всё съем, и еще заверну, и в номер с собой возьму.
Жена:
- Петя, потише! Могут же услышать.
Петя:
- Да здесь никто не понимает по-русски.
К ним оборачивается дама:
- Между прочим, здесь многие понимают по-русски.
Петя, воздев руки к потолку:
- Ну наконец-то Британия заговорила человеческим языком!
+++
После завтрака в делийском отеле "Лоди" официант все время интересовался у меня:
- Финист? (искаж. finished? – закончили?)
На что я неизменно отвечал:
- Ясный сокол!
Глава 8.
Свой среди чужих
Конечно, это вольный перевод!
Поэзия в неволе не живёт.
Борис Заходер
- Дмитрий, прежде чем мы перейдём к твоей методике ускоренного обучения иностранным языкам, расскажи о профессии синхронного переводчика. Каковы принципиальные отличия устного перевода от письменного?
- Во-первых, есть люди, знающие иностранный язык, прекрасно на нем говорящие, и люди, умеющие переводить. Есть люди - фактически билингвы, двуязычные, но переводить не способные. Они просто не понимают, как это можно из этого измерения перейти в другое. Они себя чувствуют комфортно и в одной среде, и в другой. Но как только встает вопрос о переводе – возникают сложности. Возникает барьер, о котором они не задумываются, когда просто свободно общаются, или пишут, или читают.
Из людей, которые умеют переводить, выделяются переводчики письменные и переводчики устные. Переводчик письменный имеет роскошь осмыслить текст. Прочитать его до конца, хотя бы до конца смысловой единицы – фразы, абзаца. Классический письменный переводчик, как правило, не любит и плохо умеет переводить устно. Я не знаю ни одного известного художественного переводчика, кто успешно выступал бы в качестве устного.
- А наоборот?
- Устный переводчик может переводить письменно, но обычно тоже этого не любит. Для основной массы людей переводчик – единая профессия. Но внутри нее существуют градации. Ну, это примерно как спортсмены: среди них бывают и шахматисты, и легкоатлеты, и футболисты.
- Я тебе другой пример приведу: журналисты. Скажем, газетчики проще приживаются на ТВ, чем телевизионщики, пришедшие в печатные СМИ. Потому что газетчик научился ценить слово. А на телевидении слово – воробей. В телесюжете от сказанной глупости можно отвлечь внимание картинкой, монтажом, музыкой, и она не будет резать ухо так, как режет глаз ляп с газетной страницы, который, как известно, не вырубишь топором.
- Согласен. Поэтому из письменного переводчика, который научился ценить слово, стиль, формулировки, дефиниции, может получиться хороший устный. Наоборот - редко. Именно по той причине, которую ты обозначил в примере с журналистами. Человеку, который никогда не переводил письменно, а только устно, будет очень трудно сесть за текст и столкнуться с ранее неведомыми для него проблемами подбора слова, работы со стилем.
- А почему ты до сих пор ничего не сказал о синхронных переводчиках? Это какая-то особая каста?
- Синхронным переводчиком часто всуе называют любого устного, переводящего текст последовательно. Тогда как синхронист переводит одновременно с процессом говорения, параллельно ему. В большинстве случаев это происходит с помощью специальной техники, в 90 процентах – в оборудованной кабинке. Там используется специальная гарнитура - наушники и микрофон. Есть ещё whispering – когда происходит мероприятие, я работаю непосредственно с тобой и тебе на ухо шепчу перевод, не дожидаясь пауз.
- Но ведь это колоссальное напряжение, поскольку у тебя нет ни секунды на обдумывание перевода и ты должен быть предельно сконцентрирован…
- Синхронные переводчики в классическом понимании почти всегда работают парами, сменяя друг друга через 20-30 минут. Поэтому очень важно психологическое взаимодействие между напарниками.
- То есть как первый и второй пилоты, которые время от времени меняются местами. Наверняка есть и сыгранные пары.
- Да, не каждый соглашается работать с каждым. Когда происходит большое международное мероприятие, очень важно, чтобы люди, выступающие в качестве напарников, имели психологическую совместимость.
- Ты вот с кем любишь работать?
- В Москве не так много синхронных переводчиков – несколько десятков. И все мы друг друга знаем. Не так давно ушёл из жизни человек, с которым мы учились и лет двадцать работали вместе очень часто, - Михаил Шишкин. Моих коллег-синхронистов, с которыми я работаю, отличают блестящая эрудиция, находчивость, чувство юмора и уважение к напарнику. Совместимость важна, как важен и психоэмоциональный аспект. Переводчик должен быть расфокусирован в своем восприятии…
- Что это значит?