Na Kuklíku – бордель и по совместительству ресторан на Петрской площади (Petrské náměstí). Угол Златницкой (Zlatnická) улицы. Дом снесен в 1928-м. Примерно две трети пути до места назначения. Если верить газетной хронике тех времен, место очень беспокойное (JŠ 2010).
Хозяин в "Куклике" – Серабона, сокол, его нечего бояться.,
Радко Пытлик всегда был уверен, что человек по фамилии Серабона в самом деле был хозяином ресторан "На Куклике". Однако Ярда Шерак справедливо сомневался, поскольку совершенно точно установил, по газетным объявлениям, что имя на вывеске Куклика было иное – "Ресторан Вилема Српа" ("Restaurace Viléma Srpa"). Ситуация если не разъяснилась, то по крайней мере само противоречие снялось, когда в 2012 году один словацкий собиратель старинных открыток прислал Ярде скан карточки 1906 года с изображением крупнотоннажного господина в тройке с брелоками и в точно такой ермолке-тюбетейке, какую рисовал на голове гостинского Паливца иллюстратор "Швейка" Йозеф Лада. Над господином призыв:
Miláčku nezapomeň а přijď к Serabonovi "NA JEDNU DOBROU"
Дружище, не забудь и приди к Серабоно "НА ОДНУ ДОБРУЮ [кружку]"
Пониже справа и слева две синие печати:
Vilém Srp hostinský "u Serabono" Praha-Il Petrské nám., 1190
Вилем Срп, гостинский "у Серабоно", Прага-2, Петрска площадь, 1190.
Одной рукой солидный господин придерживает опертый на круглый одноногий столик барочный картуш со словами Vilém Srp hostinský Serabono Praha 1906.
В ногах господина слова POZDRAV Z PRAHY.
Какой напрашивается вывод? Скорее всего Серабоно, было прозвищем самого Вилема Српа.
Сокол – в оригинале hostinský Serabona je Sokol, то есть точнее был бы перевод: "Хозяин Серабона из Сокола". Основанное в 1862-м как противовес немецким любительским спортивным обществам и дожившее до наших дней, чешское массовое физкультурное движение Česká obec sokolská (ČOS). Помимо пропаганды физкультуры и здорового образа жизни среди чехов, проводило также массовые спортивные и патриотические мероприятия. В частности, средства на памятник павшим на Била Гора были собраны, и сам камень поставлен тщанием сокольской организации. Члены общества обращались друг к другу "брат" или "сестра". Активным членом Сокола уже в республике стал один из основателей и первый президент Чехословакии Томаш Масарик (Tomáš Garrigue Masaryk).
См. комм, о Стршелецком острове, ч. 1, гл. 7, с. 80.
Там играют на скрипке и на гармонике, бывают девки и другие приличные люди, которых не пускают в "репрезентяк".
Ярда Шерак (JŠ 2010) на своем сайте приводит давнее газетное объявление:
"Pozor! V hostinci "na Kuklíku" každý den hudba a zpěv, v sobotu do rána otveřeno. O dobrý nápoj a polévku jest postaráno".
Внимание! В гостинце "на Куклике" каждый день музыка и песни, в субботу работаем до утра. Суп и напитки самые лучшие.
Репрезентяк – в оригинале Represenťák, и это вовсе не ресторан, как пишет в комментариях переводчик (с. 432), а народное название Reprezentační dům obce pražské – Пражского представительского дома, ныне все того же красавца архитектуры сецессиона Общественного дома на площади Республики (Obecm' dům v Praze na Náměstí Republiky). В многочисленных залах Представительского дома проходили концерты, лекции, общественные собрания, на которые пьяниц и проституток, как водится, не звали. Не пускали и в шикарные заведения общественного питания, имевшиеся на первом этаже и в полуподвале.
Согласно Годику и Ланде (HL 1998), в полуподвале Репрезентяка до войны народ угощали вполне демократичные рюмочная, ресторан и диковинный американский бар, а на первом этаже блистали более консервативные и аристократичные кафе и ресторан.
За одним столом спал пьяный сардинщик.
Sardinkář – торговец вразнос, с лотка, свежей и соленой рыбой.
"На Панкраце, на холме, есть чудесная аллея".
Какая-то барышня сидела на коленях у юноши потасканного вида, с безукоризненным пробором, и пела сиплым голосом:
Обзавелся я девчонкой,
А гуляет с ней другой.
Начальная строчка и две последующих – часть первого куплета очень известной народной песни "Что мне привиделось" ("О čem se mi zdálo").
Na Pankráci, na malém vršíčku
stojí pěkné stromořadí
Měl jsem holku namluvenou,
ale jiný mi za ní chodí
Содержание в точности соответствует грустной попевке из кинофильма "С легким паром" – была тебе любимая, а стала мне жена (VP 1968).
другой же уверял, будто она вчера пошла спать с одним солдатом в гостиницу "Вальшум".
в оригинале: к "Valšům" do hotelu. Речь о гостинице "У Валшов" ("U Valšů") с почасовым прейскурантом. То есть в гостиницу к "Валшам". См. также комм, о розыгрьппе Гашека ч. 1, гл. 9, с. 106.
Отсутствие какой-то системы в передаче имен и названий только подтверждает небольшое исправление, сделанное здесь в ПГБ 1967. Конец предложения в этой редакции выглядит так: в "гостиницу Валша". Определенно лучше не стало.
С. 130
Велеть, чтоб вам сыграли? Попросить "Сиротку"?
И далее:
Чуть понятливее стала.
Все о маме вопрошала.
Все о маме вопрошала…
Начальные строки долгой народной песни о девочке-сироте и злой мачехе, что сводит приемную дочь в могилу.
Osiřelo dítě
о půldruhém létě.
Když už rozum bralo,
na matku se ptalo.
- Ach táto, tatíčku,
kde jste dal mamičku?Как в начале лета.
Сиротою стала.
Так отцу все время
Вопрос задавала:
- Папа, папа, папочка.
Куда спрятал мамочку?
Разлука, ах, разлука -
Для сердца злая мука.
Припев жестокого городского романса "Разлука" ("Loučení"). Любимый женится на другой, но брошенная знает, что годы спустя у ее гроба неверный обязательно поймет, какую настоящую любовь потерял (VP 1968).
On zapomněl na dobu naší lásky a vypustil ji z duše docela.
On ženil se a já jsem se šla dívat, když jinou dívku vedl z kostela.
O loučení! O loučení, mé srdéčko je láskou strápený. O loučení.
O loučení! O loučení, mé srdéčko je láskou strápený.Он забыл нашу любовь и из сердца выгнал всю.
Женится он на другой, а я в храм иду смотрю.
О разлука! О разлука, любовь сердце мучает.
О разлука! О разлука, любовь сердце мучает.
Брось забавлять этих чудаков!
В оригинале: Budeš je bavit, nádivy! Nádiva – вовсе не чудак, а зануда. Много о себе мнящий нудила. Любопытно, что в ПГБ 1929 "Брось их забавлять, чудила!", т. е. обращение, что элементарно по падежному окончанию не проходит. Звательный будет nádivo. Тем не менее в ПГБ 1967 снова видим возвращение к раннему варианту: "Да брось ты их забавлять, чудак!".
полицейский комиссар Драшнер
Ладислав Драшнер (Ladislav Drašner) – реальное лицо, упорно и неуклонно продвигаясь по служебной лестнице с самого ее низа, стал комиссаром пражской полиции в 1913 году. После войны в республике дослужился до начальника 4 отдела, службы по надзору за нравственностью (HL 1998, JŠ 2010).
Еще раз, и вновь в связи с полицейским облавами на проституток, упоминается в ч. 2, гл. 3, с. 373.
Как от Драшнера, от пана.
Паника поднялась.
Лишь одна Марженка спьяна
Его не боялась…
Вацлав Плетка (VP 1968) пишет, что эта песенка знакома была не одним лишь только посетителям ресторации "На Куклике". Всем известная дворовая история называется "Песня о Маржене" ("Píseň о Mařeně"), из полного текста, приведенного Плеткой, следует, что пьяное бесстрашие дорого обошлось Маржене.
Ja ti nedám ani troníka.
To tě raci kopnu do břicha.
Pan Drašner hned holí po ní ťal.
Až jí celou hubu rozštípalMařena, ta byla vožralá,
pana Drašnera se nebála,
zavolala svýho popletu,
daj’ mi šesták na toaletu
Во хмелю храбра девица.
Никого здесь не боится,
Драшнер, пан, ты не хватай.
Лучше на нужник мне дай.Ты не денег счас получишь,
А пинка на всякий случай.
Размахнулся Драшнер пан.
Кровь пошла из многих ран.
С. 131
Потом Швейк вспомнил еще об одном поэте, который сиживал вон там под зеркалом и среди шума и гама, под звуки гармошки, сочинял стихи и тут же читал их проституткам.
Здесь речь об одном из самых близких друзей Гашека – литераторе, прозаике и поэте, Густаве Опоченском (Gustav Roger Opočenský, 1881–1949). В свою очередь автор множества цветистых анекдотов о своем знаменитом друге.
- Пойду-ка потанцую, - сказал он после пятой кружки пива, увидав, как пары танцуют "шляпака".
Šlapák – чешский народный танец с притопами, но без подскоков. Размер военный, маршевый, 2/4.
С. 132
Остановились они за "Флоренцией" в маленьком кафе, где толстяк продал свои серебряные часы.
Совершенно непонятно, по какой причине Флоренци (Florenci) – не кафе, не ресторан, а название района на границе Старе Место и Карлина оказалось в русском переводе в кавычках. Ныне знаменит центральной пражской автостанцией, а во времена Швейка – это было место расположения дешевых привокзальных борделей.
Въедливый Бржетислав Гула (BH 2012) полагает, что речь идет не о самом районе, подвергшемся при современной модернизации пражской железнодорожной сети коренной ломке и перестройке, а конкретно о главной его улице. На Флоренци (Na Florenci), существующей и ныне и соединяющей Гавличкову улицу с тем, что осталось от садов Яна Шверми (Jana Švermy). То есть продали приятели часы где-то за этими садами.
См. также комм., ч. 2, гл. 1, с. 256.
В варианте ПГБ 1929 топоним Флоренци вообще опущен. "Остановились они в маленькой кофейне".
Сверхчеловеческими усилиями ему удалось наконец дотащить своих конвоиров до Краловской улицы, где жил фельдкурат.
Краловский проспект (Královská třídá), см. комм, здесь же: с. 114.
С. 134
Так. Это во-вторых. А теперь в-третьих. Воду пьете?
Никак нет, водки не пью, только ром.
В оригинале никакая водка не упоминается, речь совершенно о другом, во всех разнообразнейших вариантах популярном, таком же национальном, как и пиво, чешском напитке – коржалке (kořalka).
"Так to by bylo to druhé. A teď to třetí. Pijete kořalku?".
"Poslušně hlásím, že kořalku nepiju, jenom rum".
Чешская коржалка – вовсе не разведенный студеной водой до 40 градусов крепости пшеничный или картофельный спирт. Это либо самое простое – наливка, или немного получше и честнее – спиртовая настойка на травах, пряностях и т. д. (koření + alkohol) без последующей перегонки, либо настоящий плодово-овощной самогон с или без спец, добавок к начальной браге (сливовица или джин, например). Разницу между первыми, наиболее дешевыми, "поддельными" (наливка) и вторым, настоящим, благородным типом напитков, производимым из фруктовой браги или настойки путем повторной перегонки, подробно обсуждает фельдкурат Кац в одной из частей этой же главы. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 146. См. также комм., ч. 1, гл. 14, с. 216.
Очевидно, что "коржалка", как и многое другое специфически чешское – "вычеп", например, "господа" и т. д., могло быть узаконено в переводе с помощью комментария. К сожалению, этот простой прием сохранения местного вкуса и аромата используется переводчиком очень редко. В виде исключения, см. "трафика", комм., ч. 2, гл. 3, с. 393 и "тлаченка" – ч. 2, гл. 3, с. 476.
Следует заметить, что неизменное превращение при переводе "коржалки" в "водку" может делать русский текст смешным даже там, где чешский вполне нейтрален. Например, когда "водка" оказывается во фляжке француза (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 139). Или рождается из простого типографского пробела (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 148).
Итак, слова Наполеона "На войне ситуация меняется с каждым мгновением" нашли здесь свое полное свое подтверждение.
Слова, из-за своей очевидной банальности приписываемые, вообще говоря, целой армии военачальников от австрийского генералиссимуса Альбрехта Вальштайна до великого немецкого стратега Карла фон Клаузевица.
С. 135
Теперь вы по крайней мере видите, что военная служба вам не фунт изюма. Я только исполняю свой долг. Я влип в это дело случайно, как и вы, но, как говорится, мне "улыбнулась фортуна".
- Я бы чего-нибудь выпил! - в отчаянии повторял оптимист.
Верзила встал и, пошатываясь, подошел к двери.
- Пусти нас домой, - сказал он Швейку, - брось дурачиться, голубчик!
- Отойди! - ответил Швейк. - Я вас должен караулить. Теперь мы незнакомы.
Очень важное, с моей точки зрения, но редко замечаемое критиками место, отлично, между тем, демонстрирующее ту легкость и естественность, с которой Швейк становится обыкновенным подлецом, едва лишь судьба, пусть на минуточку, переводит его из жертвы в хозяина положения.
См. также испытание пани Вендлеровой (комм., ч. 1, гл. 14, с. 211) и воспитание Балоуна (комм., ч. 3, гл. 2, с. 122).
На третий день пришел денщик поручика Гельмиха
Точно так же, как это имеет место с воинскими званиями (см. комм., ч. 1, гл. 9, с. 111), в тексте Гашека вполне определенным образом используются разные варианты определения денщика. В авторском тексте, если отсутствует ирония или сарказм, это "армейский слуга" (vojenský sluha), как в этом фрагменте:
Třetího dne přišel vojenský sluha od nadporučíka Helmicha.
В прямой речи солдат и офицеров в зависимости от ситуации и национальной принадлежности говорящих используется три разных немецких деривата – несколько пренебрежительное, но ходовое pucflek (Putzfleck), как, например, парой абзацев ниже:
"Poslušně hlásím", odpověděl Švejk, přidržuje polního kuráta opěk ke stěně, "že jsem váš pucflek, pane feldkurát".
C. 136
- Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, - ответил Швейк, снова прислоняя фельдкурата к стене, - я ваш денщик.
Также регулярно встречается эмоционально совершенно нейтральное burš (Bursch), как в гл. 9, с. 106 во время разговора Отто Каца с аудитором Бернисом.
"Já potřebuji burše", řekl polní kurát.
Мне нужен денщик, - сказал фельдкурат.
И уже оскорбительное fajfka (Pfeife), как правило, в авторском тексте или прямой речи чехов, см. ч. 1, гл. 13, с. 184.
"Taková fajfka chce něco vyhrát", ozval se z kouta desátník.
Такой денщик-холуй выиграет! - отозвался из угла отделенный.
У ПГБ, как водится, из всех вариантов выбирается самый нормативный из длинного ряда возможных синонимов.
Любопытно, что современный американский переводчик "Швейка" Зденек Седлон (Zdeněk "Zenny" Sadlon) заменяет стандартное batman на гашековский дериват, тут же поясняя эквивалентом – spotshine.
"I dutifully report", answered Švejk, holding him up against the wall, "that I'm уоur putzfleck, your spotshine, Field Chaplain, Sir".
Ha мой взгляд, самое верное решение наравне с введением специфического слова через комментарий. И не только в отношении пуцфлека, но и многого прочего от ajnclík (комм., ч. 1, гл. 1, с. 31) до hospoda (комм., ч. 1, гл. 6, с. 71). Вот еще один пример того, как Седлон при переводе вводит особенное слово оригинала с немедленным пояснением на понятном читателю языке: ajnclík – solitary (в ПГБ 1963 ч. 1, гл. 9, с. 122).
Next to the 16 was ajnclík: solitary, а gloomy hole.
Для сравнения ПГБ:
Возле шестнадцатой находилась одиночка, жуткая дыра,
И оригинал:
Vedle "šestnáctky" byl "ajnclík", ponurá díra.
В любом случае, нельзя не согласиться со Зденкой Выходиловой (ZV 2008), вполне справедливо заключающей, что художественную выразительность романа существенно обеднило и лишило многих красок нежелание ПГБ передавать при переводе дериваты и иноязычные В1слючения во всей их смысловой полноте и стилистическом разнообразии.
См. также комм., ч. 1, гл. 14, с. 200.
С. 137
Только к "Шугам" я не пойду, я там остался должен.
В оригинале: ale к Šuhům nepůjdu, tam jsem dlužen. "Шуги" ("U Šuhů") – вовсе не "ресторан в Праге", как пишет ПГБ в своем комментарии (с. 433) – это натуральный бордель. И с этим не поспоришь, так как именно в разделе домов терпимости (nevěstince) находим в адресной книге Праги 1913 года заведение Яна Шуги (HL 1998).
Schuha Jan, I.-722. Benediktská 9.
Там же находим и бордель с улицы На Бойишты. Хозяин Антон Носек.
Nosek Ant., II.-463, Na Bojišti 10.
См. комм, о возможном доноре имени пани Мюллерова, ч. 1, гл. 1, с. 25.
Кроме того, здесь уместно вспомнить еще об одной претензии критиков к Гашеку. Помимо присутствия русизмов, автора "Швейка" обвиняли еще и в том, что он просто не помнит после пяти лет в России, как правильно пишутся слова и имена. Впрочем, среди газетных вырезок двадцатых годов, собранных Ярославом Шераком, есть и такие (JŠ 2010), в которых написание названия заведения на Бенедиктской улице в точности такое же, как и у Гашека: "U Šuhů", а не "U Schuhů".
- Dominus vobiscum, et cum spiritu tuo. Dominus vobiscum / Благословение господне на вас, и со духом твоим. Благословение господне на вас (лат.).
Совсем уже необъяснимое искажение. Латинская фраза, столь неотъемлемая, что стала синонимом католической мессы, никакого упоминания о благословении не содержит, а переводится: "Да пребудет Господь с тобой и духом твоим".
С. 138
Помню золотое время,
Как все улыбались мне.
Проживали мы в то время
У Домажлиц в Мерклине.
В оригинале приведенный куплет (первый, на самом деле не выдуманной Кацем, а как и все прочие народной песенки) выглядит так.
Vzpomínám na zlaté časy,
když mne houpal na klíně,
bydleli jsme toho času u
Domažlic v Merklíně.