К этому безусловно стоит добавить, что сама по себе не слишком распространенная фамилия Швейк, согласно авторитетному мнению составителя первого этимологического словаря чешских фамилий Антонина Котика (Antonín Kotík, 1840–1919) скорее всего восходит к славянскому корню "шуй" – левый. В одной из своих работ 1897 года, процитированной Ярдой Шераком (JŠ 2010), Котик пишет, обсуждая более частую и ходовую в Чехии фамилию Швейнога:
"švej není nic jiného leč sují (levý a tedy nepravý, křivý, kosý); švejnoha tedy – křivonohý. Ostatní jména jsou nesložená, pocházejíce z jednoduchého švej s příponami… - ka (Švejka)…Tak lze vysvětlit i původ tvaru s příponou – k (Švejk)
švej – не что иное, как šují (левый, а также неверный, кривой, косой); švejnoha, таким образом, - кривоногий. Другие несоставные имена происходят из простого švej с суффиксом – ка… (Švejka)… Точно так же можно объяснить и происхождение формы с суффиксом – к (Švejk)".
То есть, если бы вдруг какой-нибудь чудак пожелал, как, скажем, Владимир Набоков со своей "Аней в стране чудес", при переводе гашековского романа полностью русифицировать имя главного героя, то самым верным был бы вариант – бравый солдат Осип Шульга. Впрочем, с общеславянской левизной не все согласны.
Исследователи, склонные к домашней, менее научной и, соответственно, идеологически выдержанной лингвистике, например автор швейковской энциклопедии Милан Годик (HL 1998), вполне допускают и немецкое происхождение от слова schweig (schweigen) – молчи, молчать. Как это молчание увязывается с ногами в случае куда более популярной, чем Швейк, фамилии Швейнога, при этом не говорится ничего. А равно и о том, как пристраивается к целому набору явно однокоренных, перечисляемых Антонином Котиком – Švejnožka, Švejnoch, Švejnar, Švejla, Švejch, Švejkar и Švejda.
Так или иначе, в своем творчестве к образу Швейка Гашек обращался трижды. Впервые в 1911 году, когда были написаны и опубликованы в нескольких номерах популярного пражского журнальчика "Карикатуры" один за другим пять антимилитаристских рассказов:
"Švejk stojí proti Itálii" (Karikatury, 22.05.1911);
"Dobrý voják Švejk opatřuje mešní víno" (Karikatury, 19.06. 1911);
"Superarbitrační řízení s dobrým vojákem Švejkem" (Karikatury, 17.07.1911);
"Dobrý voják Švejk učí se zacházet se střelnou bavlnou" (Dobrá kopa, 21.07.1911);
"Dobrý voják Švejk působí u aeroplánů" (Dobrá kopa, 28.07. 1911);
В русском переводе впервые в книге ГИ 1955, с. 67–85.
Бравый солдат Швейк перед войной:
"Поход Швейка против Италии".
"Швейк закупает церковное вино".
"Решение медицинской комиссии о бравом солдате Швейке".
"Бравый солдат Швейк учится обращаться с пироксилином".
"Бравый солдат Швейк в воздушном флоте".
Вновь вспомнил Гашек о своем бравом солдате спустя шесть лет, в феврале 1917-го, уже в Киеве, где, оказавшись в русском плену, стал сотрудником еженедельника "Čechoslovan" – официального органа "Союза чехословацких обществ на Руси" (Svaz československých spolků na Rusi), антиавстрийского объединения чешских колонистов, занятого прежде всего формированием чехословацких вооруженных дружин для войны на стороне русских, ядра будущего чешского легиона (см. комм., ч. 1, гл. 11, с. 153). Новая, на сей раз уже не столько антимилитаристская, сколько антиавстрийская история о Швейке была размером с небольшую повесть и вышла в виде отдельной книги с названием "Бравый солдат Швейк в плену" ("Dobrý voják Švejk v zajetí". Kyjev: Slovanské vydavatelství, 1917). В русском переводе впервые в книге МГ 1959, с. 9-102.
Рассказы и повесть на языке оригинала входили в состав собрания сочинений Гашека; кроме того, отдельную книжку, включающую помимо упомянутых и иные тексты, связанные с событиями или персонажами романа, составил чешский гашковед Радко Пытлик – NE 1983.
Во всех случаях неизменно волнующим гашковедов всего мира остается вопрос о том, кто из современников Гашека и при каких обстоятельствах если и не стал прообразом, то подарил будущему романисту сочетание имени и фамилии Йозеф Швейк. Существует красивая гипотеза, выдвинутая чешским журналистом Ярославом Весели (Jaroslav Veselý) и позднее развитая советским славистом Сергеем Никольским (СН 1997), о том, что сочетание Йозеф Швейк – результат случайной встречи в мае 1911 года 28-летнего Гашека с 18-летним юношей, носившим именно такие имя и фамилию, а проживавшим, еще одно совпадение, рядом с пивной "У чаши" На Бойишти, дом 463. Неувязка лишь в том, что в соответствии с записью в книге учета полиции (policejná přihláška), которую нашел и опубликовал у себя на сайте Ярда Шерак (JŠ 2010), отметка о вселении семьи Швейков (мама Катержина, год рождения 1853, и два брата Йозеф (1892) и Индржих (1896)) в дом номер 463 по улице На Бойишти сделана 3 июня 1912 года, ровно через год после публикации первого рассказа Гашека о бравом солдате Йозефе Швейке. Впрочем, нехорошо для гипотезы и то, что мама Катержина никогда не была замужем, согласно метрике из города Жижелице (Žiželice), местечка, где Катержина счастливо родилась – Швейк (Швейкова) ее девичья фамилия, а значит папа Йозеф Швейк-старший, главное лицо изначальной истории Весели, если не очевидное недоразумение, то явная выдумка. И тем не менее. Все могло, конечно, быть. Еще один вполне правдоподобный вариант выдвинул Милана Годик (HL 1998), предположивший, что имя и фамилию Гашек попросту занял у известного своей глупостью депутата-агрария Рейхстрата, также пражанина Йозефа Швейка. О нелепых речах этого политика и выходках немало писали в довоенных газетах, которые будущий автор романа всегда жадно читал. Странность здесь лишь в том, что у самого Годика в HL 1998 ссылка делается лишь на публикации в газете "Право отчизны" (Právo domova) за февраль 1913 года. Что также поздновато. Иными словами, вопрос об источнике по-прежнему открыт. Отличный кандидат, на мой взгляд, и Йозеф Швейк – владелец дровяного склада и торговли в Краловских Виноградах (obchodník s dřívím), рядом с лавкой которого с адресом улица Будечская (Budečské) на соседней Челаковского (Čelakovského), современной Яна Масарика (Jana Masaryka), какое-то время (1901–1902) жил будущий романист. Мог и запомнить вывеску лесоторгового заведения. В этой связи на память сразу приходит и то, что в первых рассказах Швейк – плотник. В любом случае, неутомимый Ярда Шерак нашел только в старых полицейских реестрах Праги времен империи десяток носителей если не полного комплекта Йозеф Швейк, то уж точно самого славного родового имени. А ведь можно еще поискать в Кладно, Кутна Горе, Будейовицах и т. д. и т. п., список большой. В общем, было, было кем и как вдохновиться Гашеку.
Великой эпохе нужны великие люди. На свете существуют непризнанные скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского…
Я искренне люблю бравого солдата Швейка и, представляя вниманию читателей его похождения во время мировой войны, уверен, что все они будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат для того, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии.
И этого вполне достаточно.
Обращение к событиям и героям древней истории для придания значения и веса героям и событиям текущих дней – один из любимых приемов публицистов и писателей эпохи; не чуждался его и Гашек. Во многих его рассказах можно встретить отсылки к римским, греческим или библейским сюжетам. Немало таких и в первой части романа, но какого-то дополнительного смыслообразующего значения они не имеют и новых художественных связей не порождают до середины книги второй. Здесь наконец-то в главе второй "Будейовицкий анабазис" само сюжетное движение начинает диктоваться переосмыслением древней поговорки "Все дороги ведут в Рим", а в главе пятой той же книги "Из Моста-на-Литве в Сокаль" уже сам главный герой, бравый солдат Швейк, объявляется, ни больше и ни меньше, императорским и королевским воплощением Гермеса, греческого бога плутовства и воровства.
ГЛАВА 1. ВТОРЖЕНИЕ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА В МИРОВУЮ ВОЙНУ
С. 25
Убили, значит, Фердинанда-то нашего, - сказала Швейку его служанка.
Франц Фердинанд (Карел Людвиг Йозеф Мария) д’Эсте (1863–1914) – наследник габсбургского престола, племянник императора Франца Иосифа.
Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы
Как рассказала первая и единственная законная жена Ярослава Гашека Ярмила, как-то весной 1911 года, в полном изнеможении очень поздно заявившись домой, ее муж, прежде чем отправиться спать, что-то быстро записал на клочке бумаги и тут же смял. Аккуратная Ярмила Гашкова комочек выбросила в мусор. Каково же было ее изумление, когда, едва проснувшись, Ярослав стал жаловаться, что вчера его посетил гениальный замысел, он его даже где-то записал, а теперь не помнит, но главное – не видит ту бумажку с памяткой. По счастью, мусор еще не вынесли, смятую бумажку извлекли, Гашек развернул, перечитал вчерашнюю записку, подумал, снова смял осьмушку и уже сам отправил в мусор. Любопытство охватило Ярмилу. Теперь она достала смятый обрывок бумаги, развернула и увидела то, что выглядело, как написанный и подчеркнутый заголовок рассказа "Pitomec и kompanie" ("Идиот на службе"). Ниже была фраза, которую, видимо, и хотел вспомнить Гашек.
Dal se sám vyzkoušet, že jest schopen, aby vystupoval jako pořádný vojín.
Добровольно пошел на медосвидетельствование, чтобы доказать, что годен к строевой.
И после еще пара слов совсем неразборчиво. (RP 1998)
К этому можно добавить, что сюжет с медкомиссией и комиссованием по идиотизму во всех его вариациях можно найти как в рассказах, так и в повести.
и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.
В первом своем воплощении, как герой рассказов, Швейк был столяром, во втором, в повести – сапожником, и лишь в романе начал промышлять продажей собак, что существенным образом характеризует качество исходного жизненного материала и знание предмета, использованного автором для создания романа. Иными словами, ни столяром, ни сапожником сам Гашек не был, не имел никакого отношения к этим почтенным ремеслам, а действовал, подобно всем обычным юмористам, то есть используя профессию как пустой и формальный маркер социального статуса персонажа. А вот торговлей, и не вполне чистой, собаками автор "Швейка" пытался заниматься лично, впрочем, ничем мир до поры до времени в результате не обогатив, кроме автобиографического рассказа "Институт собаковедения" (Kynologický ústav – Světozor, 1914). См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 206.
Впрочем, в отличие от профессии, любовь к животным – неизменная особенность бравого солдата. В повести у Швейка дома после ареста и заключения остались в одиночестве морские свинки в коробке под кроватью; о неизбежной голодной смерти этих зверюшек (bílé, černé а žluté) герой не может не думать без слез.
Кстати, многие современники отмечают уверенность Гашека в том, что роман, в отличие от всего прочего им сделанного и написанного, будет уже "настоящей литературой".
Вторая, гражданская жена Гашека Александра Львова вспоминала:
Ja jsem nevěděla, že о Švejkovi psal už před válkou i během ní. Řekl mi to teprve ted‘, ale hned prohlásil, že tohle bude něco docela jiného, tohle že bude skutečná literatuře.
Я не знала, что о Швейке он писал перед войной и во время войны. Сказал мне об этом только сейчас, и тут же добавил, что на этот раз будет писать нечто совершенно иное, теперь это уже будет настоящая литература (RP 1998).
См. продолжение цитаты в комм, к фрагменту о солдатском характере, ч. 2, гл. 5, с. 481.
Пример того, как ловко Швейк подделывает родословные, см. ч. 1, гл. 14, с. 232.
Кроме того, он страдал ревматизмом
История возникновения этой болезни, напрямую связанной с непреходящим желанием Швейка служить императору до последней капли крови, подробно описана Гашеком в повести. Бравый солдат, комиссованный по случаю идиотизма армейскими врачами и выгнанный на этом основании навеки из родного полка, просто-напросто стал горько пить и однажды зимой уснул хмельной у не желавших для него теперь открываться дверей горячо любимой казармы.
Švejk byl propuštěn na svobodu. Sedával v malém výčepu naproti kasárnám, odkud ho kdysi vyhnali. A pozdě v noci viděli opozdih chodci plížit se kolem kasáren tajemnou postavu, která s výkřikem: "Já chci sloužit císaři pánu až do roztrhání těla" dala se na útěk a zmizela v temnu.
И отправили Швейка куда глаза глядят. Посидел он какое-то время в маленькой пивной напротив казармы, но и оттуда его в конце концов выгнали. Уже ночью запоздалые прохожие видели кравшуюся вдоль казарменной стены фигуру, которая с криком: "Я хочу служить государю императору до последней капли крови", - кинулась наутек и исчезла во тьме.
То byl bývalý dobrý voják Švejk. Jednou v zimě našli ho u kasáren к ránu ležet na chodníku. Vedle něho ležela prázdná láhev s etiketou Císařův čertův liker a Švejk, leze na sněhu, neohroženě si zpíval, což z dálky vypadalo jako volání o pomoc a chvílemi jako válečný řev Indiánů Sioux:
Это был бравый солдат Швейк. В один морозный день рано утром обнаружился он лежащим на тротуаре у казармы. Возле него валялась пустая бутылка с надписью "Императорский чертов ликер", а сам Швейк, раскинувшись на снегу, не умолкая пел, и песня его то походила на зов на помощь, то на воинственный рев индейцев сиу:
"Byla bitva byla, tám u Solferina,
teklo tam krve moc, krve pod kolena
a na fůry masa, vždyť se tam sekala
osmnáctá chasa, hop, hop, hop.
Osmnáctá chaso, neboj tý se nouze,
vždyť za tebou vezou peníze na voze.
Peníze na voze a mináž v kočáře…"- Была, была там Битва, там у Сольферино
Крови было много, по грудь да по колена
И мяса, что изрублено там, целые фургоны,
Хоп, оп, оп хорошенько дралась наша восемнадцатая.
Восемнадцатая рота горюшка не ведает.
Потому что воз с деньгами за нею следует.
Денежки в повозке, а снедь в тарантасе…
"Kerejpak regiment tohlecto dokáže," řval Švejk do ranního ticha činžáků, váleje se labužnicky ve sněhu na chodníku".
- Кого ни спросите, полк любой согласен, - летел рев Швейка в тихие утренние квартиры по соседству, в то время как сам он с удовольствием валялся на снегу тротуара.
Od té doby datuje se jeho revmatismus.
C той поры и завелся у него ревматизм.
Надо заметить, что в букете заболеваний, которые мучили и самого Гашека, ревматизм, именно такого свойства как у Швейка, с отекающими коленями, занимал одно из первых мест. Гашковеды считают, что малоприятный недуг автор "Швейка" подхватил таким же образом, как и его герой, из-за многочисленных ночевок на открытом воздухе во время своих бесконечных юношеских скитаний по Австро-Венгрии.
и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.
Оподельдок (камфорная мазь) – средство для снятия боли в суставах, популярное и по сей день. Вот состав с этикетки свежей баночки, производство фирмы Эдвина Озимека, Прага, Йесениоваул., 110. Входят: Aqua Isopropyl Alcohol, Camphor, Sodium Acrylate, Sodium Acryloyldiemethyl Tuarate Copolymer, Paraffinum Liquidum, Trideceth-6, Sodium Stearate, Lavandula Angustifolia, Rosmarinus Officinails.
В повести очередной приступ ревматизма застает сапожника Швейка чуть раньше, сразу после объявления войны и мобилизации. Разница лишь в том, что растирает ноги не сам больной, а его ученик, Богуслав, и не камфорной, а ихтиоловой мазью.
Když roznesly se zprávy о mobilizaci, mazal mu právě učedník Bohuslav nohy ichtyolovou mastí.
Когда принесли слух о мобилизации, ученик Богуслав мазал ему ноги ихтиоловой мазью.
- Какого Фердинанда, пани Мюллерова? - спросил Швейк, не переставая массировать колени. - Я знаю двух Фердинандов. Один служил у фармацевта Пруши и выпил у него как-то раз по ошибке бутылку жидкости для рощения волос, а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко.
Кокошка (Kokoška) и Пруша (Průša) – подлинные фамилии владельцев пражских аптек, в которых, сначала у первого хозяина (Na Perštýně), а затем у второго (lylově náměstí) юный Ярослав Гашек служил сразу после исключения из гимназии. Фармацевта Кокошку в реальной жизни так и звали Фердинанд, и отношения с ним у молодого Гашека, как легко догадаться, не сложились. Вновь упоминается в ч. 2, гл. 5, с. 456.
Превращение пани Мюллер из ПГБ 1956 в пани Мюллерову ПГБ 1963, в оригинале (Müllerová), весьма оригинальный ответ ПГБ на жесткую критику Юрия Молочковского, прозвучавшую в сборнике "Мастерство перевода", согласно которой при переводе с чешского равно недопустимо как использование чешских падежных окончаний в именах жен и детей, так и слов "пан" и "пани". По Молочковскому (кстати, переводчику Чапека, Ирасек и текстов многих других знаменитых чехов), должно было бы быть совсем уже безобразное гамбургско-бременское "госпожа Мюллер". Вариант ПГБ, с моей точки зрения, много лучше, так как оставляет нас там, где происходит действие, в Чехии, а не уводит в какую-то абстрактную Европу, с госпожой-немецкая-фамилия. Остается лишь пожалеть, что ПГБ не проявил ни настойчивости, ни последовательности в отстаивании именно такого взгляда на перевод с русского на чешский.
Что касается собственно персонажа, то пани Мюллерова тоже вполне реальная знакомая одного из армейских сослуживцев Гашека, только в служанках Мария Мюллерова не состояла, совсем наоборот, сама была мамашей в борделе, находившегося по соседству с пивной "У чаши" (RP 1998).
Впрочем, это одна из гипотез. Если учитывать, что Гашек был совершенно равнодушным к плотским утехам и едва ли вообще наведывался в бордели, а вот зато мероприятия анархистов старался не пропускать, более вероятным кандидатом на донорство, как предположил однажды Радко Пытлик, кажется Мария Мюллерова – близкая подруга знакомого Гашеку революционера-анархиста Михала Кахи (Michal Kacha) (JH 2010).
Склонность Гашека к использованию в романе подлинных, неизмененных имен его знакомых, друзей и родственников, и не всегда для самых милых из героев, просто патологическая. А может быть, что даже важнее соображений чести и морали, попросту часть техники, которая помогала романисту таким элементарным и грубым образом, назвав героя реальным именем реального человека, немедленно вызывать все столь необходимые для создания подлинной прозы образные, тактильные и обонятельные ассоциации.
А может быть, есть и иное объяснение, далекое от всякой мистики творчества. Вполне возможно, что страсть к использованию подлинных имен – всего лишь отрыжка многолетней фельетонной практики автора.