ГЛАВА 5. ШВЕЙК В ПОЛИЦЕЙСКОМ КОМИССАРИАТЕ НА САЛЬМОВОЙ УЛИЦЕ
С. 61
Полицейский инспектор Браун обставил сцену встречи со Швейком в духе римских палачей времен милейшего императора Нерона. И так же свирепо, как они в свое время произносили: "Киньте этого негодяя христианина львам!".
Нерон, христиане – многолетний фельетонист продолжает сыпать историческими параллелями, которые будут казаться искусственными до внезапного и полного своего художественного оправдания смыслом и композицией будейовицкого анабзиса Швейка. См. также вставной фельетон, ч. 1, гл. 14, с. 194. И комм., ч. 2, гл. 2, с. 321.
- За решетку его!
В оригинале: za katr (Dejte ho za katr!). Это дериват от немецкого Gatter – решетка, штакетник. Да и все выражение – калька с немецкого: Wirf ihm hintern' Gatter. В чешском мрачноватым образом перекликается со словом палач – kat.
В ПГБ 1929 инспектор говорит "Под замок его".
Швейк, освоивший в тюремных скитаниях жаргон, сам позднее употребит выражение posadili za katr. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 375.
C. 62
"Ну вас к черту, петухи!"
Петухи – полицейские. Как совершенно верно указывает в своем комментарии ПГБ 1963, прозвание возникло по очень простой причине: на форменных шляпах пражские полицейские носили что-то вроде султана из черных петушиных перьев.
Петушиные перья полицейских вновь упоминаются в ч. 2, гл. 1. с. 257 – попробовал прочистить себе трубку петушиным пером из султана на каске полицейского.
Лавочник Йозеф Маречек из Вршовиц.
Возможный источник имени гашковедами пока не найден, а вот Вршовице (Vršovice) – в те времена дальний район Праги, практически пригород, на юго-восток от Виноград. Живал там и Гашек после того, как в очередной раз сошелся с женой Ярмилой, сразу после рождения единственного сына Рихарда (Richard).
Весьма любопытно, хотя к роману совершенно и не относится, то, что этим не слишком чешским именем сын, а позднее и внук Гашека обязаны любимой книге Ярмилы Гашковой "Ричард Львиное сердце" ("Richard Lví srdce"). Да и сам Ярослав Гашек в пору долгого ухаживания казался Ярмиле таким благородным рыцарем, что и его она звала Рихардом. Точнее, русским именем Гриша (Grýša), - такое неожиданное сокращение от Рихарда в будущей семье породило сочетание любви ко всему русскому и не очеш> хорошее знание языка. Еще одним домашним именем Гашека было Митя (Míťa) и тоже следствие ошибки в русском. Неверное сокращение от имени одного из кумиров юности Гашека – анархиста Михаила Бакунина.
Ярослав Шерак предполагает, что именно во Вршовицах, недалеко от казарм На Мичанках (Na Míčánkách) жил будущий отец и командир Швейка – романный поручик Лукаш. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 232. И комм., ч. 1, гл. 10, с. 147.
у ручья печальный я сижу.
Солнышко за горы уж садится,
На пригорок солнечный гляжу.
Там моя любезная томится…
В оригинале в последней строчке еще одно слово, которое формально русизмом не является, но кажется выбранным по созвучности именно русскому подходящего значения – milка (tam, kde drahá milka přebývá).
Правильно, по-чешски, и более ожидаемым было бы milenka. Вопрос безусловно требует дополнительного изучения, но при чтении романа постоянно создается ощущение, что из всего ряда возможных чешских синонимов Гашек регулярно выбирает не самое частотное, а самое близкое к русскому эквиваленту. Данный случай – типичный пример.
Смотри также комм., ч. 1, гл. 8, с. 93.
С. 63
Разве что на нарах, опустившись на колени, как это сделал монах из Эмаузского монастыря, повесившись на распятии из-за молодой еврейки.
В оригинале: klášteř v Emauzích. Назван по имени города в Палестине. Согласно Евангелия от Луки, после своего воскрешения Христос явился двум своим ученикам, когда они шли из Иерусалима в Эммаус. Славен тем, что, только придя в Эммаус, ученики поверили в чудо. Соответственно, формально так, как его именует все постоянно путающий главный герой (монастырь в Эммаусах), называться не может. Либо Emauzy, либо Emauzský klášter, либо klášter Na Slovanech (Эммаусы, Эммаусский монастырь или монастырь на Слованех). Официальный адрес: Vyšehradská 320/49, Nové Město, Praha.
Это, как и все прочие, упоминаемые до сих пор в романе места и учреждения, в радиусе пешей прогулки от полицейского комиссариата На Сальмовой улице.
Уместно напомнить, что самоубийство монаха из-за несчастной любви было темой стишка, буквально только что спетого Швейком врачам в сумасшедшем доме. См. комм., ч. 1, гл. 4, с. 59.
В этом же много раз перестроенном Эммауском монастыре был превращен из иудея в католика Отто Кац, ч. 1, гл. 9, с. 110.
С. 64
когда мы обошли с дюжину различных кабачков
В оригинале: když jsme přešli asi tucet těch různých pajzlíčků. Словом pajzl – обозначают не что-либо, а совершенно конкретный тип питейных заведений с доп. услугами от сотрудниц женского пола, то есть здесь буквально "дюжину притончиков" или просто "бардачков".
Я очутился в одном из ночных кабачков на Виноградах.
Во времена Швейка – Краловске Виногради (Královské Vinohrady), один из самых респектабельных районов тогдашней Праги. Здесь жила семья будущей жены Гашека, Ярмилы Маеровой, и мать самого Гашека Катержина Гашкова. С этим районом связаны многие события и происшествия в жизни автора "Швейка". На западе Виногради граничат с древним и демократичным Нове Место – районом, где прошло детство и юность Гашека и до сей поры развивается действие романа, здесь находятся улицы На Бойишти, Катержинская, Сальмова, Спалена и Карлова площадь.
В Краловских Виноградах поселил Гашек Швейка в повести, там же расположил и сапожную мастерскую своего любимого героя. О чем сообщается в первых же абзацах повести:
C. k. zemský jakožto trestní soud v Praze, oddělení IV, narídil zabaviti jmění Josefa Švejka, obuvníka, posledně bytem na Král. Vinohradech, pro zločin zběhnutí к nepříteli, velezrády a zločin proti válečné moci státu podle § 183–194, ě. 1334, lit. c, a § 327 vojenského trestního zákona.
Императорский, королевский областной уголовный суд в Праге, четверое отделение, постановил конфисковать имущество Йозефа Швейка, сапожника, последнее местожительства Крал. Винограды, за преступление, состоящее в переходе на сторону неприятеля, государственную измену и т. д.
Vidíme tedy, že dobrý voják Švejk odložil již před časem uniformu a obsadil malý obuvnický krám na Vinohradech, kde žil v bázni boží a kde mu pravidelně jednou za rok otékaly nohy.
Знаем теперь, что бравый солдат Швейк отложил на время военную форму, приобрел маленькую сапожную лавочку в Виноградах, где жил в страхе божьем и где регулярно раз в год у него отекали ноги.
В романе точного указания на место жительство Швейка уже нет, более того, целый ряд обстоятельств делает несколько сомнительной его прописку в Виногради, как это было в повести. Прежде всего, мешает в это поверить любимая господа Швейка "У чаши", находящаяся в соседнем районе Нове Место, не слишком удобная для посещения жителю Виноград (см. комм., ч. 1, гл. 6, с. 71), а также слова доктора, явившегося к Швейку домой, о том, что сам он, доктор, из Виноград. (См. комм., ч. 1. гл. 7, с. 82.)
С. 65
Или, например, в "Бендловке",
По мнению Радко Пытлика, заведение с официальным названием "Bendova kavárna" – популярное у пражской богемы ночное заведение на улице Сокольска (Sokolská ulice. Nové Město), практически на границе Нове Место и Виногради. Ныне уже не существует.
Это мнение вполне резонно оспаривается Йомаром Хонси (JH 2010). Он обращает внимание на то, что все названия кафе и ресторанов у Гашека в романе непременно в кавычках, а в данном случае в оригинале эти значки имени собственного не наблюдаются: Nebo v Bendlovce jsem dal jednou jednomu funebrákovi facku. Соответственно, Йомар предположил, что речь о народном прозвище улицы Bendlova в пражском Старе Место (Staré Město), ныне ставшей улицей Průchodní. Узкий проходик, соединяющий солидные Бартоломейскую (Bartolomějská) и Конвиктскую (Konviktská). Отличное место для ночной махаловки, и если так, то здесь ошибка перевода.
съездил я раз одному факельщику из похоронного бюро по роже,
В оригинале: jsem dal jednou jednomu funebrákovi facku. Funebrák – отнюдь не факельщик, а некий обобщенный, вообще – сотрудник похоронной конторы. От латинского funus – похороны, погребение (JŠ 2010).
и это сейчас же появилось в "Вечерке"…
В оригинале: а hned to bylo v odpoledníčku. To есть просто в вечернем выпуске газеты. Какой-то. Обычно по будням газеты тех времен в отсутствие интернета и телевидения выходили и раскупались двумя выпусками – утренним и вечерним. В утренний, шестичасовой, успеть с ночными новостями было трудно, а вот послеобеденный, он же вечерний (odpoledník), в 17.00 – пожалуйста. В общем, кавычки не нужны. В ПГБ 1929 было "на другой же день – пожалуйста – попал в газеты", что правильнее, но не точнее.
Или еще случай: в кафе "У мертвеца" один советник разбил два блюда.
В оригинале: "U mrtvoly" – ночное кафе на углу Карловой площади (Karlovo náměstí) и Рессловой улицы (Resslova) напротив исторического корпуса Высшей технической школы (Vysoká škola technická). Здание, в котором находилось кафе, давно уже снесено. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 38.
С. 66
Однажды в Мыловарах под Зливой, в районе Глубокой, округ Чешских Будейовиц, как раз когда наш Девяносто первый полк был там на учении… Да, кстати, они признались еще и в том, что у Рожиц перед самой жатвой сгорела совершенно случайно полоса ржи.
См. комм, о южно-чешских топонимах, ч. 1, гл. 1, с. 33.
С. 68
Учтиво поклонившись, Швейк спустился с полицейским вниз, в караульное помещение, и через четверть часа его уже можно было видеть на углу Ечной улицы и Карловой площади в сопровождении полицейского
Ječná ulice а Karlovo náměstí – три сотни шагов от полицейского комиссариата на Сальмовой.
На углу Спаленой улицы Швейк и его конвоир натолкнулись на толпу людей, теснившихся перед объявлением.
Очевидно угол Spálená ulice а Karlovo náměstí – это угол уже упоминавшегося ранее здания областного суда (см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47). Еще двести шагов.
- Это манифест государя императора об объявлении войны, - сказал Швейку конвоир.
Публикация императорского манифеста – одно из немногих событий в книге, дающих возможность бесспорной хронологической привязки действия. Манифест "Моим народам" ("Mým národům") был подписан Францем Иосифом Первым 29 июля 1914 года и в тот же день опубликован. Таким образом, если Швейк вышел из дома, направляясь в пивную, на следующий день после убийства в Сараево наследника престола Франца Фердинанда, 28 июня 1914, он скитается по тюрьмам и больницам ровно месяц!
ГЛАВА 6. ПРОРВАВ ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ, ШВЕЙК ОПЯТЬ ОЧУТИЛСЯ ДОМА
С. 69
полицейское управление представляло собой великолепную кунсткамеру хищников-бюрократов, которые считали, что только всемерное использование тюрьмы и виселицы способно отстоять существование замысловатых параграфов.
В оригинале нет никакой кунсткамеры, сказано просто "компанию бюрократических хищников" (skupiny byrokratických dravců).
Стоит обратить внимание, что теперь и полиция, как до того суд (см. ч. 1, гл. 3, с. 48), ассоциируется у Гашека только и исключительно с параграфами законов. Единственное отличие в том, что вне перечисления параграфы теряют свою естественную форму тюремной загородки и вновь превращаются в слово (aby uhájili existenci zakroucených paragrafů).
C. 70
- Мне очень, очень жаль, - сказал один из этих черно-желтых хищников, когда к нему привели Швейка.
Черный и желтый – цвета австро-венгерского флага. Кстати, в оригинале хищник не просто черно-желтый, а еще и прожженный (jeden z těch dravců černožlutě žíhaných).
- Идите к черту, - пробормотало наконец чиновничье рыло.
Замечательно то, что хищник, говоривший все это время строго на формальном, правильном чешском, побежденный и сокрушенный Швейком, вдруг переходит на демократичный разговорный. Становится человеком.
"Vem vás čert, Švejku", řekla nakonec úřední brada (Vem вместо vezmi).
См. комм., Ч. 1, ГЛ. 1, c. 26.
я вас вообще ни о чем не буду спрашивать, а прямо отправлю в военный суд на Градчаны.
Градчани (Hradčany) – один из четырех исторических районов Праги (Старе Место, Малая Страна и Нове Место); в отличие от Нове Место и Виногради, где пока крутится действие романа, находится на другой (левой) стороне Влтавы. Расположен на высоком, доминирующем над городом холме. Ядром и центром Градчан является самый большой замок в мире – Пражский Град. Ныне резиденция чешского президента.
Во времена Швейка военный суд и гарнизонная тюрьма находились на дальней от замка, западной стороне Градчан – Капуцинская улица, д. 2 (Kapucínská ulici, č. 2). Что же касается Швейка, то в точности, как это ему и накаркал черно-желтый хищник, именно туда и очень скоро заведет его незлмеренный патриотизм (см. комм., ч. 1, гл. 7, с. 86).
По дороге домой он размышлял о том, а не зайти ли ему сперва в пивную "У чаши", и в конце концов отворил ту самую дверь, через которую не так давно вышел в сопровождении агента Бретшнейдера.
С учетом оставленного самим Гашеком непроясненным вопроса о местожительстве Йозефа Швейка, стоит, наверное, обратить внимание на то, что всякий раз, когда заходит речь о его доме (это там, где служанкой пани Мюллерова), всплывает пивная "У чаши", и, соответственно, улица На Бойишти. Еще раз Швейк посетит свой бывший дом и, как неизбежность, "Чашу" во время своей службы денщиком у фельдкурата Каца, что уж совсем не по пути, с учетом того, что фельдкурат жил в Карлине. Просто в другую сторону.
Ну а затем и вовсе (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 276) в ответ на вопрос подпоручика на станции Табор "знаете, что такое дегенерат?" объявит:
У нас на углу Боиште и Катержинской улицы, осмелюсь доложить, тоже жил один дегенерат.
См. также комм., ч. 1, гл. 5, с. 64. и ч. 1, гл. 7, с. 82.
Кстати, семья юного Гашека три года проживала на углу Сокольской и На Бойишти (RP 1998). Так что вполне возможно, Гашек в романе просто оговорился, а вместе с ним и Швейк. Должно быть:
У нас на углу Бойишти и Сокольской улицы, осмелюсь доложить, тоже жил один дегенерат.
См. также встречу "соседей" Швейка и Водички: Несколько лет тому назад Водичка жил в Праге, на Боиште. Комм., ч. 2, гл. 3, с. 405.
В пивной царило гробовое молчание.
На самом деле речь идет о барной стойке, výčep (Ve výčepu panovalo hrobové ticho), это становится совершенно уже несомненным, когда через несколько минут придет Бретшнейдер и "бросит мимолетный взгляд на стойку (výčep) и пустой зал (locál)" (Vrhnuv zběžný pohled do výčepu i prázdného lokálu). Швейк, получается, раз зал пустой, стоит перед стойкой.
По всей видимости, переводчику следовало каким-то образом ввести и объяснить всю терминологию, связанную с чешской господой (пивной). В частности, сказать, что барная стойка в европейском смысле в чешской господе отсутствует, как и в классическом английском пабе. То есть výčep – просто конторка с горизонтальной верхней доской, пивными кранами и парой-тройкой бутылок чего-нибудь покрепче, возле нее нет высоких стульев, а есть длинные столы напротив, а иногда и этого нет, как, например, в колыбели второй, третьей и четвертой книг "Швейка" – "Чешской короне" в Липницах. Всего лишь навсего маленький предбанник, где наливают. Посетитель пьет пиво либо стоя у стойки, либо сидя за общим столом, при этом, как правило, громко беседуя с хозяином (господским). Для тех, кто хотел бы не поболтать, а перекусить, имеется либо отдельный смежный зал, либо дальняя от стойки часть общего зала (lokál). Если это сделать, ввести и закрепить понятия, тогда ничего и переводить не надо, как слово "паб" в английских романах. Просто писать "господа", "господский", "локал", ну а рассматриваемый фрагмент тогда примет вид:
В вычепе царило гробовое молчанье.
См. по этому поводу о технике работы американского переводчика "Швейка" комм, к слову pucflek: ч. 1, гл. 10, с. 136.
Сравни также удивительное у ПГБ исключение, когда именно таким образом через поясняющий комментарий вводится в текст специфическое австрийское понятие "трафика". См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 393. А также специфически чешское "тлаченка": см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 476.
Там сидело несколько посетителей и среди них – церковный сторож из церкви Св. Аполлинария.
Католический костел в готическом стиле XIV века на улице Аполинаржска (Apolinářská 443/10, Nové Město, Praha), в полукилометре от пивной. Неожиданная связь с будущими событиями возникает из-за того, что все колокола звонницы кроме главного 180 килограммового были реквизированы во время Первой мировой войны.
С. 72
А потом, после приговора, когда его уводили, взял да и крикнул им там, на лестнице, словно совсем с ума спятил: "Да здравствует свободная мысль!".
В оригинале последние два слова – имя собственное: "Ať žije Volná myšlénka!". "Свободной мыслью" называлось периодическое издание чешского подразделения антиклерикального, атеистического движения с тем же названием, основанного в Праге в начале двадцатого века.
Что, конечно, много смешнее того, что получилось у ПГБ. Очевидно, только окончательно рехнувшийся кабатчик мог выкрикнуть на суде, если взять русскую аналогию: "Да здравствует Религиозно-философское общество", ну или "Самопознание".
В 1911 году Гашек написал и опубликовал затем в журнале "Карикатуры" злой фельетон как о практике самого чешского антирелигиозного движения, так и о его печатном органе, журнале, который так и назвался – "Свободная мысль" ("Volná myšlénka"). Так что здесь давняя любовь.
За все это время к нему на удочку попался только один обойщик с Поперечной улицы.
Поперечная, на самом деле Пршична (Příčná) – короткая улочка недалеко от угла Житной (Žitná) и Карловой площади. Параллельна Школьской (Školská), на которой жила семья Гашеков как раз в тот год, когда родился Ярослав. Любопытно, что в четвертой части, безо всякого предупреждения, она уже "Пршична", см. комм., ч. 4, гл. 1, с. 266.