Этапом в изучении "слов" и "речей" Феофана явилась статья Н. Д. Кочетковой "Ораторская проза Феофана Прокоповича и пути формирования литературы классицизма" (1974). Исследовательница определила проблематику и тематику ораторского наследия Феофана, обозначила два периода его ораторского творчества: киевский и петербургский, охарактеризовала более десятка "слов" и "речей" оратора. Н. Д. Кочетков анализирует ораторскую прозу Феофана Прокоповича в широком историко-литературном контексте: Стефан Яворский, Гавриил Бужинский и другие ораторы Петровской эпохи сопоставляются с Феофаном-оратором. Принципиально важно, что исследовательница определила влияние его "слов" и "речей" на творчество М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова. "Живое слово Феофана, проникнутое мирскими заботами и интересами, нашло сочувственный отклик не только у его современников и ближайших продолжателей, но и у русских писателей второй половины XVIII века". Н. Д. Кочеткова отметила, что влияние жанра было плодотворным, а вся "ораторская проза Феофана Прокоповича представляла собой богатый и ценный источник для писателей русского классицизма, обращавшихся к самым разным жанрам, на протяжении нескольких десятилетий она оставалась живым явлением и участвовала в литературной борьбе последующих поколений".
Украинские исследователи М. Д. Рогович, В. М. Ничик, Д. П. Кирик, И. В. Иваньо подготовили к изданию трёхтомник трудов Феофана Прокоповича в переводе на украинский язык, сопроводив его весьма обстоятельным предисловием. Особенно важным явилось внесённое ими уточнение философских и эстетических взглядов Феофана Прокоповича.
В 1979 г. в серии "Русская старопечатная литература (XVI – первая четверть XVIII в.)" вышел том "Панегирическая литература петровского времени", подготовленный В. П. Гребенюком. Здесь помещены шесть "слов" Феофана Прокоповича, дан обстоятельный обзор произведений первой четверти XVIII в. с панегирическим содержанием. Открывается издание весьма содержательной статьёй В. П. Гребенюка "Панегирические произведения первой четверти XVIII в. и их связь с петровскими преобразованиями", в которой исследователь называет Феофана Прокоповича не только идеологом Петра, пропагандирующим его идеи и начинания, но и "проповедником нового типа". Учёный на примере "Панегирикоса, или Слова похвального о преславной над войсками свейскими победе" представляет образец жанра панегирического произведения, его проблематику, поэтику, отмечает характерную для Феофана-художника черту – взаимодействие разных жанров, созданных на одну тему, в данном случае – "Панегирикоса" и эпической поэмы "Епиникион". В. П. Гребенюк пишет об их влиянии на дальнейшую судьбу жанров, особенно по линии панегирической литературы: "Своим похвальным словом, одобренным Петром, Прокопович дал пример использования панегирических образов в литературе и искусстве".
Однако трагедокомедия "Владимир" не стала предметом сколько-нибудь детального анализа, чаще всего исследователи лишь отмечали актуальность, сатиру, систему политических намёков, своеобразие языка, присущие пьесе.
В начале 1980-х гг. появились монографии Г. Н. Моисеевой ("Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли XVIII века", 1980), В. А. Бочкарёва ("У истоков русской исторической драматургии: Последняя треть XVII – первая половина XVIII века", 1981).
В. А. Бочкарёв рассмотрел трагедокомедию "Владимир" как историческую пьесу, в контексте становления ранней русской драматургии.
Труд Г. Н. Моисеевой посвящён важной и сложной проблеме: изучению того, как отражались в искусстве XVIII в. памятники древнерусской культуры. Поэтому в связи с характером источников трагедокомедии "Владимир" наблюдения Г. Н. Моисеевой представляют для нас несомненную ценность, о чём в работе будет говориться особо при сопоставлении исторических материалов (летопись, жития, "Синопсис") с пьесой.
В главе "На путях к новой русской литературе" (1980) Г. Н. Моисеева даёт высокую оценку творчества Феофана Прокоповича как горячего сторонника реформ Петра I и умелого пропагандиста идей преобразователя. Г. Н. Моисеева отмечает публицистичность и злободневность "Владимира", сближая пьесу с классицистической драматургией, называя её "преддверием трагедий Сумарокова на темы древнерусской истории… Ломоносова, Княжнина". На примере анализа "Слова похвального о преславной над войсками свейскими победе" Г. Н. Моисеева характеризует ораторскую прозу Феофана не столько как панегирическую, сколько как историко-философскую с характерным для оратора ироническим и, чаще, сатирическим элементом.
А. С. Курилов высоко оценивает "Риторику" Феофана Прокоповича. Поскольку проза являлась исключительно предметом риторики, то "слова" и "речи" могли относить ся либо к высоким жанрам и соответственно высокому стилю, если они были возвышенными, торжественными, величественными, пышными, либо к хвалебным речам, т. е. умеренно пристойным, спокойным. Учёный отводит значительную роль теоретическому наследию Феофана Прокоповича в становлении словесных наук в России первой четверти XVIII в.
В. И. Фёдоров в своём фундаментальном учебнике (М., 1982; 2-е изд. – 1990) не только дал характеристику Феофану Прокоповичу как предклассицисту в целом, но и как оратору, отметив среди выдающихся его "речей" "Слово на погребение Петра Великого".
В 1980-е г. появились первые кандидатские диссертации о литературном творчестве Феофана Прокоповича: их защитили Т. Е. Автухович ("Литературное творчество Феофана Прокоповича". – Л., 1981) и О. М. Буранок ("Пьеса Феофана Прокоповича "Владимир" и жанр трагедокомедии в русской драматургии первой половины XVIII века". – М., 1984).
Характеризуя литературное творчество Феофана Прокоповича, Т. Е. Автухович третью главу своего исследования посвятила ораторской прозе Феофана. В киевском периоде она выделяет проповеди учительские – "Слово о ненавидении греха", "Слово в день равноапостольного князя Владимира", "Слово в неделю мытаря и фарисея", "Слово похвальное о преславной над войсками свейскими победе". "Стиль светских проповедей Феофана тоже определяется законами барочного красноречия". Правда, уже в киевских проповедях Феофана исследовательница усматривает умеренное использование метафор и аллегорий, в отличие от барочных произведений его современников. "Эволюция жанра проповеди продолжется в Петербурге", – пишет Т. Е. Автухович, – где в выступлениях Феофана, посвящённых общественно-политическим проблемам, разрабатывается новая этическая теория".
Много внимания Т. Е. Автухович уделяет образу Петра, теме "государство и личность" в "словах" и "речах" петербургского периода. В связи с этим вызывает недоумение резюме исследовательницы: "Но исключительная сложность личности самого Петра не отразилась в проповеди Феофана. Прокоповича интересует лишь официальный облик его героя как государя. Это было связано с тем, что задачей публицистики петровского времени было формирование естественного мнения и утверждение новых критериев оценки человеческой личности. Образ Петра поэтому не столько является объектом славословия, сколько помогает утвердить осуществимость новой этической нормы".
Трудно согласиться с ещё одним итоговым резюме автора диссертации: "Ораторская проза Прокоповича и в период его сотрудничества с Петром отмечена влиянием поэтики барокко. Но это уже другое, "рационализированное" барокко, изменившееся вместе с эпохой".
Спорными являются выводы Т. Е. Автухович и о траге-докомедии "Владимир". Всё художественное своеобразие пьесы исследовательница определяет как проявление барокко: "Двуплановость содержания и принципы его воплощения, – замечает Т. Е. Автухович, – связывают трагедокомедию с эстетикой барочной драматургии".
Недостаточно убедительным, на наш взгляд, является утверждение исследовательницы о том, что "переменчивому герою первых пьес русского театра противостоит князь Владимир, сознающий подобную переменчивость уже как недостаток: его смущает необходимость изменить своей вере".
Необходимо уточнить, что князя смущает и волнует не измена вере, к которой он, по словам Жеривола, охладел (Владимир видит все достоинства христианства, долгая беседа с Философом была заключительным аккордом в его размышлениях о необходимости перемен). Тревожат Владимира сугубо мирские помыслы, прежде всего – гордость, ущемления которой перед греческой короной опасается князь, а также страшит Владимира аскетизм христианства.
Сделав ряд интересных наблюдений над образами жрецов, показав их роль в трагедокомедии, Т. Е. Автухович переходит к поэтике пьесы, рассматривая её опять-таки как чисто барочную. "Антонимичность жизненного миропонимания у Прокоповича, – утверждает она, – как всегда в барочном тексте, выражается в нагнетании антитез, контрастов, в потоке синонимии, в использовании книжных метафор и так называемых вставочных рассказов, не имеющих отношения к ходу действия. Таким образом, поэтика трагедокомедии определяется законами барокко".
На наш взгляд, это суждение является не совсем верным, так как поэтика "Владимира" определяется не только (и не столько) законами барокко.
Мы, в отличие от Т. Е. Автухович, художественный метод Феофана Прокоповича, в том числе в его драматургии и ораторской прозе, рассматриваем как предклассицизм (о чём и будет идти речь в данном учебном пособии).
Здесь уместно вспомнить предупреждение П. Н. Беркова, который писал, что нельзя "всю русскую литературу переходного периода покрасить в пёстрые цвета всеобъемлющего барокко". Учёный считал Феофана предклассицистом. В очерке о Прокоповиче в учебнике по литературе XVIII века О. В. Орлов и В. И. Фёдоров пишут о нём как о ярчайшем писателе предклассицизма. В. А. Западов также обосновывает свой вывод о Феофане как предклассицисте. Солидаризируется с этими учёными Ю. К. Бегунов в статье "Изучение литературы петровской эпохи за последнее десятилетие".
С. А. Кибальник, характеризуя "Риторику" Феофана Прокоповича, делает экскурс в дискуссию о литературном направлении, к которому относится Феофан – теоретик и художник слова, но учитывает мнения по данному вопросу далеко не всех "восемнадцативечников". Исследователь отмечает, что как предклассициста Прокоповича рассматривают А. А. Смирнов, В. Д. Кузьмина, О. А. Державина, Н. Д. Кочеткова. Но при этом С. А. Кибальник не упоминает о точке зрения В. И. Фёдорова и А. С. Курилова на Прокоповича как предклассициста. – Л. И. Кулакова и В. А. Западов ещё более определённо относили его к классицизму. Об этом тоже не сказано в обзоре.
С. А. Кибальник приводит и другую, противоположную точку зрения – Д. Чижевского, А. М. Панченко, Р. Лужного, И. В. Иваньо – о барочном направлении творчества Феофана. Однако вне статьи С. А. Кибальника остались работы И. А. Чернова, Т. Е. Автухович, А. А. Морозова, которые относят Феофана к барокко. Странно, что этих исследователей, страстно пропагандирующих идеи барокко в литературе Петровской эпохи, С. А. Кибальник не учитывает в своей работе. Осветив полемику, С. А. Кибальник считает, что Феофан Прокопович (особенно в своей "Риторике"), хотя и критикует "курьёзность", "замысловатость" стиля тёмного барокко, хотя и борется за ясность, краткость, пристойность, всё же должен быть отнесён к представителям умеренного барокко.
"Не из эстетики классицизма, а именно из ренессансной и позднеренессансной теории искусства они (требования ясности и т. п. – О.Б.) попали в "Поэтику" и "Риторику" Феофана Прокоповича. Поэтому "признаки формирующегося классицизма" (Кибальник даёт сноску на В. Д. Кузьмину, – О.Б.) у Феофана можно видеть лишь ретроспективно. Но поскольку классицизм был своеобразным возвратом к Ренессансу, то, быть может, именно эта по существу ренессансная основа русской литературы и эстетики Петровской эпохи предопределила быстрое и успешное развитие классицизма в 30-е гг. XVIII в.".
В целом интересная и глубокая статья С. А. Кибальника о "Риторике" Феофана Прокоповича всё-таки не проливает свет на проблему метода ни Феофана-теоретика, ни Феофана-художника. Кибальник, по существу, даёт третью точку зрения на эту проблему: Феофан – представитель умеренного барокко. Не убеждает исследователя и точка зрения А. Ф. Лосева (с которой тоже он полемизирует), о том, что "Прокопович развивает одно из самых центральных положений классицизма – о подражании древним образцам".
В. А. Бочкарёв в свете решения проблем зарождения русской исторической драматургии чрезвычайно обстоятельно анализирует и трагедокомедию "Владимир". "Пьеса прозвучала, – пишет учёный, – как решительная поддержка всего нового, прогрессивного в борьбе против защитников косной старины, в том числе против невежественного реакционного духовенства, подвергнутого в ней осмеянию". Учёный убедительно доказывает важность и актуальность поставленных и разрешённых Прокоповичем в пьесе проблем, указывая на принципиальные особенности "Владимира" как одного из первых русских драматических произведений на тему из отечественной истории и определяя место трагедокомедии в истории русской исторической драматургии.