"Когда праведников поражает болезнь или иные страдания во искупление грехов мира, это устрояется для того, чтобы все грешники своего поколения могли обрести избавление. Чем это подтверждается? Каждым членом тела. Когда все они страдают от какой-либо злокачественной болезни, одному из них наносят рану (то есть ланцетом лекаря), дабы остальные исцелились. Какому члену? Руке. Ее подвергают мучению кровопусканием, чем производится исцеление всех остальных членов тела. То же с чадами мира сего; его члены столь же связаны друг с другом, как и телесные. Когда Святой Благословенный желает здоровья миру, Он отягчает праведника страданиями и болезнями и им исцеляет остальных. Из чего это явствует? Написано: "Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились" (Ис., 53: 5). "Ранами его" – подобно ранам (надрезам), делая которые выпускают кровь – мы исцелились, то есть выздоровление даровано нам как членам одного тела".
Здесь, скажем сразу, Каббала излагает великую и судьбоносную доктрину человеческой солидарности. И с этим все согласятся: вот один из тех случаев, когда еврейская теософия предвосхищает некоторые современные идеи. Но стоит нам обратиться к примерам, которыми в трактате она иллюстрируется, нас поразит их фантастический характер; страдания заболевшего рабби на самом деле никакой реальной пользы ближнему не принесут, и, лишь приняв самую надуманную гипотезу, можно согласиться, что терпение, с каким он переносит мучения, принесет известную нравственную пользу ему самому и его ближайшему окружению, на которое яркий пример стойкости учителя произведет неизгладимое впечатление. Однако давайте посмотрим на более конкретный пример здесь же: "Этому пример найдем и в житии Иова. Ибо Святой Благословенный, видя, что все основание греховно и Сатана приступил, чтобы обвинить их, сказал ему: "Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле (Иов., 1: 8), чтобы им спасти его поколение". На что это похоже? Пастырь увидел, как волк крадется за его овцами, чтобы погубить их. Как поступил пастырь? Будучи умным пастырем, он выставил против волка самого сильного и крепкого вожака-барана, за которым стадо овец привыкло слепо следовать, и, пока волк уносил его, пастырь со всей отарой поспешил в укрытие, а затем догнал волка и вызволил барана. Так поступает Святой Благословенный с людьми этого века: Он отдает праведника в руки обвинителя, чтобы им спасти всех. Но если такой силен, как Иаков, говорится: "И боролся некий муж* с ним (Быт., 32: 24). Но он (Сатана) не сможет одолеть и в конечном итоге попросит отпустить его (Быт., 32: 26), потому что праведный человек, избранник Святого Благословенного, слишком силен для лукавого и по своей воле принимает самые жестокие раны, чтобы искупить все поколение; он воспринимается как его спаситель. И Святой Благословенный ставит его пастырем над всей паствой, чтобы он насыщал их в этом мире и правил ими в мире грядущем".
Неуклюжая и неадекватная притча, изображающая Всемогущего убегающим от Сатаны подобно тому, как пастырь бежит от волка, а праведника, если следовать ей, сначала уподобляет барану-вожаку, а потом пастырю отары овец, что уже не просто ляпсус с точки зрения литературы. Теологи, как я полагаю, смущены и вопросом о том, какое место отводится обвинителю Иова, или следует вместе с поэтом сказать, что "и он служитель Бога на свой лад"*; однако в трактовке комментатора Иова в Зогаре Сатана превращается в равного Всемогущему, Которому приходится прибегать к хитрости, чтобы спасти Свой народ. Напрашивается вывод, что Каббала в вопросе о зле ни просвещает, ни утешает: ответ, прямо скажем, ребячливый. "Древние опоры мира и [мудрые светочи Израиля] смотрят на это по-другому", – говорит тот же персонаж, имея в виду национальность Иова. Один из них утверждает, что Иов был праведником из неевреев, испытываемым ради искупления мира. Как-то рабби Хаммарумна встретил пророка Элиягу (Илию) и спросил его: "Как следует понимать, что праведный человек страдает, а грешный наслаждается своей жизнью?" Пророк ответил, сказав: "Праведник, у которого мало грехов, получает наказание за них в этом мире и потому страдает здесь; а человек, у которого грехов много, а добрых дел мало, получает воздаяния за них в этом мире и потому наслаждается своей жизнью".
В данном случае Каббала предлагает достаточно прямолинейное объяснение, во многом схожее с учением католической церкви. Католическое богословие идет даже дальше и настаивает, что не только добрые дела закоренелого грешника, совершенные вследствие сердечного порыва, но и всякая естественная доброта вознаграждается исключительно в этом мире. Каббала редко грешит хладнокровными калькуляциями подобного рода. Иногда она утрачивает гротескность и четко отсылает к Писанию, иллюстрируя элементарную духовную истину, как, например, в случае с переменой, которая необходима грешникам.
"Обремененные грехами нуждаются в перемене места, изменении имени и изменении поведения, как и было сказано Аврааму: "Пойди из земли твоей" (Быт., 22: 1). Это о перемене места. И: "И не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам" (Быт., 17: 5). Это об изменении имени. А об изменении дел: вместо былых неправедных поступков он стал совершать добрые дела". Христианский богослов мог бы глубже развить толкование этой цитаты, увязав ее с новым именем Апокалипсиса, с новым именем, принимаемым при конфирмации, посвящении в духовный сан и монашеский чин. Однако значение подобных аналогий при всей их впечатляющей яркости невелико; и та перемена, о которой идет речь в Верном Пастыре, не имеет никакого особого мистического смысла: она затрагивает только начальную стадию духовной жизни.
Зогарические умозрения о Шхине являются подлинным сокровищем мистического символизма, однако более углубленное рассмотрение этой темы мы пока что отложим на будущее. В Верном Пастыре говорится, что отношение Шхины к другим светильникам творения подобно отношению души к телу, но она – а эта Божественная манифестация представлена в женском аспекте – "относится к Святому Благословенному так же, как тело к душе". Шхина – это одеяние Всемогущего. Но в Верном Пастыре утверждается, что все едино, то есть что Бог и его Самораскрытие – одно. Это можно иллюстрировать глубочайшим христианским богословием Евхаристии: хлеб – ризы Христа, под этим видом Он является Своей Церкви; и в то же время по этому вероучению Христос одно с тем видом, который Он принимает. Иное с человеком, говорится в Верном Пастыре. "Земля тело его, но душа называется разумом. Одно – смерть, второе – жизнь". Смерть здесь, правда, эмблематична или фигуративна. Ее здесь следует понимать как некое ограничение, как тюремные стены и оковы. "Но Святой Благословенный есть жизнь, и Шхина тоже жизнь. Потому и написано: "Она [подразумевается Шхина, но в Писании идет речь о Премудрости] – древо жизни для тех, которые приобретают ее" (Притч., 3: 18). Вместе с тем Шхина Каббалы – это не просто зримый свет, сияющий в Святая Святых. Верный Пастырь утверждает, что Святой Благословенный скрывается в тайнах Торы и познается или раскрывается в заповедях. Потому что они суть Его Шхина и Его образ. Это глубокие мысли, и не надо быть мистиком, чтобы понять и по достоинству оценить их. Это один из тех примеров, когда глубина открывается в самих священных преданиях евреев. В наши дни мы уже не склонны так буквально воспринимать подобную манифестацию в Храме, на физическом, так сказать, уровне; здесь Зогар предлагает нам понимание более истинное и глубокое, чем просто буквальный уровень толкования данного предания, и мы с радостью признаем, что небольшой народ Палестины, живший в окружении многочисленных идолопоклоннических племен, действительно получил в дарованном ему законе нечто Божественное. "Как смиренен Он, – продолжается пассаж, – так Шхина смирение; как милостив Он, так она милость; как крепок Он, так она крепость всех народов мира; как Он правда, так она правда; как Он пророк, так она пророчица; как праведен Он, так она праведность; как Он Царь, так она Царица; как мудр Он, так она мудрость; как разумен Он, так она разум; как Он корона, так она его венец, венец славы. Потому наставники постановили, что все, чьи внутренние части не сходны с внешними, не будут иметь доступа в Дом Учения. Как образ Святого Благословенного, внутреннее которого есть Он, внешнее сияние которого есть Шхина; Он, Его внутреннее внутренних, она – Его внешнее внешних, так не существует никакого различия между ею внешней и Им внутренним, поскольку она Его выступление, и потому все различия между внешним и внутренним снимаются, а поскольку, далее, внутренняя природа ЙХВХ сокрыта, постольку Он лишь именуется именем Шхины, то есть Адонаи; потому и Наставники говорят нам от имени Святого: "Не так, как пишусь (ЙХВХ), Я читаюсь".
Утверждаемая связь между Шхиной и сфирой Малкут в свете декларированного единства Бога и Его одежды, укрывающей Его, позволяет говорить о тождестве Божественного и вселенной, но исключительно в смысле имманентности.
Каббала в свои великие моменты знает, что все Едино и даже что Единый есть все; но в остальные она в определенном отношении совершенно противоположна пантеизму.
Покончим с цитатами двумя ссылками на ангелов и демонов в Верном Пастыре. Первая говорит о великом Присутствии-Ангеле Метатроне*, который – по этому тексту – единственный обитатель мира Брия, как высший Адам мира Ацилут. Он – одеяние Шаддай. По мнению одних, он видом отрок, другие усваивают этому ангелу женский аспект. Это свидетельствует о связи с Шхиной, и, несомненно, Метатрон, с различием в одну добавленную букву**, символизирует сочетающуюся с ней славу. Второе – это высказывания о Самаэле, или Сатане, и его супруге Лилит. Первый был некогда служителем Святого Благословенного, а вторая девой Матронитой. Есть косвенное указание на их окончательную гибель; однако Лилит – это опустошение мира и бич в руках Святого Благословенного для наказания виновных. А потому она тоже служит Богу.
Примечания
1 Zohar. Cremona ed. Pt. III. Fol. 101a.
* Русская синодальная Библия: "И боролся Некто с ним".
* Ibid. Pt. II. Fol. 100b.
* Ср.: "Часть силы той, что без числа / Творит добро, всему желая зла" (Гете И. – В. Фауст. Ч. I / Пер. Б. Пастернака).
3 Zohar. Cremona ed. Pt. II. Fol. 106b. Ср. с Мантуанским кодексом (I, 6, 8), где говорится, что безгрешный человек сам по себе жертва и что праведники являются искуплением вселенной.
4 Ibid. Pt. II. Fol. 98b.
5 Из чего следует, что Она – это Он, Она Бог в Его Самораскрытии, а Он Бог в потаенности; Она постижима и познаваема, Он незнаемый, кроме того, что мы знаем Ее. Ср.: Ibid. Pt. II. Fol. 118b; Pt. III. Fol. 456.
6 Ibid. Pt. II. Fol. 106a; Myer. Philosophy of Ibn Gebirol. P. 341.
* О мистике Метатрона см.: Шолем Г. Указ. соч. С. 104-107 (и сн. 106), 109.
** По мнению А. Волохонского, лишняя буква, о которой идет речь, – это Тав. Метатрон – Матрон(ита). Иногда Метатрон пишется как Мататрон.
7 Zohar. Pt. III. Fol. 106b.
8 Ibid. Cremona ed. Pt. III. Fol. 134b.
VIII. Ситрей Тора – Тайны Закона
Большие фрагменты этого трактата были следующим образом распределены Розенротом в Кремонском издании Зогара: Pt. I. Col. 221, 258, 262, 370; Pt. II. Col. 250. Гинсбург обнаружил другие фрагменты в Амстердамском кодексе, на который он делает ссылки. Ситрей Тора означает Тайное Учение, то есть тайны Закона и то, что в нем скрыто. Таким образом, заглавие относится скорее к традиции в целом, а не к отдельному тексту, посвященному этой теме. Вне Зогара трактат нигде не упоминается, и есть основания считать, что вне корпуса не сохранилось ни одной строчки. В примечании французского переводчика говорится, что совершенно определенно текст не мог быть создан раньше X в.; но насколько он старше Мантуанского или Кремонского кодекса, однозначно решить невозможно, однако меня этот вопрос в данном случае не особенно интересует, и я предпочитаю его не затрагивать, тем более что Ситрей Тора ненадолго займет наше внимание, поскольку я не считаю целесообразным приводить из нее экзегетические образцы, поражающие странной смесью монструозности с наивностью. Вместе с тем есть в ней немало проблесков, пусть даже они мерцают сквозь облака, есть и кое-что об эволюции темы сфирот, но это уже из другого раздела. Есть еще одна любопытная фантазия, которая должна выделить три стадии мистического видения. Там говорится, что слава Царя имеет три цвета. Первый вверху и столь далек, что ни один глаз не в силах постичь его яркость; но он различим (смутно), если сузить поле зрения (то есть смотреть полузакрытыми глазами). Об этой божественной манифестации говорит Писание: "Издалека явился мне Господь". Второй свет виден, когда глаза вообще едва приоткрыты. Иначе интенсивность этого света невозможно узреть. Об этом написано: "Что видишь ты?" Третий свет яркая вспышка, невыносимая для человеческого зрения; созерцать ее можно только в мгновения между вращением глаз, когда веки плотно закрыты, а зрачки двигаются. Тогда вращающимся глазам видится свет как бы сияющего зеркала; но цвет его открывается лишь тем, кто созерцает сияние закрытыми глазами и как бы припоминая его; потому и написано: "Была на мне рука Господа" – и: "Вечером была на мне рука Господа".
Добавляется со ссылкой на другой священный текст, что все пророки нуждались в специальном разъяснении, дабы им стал понятен смысл посланного им видения; все, кроме Моисея, который удостоился видеть Всевышнего непосредственно. Несомненно, все каббалисты имели видения и умели их вызывать и знали ступени созерцания и еще более глубокие состояния, которые называют этим словом. Имели их и Бёме, и Иоанн Креста, и все ясновидцы и мистики, но данная схема путает причины со следствием и не дает внятного разъяснения проблемы.
Дискурс продолжается и развивает дальше тему цветовой символики, иллюстрируя ее историей с Авраамом и явившимися ему тремя ангелами. "И написано: "И вот, три мужа стоят против него". Это три небесных посланника, в видимом образе спустившиеся на землю, чтобы явить себя сынам человеческим. Они соответствуют трем цветам радуги: белому, красному и зеленому. Белый – архангел Михаил, потому что он на правой стороне; красный – Гавриил, потому что он на левой стороне; и зеленый – Рафаил. Эти три цвета – цвета радуги, потому что без них ее никогда не видят… Написано также: "И разумные будут сиять как сияние тверди" (Русская синодальная Библия: "И разумные будут сиять как светила на тверди"). Они будут сиять светом, воспламененным пламенем сияния. Этот яркий свет, который сокрыт, искра всех искр, свет всех светов, невидимый и сокрытый, утаиваемый и сделавшийся узнаваемым, видимый и незримый. Этот сияющий свет явился из Высшего Источника света, который виден днем и скрывается ночью. Он освещает установления Закона, и все цвета сокрыты в нем… Эти три цвета, видимые внизу, подобны цветам, которые наверху, и недоступны плотским очам. Этот свет называется Именем ЙХВХ".
Рассказ в Книге Бытия, к которому этот текст задуман как комментарий, исключительно сложный и запутанный, и утверждение, что трое мужей суть три ангела, облаченные светом Шхины, едва ли помогает разрешить эти трудности. Христианские толкования неудовлетворительны, и их не стоит приводить здесь, но в данном случае цветовая символика Ситрей Торы служит только преамбулой к обсуждению Божественных Имен и атрибутов, что, в сущности, никуда не ведет.
В остальном по всей Ситрей Торе рассыпаны не только изыскания подобного рода, но и короткие пассажи и даже предложения, некоторые из которых достойны упоминания. Одно из них возвращает нас к мотиву цветовой символики, которая до сих пор мало что нам давала; в нем говорится, что подобно тому, как белое есть основа всех цветов и все возвращаются в него, так есть Белый Свет Духа, Свет Милости, из которого исходят все светы – понимаемые как трансцендентные качества и свойства, – присущие Богу. Это таинственно и сокровенно, непостижимо для того, кто смотрит телесными очами, и доступно только праведному. Стремящиеся познать это должны день и ночь размышлять над предписаниями Закона, что напоминает нам другой пассаж из Зогара, где говорится, что мир был создан Милостью, исшедшей из Высшей Любви, пребывающей в вышнем мире. Это еще один способ выразить ту мысль, что Милость не только выше Суда, но что она его движущая сила и правит всем. Мне кажется, что это надо помнить и хранить в сердце, когда мы забываем о трех ангелах, представших перед Авраамом, о цветах, которым они соответствуют, и о том, что слова АДОНАИ ЭЛОХЕЙНУ АДОНАИ состоят из четырнадцати букв древнееврейского алфавита.
Мы уже слышали, что заповедь об освящении Субботы является не просто синтезом всех библейских заповедей и приравнивается к соблюдению их всех, вместе взятых, но что соблюдающий ее возносится в царство вечной памяти. Смысл в том, что забвение присуще лишь нижнему миру, а в высшем мире, как мы его знаем, то, что о нас известно, то, чем мы были и чем будем, открыто.
И в заключение утверждается, что буква Алеф взывает к нам, чтобы мы провозглашали единство Бога, что, в общем, понятно, поскольку ее числовое значение единица. Однако Ситрей Тора на этом не останавливается и настаивает, что Алеф – это буква не только повелевающая буква заповеди, но и буква запрета, поскольку она запрещает нам отождествлять истинного Бога с любыми языческими божествами. К этому присовокупляется – и это следовало бы рекомендовать "оккультистам" всех мастей, – что та же буква запрещает нам впадать в соблазн магии и искусства вызывания мертвых. Без этого последнего штриха я вряд ли взял бы на себя труд цитировать отрывок.