(Существует рассказ о том, как в поезде к Пикассо обратился незнакомец с вопросом: "Почему Вы никогда не изображаете предметы такими, какими они являются в реальности?" Пикассо ответил, что не совсем понимает, что имеет в виду джентльмен, и тогда тот достал из бумажника фотографию своей жены. "Вот это я имею в виду, – сказал он. – Вот какая у меня жена". Пикассо смущенно кашлянул и сказал: "Да, но она ведь несколько мала и плоская к тому же, не так ли?")
"Структура" – всегда несколько сплюснутая, абстрагированная версия "истины", но структура – это все, что мы можем знать. Карта никогда не является территорией, но иногда полезно обсудить, в чем карта отличается от гипотетической территории. Это самое близкое расстояние, на которое мы можем подойти к невыразимому.
6. Ясно, что структура – это определяющий фактор. Структура часто рассматривается как что-то вроде Бога – обожествляя Иегову с его заповедями. Но это предполагает дуализм – раскол между структурой и большей реальностью, которой внутренне присуща данная структура. Структура не существует отдельно. Тенденция к представлению дуалистической Вселенной легко корректируется, если мы вспомним, что зачастую именно мы создаем понятие структуры в нашем синтезе описаний из данных, проникающих к нам через фильтры наших органов чувств. В таких случаях мы можем напомнить себе, что структура, проецируемая нами на "внешний" мир, является просто побочным продуктом нашего восприятия и мышления. Труднее добиться коррекции эпистемологического дуализма, когда мы исследуем биологические организмы, так как они – птицы, рыбы, люди и развивающиеся эмбрионы – создают свои собственные предпосылки и руководствуются ими в физиологическом развитии.
Научному уму трудно ясно представить общую эпистемологическую истину: что десять заповедей, правила морфогенеза и эмбриологии, посылки грамматики в общении у животных и у людей – все они представляют собой часть огромного мыслительного процесса, который является внутренне присущим нашему миру и таким же реальным и нереальным, как силлогистическая логика.
4. Пропуски в структуре
Выделив "структуру" из текущего организованного потока жизни Вселенной, следует теперь попытаться добиться синтеза – вернуть "структуру" на место. Давайте рассмотрим, как наша система описаний, отчетов, сообщений и приказов вписывается в мир, облеченный плотью и событиями.
Во-первых, она полна прорех. Если мы попытаемся наложить на жизнь наши описания этой жизни – или если мы попытаемся задуматься о каком-то покрытии организма его собственной системой сигналов (или системами), – мы сразу же увидим, что описаний не хватает. Но, какое бы количество структуры мы ни добавляли, как бы тщательно ни разрабатывали спецификации, пропуски есть всегда.
Даже не рассматривая живую материю нашего структурного сообщения и высушивая только то, что может быть сказано, мы чувствуем промежутки между описательными предложениями. Стихотворение Роберта Саути "Битва при Бленгейме" описывает ребенка, смотрящего на найденный им предмет: … такой большой, и гладкий, и круглый… – говорит Вильгельмина.
Позднее мы узнаем, что ребенок ведет речь о черепе солдата, убитого в бою ("это была великая победа"), но знание это получено в результате перескакивания от одного суждения к другому. Мы должны знать, что означает "большой" для малыша, играющего в поле. В качестве слушателей нам приходится перескакивать от размера к качеству поверхности, а от качества поверхности – к форме, следуя за образцом рассуждений, предложенным автором-поэтом. Но по сравнению с реальностью описание представляет только малозначительные наброски. У нас действительно очень неполное знание и о черепе, и о ребенке, и это не вина поэта, который дал нам так мало в качестве исходного пункта. Это неизбежный результат сути коммуникативного процесса. Имеющиеся данные никогда полностью не покроют объект описания.
Искусство – это хитроумное использование того, что уже известно слушателю – что уже находится в его черепе, – чтобы слушатель мог дополнить детали. Конечно, ребенок был блондином! Конечно, череп был абсолютно чист!
Необходимым условием всей коммуникации является заранее подготовленное состояние получателя каждого сигнала. Эта книга ничего вам не даст, если вы не будете знать девять десятых ее заранее.
Как бы там ни было, что справедливо в отношении рассказов и слов между людьми, – также справедливо в отношении внутренней организации живых организмов. То, что может быть выражено ДНК или гормонами и веществами, контролирующими рост, совершенно не перекрывает события эмбриологии, анатомии и физиологии организма. Развивающиеся ткани должны знать аподозисы, соответствующие реакции на протазисы, обеспеченные ДНК (и окружающей средой). В результате покрытие будет неполным. По этой причине растения и животные строятся по образцам и повторам в отношении формы и реакции. Избыточность является экономичным способом заставить ограниченное количество структурной информации покрыть сложный предмет. Все знают (или должны знать), что нельзя научиться танцевать посредством чтения книг. Следует также иметь фактический опыт танцев, который остается неописанным в книге. Именно практика позволяет сложить вместе кусочки руководства по обучению, чтобы сформировать навыки. По сути, все описание, вся информация таковы, что касаются только нескольких черт подлежащего описанию вещества. Остальное остается непокрытым, незатронутым. Например, конституция США оставляет неупомянутым почти все.
Попробуйте описать листок или, еще лучше, попробуйте определить различие между двумя листками одного и того же растения или между второй и третьей "ногами" одного отдельно взятого краба. Вы обнаружите, что то, что вы должны выделить, находится везде в листке или в ноге краба.
"Структура" и "описание" никогда не покрывают полностью реальность. "Вещь в себе" – сама вещь – всегда содержит бесконечное количество деталей. Что касается ноги краба или листочка, только небольшая часть деталей управляется генетикой или особенностями роста. Но если вы попытаетесь решить данную выше задачу, но с двумя листочками или двумя ногами краба, вы обнаружите кое-что об отношениях между структурой (или описанием) и действительностью. Сразу же обнаружатся несколько разновидностей пропусков (промежутков), которые всегда и обязательно остаются непокрытыми описанием:
1. Существуют пропуски детали между деталями. Какой бы мелкоячеистой ни была бы наша сеть описания, мелкие детали всегда ускользают от него. И это не потому, что мы ленивы или небрежны, а потому, что в принципе механизм описания знаковый и прерывный, в то время как переменные внутренне присущие подлежащему описанию предмету, являются моделируемыми и непрерывными. Если, с другой стороны, метод описания идет как моделируемый, мы сталкиваемся с обстоятельством, что никакая величина не в состоянии точно представить любую другую величину, – всегда, в любом случае любое измерение – приблизительно.
2. Существуют пропуски между видами описания, не обязательно присутствующие в списываемом предмете. "Большой", "гладкий" и "круглый" являются отдельными суждениями, причем – нестыкующимися. Сплошная масса природы разбивается на куски "переменных" в акте описания.
3. Подобная прерывность появляется в иерархии описательных утверждений. С целью экономии ДНК (то, что описывает) неизбежно касается деталей группами. Кривизна будет сведена к какой-то математической форме. Бесконечно малые величины какой-либо формы будут в сжатом виде даны в уравнении. Тогда, успешно описав данную группу деталей, мы неизбежно предпримем следующий шаг в обобщении, подытоживая отношения между группами.
Все вышеприведенное дает что-то вроде топологической картинки проблем описания любого живого организма. Доказательство имеет свою структуру, а организм, который мы пытаемся описать, также имеет свою "структуру" – делая ссылку в обоих случаях на взаимосвязанную совокупность сигналов. Но данные сигналы (как и вся структура и описание) не могут покрыть все, что надо определить или описать. Другими словами, существуют все вышеприведенные виды промежутков. Наша диаграмма всей системы должна, таким образом, (а это и есть топологический аспект проблемы) быть таковой, что, если мы делаем ее сечение, мы пересечем по очереди точки формулирования и структуры, а также области промежутков. Это будет касаться всех случаев вне зависимости от размера ячеек сети структуры.[Эти различные виды промежутков являются характерной чертой Креатуры, биологической организации и описания, о чем мы уже говорили. Проблемы описания в Плероме совершенно другие. Там мы можем использовать понятие "структура", только чтобы указать информационную суть нашего описания. В мире постоянного изменения нет промежутков в том смысле, в котором мы употребляем здесь это понятие. Температура в доме (глава IV) постоянно изменяется…]
Прежде чем двигаться дальше, мне бы хотелось сделать предупреждение тем, кто сейчас противоборствует с подобными проблемами и будет заниматься ими и впредь: трудность и запутанность этого вопроса возникает из следующих обстоятельств:
1. "Данные" ученого, изучающего биологические явления, создаются им самим. Они являются описаниями описаний, формами форм (форма структура).
2. В то же самое время сигналы, описания, приказы и формы (называйте их, как хотите) уже существуют и внутренне присущи данному биологическому явлению.
3. Все формы, описания и т.д., включая внутренне присущие организмам, подобны языкам. Они являются прерывными и искажающими.
4. Формы абсолютно необходимы, если мы хотим понять как свободы, так и ограничения живых систем. Они относятся ко всему процессу, как ось к колесу. Ограничивая движение и не допуская его в других плоскостях, ось позволяет колесу плавно двигаться в избранной плоскости.
XVI. ПЕРВОЗДАННАЯ ЧИСТОТА РАЗУМА И ОПЫТ (ГБ И МКБ)
В данной главе мы рассмотрим характерные черты того, что появляется на стыках между мыслительными подсистемами. Для начала в качестве основного примера я покажу стык между старым и молодым. Этот стык мы сравним I с другими, особенно с иногда трагическим стыком, который антропологи называют культурным контактом, и со стыком, также трагическим, встречающимся при соприкосновении Человека с природными экосистемами.
Давайте начнем с двух хорошо известных шуточных стихотворений, иллюстрирующих в сжатом виде явление умственного контекста:
Сказал паренек в разговоре со мной:
Теперь я знаю, кто я такой.
Я – существо, движущееся
По заданному пути в рай.
Я даже не автобус.
Я – трамвай".
На это есть ответ:
Сказал старик в разговоре со мной:
"Я должен решить, кто я такой -
Хороший или плохой.
Судьба мне велела
В борьбе за правое дело
Идти прямехонько в рай …
О Боже, я ведь автобус, а не трамвай".
Эта пара стихов была, вне сомнения, написана, чтобы подчеркнуть иллюзорный характер свободы воли. Я только внес небольшое изменение, чтобы показать, что "автобус" старее – возможно, опытнее, – чем "трамвай".
Если перейти от узкого к более широкому детерминизму, вы останетесь в якобы детерминированной Вселенной, но теперь можно отойти от контекста, в котором вы находитесь, и увидеть этот контекст. В этом месте и следует решать, кто вы такой: хороший или плохой. Не все для вас жестко ограничено. Вы становитесь больше похожим на "автобус", чем на "трамвай". Но все-таки у вас сохраняется иллюзия, что, если только вам удастся достичь следующей стадии свободы, у вас воистину будет свобода воли. Свободу всегда ожидают за очередным поворотом. Мы продолжаем упорно заниматься исследованиями и размышлениями о всех видах проблем, как будто однажды мы сможем добраться до мысли, которая нас всех освободит.
Смысл приведенных шуточных стихотворений заключен не в каждом из них в отдельности, а в их противопоставлении. Наивность "трамвая", думающего, что он был бы свободен, если бы не рельсы, проявляется в разочаровании "автобуса", открывающего для себя ограничения и новый груз ответственности на более высокой стадии. "Свобода" и "ответственность" являются взаимодополняющей парой, такой, что увеличение первого члена пары всегда приводит к увеличению второго.
Поверхностный контраст между "автобусом" и "трамваем" и фундаментальный детерменизм, который встает между обоими, соединяются и дают нам притчу об отношениях между молодостью и старостью, а также служат примером широко распространенной характерной черты многих стыков между мыслительными системами.
В молодости мы испытываем более жесткий гнет, ограниченный как со стороны общества, так и знаний, как что делать. Приближаясь к старости, мы ощущаем ослабление ограничений. Это вроде бы дает нам большую свободу, но на самом деле возлагает на нас большую ответственность за выбор.
Я обсуждаю не абстрактный философский мир "свободы воли" и "детерминизма", а необходимый компонент в живой естественной истории каждого организма. Вот что означает быть мыслящим существом, и этот парадокс является существенным компонентом человеческой жизни.
Мы видим друг друга всегда в искаженном свете. В глазах "трамвая" "автобус" выглядит "свободным". В глазах же "автобуса" первозданная чистота разума, невинность "трамвая" благословлена свободой. Тот же контраст присутствует почти во всех иерархиях и пирамидах власти, в которых сочетается большое количество подсистем. Я был назначен членом правления Калифорнийского университета – одним из двадцати пяти человек, входящих в правление этого огромного финансового и педагогического концерна, насчитывающего 100 тысяч студентов в девяти колледжах. Каждый человек – внутри и вне этого заведения – считает регентов могущественными людьми, как по отдельности, так и вместе. Предположим, что они могут и действительно определяют события в этом огромном университете. Но на самом деле они больше осознают недостаток власти, чем студенты. Я лично обладал большим влиянием на процессы образования в качестве старшего лектора, чем в качестве члена правления. Тогда я мог влиять на студентов непосредственно в классах. Я мог вкладывать в их головы странные идеи в моих аудиториях с тем, чтобы они впоследствии задавали странные вопросы в других. Они могли сказать другим преподавателям: "Но Бейтсон говорит то-то и то-то". В качестве члена правления я чувствовал себя крайне расстроенным из-за сведения моей деятельности к количественным вопросам вместо идей. Сколько студентов нам следует принять? Какую плату за обучение назначить? Как осовременить пенсионную систему? В качестве члена правления я утратил большую часть свободы в формулировании вопросов. Таким же образом, я уверен, чувствует свое сходство с "автобусом" президент США. Его власть, его возможность вводить новации практически полностью отрицаются его обязанностью, долгом блюсти установленный "порядок".
Президенты-идеалисты и президенты-радикалы, должно быть, плачут по прибытии в Белый дом, обнаруживая, сколь незначительна их власть. И все же люди стремятся быть президентами, монархами и премьер-министрами. Они стремятся к тому, что называется "властью". Странным образом иллюзия власти является побочным продуктом или функцией искажения восприятия, которая заставляет "трамвай" завидовать "автобусу". Каждый нижестоящий человек думает, что каждый более высоко стоящий более свободен от рельс, от заданного пути. Амбиция и зависть являются общими побочными продуктами большого класса стыков между человеческими мыслительными подсистемами.
Нам приходится исследовать механизм иллюзии – то, как с уважением невинность взирает на опыт и как с завистью опыт взирает на невинность.
Подобное же состояние дел характерно и для отношений между полами. Мой старый профессор антропологии в Кембридже, Альфред Хаддон, обычно заканчивал курс лекций по физической антропологии каждый год одной и той же шуткой. Он выносил на кафедру два черепа: мужской и женский и указывал на контраст между ними (тяжелые надбровья у мужского черепа, легкая гладкость структуры и незавершенность швов – у женского). Затем он заключал:
"Вот видите, мужской череп напоминает антропоида, а женский – младенца. Что предпочитаете вы?"
Иллюзии, иллюзии… Один пол завидует другому и, возможно, даже восхищается им. Пусть у нас всегда остаются эти иллюзии!..
Ну что ж, значит нет выхода? Нельзя избежать этих скрытых тенденций умственной жизни? Являются ли иллюзии, характеризующие отношения между старостью и молодостью, характерными для всех подобных стыков? Каков механизм их распространения? Могут ли быть приведены в качестве доказательства исключения?
Существует много видов ситуаций, в которых люди достигли или сохранили определенную степень свободы от иллюзий, сопровождающих иерархическое превосходство.
Первый класс исключений связан с неизбежной смертью. В шотландском языке есть слово fey (обреченный на смерть). Это слово того же корня, что и фатум (судьба), и относится к возвышенному состоянию, в котором многие ранее непризнанные истины становятся очевидными, так что в фольклоре обреченный на смерть человек наделяется сверхъестественной мудростью. Здесь у нас очень точный термин для состояния ума, вызванного абсолютной вероятностью смерти. Когда смерть близка, становится возможным очень ясное видение происходящего. Если бы все были на пороге смерти, зависти больше не было бы.
Если вернуться к притче об автобусе и трамвае, нам придется вспомнить, что оба эти вида транспорта (и соответствующие им представители рода человеческого) считают, что они куда-то движутся. Они полностью привязаны к значению "Эго" и, исходя именно из этого, создают иллюзии свободы и/или детерминизма. Мы можем сказать, что автобус на один шаг ближе к свободе, но это ничего не означает. Можно быть или свободным, или несвободным, промежуточных стадий не бывает.
Рассмотрение отношений между идеями цели и идеями свободы приближает нас к истине. В двух случаях я был близок к смерти при хирургическом вмешательстве, и в обоих случаях операции оказались неудачными, но пациент выжил. Я благодарен за этот опыт. В результате его любовь стала более земной, ее стало легче передавать, и в то же время появилось чувство одиночества, подобное тому, с каким человек, взобравшийся на вершину горы, оглядывает все вокруг.
Состояние это длилось в течение недель или месяцев и медленно уступало чувствам озабоченности и привязанности к делам повседневной жизни.
Очевидно, состояние обреченного на смерть может прийти в любом возрасте, но старость – это приближение, подход к смерти, и я считаю, что различия в степени обреченности являются компонентом барьера между старостью и молодостью. Не просто старость больше похожа на автобус, а молодость на трамвай, но старость начинает медленно обнаруживать, что проблема свободы воли не существенна.
Мне выпало счастье увидеть другую систему, где люди были частично свободны от дилеммы автобуса и трамвая. Это было на острове Бали, где я работал в течение двух лет вместе с Маргарет Мед, на которой тогда был женат. Западные понятия цели и продолжительности затемнены в мышлении обитателей острова, и даже слова для этих понятий позаимствованы совсем недавно. В ответ на вопрос цели: "Почему ты делаешь так-то и так-то?" обитатель Бали обычно ответит общепринятой вежливой формулой или в календарных терминах: "Потому что это Аиггара – Касих".