2. Его идея
Итак, государство имеет некую единую и высшую цель. Оно призвано служить этой цели и находится на действительной высоте лишь постольку, поскольку оно действительно ей служит. Аристотель определял эту цель словами "прекрасная жизнь": государство создается, говорил он, "ради прекрасной жизни". А мы, христиане, сказали бы теперь: государство призвано служить делу Божию на земле. Это совсем не есть призыв к "теократии": ни церковь не призвана господствовать над государством, ни государство не призвано стать церковью или растворить ее в себе; напротив, церковь нуждается в независимости от государства, а государство должно служить делу Божию на земле совсем не в церковных формах [110] .
И тем не менее смысл государства состоит именно в этом служении. Как же это понимать?
Неопытному и поверхностному наблюдателю всегда будет казаться, что люди, занимающиеся политикой, преследуют множество различных политических целей: с одной стороны, у каждого политика имеется своя особая "политическая" цель; с другой стороны, он имеет возможность и право менять свою политическую цель по собственному усмотрению, политически "передумывать" и ставить себе новую, может быть, даже прямо противоположную политическую цель. Каждая из этих субъективных и относительных целей является "политической", совершенно независимо от ее содержания и ее достоинства, – в силу одного того, что этот человек хочет достигнуть ее посредством завоевания государственной власти. При такой точке зрения понятие "политики" и "политического" определяется не тем, чего именно человек хочет, не содержанием его цели, не ее патриотической верностью, не ее государственным достоинством или национальной ценностью, – а той дорогой, которую избрал себе человек (он стремится к государственной власти), или тем орудием, которым он хочет воспользоваться (он желает действовать при посредстве государственной власти). Согласно этому, каждая цель, сколь бы своекорыстна или противогосударственна, или преступна она ни была, окажется все-таки "политической" только в силу того, что нашелся политический авантюрист, который стремится захватить государственную власть ради этой цели… С формально юридической точки зрения на государство и на политику – такое толкование будет, может быть, вполне последовательным; но в действительности оно открывает настежь двери политическому пороку со всеми его последствиями… Политический релятивизм, для которого "все условно" и "все относительно", вводит в человеческие души один из своих самых опасных парадоксов.
В противоположность этому, здоровое правосознание утверждало с древнейших времен, еще устами Конфуция и Лаотзе, а потом устами Гераклита, Платона и Аристотеля, – единство, объективность и безусловность государственной цели и политического задания. При таком понимании дела термин "политика", "политический" указывает не просто на государственную власть как на путь, или орудие, или средство, при помощи которого будет осуществляться известная цель, а на единое, высшее задание государства, на ту цель, которой должна служить государственная власть, на ту ценность, которую призвана осуществлять политическая деятельность. Конечно, люди, занимающиеся политикой, могут преследовать самые различные цели – и своекорыстные, и нелепые, и разрушительные, и предательские, и чудовищные; но все-таки цели останутся в действительности совершенно противополитическими. И мы должны именно так оценивать и характеризовать их; иначе политика превратится постепенно в суетню сумасшедших и преступных людей. Идея и слово "политика" указывают совсем не на пустую форму властвования и принуждения; напротив, они указуют на некоторое определенное содержание. Здоровое правосознание, настоящая государственнополитическая настроенность – будут всегда верны этому содержанию и этой цели. Если же душа гражданина изменяет этому содержанию и этой цели, то деятельность его вступает на вредные пути; а если оказывается, что гражданин ни к чему иному не способен, как искажать и попирать политическую идею, то его приходится признать политически-неспособным и к политике непризванным. Чем больше людей, лишенных политического правосознания, активно участвуют в государственной деятельности (хотя бы в форме простого голосования), тем большая опасность возникает для государства. Чем большее число граждан теряет из вида единое и объективное задание государства и начинает преследовать не общую цель, а множество частных целей – все равно личных или классовых, – тем сильнее политика начинает вырождаться и разлагаться, тем слабее становится государство, тем легче оно рухнет и распадется в один не прекрасный день. Здесь обнаруживается некий рок, заложенный в самой сущности государства; и этот рок сулит беду и кару всякому политически неразумному вождю и всякому политически ослепленному народу.
В чем же состоит сущность государства? В чем же его единая и объективная цель?
Сущность государства состоит в том, что все его граждане имеют и признают – помимо своих различных и частных интересов и целей – еще единый интерес и единую цель, а именно: общий интерес и общую цель; ибо государство есть некая духовная община.
Многие личные или частные интересы не исчезают; они остаются, и граждане продолжают их преследовать. У каждого из них свой интерес, каждый хлопочет о себе и для себя. При определении этих частных, эгоистических интересов многие люди могут "понять" друг друга: их интересы будут похожи один на другой, но каждый из них будет действовать эгоистически и своекорыстно. Эти личные интересы не будут сливаться в единый, великий и общий интерес, перед лицом которого все были бы солидарны. Люди остаются конкурентами, но не становятся сотрудниками; они выступают как частные лица, но не как граждане. Жизнь их остается частной жизнью. Они будут склонны бороться друг с другом. И внутренняя установка их душ не сделается ни политической, ни государственной. Ибо политика есть солидарная деятельность ради единой и общей цели. Если эта цель еще не сложилась, если она еще не сознана или если исчезает – то государство уподобляется песчаному морю, которым ветер играет, вздымая и разбрасывая песчинки врозь. Тогда государство разлагается и погибает в распылении, от параллелизма и конкуренции, во взаимном ожесточении и в гражданской войне.
Без общего интереса, без всеобщей (т. е. всем общей) цели, без солидарности - государство не может существовать. Политическая цель – это та цель, про которую каждый гражданин может сказать: "это моя цель"; и будет при этом прав; и про которую он должен добавить: "это не только моя цель"; и про которую все граждане вместе и сообща могут добавить: "это наша общая цель"; и будут при этом правы.
Сфера политического начинается там, где все хотят одного и того же, и притом такого, что или у всех сразу будет или чего у всех сразу не будет. Каждый желает этого у себя в душе и по-своему, ибо психологически все люди различны: "интерес", как личное переживание, остается множественным и различным; но интерес, как желаемый предмет, – един у всех и для всех; и удовлетворить его можно только посредством совместной организованной деятельности. Общность цели ведет к общности средств и путей; и вот основа политической деятельности и политики создана.
Дух народа, национальная культура, родина, государственное устройство, государственная власть, законодательство, суд, правопорядок, гражданский мир и т. д. – суть такие предметы (или можно сказать – интересы, цели, блага), которые принадлежат всем сынам родины, всем гражданам совместно и сообща. Никто не может претендовать на них для одного себя; никто не может создать их или распоряжаться ими в одиночку. Каждый пользуется этим общим достоянием; каждый живет излучениями этого общего духовного сокровища; каждый призван к участию в создании и охранении этих благ. Мало того: каждый из нас вообще является сыном своей родины, субъектом права и гражданином лишь до тех пор, пока это общее достояние существует. В этом смысле Аристотель и Гегель были правы, когда они утверждали, что государство "предшествует" гражданину; это означало, что нет гражданина без государства; что государство есть условие бытия для гражданина; что "сначала" должно быть налицо государство, "тогда" могут быть и граждане, а после распадения государства останутся не граждане, а море человеческого песку…
Итак, общее достояние связывает всех между собою: каждый нуждается во всех остальных, и все нуждаются в каждом. Здесь возникает некая великая совместность, которую можно описать так.
Мы все хотим одного и того же, что является для нас общим; и мы все знаем это друг про друга; и доверяем в этом друг другу: – мы связаны солидарностью.
Мы все нуждаемся друг в друге; мы связаны этой нуждой друг с другом; от каждого идет нить отношений к каждому другому и, кроме того, – нить отношения к нашему общему достоянию. Мы, что называется, соотнесены друг с другом: – мы связаны коррелятивностью.
Мы все обязываемся друг перед другом беречь друг друга и наше общее достояние: один за всех, и все за одного; каждый за общее и общее для всех; и эта связь взаимна (мутуальна) – мы связаны мутуальностью.
На этих основах – мы есьмы одно. Мы – единая духовная и правовая община, управляющаяся единой верховной властью и связанная единством жизни, творчества и исторической судьбы. Мы – государство.
Верно понять идею государства можно только тогда, если продумать до конца и до полной ясности эти, вскрытые нами, основы (духовной солидарности, коррелятивной связи и мутуальных обязательств). Эти основы можно объединить и изобразить в виде учения об "общественном договоре", который якобы заключается гражданами между собою. Однако дело не в том, заключался ли такой договор в исторически известных государствах (наверно – не заключался!); и не в том, чтобы люди, основывая государство, действительно заключали его… Дело в том, чтобы каждый человек, достигающий гражданской зрелости, продумал и прочувствовал в своем правосознании эти основы. Важно то, чтобы у каждого из нас в правосознании была как бы проведена черта, отделяющая сферу нашего Общего, Солидарного, Совместного и Взаимного, как политическую и государственную сферу – от нашего личного, частного и эгоистического. Необходимо, чтобы каждый из нас принес в глубине души некую присягу – беречь эту сферу, служить ей и действовать в ее пределах государственно и политически. А это значит утвердить в своем правосознании не только идею государства вообще, но и идею своего родного государства, своей, государственно оформленной родины. Мало того: это значит жизненно приступить к обновлению и возрождению современного государства на основах творческого и притом христианского правосознания.
3. О государственном правосознании
Для того, чтобы верно понять и обосновать идею государства, необходимо прежде всего усмотреть душевный уклад здорового государственного правосознания: это есть уклад творческий и притом христианский.
Начнем с необходимых предварительных разъяснений.
Обосновать идею государства совсем не значит провозгласить, что все государства, известные нам из истории человечества, были "хороши", находились на высоте идей и творили одно благо. Этого нельзя сказать про человеческие дела ни в одной области жизни. Всюду – и в религии, и в нравственной сфере, и в литературе, и в живописи, и в науке, и в праве, и в политике – бывали лучшие и худшие, высшие и низшие создания; а бывали и такие явления, которые следовало бы отнести не к "культуре", а к "антикультуре". Такие явления не компрометировали, однако, всю свою сферу: пошлый, нехудожественный роман не компрометировал всю литературу; религиозные заблуждения скопцов или хлыстов не ставили под сомнение всякую религиозность; дурные законы не свидетельствуют о невозможности справедливого права и т. д. Согласно этому, отвергать идею государства на том основании, что в государственности и политике есть немало безобразных явлений, – было бы неосновательно и неумно.
Точно так же было бы неосновательно, отправляясь от этих искажений государства и политики, настаивать на неприемлемости государства для христианского сознания. А между тем, ныне стали появляться такие софисты, которые решаются утверждать, что государство есть изобретение и орудие "диавола". Понимать государство как формальную систему насилия, как организацию безнравственного притеснения слабых сильными и т. п. – значит или обнаруживать полное отсутствие здорового правосознания, или же сознательно вводить в заблуждение темных людей. Не следует, конечно, по-детски идеализировать исторические государства; но, с другой стороны, недопустимо отвергать идею государства, не постигая ее здоровой и глубокой сущности.
В противоположность этим ошибочным воззрениям, мы выдвигаем идею государства, вынашивавшуюся здоровым правосознанием на протяжении многих веков, и утверждаем, что верно понятая государственная политика воспитывает людей по-своему в духе христианского учения. Согласно этому, настоящее здоровое государство есть светлое и благое начало в истории человечества, и насаждение здорового государственного правосознания поможет вывести человечество на пути духовного обновления…
Мы установили только что, что духовная солидарность граждан между собою составляет реальную основу государства и политики. А это означает, что государство надо понимать как живую систему братства, прямо соответствующую духу евангельского учения.
В сердце настоящего гражданина, а особенно истинного политика, – государственный интерес и его личный интерес пребывают в состоянии живого неразложимого тождества. Это не значит, что у него "нет никаких" личных интересов, что он отрекается всецело от себя и живет одними государственными делами. Но это значит, что интересы своей родины и своего государства он принимает так близко к сердцу, как свои собственные; а в случае прямого столкновения между ними – он приводит свой собственный интерес к молчанию. Так, он ни за какие богатства в мире не возьмется шпионить в пользу соседнего государства; он ни при каких условиях не будет кривить в государственном деле за взятку; он не станет подрывать валюту своей страны спекуляциями; он не захочет обогащаться вредным для своего государства импортом и т. д. До всего этого его не допустит то живое тождество интересов, из которых он думает и действует в течение всей своей жизни.
Но, принимая интерес своего государства столь же близко к сердцу, как свой собственный, он тем самым испытывает каждый духовно-верный и справедливый интерес каждого из своих сограждан, как свой интерес. Ибо каждый такой интерес включен принципиально в интерес всего государства в целом. В этом аксиома здорового государственного правосознания.
Именно к этому сводится содержание политической жизни; и можно было бы просто сказать, что только те граждане имеют основание активно участвовать в политической жизни, которые доказали свою способность к такому отождествлению интересов, ибо все остальные будут вести кривую и неверную политику; они будут искажать сущность государственного правосознания, подрывать доверие к государству и насаждать дух гражданской войны [111] .
Попытаемся теперь заполнить эту аксиому здоровой государственности живой силой воображения.
Может ли быть назван гражданином тот, кто не принимает цель своего государства? Такой человек может жить в стране, работать или торговать; но в чем же будет выражаться его гражданство, если ему нет дела до интереса, до цели, до задания, до судьбы данного народа и государства? Он явно будет пользоваться удобствами жизни и правами, но не будет нести ни обязанностей, ни бремени, ни ответственности; он будет паразитом, или приживальщиком, или, в лучшем случае, гостем, но не гражданином. А чтобы стать гражданином, он должен будет принять интерес государства так, как он принимает свой собственный.
Это возможно только двояким образом: или государство опустится до уровня его частного, личного своекорыстия и начнет служить ему (напр., частным выгодам одной партии или одного класса) – тогда вся политическая система окажется извращенной и выродившейся, а государство рано или поздно разложится и рухнет; или же (вторая возможность) – индивидуальная душа поднимется к содержанию истинной государственной цели и настоящего государственного интереса, т. е. человек станет патриотом и гражданином и начнет служить своей родине. Но тогда окажется, что истинная и высшая цель его жизни не отличается по существу от цели его родного государства; напротив – между ними обнаружится истинное и живое тождество. "Мое дело есть дело моей родины и моего государства; так что, с одной стороны, все вредное моей родине и моему государству не может стать моим делом; а с другой стороны, дело моего народа и моего государства мне настолько близко и важно, как если бы оно касалось меня самого и моей судьбы", – вот формула истинного патриотического гражданства.
Не следует понимать это "тождество" только в смысле самоотречения и жертвенности. Потому что в действительности она выражает и акт самоутверждения, осуществляемый гражданином: ведь государство не только ограждает и растит всю национальную культуру сообща, но обслуживает еще и каждый духовно-верный и справедливый интерес каждого из своих граждан [112] . А это означает, что гражданин, отождествляя себя со своим родным государством, не только "жертвует", но и "приобретает", не только "отрекается", но и "выигрывает"… Это выражается во многих отношениях: и в том, что каждый гражданин, в качестве субъекта права, пользуется своими священными и неотчуждаемыми правами свободы и защитой своих частных, имущественных прав; и в том, что его жизнь и национальная независимость ограждаются государственной армией; и в том, что государство делает для него в порядке социального строительства, начиная от школы и кончая железными дорогами, начиная от государственного страхования трудящихся и кончая призрением нетрудоспособных…
Обслуживает хотя бы общей безопасностью, правопорядком и ограждением личной свободы. Это "обслуживание" отнюдь не следует понимать в смысле государственного всевмешательства.