А я выросла в очень состоятельной семье, принадлежащей к сливкам общества и не лишенной изрядной доли снобизма. В декабре прошлого года я все больше и больше стала задумываться о Джеке, о том, не выйти ли мне за него замуж. Сначала сама мысль меня шокировала, ведь он вышел из низов, а я принадлежала к высшему обществу. У меня было преимущество богатства. Я гораздо способнее Джека, училась с легкостью, получая только высшие баллы. Я посещала оперные спектакли, концерты, драматические театры, путешествовала по Европе. Я получила все, что только могло дать богатство. Я выросла в атмосфере снобизма. Для меня было жестоким ударом то, что во мне зарождалась любовь к человеку, вышедшему из бедности, да к тому же менее способному, чем я.
В состоянии транса я прочитала все "за" и все "против" относительно брака с Джеком. Долгое время я их перечитывала вновь и вновь. Затем я стала взвешивать "за" и "против" и вычеркивать "против", когда находила нужный ответ. Мне понадобилось время, так как и "за" и "против" было предостаточно. Я перебирала их очень вдумчиво и очень внимательно. Когда все "против" оказались вычеркнутыми, осталось довольно много "за". Проделать такую работу еще раз было выше моих сил, и я попросила, чтобы вы заставили меня забыть о том, что я думала в трансе. Но перед уходом вы должны были мне сказать: "Достаточно только знать ответ".
Выходя за дверь, вы произнесли: "Достаточно только знать ответ". У меня тут же мелькнула мысль: "Теперь я могу выйти замуж за Джека". Понятия не имею, откуда эта мысль всплыла. Я была в смятении, в голове все перепуталось. Вы закрыли дверь, а я осталась стоять в недоумении. А потом я все забыла.
Моя практика закончилась, мы стали часто встречаться с Джеком, и наше знакомство переросло в роман. В июле мы поженились и оба устроились на работу в Нортхэмптон: я – в психиатрическое отделение, а он – в терапевтическое. И вот сегодня утром, наслаждаясь своим счастьем, я вдруг вспомнила июнь прошлого года и решила, что вы должны все знать". (Эриксон довольно усмехается.)
И вот в 1956 году она меня спрашивает: "Доктор Эриксон, вы меня узнаете?" А я не узнал. Но как только она упомянула Джека, я сразу все вспомнил. Тогда я представления не имел, в чем заключается ее проблема. Она и сама не очень ясно ее представляла. От меня требовалась непонятно какая психотерапия. Я для нее оказался чем-то вроде благоприятной атмосферы или сада, где проклюнулись и вызрели ее собственные мысли, о чем она сама и не подозревала. (Эриксон довольно усмехается.)
Роль лечащего врача не столь уж и важна. Главное, чтобы у него была способность побуждать пациента к размышлению, к познанию самого себя. Надо же, она уже бабушка! Джек все еще работает терапевтом, а она психиатром. Какая долгая и счастливая супружеская жизнь!
А в учебниках по психотерапии знай себе общие правила формулируют. Вчера… как тебя зовут? (к Салли.)
Салли: Салли.
Эриксон: Салли опоздала. Я пошутил над ней, заставил смутиться, поставил в неловкое положение. Возможно, вызвал твое раздражение. Ты, наверное, совсем не так представляла себе психотерапевтическое лечение. И все же она вошла в транс, потому что пришла сюда учиться. Кое-чему, я думаю, ты уже научилась.
Салли согласно кивает головой.
Эриксон: Психотерапевт слушает своего пациента, осознавая тот факт, что ему неизвестны те индивидуальные значения, которые каждый человек вкладывает в свои слова. Поэтому надо прислушиваться к больному, к особому значению его слов, которое вам пока неясно, и помнить о том, что язык ваших представлений для него тоже непонятен. Постарайтесь понять слова пациента так, как он сам их понимает.
Вспомните пациентку с авиафобией. Не следут верить всему, что говорит вам пациент. Я разобрался во всем только тогда, когда, вслушиваясь в рассказ о ее фобии, понял истинный смысл ее слов. Она могла спокойно садиться в самолет, нормально себя чувствовала, пока самолет двигался по взлетной полосе, но стоило ему оторваться от земли, как начиналась фобия. Я понял, что это не авиафобия, а боязнь замкнутого пространства, в котором ее жизнь целиком зависела от незнакомого человека – пилота.
Потребовалось время, чтобы понять ее слова. Я заставил ее дать мне обещание сделать все, что я скажу, будь то добро или зло. Я сделал так умышленно, потому что это было аналогией ситуации, когда ее жизнь находится в руках незнакомого летчика. Затем я ей сказал: "Наслаждайтесь полетом в Даллас и обратно и расскажите мне о ваших приятных впечатлениях". Она не понимала, что выполняет данное мне обещание, но дело было именно так. Я-то знал, зачем мне было надо такое обещание, а она не знала. "Наслаждайтесь полетом в Даллас и обратно", – ласково сказал я, а она уже дала обещание повиноваться мне во всем. Она даже не восприняла мои слова как просьбу. (Эриксон улыбается.) И ты тоже. (В сторону Джейн.)
Надеюсь, вы узнали от меня что-то новое о психотерапии, о том, как важно видеть, слышать и понимать пациента и побуждать его к действию.
Вернемся к Барбаре. Развернула она в уме свой длинный свиток, прочитала все "за" и "против" и обнаружила, что доводов "за" гораздо больше. Ей нужен был только окончательный ответ, все остальное было еще слишком сложно понять и принять. Вот откуда мысль: "Теперь я могу выйти замуж за Джека". Неясно, откуда пришла эта мысль, зато было ясно, что меня надо выпроводить и как можно скорее. (Эриксон улыбается.) А смысл фразы "Достаточно только знать ответ" я сам узнал лишь через несколько месяцев.
Если вам удается заставить пациента сделать основную работу, все остальное встает на места само собой.
Возьмите ту девочку с энурезом: семье не хватило терпения понять ее и потерпеть. От них требовалось только это, равно как и от ее сестер, соседей и одноклассников.
Вот еще одно наблюдение. Когда я пришел работать в вустерскую больницу, заведующий клиническим отделением доктор А. провел меня по всем палатам, представил больным, а затем, пригласив в свой кабинет, сказал: "Садись, Эриксон".
"Эриксон, – начал он, – ты здорово хромаешь. Не знаю, отчего это у тебя, да и не мое это дело. Я свою хромоту принес с первой мировой войны, перенес 29 операций по поводу остеомиелита. Мне теперь до смерти хромать. Слушай, Эриксон, если тебя интересует психиатрия, тебя ждет успех, уверяю. У всех будущих пациенток твоя хромота вызовет материнское сочувствие, а мужики не станут тебя опасаться: калека да и все, какой с него спрос, ему и рассказать все можно, не стесняясь. Одно слово – калека. Ты, главное, ходи с невозмутимой физиономией, навостри уши, да глаза открой пошире".
К совету я прислушался и от себя кое-что добавил. Придя к какому-нибудь заключению, я записывал его на листке бумаги, запечатывал в конверт и оставлял в ящике стола. А когда я позже приходил к другому выводу, я тоже его записывал и сравнивал с предыдущим.
Вот вам пример. Когда я работал в Мичигане, там была одна секретарша, жутко застенчивая. Ее стол стоял в самом дальнем углу комнаты. Писала ли она под диктовку или выслушивала поручение, она никогда не поднимала глаз и не смотрела на говорившего.
Как правило, она приходила на работу без пяти восемь, на пять минут раньше. В восемь она уже работала. Обедать уходила в пять минут первого, на пять минут позже установленного времени, а возвращалась без пяти час. Работу мы заканчивали в четыре, но она всегда прихватывала лишние пять минут.
Все мы имели двухнедельный оплачиваемый отпуск. Рабочая неделя продолжалась с 8 часов утра понедельника до 12 часов дня субботы. Уходя в отпуск, Дебби начинала собирать вещи в дорогу только в пять минут девятого в понедельник, и у нее, таким образом, пропадали конец субботы и воскресенье. Из отпуска она возращалась точно без пяти двенадцать в субботу, теряя еще полтора дня отдыха. Она была добросовестна до болезненности.
И вот иду я как-то летом по больничному коридору и вижу: идет впереди незнакомая девушка. А я в больнице всех знал (я отвечал за кадры), кто как ходит, кто как руками размахивает, кто как голову держит. А тут вдруг совсем незнакомая девушка. Как же так? Я заведую кадрами, а ее не знаю. Тут она свернула в бухгалтерию, и я узнал профиль Дебби.
Придя в свой кабинет, я достал листок бумаги, записал свой вывод, положил его в конверт, запечатал и отдал своей секретарше: "Заверь своей рукой, проставь дату и запри у себя в столе".
Она заперла конверт в ящике, единственный ключ от которого хранился у нее, так что я не мог тайком заглянуть в свой вывод. Я прямо сам себе не верил. (Эриксон улыбается и смотрит прямо перед собой, возможно, на Салли.)
Месяц спустя приходит моя секретарша с обеда, и ее прямо распирает от новости: "Я такое узнала! Спорю, что вы ни за что не догадаетесь!" "Я бы тебе не советовал спорить, – заметил я. – Я все равно выиграю. Этим летом Дебби не уезжала в отпуск, а тайно вышла замуж. Сегодня за обедом она призналась". Тогда я сказал: "Мисс X., загляните в конверт, который мы заперли месяц тому назад". "Ой, ну что вы, как можно!" (Смех). Она мгновенно выудила конверт, открыла и прочитала мой вывод: "Либо у Дебби бурный любовный роман, либо она тайно вышла замуж, и у нее хорошо идет сексуальная адаптация".
А здесь уместно еще одно наблюдение. Для мужчины секс – явление местного значения. Это не то, что отрастить усы, например. Так, рядовое событие.
Половая жизнь для женщины – это биологическая функция ее организма, вовлекающая в действие все тело. Как только она начинает регулярно жить половой жизнью, несколько изменяется линия волос на голове, надбровья слегка выступают, нос чуть-чуть удлиняется, подбородок слегка тяжелеет, губы полнеют, линия челюсти незначительно изменяется, изменяется содержание кальция в позвоночнике, смещается центр тяжести, грудь и бедра становятся шире либо плотнее. (Говоря об изменениях, Эриксон указывает на различные части своего тела.) Она ходит уже по-другому, потому что центр тяжести смещается книзу. И руки у нее двигаются по-другому. Если внимательно наблюдать за большим количеством людей, то можно научиться все это замечать.
Только не наблюдайте за вашими друзьями и членами семьи, не следует вторгаться в их личную жизнь. Но вы можете наблюдать за пациентами, медицинскими сестрами, вашими студентами, практикантами, потому что это ваша работа – знать пациентов и тех, кто за ними ухаживает. Вы преподаете студентам-медикам и должны знать их проблемы, потому что они – будущие врачи. Вы можете изучать своих практикантов, но оставьте в покое семью и друзей, избегайте бесцеремонного любопытства. Я никогда не знал, когда у моих дочерей менструация. Но когда ко мне приходила на прием женщина, я всегда мог определить, на какой стадии цикла она находится.
Однажды одна секретарша в Мичигане как-то ляпнула моему другу Луи и мне: "Вы, чертовы психиатры, думаете, что знаете все на свете!" "Практически все", – скромно ответил я. (Эриксон улыбается.)
Эта секретарша, Мэри, была замужем за торговым агентом. Он вечно мотался по командировкам – на пару дней, на неделю, две, три. В общем, совершенно непредсказуемый супруг. Прихожу на работу как-то утром, а из-за двери раздается стук ее пишущей машинки. Я послушал, открыл дверь, заглянул в ее комнату и сказал: "Мэри, сегодня утром у тебя началась менструация", – и закрыл дверь. Мэри не стала возражать. Несколько месяцев спустя я послушал, как она печатает, и заметил: "Мэри, вчера вечером вернулся твой муж". (Эриксон весело хмыкает.) У Мэри и капли сомнения не было, что я все знаю.
А некоторые сестры и секретарши приходили ко мне каяться заранее. Однажды вошла в мой кабинет одна такая "грешница" и говорит: "Пусть ваша секретарша выйдет, мне нужно с вами поговорить". Я попросил ее выйти и выслушал признание: "Прошлой ночью у меня началась любовная связь. Я решила сама вам сказать, прежде чем вы заметите". (Общий смех.)
Ваше чувство благородства и уважения к личной жизни ваших друзей и членов семьи вовремя остановит вас. Но пациенты и ухаживающие за ними сестры – это другое дело. Студентам-медикам предстоит работать с больными и вам следует знать, все ли в порядке у них самих.
Вы люди взрослые и мои коллеги. Вас я изучать не буду. Я буду читать ваши лица и сразу узнаю, если я кому-то неприятен. Вот вы двое, вы ведь знаете, что я могу читать по лицам? (Обращается к Салли и Саре.)
Салли: Читать по лицам? Да, можете.
Эриксон: Я вам расскажу еще одну историю болезни. Один профессор прошел двухгодичный курс психоанализа у нас в стране, а его жену анализировали в течение года. Затем они отправились в Европу, где профессора в течение года анализировал сам Фрейд, по пять раз в неделю, а его женою в течение года занимался один из учеников Фрейда. На следующее лето они вернулись в Америку и предложили свои услуги вустерской больнице.
Профессор рассказал мне о двух годах психоанализа, о встрече с Фрейдом и о двух годах психоанализа его жены. Он и его жена хотели пройти у меня курс психотерапии. Я только что начал работать в исследовательском отделе и был очень загружен своими делами. Я сказал, что придется подождать, пока я смогу выкроить для них время.
В первую же неделю моей работы в Вустере проходила книжная ярмарка. Я любил покупать книги, особенно когда распродавались привезенные издателями остатки. Профессор присоединился ко мне, он тоже был книголюб. Идем мы по улице, и тут из магазина, метрах в пяти перед нами, выходит чрезвычайно тучная женщина, ростом метра полтора и такой же ширины.
Профессор повернулся ко мне и вздохнул: "Милтон, тебе не хочется взять в руки такую вещь?" "Нет, не хочется", – ответил я. "А я бы взял". Вернулись мы в больницу, я вызвал к себе жену профессора и рассказал: "Шли мы сегодня по улице позади очень толстой женщины, прямо кубарь – полтора на полтора, а ваш муж спрашивает, не хочется ли мне подержаться за этот зад. Я ответил, что у меня нет ни малейшего желания, а он сказал, что подержался бы".
Жена прямо взвилась: "Так и сказал, что он подержался бы за эту необъятную жирную задницу?!" "Именно так, и причем с большим чувством", – ответил я. "Подумать только, – окончательно возмутилась она, – что все эти годы я морила себя голодом, чтобы сохранить стройные девичьи бедра. Конец голодовке! Такую жирную задницу отращу, что будет его крючьям за что ухватиться!" (Общий смех.)
Приходит она ко мне через несколько недель и заявляет: "Знаете, мой муж чересчур уж джентльмен. Чистюля чопорный. Думает, что он во всем разбирается. Я хочу, чтобы вы ему сказали, как меня следует любить. Он считает, что единственный способ – это когда он лежит на мне. А мне иногда самой хочется полежать на нем".
Я пригласил к себе мужа и объяснил ему, что в любви любая позиция хороша, если оба партнера получают удовольствие. А если один недоволен, значит, позиция не годится. Объяснил ему все до мельчайших подробностей. К этому и свелась вся моя психотерапия.
(К группе.) Как же этот профессор за три года психоанализа не сумел выяснить, что девичьи бедра жены ему не по вкусу? И почему его жена за два года психоанализа, пять раз в неделю, не дотюкала, что ее мужу нравится пышный нижний бюст?
В общем, мне понадобилось всего две беседы с ними, чтобы успешно завершить весь фрейдовский анализ и анализ его подручного. Профессор сейчас отошел от дел, у них с женой появились внуки, она стала полтора на полтора – и оба счастливы. (Эриксон улыбается.) Вот что такое психотерапия.
Приехав в Мичиган, я в первый же день обратил внимание на одну девушку, которая, как выяснилось, работала санитаркой. Она была очень хорошенькая выше талии и ниже колен. Но попка у нее была редких размеров. Стоило ей вильнуть бедром на продящего мимо, как он падал, не в силах удержаться на ногах. Она переживала из-за своей фигуры, но мне она показалась интересной.
Вскоре я выяснил, что у нее была довольно странная привычка. В дни посещений она стояла у входа на территорию больницы и задавала три вопроса каждой входящей матери с малышом. Мне было видно из окна моего кабинета. Мамаши кивали в ответ и отправлялись по палатам навещать родственников, а санитарка собирала малышей и занималась с ними, если день был погожий. Если девушка не жалеет своего выходного дня, чтобы поиграть с чужими детьми, значит, она любит детей.
И вдруг, примерно через год, у нее началась беспрерывная икота, день и ночь. У нас в штате было 169 врачей. Каждый ее осмотрел и все рекомендовали консультацию у психиатра. Девушка знала, что этим консультантом буду я. Моя репутация была ей известна: я знаю толк в своем деле. Она отказалась наотрез.
К ней обратился ее непосредственный начальник: "Послушай, Джун, ты не платишь за пребывание в больнице, прошла полное медицинское обследование. Все рекомендуют консультацию у психиатра, но ты отказалась. За тобой сохраняется твое рабочее место и ты получаешь зарплату, хотя лежишь в постели как пациентка. Либо ты соглашаешься на консультацию, либо мы вызываем платную скорую помощь и отправляем тебя в платную больницу. Если согласишься на консультацию, твое рабочее место останется за тобой".
Перспектива оказаться в платной больнице ее не обрадовала, и она согласилась: "Ладно, пусть приходит".
Я пришел около двух часов и очень осторожно прикрыл за собой дверь палаты. Предупреждающе подняв руку, я сказал: "Не открывай рта, молчи (Эриксон поднимает левую руку, словно останавливая идущий транспорт) и слушай, что я скажу. Очень жаль, что ты не читала "Песнь Песней" Соломона. Это из Библии, что лежит у тебя на столике, а ты и не читала. Вот в чем твоя беда. Раз ты не читала "Песнь Песней", я тебе все объясню. Я целый год наблюдал за тобой, как ты заботилась о малышах других женщин, не жалея на это своих выходных. Ты спрашивала у каждой матери, можно ли дать ее ребенку жвачку, конфетку или игрушку, можно ли тебе приглядывать за малышами, пока их мамы навещают больных родственников. Так я узнал, что ты любишь детей. А ты вообразила, что из-за твоей крупной попки на тебя не глянет ни один мужчина. Прочитай ты "Песнь Песней" Соломона, ты бы так не думала". Мне удалось пробудить в ней любопытство.
(Обращается к слушателям.) Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из вас прочитал "Песнь Песней" Соломона. (К одному из учеников.) Ты читал? (Эриксон кивает.) Я все ей объяснил: "Тот, кто захочет взять тебя в жены, тот, кто полюбит тебя, посмотрит на твою огромную, пышную, мягкую попку и увидит в ней лишь колыбель для своих будущих детишек. Это будет тот, кто мечтает произвести на свет как можно больше детей. И он увидит дивную колыбель для этих детей.
Ты сейчас не прекращай икать. Остановишься где-нибудь пол-одиннадцатого или в одиннадцать. И все подумают, что излечение произошло само собой, внезапно, а я тут ни при чем. Ты продолжай икать и все подумают, что у меня тоже ничего не вышло. А когда я уйду, почитай "Песнь Песней" Соломона. Ты ее найдешь в Библии, что лежит на твоем столике".