Согласно отчету комиссара в мафии 1870-х годов всякому кандидату на вступление в ряды "людей чести" предстояло пройти собеседование с боссами и их ближайшими помощниками. Кто-либо из присутствовавших затем делал надрез на руке кандидата и предлагал тому окропить своей кровью святой образ. Кандидат одновременно приносил клятву верности и сжигал образ, пепел которого развеивали, что символизировало уничтожение предателей.
Специальный правительственный посланник на пути в Сицилию телеграфировал шефу полиции Палермо от имени министра: "Примите наши поздравления! Какое обширное поле для дальнейшего расследования!" Вне сомнения, этот чиновник несказанно удивился бы, доведись ему узнать, что поле оставалось не менее обширным и в мае 1976 года, когда "состоялся" Джованни Lo scannachristiani Бруска. (Сам Бруска в своих показаниях употребил итальянское слово "combinato", которое можно перевести и как "был посвящен", и как "причислен к группе".) Обряд, через который прошел Бруска, весьма показателен в сравнении с ритуалом 1875 года; сопоставление этих двух обрядов позволяет понять, почему мафия с самого начала приобрела статус тайного общества.
Человек, которому со временем предстояло взорвать судью Фальконе, был посвящен в члены мафии в девятнадцать лет. То обстоятельство, что его отец был местным мафиозным боссом, существенно облегчило задачу Бруски, тем более что свое первое убийство он успел совершить еще до посвящения. Однажды его пригласили в загородный особняк, где должен был состояться очередной из регулярно проводимых мафиозных банкетов. На вечере присутствовали многие "люди чести", в том числе "супербосс" Коротышка Тони Риина, которого молодой Бруска уже называл padrino (крестным отцом). Некоторые принялись расспрашивать юношу: "Как ты относишься к убийствам? Сможешь ли совершить преступление?" Это показалось ему немного странным: он уже убивал, а тут его спрашивают, как он относится к убийствам. Он и не подозревал, что обряд посвящения начался.
В какой-то момент все присутствовавшие укрылись в одной из комнат, а Бруска остался в одиночестве. Потом его позвали; он увидел, что его отец куда-то ушел, а прочие сидят за большим круглым столом, на котором разложены пистолет, кинжал и святой образ (посредине столешницы). Мафиози принялись забрасывать Бруску вопросами: "Если угодишь в тюрьму, сохранишь ли ты верность, не предашь ли нас?" – "Хочешь ли ты стать членом ассоциации, известной как Коза Ностра?" Поначалу Бруска растерялся, но быстро обрел уверенность.
– Мне нравятся мои товарищи, – заявил он. – И мне нравится убивать.
Один из "людей чести" уколол кинжалом его палец; Бруска размазал кровь по святому образу, который затем взял в сложенные чашечкой ладони, а "крестный отец" Риина лично поджег бумагу и произнес следующие слова: "Если предашь Коза Ностру, твоя плоть сгорит, как этот образ", после чего накрыл своей ладонью ладони Бруски, чтобы тот не выронил горящую бумагу.
Среди многочисленных правил организации, в члены которой Риина посвятил в тот день Джованни Бруску, имелось и знаменитое "положение о представлении". "Людям чести" возбраняется представляться как мафиози, даже своим коллегам. Согласно правилу необходим третий, который, представляя друг другу двоих мафиози, скажет: "Это наш друг" или "Вы двое из той же компании, что и я". Именно последнюю фразу произнес Риина в день посвящения Бруски, когда его отец вернулся в комнату и сын был "представлен" Бруске – старшему как "человек чести".
"Положение о представлении", описанное Бруской, демонстрирует любопытные отличия от ритуала, изложенного в отчете шефа полиции Палермо в 1875 году. За сто лет до того как Бруска "состоялся", мафиози пользовались куда более сложной системой опознавания, что подтверждается, например, этим шифрованным диалогом по поводу зубной боли. А.: Кровь Христова! У меня болит зуб! (Указывает на один из верхних резцов.) Б.: У меня тоже. А.: Когда твой разболелся? Б.: В день Благовещения. А.: А где ты был? Б.: В Пассо Ди Ригано. А.: И кто там был еще? Б.: Добрые люди. А.: Какие?
Б.: Первый – Антонино Джаммона. Второй – Альфонсо Спатола. И так далее. А.: И что они с тобой сделали?
Б.: Они бросили жребий, и Альфонсо Спатола выиграл. Потом он взял образ, раскрасил его моей кровью, вложил мне в руку и поджег. А пепел развеял по воздуху. А.: Кому они велели поклоняться? Б.: Солнцу и луне. А.: И кто твой бог? Б.: "Воздух". А.: Чьему королевству ты принадлежишь? Б.: Указательного пальца.
Пассо Ди Ригано называлась деревушка в окрестностях Палермо. "Солнце", "луна", "воздух" и "указательный палец" – очевидно, обозначения мафиозных семейств, в члены которых оказался посвящен мафиозо Б.
Оригинальная церемония знакомства более громоздка и менее надежна, нежели та, к которой приобщился Джованни Бруска. (Начнем с того, что непонятно, кто из двоих мафиози должен спрашивать, а кто – отвечать.) Тем не менее этот диковинный диалог подтверждает очевидное и крайне значимое обстоятельство: уже ранняя мафия была организацией столь обширной, что ее члены далеко не всегда знали друг друга. Еще в конце девятнадцатого столетия слово "мафия" перестало быть эпитетом разрозненных преступных шаек и превратилось в название криминальной сети.
Ритуал посвящения более, чем какая-либо другая из мафиозных церемоний, подтверждает широко распространенное убеждение в древности мафии. В реальности этот ритуал настолько же современен, насколько современна сама организация. По всей видимости, ритуал был позаимствован мафиози у масонов. Масонские общества, "импортированные" на Сицилию из Франции через Неаполь около 1820 года, быстро приобрели популярность у зажиточных противников режима Бурбонов. В этих обществах, разумеется, существовали обряды посвящения, а в некоторых помещениях для встреч собравшимся показывали окровавленные кинжалы – предостережение потенциальным изменникам. Масонская секта карбонариев "угольщиков" ставила своей целью патриотическую революцию. На Сицилии эти общества постепенно превратились в политические фракции и в преступные шайки: в официальном полицейском отчете 1830 года сообщается, что кружок карбонариев замешан в мошенничестве с правительственными контрактами.
Превращение в единую тайную ассоциацию с использованием масонских ритуалов сулило мафии множество преимуществ. Зловещая церемония посвящения и "конституция", первый пункт которой требовал смерти предателей, служили укреплению доверия, поскольку заставляли преступников, обычно предававших друг друга не раздумывая, задуматься о цене предательства. Тем самым значительно снижался риск оказания "покровительства". Вдобавок ритуал способствовал удержанию в узде наиболее амбициозных и агрессивных членов организации. Кроме того, ассоциация предлагала взаимные гарантии соседствующим бандам, что позволяло каждой cosca действовать, не опасаясь удара в спину. Преступники, не состоявшие в организации, отныне вынуждены были согласовывать свои действия с мафией – иначе им грозило противодействие целой криминальной сети. Многие подпольные операции, например угон и контрабанда скота, требовали не только перемещения по территориям, подвластным другим шайкам, но и обзаведения надежными деловыми партнерами на всем пути следования контрабандного "груза". Членство в мафии автоматически предоставляло все необходимые гарантии сторонам, вовлеченным в эти операции.
К тому времени, когда министр внутренних дел в 1875 году узнал о противостоянии доктора Галати и удиторской cosca, история возникновения мафии практически завершилась. Однако по-прежнему неясно, откуда взялась мафия. Нам понадобится разузнать многое о "молчаливом, напыщенном и осторожном" Антонино Джаммоне, а чтобы изучить его прошлое, мы должны перенестись на десятилетие назад от событий в фондо Риелла.
Барон Турризи Колонна и "секта"
В начале лета 1863 года- через три года после похода Гарибальди – сицилийский аристократ, которому вскоре предстояло написать первую книгу по истории мафии, оказался целью хорошо спланированной попытки убийства. Николо Турризи Колонна, барон Буонвичино, возвращался как-то вечером в Палермо из одного из своих поместий. Дорога, которой он ехал, вела через лимонные плантации в зажиточном районе сразу за городскими стенами. На участке между деревнями Ноче и Оливуцца пятеро людей открыли стрельбу по экипажу барона; сначала они убили лошадей, а потом перенесли огонь на пассажира. Турризи Колонна и его кучер выхватили револьверы и стали стрелять в ответ, одновременно высматривая, где бы укрыться. Стрельба привлекла внимание одного из смотрителей плантации Колонны. Он выстрелил из дробовика – и из кустов на обочине дороги донесся крик. Несостоявшиеся убийцы после этого бросились прочь, прихватив с собой раненого товарища.
Через год после нападения Турризи Колонна опубликовал книгу под заглавием "Общественная безопасность на Сицилии". Это была первая из множества книг, опубликованных после объединения Италии, в которой анализировался феномен сицилийской мафии, исследовались связанные с нею мифы и противоречивые свидетельства. Благодаря расследованию судьи Фальконе нынешние историки имеют возможность установить, кому из ранних исследователей мафии можно верить, а кто не заслуживает доверия. Турризи Колонна принадлежит к первым; его книга представляет собой надежный и изобилующий любопытными подробностями источник.
Отчасти то обстоятельство, что Турризи Колонна оказался столь хорошим свидетелем, объясняется его социальным статусом и той ролью, которую ему привелось сыграть в драматических событиях 1860-х годов. Всей Сицилии он был известен как убежденный патриот. В 1860 году, когда он возглавлял национальную гвардию Палермо, именно усилия барона во многом не дали революции перерасти в анархию. К моменту выхода книги он уже являлся членом итальянского парламента. Много позже, в 1880-х годах, Турризи Колонна дважды становился мэром Палермо. Даже сегодня его помнят: в Палаццо делле Акуиле, здании городского совета Палермо, находится мраморный бюст барона. Суровые черты лица смягчает бородка, из тех, что кажутся приклеенными к подбородку и выдают принадлежность к патрициям на государственной службе гораздо более явно, чем ряд медалей на груди.
Турризи Колонна обладал хладнокровием, вполне соответствовавшим его статусу. В 1864 году, когда он писал свой памфлет, закон и порядок были темой непрестанных политических дебатов. Правительство пыталось доказать, что оппозиция злоумышляет против новообразованного итальянского государства и сама провоцирует общественные беспорядки. Представители оппозиции утверждали, что государство преувеличивает масштабы "кризиса законности", дабы обвинить оппозиционеров в преступлениях против общества. Турризи Колонна придерживался позиции, которая могла удовлетворить оба лагеря: он указывал, что организованная преступность на Сицилии являет собой реальную силу на протяжении многих лет, однако новые драконовские меры правительства способны лишь усугубить ситуацию.
Исследование Турризи Колонны строилось на трезвом взгляде: он писал, что газеты пестрят сообщениями о кражах, грабежах и убийствах, но это лишь малая толика преступлений, совершаемых в Палермо и его окрестностях, поскольку существующая проблема выходит за рамки привычного "разгула беззакония":
"Хватит обманывать себя. На Сицилии имеется воровская секта, подчинившая себе весь остров… Эта секта покровительствует всем, кто живет в сельской местности, от арендаторов до пастухов, и сама пользуется их покровительством. Она помогает торговцам и получает поддержку от них. Полиции секта не боится (или почти не боится), потому что члены секты уверены – им не составит труда ускользнуть от любого преследования. Суды секту также не пугают: она гордится тем, что доказательств для суда в достаточном количестве, как правило, не находится, потому что секта умеет убеждать свидетелей".
Эта секта, по мнению Турризи Колонны, существовала около двадцати лет. В каждой области она набирает новых членов среди наиболее толковых крестьян, среди смотрителей, охраняющих плантации за пределами Палермо, среди сотен контрабандистов, которые доставляют зерно и другие налогооблагаемые товары, минуя таможню – важнейший источник средств для городского бюджета. Члены секты пользуются особыми знаками, чтобы узнавать друг друга, когда они перегоняют украденный скот на городские бойни. Некоторые члены секты специализируются на угоне скота, другие – на удалении хозяйских клейм и перегоне животных, третьи – на забое. Кое-где секта укоренилась настолько глубоко, что пользуется политической поддержкой бесчестных фракций, заправляющих местными советами, и потому способна запугать любого человека, вне зависимости от его положения в обществе. Даже отдельные добропорядочные люди вынуждены вступать в секту в надежде, что это позволит им жить в достатке и покое.
Ведомая ненавистью к жестокому и развращенному режиму Бурбонов и его полицейскому аппарату секта в 1848 и 1860 годах предложила свои услуги революции. Подобно многим "людям насилия", члены секты заинтересовались революцией потому, что она давала возможность распахнуть ворота тюрем, сжечь полицейские записи и в суматохе перебить полицейских информаторов. Революционное правительство, как надеялась секта, должно объявить амнистию для тех, кого "преследовал" павший режим; оно также должно объявить набор в ополчение и дать работу героям сражений с силами старого порядка. Однако революция 1860 года не оправдала чаяний секты, а суровая реакция нового итальянского правительства на волну преступности на острове заставила секту пересмотреть свое отношение к власти.
Спустя всего четыре месяца после публикации памфлета Турризи Колонны секта приобрела свое громкое имя: именно тогда было впервые записано слово "мафия". С учетом тех сведений, которыми мы располагаем сегодня, текст Турризи Колонны кажется удивительно знакомым. Барон упоминает "постановочные суды", столь хорошо известные по позднейшим мафиозным процессам: члены секты собирались решать судьбы тех, кто нарушил правила, – и чаще всего выносили нарушителям смертные приговоры. Турризи Колонна также описывает код молчания, причем в выражениях, которые удивительно созвучны нашим сегодняшним познаниям.
"Правила этой злонамеренной секты гласят, что любой гражданин, который подходит к carabineri (военная полиция) и заговаривает с ними или всего лишь обменивается приветствиями, есть злодей, подлежащий смерти. Такой человек повинен в ужасном преступлении против "смирения".
"Смирение" означает уважение к правилам секты и верность ее уставу. Никому не дозволено совершать поступки, напрямую или косвенно затрагивающие интересы других членов секты. Всем и каждому возбраняется оказывать какое-либо содействие полиции или суду в расследовании каких бы то ни было преступлений".
Смирение- umilita по-итальянски, umirta на наречии Сицилии – слово, которым изобилует текст барона. Ныне считается, что именно от этого слова произошло знаменитое omerta. Омерта – мафиозный кодекс чести, обязательство не вступать в сотрудничество с полицией, нерушимое для всех, кто принадлежит к сфере интересов мафии. По всей видимости, первоначально omerta была кодексом подчинения.
Турризи Колонна советовал правительству не отвечать на деяния секты мерами "виселиц и дыб". Вместо этого он предлагал комплекс хорошо продуманных реформ полицейского надзора, которые, по его мнению, способны изменить поведение сицилийцев и даровать им "второе, гражданское крещение". Трезвомыслие, мудрость и искренность, выказанные Турризи Колонной в описании секты, сопоставимы с его аристократической сдержанностью. Он был слишком скромен, чтобы упомянуть о неудачной попытке убийства, предпринятой лишь год назад; в конце концов, это был всего один из множества аналогичных случаев в окрестностях Палермо в бурные годы после выступления Гарибальди. Из молчания Турризи Колонны следовало, что он не знает, кто на него покушался и почему и что стало с нападавшими. Однако у нас имеются основания подозревать, что эти люди прожили недолго.
Двенадцать лет спустя, 1 марта 1876 года, Леопольдо Франкетти и Сидней Соннино, двое богатых и "возвышенных духом" молодых людей, прибыли в Палермо из Тосканы вместе с другом и слугами, чтобы провести частное расследование состояния сицилийского общества. К этому времени – всего год назад доктор Галати написал свой меморандум – слово "мафия" уже добрый десяток лет не сходило с уст, но ему приписывались самые разные значения – если приписывались вообще. (Не было согласия даже относительно орфографии этого слова: в девятнадцатом столетии оно писалось то с одним "ф", то с двумя, не меняя своего значения.) Франкетти и Соннино не сомневались в том, что мафия представляет собой преступную организацию, и намеревались сорвать окутывавший ее покров таинственности и противоречивых мнений.
На следующий день после прибытия на Сицилию Соннино написал своей знакомой и попросил у нее рекомендательное письмо к Николо Турризи Колонне, барону Буонвичино, признанному эксперту по "секте".
"Здесь говорят, что он связан с мафией. Но для нас это не имеет значения. Мы хотим услышать, что у него найдется рассказать… Пожалуйста, не сообщайте никому то, что я поведал Вам о бароне Турризи Колонне и его предполагаемых связях с мафией. Возможно, кто-либо из друзей известит его об этом и тем самым окажет нам дурную услугу".
Существуют определенные доказательства того, что Турризи Колонна, автор аналитического исследования "секты", оказывал существенную политическую поддержку наиболее значимым и жестоким мафиози Палермо. Слухи о его связях с мафией распространялись широко, даже члены политической фракции, к которой принадлежал барон, признавались в Риме в своих сомнениях на его счет.
В 1860 году Турризи Колонна назначил одного из вожаков "секты" капитаном национальной гвардии Палермо. Он выбрал этого хитроумного и жестокого человека за его умение руководить людьми и военный опыт: раньше тот возглавлял одну из групп революционеров, проникших в революционные дни в Палермо с окрестных холмов. Этого человека звали Антонино Джаммона- тот самый Джаммона, который впоследствии предпринял столько усилий, чтобы отнять фондо Риелла у доктора Галати. Турризи Колонна также оказался среди тех землевладельцев, которые поддержали Джаммону, когда министерство внутренних дел приступило к расследованию меморандума Галати; адвокаты Турризи Колонны готовили публичное заявление Джаммоны по этому поводу. Согласно отчету шефа полиции Палермо (1875 год), обряды посвящения в мафиози проводились в одном из поместий Турризи Колонны.