Шопенгауэр как лекарство - Ирвин Ялом 12 стр.


- Ну, и Филип рассказал нам, в чем дело, - ну, ты понимаешь, про твою болезнь, про злокачественную миелому…

- Меланому, - негромко поправил Филип.

Гилл бросил взгляд на бумажку, которую держал в руке, и сказал:

- Да, меланому, спасибо, Филип. Может быть, ты сам продолжишь, а то я все перепутаю?

- Множественная миелома - это рак костей, - сказал Филип, - а меланома - это рак кожи. Вспомни: меланин, пигмент, который окрашивает кожу…

- Так эти бумажки… - вмешался Джулиус, делая знак кому-нибудь из двоих объяснить, в чем дело.

- Филип рассказал нам про твое состояние и подготовил краткую информацию, которую раздал нам перед началом, несколько минут назад. - Гилл показал листок Джулиусу, который успел прочитать заголовок: "Злокачественная опухоль. Меланома".

Покачнувшись, Джулиус грузно опустился в кресло.

- Я… я… даже не знаю, что сказать… вы… я готовился вам сказать… я чувствую себя так, будто у меня из-под носа вытащили мою собственную историю жизни - нет, смерти. - И, глядя Филипу прямо в глаза, Джулиус сказал: - А ты подумал, как я буду выглядеть?

Филип невозмутимо смотрел куда-то в сторону и ничего не ответил.

- Это нечестно, Джулиус! - воскликнула Ребекка. Вынув из волос свои заколки, она встряхнула черными локонами и вновь начала сворачивать их кольцом на голове. - Филип не виноват. Во-первых, он ни в какую не хотел с нами идти - сказал, что не любит компаний, что ему нужно готовиться к лекции, мы чуть не силком его затащили.

- Точно, - подхватил Гилл. - Мы больше говорили обо мне и моей жене и о том, куда мне отправиться на ночь. Потом мы, конечно, спросили Филипа, как он оказался в группе - это нормально, мы всегда спрашиваем новеньких, - и он рассказал нам про твой звонок и про то, что ты позвонил ему из-за болезни. Вот тут мы и переполошились и начали просить его рассказать все по порядку. У него просто не было выхода. Я бы на его месте тоже все рассказал.

- Он даже спросил, - вставила Ребекка, - кошерно ли встречаться после занятий без тебя.

- "Кошерно"?… Это Филип так сказал? - спросил Джулиус.

- Ну, на самом деле не он, - призналась Ребекка. - "Кошерно" - это сказала я, но смысл был такой. Я сказала, что мы часто встречаемся после занятий и пьем кофе, и ты никогда не возражал и только предупреждал, чтобы мы докладывали про все разговоры на следующем занятии, чтобы не было никаких секретов от группы.

Гилл с Ребеккой дали Джулиусу время привести свои мысли в порядок. В нем все кипело от ярости. Неблагодарный ублюдок. Несчастный скряга. Жмот. Я стараюсь для его же блага, и вот что я получаю взамен - верно говорят, доброта не остается безнаказанной. Хотел бы я знать, что он доложил о себе - почему оказался в группе? Голову даю на отсечение, что он скромно умолчал о своих подвигах - как он трахал все, что движется, как сотнями обманывал бедных, несчастных женщин. Подлый негодяй. Ублюдок.

Он оставил эти размышления при себе и, отчаянно борясь с раздражением, попытался восстановить цепь событий. Конечно же, после занятий группа начала упрашивать Филипа пойти в кафе, и Филип не смог устоять - здесь была и его, Джулиуса, вина, он должен был поставить Филипа в известность об этих периодических посиделках после занятий. Потом, естественно, пошли расспросы о том, как он попал в группу - здесь Гилл прав, группа никогда не упускает случая расспросить об этом новичка, - и Филип, конечно, вынужден был раскрыть всю странную историю их знакомства и этой нелепой сделки; а что ему оставалось? А эти бумажки про меланому - конечно, личная инициатива Филипа, рассчитанная исключительно на то, чтобы завоевать расположение группы.

Все смешалось в голове Джулиуса, он не мог даже выдавить улыбку. Наконец, взяв себя в руки, он произнес:

- Что ж, давайте разберемся по порядку. Ребекка, дай-ка сюда свой листочек. - Джулиус быстро пробежался глазами по бумажке. - В общем-то, с научной точки зрения все верно, так что не буду повторяться и поделюсь с вами личными ощущениями. Все началось с того, что мой врач обнаружил у меня на спине необычную родинку. Биопсия подтвердила, что это злокачественная меланома. Естественно, я отменил занятия на пару недель, чтобы прийти в себя, - можете поверить, это было не лучшее время в моей жизни. - Голос Джулиуса дрогнул. - Видите, я все еще не научился с этим справляться. - Он помолчал и, глубоко вздохнув, продолжил: - Доктора пока не могут сказать ничего определенного, но, что важно сейчас для нас с вами, они уверяют, что у меня есть по крайней мере год. Поэтому мы продолжим наши занятия как обычно в течение года. Нет, не так - лучше будет сказать: если позволит здоровье, я буду вести занятия еще год, а затем группа закроется. Извините, я говорю немного сбивчиво - у меня нет опыта в таких вещах.

- Джулиус, это действительно так опасно? - спросила Бонни. - То есть эта информация, которую

Филип скачал из Интернета… вся эта статистика по стадиям меланомы…

- Прямой вопрос - и он заслуживает прямого ответа. Да, действительно опасно. Нет никаких сомнений, что эта штука очень скоро меня прикончит. Я знаю, тебе нелегко было задать этот вопрос, Бонни, но я ценю твою прямоту, потому что я, как и все смертельно больные люди, терпеть не могу, когда со мной начинают носиться, как курица с яйцом. От этого только становится страшно и одиноко. Что поделаешь, я должен привыкать к своему новому положению. Конечно, мне это не нравится, но жизнь здорового и беззаботного человека - эта жизнь для меня явно закончилась.

- Я вспоминаю то, что Филип сказал Гиллу на прошлой неделе. То есть, Джулиус, я хочу спросить, так ли это для тебя? - спросила Ребекка. - Не помню точно, когда это было сказано - здесь или в кафе, - про то, что мы определяем себя, или свою жизнь, через свои привязанности - правильно я говорю, Филип?

- Разговаривая с Гиллом на прошлой неделе, - размеренно начал Филип, ни на кого не глядя, - я сказал, что чем больше у человека привязанностей, тем обременительнее для него жизнь и тем больше он страдает, когда приходится с ней расставаться. Шопенгауэр и буддисты - все согласны с тем, что человек должен освобождаться от привязанностей и…

- Не думаю, что это имеет отношение ко мне, - прервал его Джулиус. - Как и не уверен, что наша беседа должна проходить в таком русле. - Он поймал многозначительный взгляд, которым обменялись Гилл с Ребеккой, но продолжил как ни в чем не бывало: - Лично я подхожу к этому вопросу несколько иначе: привязанности - и многочисленные привязанности - есть необходимая часть нашей жизни, и избегать их из страха перед будущими страданиями значит жить вполсилы. Я не хочу прерывать тебя, Ребекка, но, думаю, будет лучше, если мы вернемся к вашим собственным ощущениям - к тому, как каждый из вас отреагировал на мое сообщение. Я понимаю, что известие о моей болезни должно было сильно вас взволновать. Мы давно знаем друг друга… - Джулиус замолчал и обвел глазами присутствующих.

Тони, который сидел, развалившись в кресле, немного поерзал и сказал:

- Знаешь, лично меня задело, когда ты сказал, что нас касается только то, сколько еще времени ты сможешь вести группу. Меня это сильно кольнуло - несмотря на то, что у меня толстая кожа, как тут многие утверждают. Вот что я почувствовал. Но больше всего, Джулиус, меня волнует, как чувствуешь себя ты…то есть, я хочу сказать, давай начистоту - ты значишь для меня много… очень много. Ты помогал мне справиться со всякой гадостью… в общем, я хочу сказать, что я… что мы можем для тебя сделать? Тебе должно быть чертовски трудно сейчас.

- Я хотел сказать то же самое, - сказал Гилл. К нему присоединились и остальные голоса - все, кроме Филипа.

- Я отвечу, Тони, но сначала позволь сказать, что я очень тронут. Разве можно было представить еще два года назад, чтобы ты говорил так открыто и так великодушно предлагал мне свою помощь? Что же касается твоего вопроса, то мне действительно чертовски трудно. Меня до сих пор штормит. Хуже всего было первые две недели, когда я отменил занятия. Все эти бесконечные разговоры с друзьями и родственниками… Сейчас мне уже лучше - человек ко всему привыкает, даже к смертельной болезни. Всю прошлую ночь я думал о том, что наша жизнь состоит из потерь. - Он внезапно остановился. Все сидели молча, уставившись в потолок. Джулиус продолжил: - Я ничего не скрываю… готов это обсуждать, отвечу на любые вопросы… если захотите… но сейчас у меня все. Кроме того, мне не хочется посвящать этому весь вечер. Я только хочу сказать, что пока у меня достаточно сил, чтобы работать с вами в обычном режиме. По правде говоря, для меня сейчас очень важно, чтобы мы продолжали работать как обычно.

После краткой паузы Бонни сказала:

- Если честно, Джулиус, я собиралась поднять один вопрос, но не знаю… мои проблемы кажутся теперь такими мелкими по сравнению с тем, что творится с тобой.

Гилл поднял глаза и добавил:

- Мне тоже. Все мои заморочки - моя жена, остаться с ней или бросить тонущий корабль, - все это такая чепуха.

Филип воспользовался таким поворотом по-своему:

- Спиноза любил латинское выражение subspecieaeternitatis, что означает "с точки зрения вечности". Он говорил, что ежедневные проблемы кажутся не такими страшными, если взглянуть на них с точки зрения вечности. Мне кажется, эта идея не получила достаточного признания в психотерапии. Возможно, - здесь Филип повернулся к Джулиусу и взглянул ему в глаза, - она могла бы пригодиться и в случае серьезной опасности, с какой ты столкнулся сейчас.

- Насколько я понимаю, Филип, ты предлагаешь мне свою помощь. Очень великодушно с твоей стороны. Но идея обозревать жизнь с космических высот - не лучший способ справиться с моей проблемой. И скажу тебе почему. Прошлой ночью мне не спалось, и я подумал о том, что, к сожалению, никогда не ценил настоящего. В молодости я считал настоящее только подготовкой к чему-то лучшему, высшему, что ждет впереди, а потом, через много лет, неожиданно обнаружил странную вещь - что живу ностальгией по прошлому. Моя ошибка состоит именно в том, что я всю жизнь недостаточно ценил каждое мгновение, а ты предлагаешь мне уйти в себя, отдалиться от мира. Это все равно что смотреть на жизнь с обратной стороны телескопа.

- Позволь мне кое-что сказать, Джулиус, - вмешался Гилл. - У меня есть одно замечание. Мне кажется, ты просто не хочешь соглашаться с Филипом.

- К замечаниям я всегда готов прислушаться, Гилл. Но это было мнение. А где же замечание?

- А замечание в том, что ты отказываешься признавать все, что говорит Филип.

- Я знаю, что Джулиус сейчас скажет! - воекликнула Ребекка. - "Это не замечание, это всего лишь попытка угадать мои чувства". А вот я заметила, - она повернулась к Джулиусу, - что сейчас вы с Филипом в первый раз напрямую обратились друг к другу. И сегодня ты несколько раз прерывал Филипа, чего я раньше никогда не видела.

- Туше, Ребекка, - ответил Джулиус. - Прямо в точку. Вот это действительно наблюдение.

- Джулиус, - сказал Тони, - я что-то ни черта не понимаю. Ты и Филип - что между вами такое? Правда, что ты свалился к нему как снег на голову?

Несколько минут Джулиус посидел, опустив голову, затем сказал:

- Да, все это, наверное, выглядит нелепо. Хорошо, скажу честно - или, по крайней мере, так честно, как позволяет память. Узнав о болезни, я, как вы понимаете, впал в настоящую панику. Я чувствовал, что мне вынесли смертный приговор, который скоро приведут в исполнение. В голове моей вертелись разные мысли, в том числе и о том, что я сделал в своей жизни. Несколько дней этот вопрос мучил меня, и, поскольку моя жизнь тесно связана с работой, я начал вспоминать своих пациентов: смог ли я действительно изменить чью-то жизнь? Времени у меня оставалось мало, поэтому я решил немедленно связаться с кем-нибудь из старых клиентов. Филип стал первым и пока единственным, кого мне удалось найти.

- Почему именно Филип? - спросил Тони.

- Это вопрос на тысячу - или нет, сейчас уже так не говорят, - на миллион долларов. Отвечу коротко: не знаю. Я сам ломаю, над этим голову. Не думаю, что это была удачная идея, потому что, если бы я хотел действительно успокоить себя, нашел бы кандидатов в тысячу раз лучше: сколько я ни бился, за три года мне так и не удалось помочь Филипу. Может быть, я надеялся услышать от него, что спустя какое-то время он все-таки ощутил пользу от нашего лечения - так иногда бывает. Но, как выяснилось, это не так. Может быть, во мне взыграл мазохизм, и мне захотелось как следует ткнуть самого себя носом в грязь. А может, я выбрал самого неудачного клиента, чтобы получить еще один шанс. Не знаю. Потом, во время нашей беседы, Филип рассказал мне, что сменил профессию, и попросил меня стать его супервизором. Филип, - Джулиус повернулся к нему, - надеюсь, ты уже успел ввести группу в курс наших общих дел?

- Я сообщил все необходимые подробности.

- Нельзя ли еще потаинственнее?

Филип отвернулся, все остальные вроде бы сконфузились. Наконец, после продолжительной паузы, Джулиус сказал:

- Прости за сарказм, Филип, но ты сам понимаешь, что я должен был заключить из такого ответа?

- Я уже сказал, что сообщил группе все необходимые подробности, - повторил Филип.

Бонни повернулась к Джулиусу:

- Я скажу прямо, Джулиус. Все это очень неприятно, и я хочу тебе помочь. Мы не должны мучить тебя сегодня - тебе нужна помощь. Пожалуйста, скажи, чем мы можем помочь сегодня?

- Спасибо, Бонни, ты права, сегодня я не в своей тарелке. К сожалению, не знаю, как ответить на твой вопрос. Если хотите, открою вам большой секрет: я часто входил в эту комнату с самыми разными болячками и уходил, чувствуя себя гораздо лучше, просто потому что провел полтора часа в вашей компании. Так что, может быть, это и есть ответ на твой вопрос: самое лучшее для меня - чтобы все шло как обычно, чтобы мы не зацикливались на моей проблеме.

После некоторого молчания Тони сказал:

- Да, не так-то просто - после всего, что случилось.

- Вот именно, - поддержал его Гилл. - Не представляю, как можно теперь говорить как обычно.

- В такие моменты я всегда вспоминаю Пэм, - сказала Бонни. - Она одна знала, что делать в любой ситуации.

- Странно, но я тоже думал о ней сегодня, - сказал Джулиус.

- Наверное, это телепатия, - вмешалась Ребекка. - Только что, минуту назад, я тоже подумала о Пэм. Когда Джулиус говорил про удачи и неудачи. - Она взглянула на Джулиуса: - Я знаю, она твоя любимица - что тут скрывать, все и так знают. Интересно, ее ты тоже считаешь своей неудачей - ну, из-за того, что она уехала, потому что мы так и не смогли ей помочь? Это, наверное, не слишком приятно для твоего самолюбия.

Джулиус кивнул на Филипа:

- Может, сначала объяснишь ему?

- Пэм - наша, гордость. - Ребекка повернулась к Филипу, который упорно смотрел в сторону. - Она потеряла мужа и любовника одновременно. Сначала она ушла от мужа, но любовник решил остаться со своей женой. Тогда она разозлилась на обоих, и это не давало ей покоя ни днем ни ночью. Сколько мы ни старались, мы так и не придумали, как ей помочь. Тогда она уехала в Индию к одному известному гуру в буддистский медитативный центр.

Филип молчал.

Ребекка снова повернулась к Джулиусу:

- Так что ты думаешь об этом?

- Знаешь, пятнадцать лет назад меня бы это очень расстроило - скажу больше, я бы даже рассердился на Пэм и считал бы, что она сбежала от меня, потому что не хотела меняться. Теперь я сам изменился. Теперь я рад любой помощи. И еще я понял, что в психотерапии любые средства, даже самые необычные, порой открывают что-то новое. Надеюсь, что с Пэм будет именно так.

- Здесь вовсе нет ничего необычного. Это может оказаться лучшим способом для Пэм, - неожиданно сказал Филип. - Шопенгауэр с большим одобрением отзывается о восточной медитативной практике, которая помогает очистить сознание, освободиться от иллюзий и облегчить страдания путем отказа от привязанностей. По сути, он был первым, кто познакомил Запад с восточной философской мыслью.

Замечание Филипа не было обращено ни к кому в особенности, поэтому никто не ответил. Джулиуса взбесило очередное упоминание Шопенгауэра, но он сдержался, заметив, что несколько голов одобрительно закивали. После некоторого молчания Стюарт заметил:

- Может быть, вернемся к тому, что сказал Джулиус, - что для него было бы лучше, если бы все шло обычным путем?

- Лично я - за, - сказала Бонни. - С чего начнём? Может быть, с тебя и твоей жены, Стюарт? В последний раз мы остановились на том, как она послала тебе письмо по электронной почте о том, что собирается уходить.

- Слава богу, утряслось. Сейчас у нас временное перемирие. Она ко мне не подходит, но хоть не рычит, и то ладно. Давайте лучше послушаем кого-нибудь другого. - Стюарт обвел глазами присутствующих. - Предлагаю два вопроса. Гилл, как у вас с Роузи, что новенького? И, Бонни, ты сказала, что хотела что-то сообщить, но не решилась.

- Сегодня я пас, - опустив глаза, сказал Гилл. - Я и так отнял у вас слишком много времени в прошлый раз, а в результате - полное поражение и позорная капитуляция. Мне стыдно возвращаться домой. Советы Филипа, и ваши тоже - все пропало даром. Лучше скажи, как ты, Бонни?

- Мои проблемы выеденного яйца не стоят.

- А ты помнишь мою версию Бойля-Мариотта? - возразил Джулиус. - Маленькая тревога имеет тенденцию расширяться и заполнять весь доступный объем. Твоя тревога не менее важна, чем все остальные, - пусть на первый взгляд кажется, что это не так. - Он взглянул на часы. - Только у нас почти не осталось времени, так что, может, поговорим об этом в следующий раз? Вносим это в повестку дня?

- Чтобы я не отвертелась, да? - сказала Бонни. - Ну ладно, так и быть. Я хотела сказать, что я мучаюсь, оттого что я такая некрасивая, толстая и неуклюжая, а вот Ребекка - и Пэм тоже - они такие красивые и… стильные. В особенности ты, Ребекка, ты всегда заставляешь меня об этом думать - что я страшная и никому не нужная. - Бонни замолчала и взглянула на Джулиуса. - Вот, в общем-то, и все.

- Принято, - сказал Джулиус, поднимаясь в знак того, что занятие окончено.

Глава 14. 1807 год - Артур Шопенгауэр едва не становится коммерсантом

Человек высоких талантов и редких умственных способностей, который вынужден заниматься низкой работой, подобен изящной, мастерски расписанной вазе, которую используют как обыкновенный кухонный горшок .

Большое европейское турне Шопенгауэров окончится в 1804 году, и шестнадцатилетний Артур с тяжелым сердцем приступит к исполнению данного отцу обещания. Он поселится учеником в доме именитого гамбургского купца Иениша. Здесь, в перерывах между хозяйскими поручениями, он будет тайком изучать величайших мастеров мысли и слова, всякий раз угрызаясь из-за этой двойной жизни: к тому времени он вполне усвоит отцовские железные жизненные принципы.

Назад Дальше