Чтобы глубже погрузиться в обсуждение этой темы, вспомним базовое двухфазовое движение процесса индивидуации, анализ и синтез, рассмотренные в предыдущей главе. Развитие сознания и полная реализация личности в целом, то есть индивидуация, изначально требует, чтобы человек порвал с бессознательной идентификацией с персоной, с одной стороны, и с фигурами анимы/анимуса – с другой. Привязанности и отождествления с этими структурами и их содержанием могут быть ослаблены через сознательную рефлексию и анализ. После этого может начаться процесс внутреннего диалога ("активного воображения"), в котором разрыв между эго-сознанием и другими психическими структурами становится шире. Таким образом запускается аналитическое движение в процесс индивидуации. Сознание и идентичность становятся менее похожими на статичный набор объектов и паттернов, подобный картине, и начинают напоминать нечто вроде зеркала, в котором объекты могут свободно появляться в поле зрения и исчезать из него, а не остаются постоянно на месте. Такое движение анализа включает в себя растворение привязанностей к религиозным объектам, традиционным практикам и спроецированным теологиям. Здесь больше не остается места для фиксированной идентичности с религиозной фигурой, племенным, национальным символом или культурной ценностью. Одно из самых первых и важных достижений индивидуации – это способность обрести подобную текучесть сознания и достичь такой степени свободы от идентичностей, созданных в детстве и юности, а потом зацементированных на том же месте путем постоянно возникающих привязанностей, любовей, преданностей, потребности принадлежать или быть приверженцем или членом определенного общества. Если эта цель походит на духовное развитие, то она и является таковым посредством via negativa, и таков путь мистических течений во многих религиозных традициях (христианстве, исламе, иудаизме, буддизме). Если рассматривать психику динамически, то можно легко понять, что идентификация с любой из нескольких психологических структур (персоной, личными или коллективными комплексами, архетипическими паттернами) блокирует дальнейшее движение индивидуации, фиксируя эго на бессознательно приобретенных объектах. Сознание должно быть освобождено от этого, если человек собирается воплотиться как индивидуальность в своей подлинной уникальности.
С эмпирической точки зрения проблему создают аффективно заряженные "голоса" или "образы", внедренные в эти психические структуры, засоряющие их и высказывающие авторитарные требования. Эти голоса и образы олицетворяют фигуры, с которыми человек идентифицировался или к которым привязан аффективными узами, – родителей, учителей, любовников, лидеров сообщества, врагов, "негров" и т. д. Эта реальность психологической жизни означает, что в психотерапии мы сталкиваемся с голосами и образами, передающими чувство и эмоцию. Мы не конфронтируем с внутренними структурами как таковыми. Если мы будем использовать только структурный подход, который выводит нас на теоретически необходимый уровень абстракции, то клинически это может быть малоэффективно и неточно при передаче психической реальности. Только внимательно прислушиваясь к голосам и образам, постепенно поступающим в пространство сознательной мысли и функционирования, становящихся заметными в своем влиянии или временами даже в главенствовании над сознательной волей и намерением, мы сталкиваемся с мифическим измерением психики, всего лишь на один маленький шаг отстоящим от местопребывания нуминозных сил. В аналитической фазе индивидуации бессознательная идентификация эго с такими фигурами, включая архетипические, становится предметом анализа. Человек должен освободиться от власти и влияния подобных фигур. Отделение и разъединение, а не союз – вот центральные темы этого движения.
Немного истории
Для того чтобы поместить это обсуждение в исторический контекст, вспомним, что интерес Юнга к мифическим фигурам бессознательной психики возник около 1909 года и впервые нашел свое публичное выражение в работе "Wandlungen und Symbole ler Libido" ("Трансформация и символы либидо") 1912 года (впервые переведенной на английский язык в 1916 году как "Психология бессознательного"). Из текста, написанного мисс Франк Миллер, "Некоторые факты бессознательной творческой фантазии", опубликованного со вступительной статьей швейцарского психолога Теодора Флурнуа, Юнг извлек мифическую основу, скрытую в фантазиях этой американской дамы. Для него это исследование выявило более глубокий слой психики, нежели чисто личный. В бессознательном активны голоса и образы, находящиеся за пределами личностного уровня. Сначала Юнг назвал их "изначальными (примордиальными) образами"; позднее он дал им имя "архетипов коллективного бессознательного". Тщательное исследование сознания, особенно через анализ дневных грез, фантазий наяву и снов, открывает работу архетипических образов, обладающих контролирующим влиянием над бодрствующей мыслью и чувством. Исследуя эти скрытые уголки, Юнг обнаружил влиятельную силу примордиальных образов над сознанием, и их определяющее господство над психологической жизнью стало для него неоспоримым. Позади и внутри личных внутренних голосов и образов Юнг обнаружил застывших богов. Эти безличные силы и энергии огромного масштаба, отличающиеся одновременно примитивностью и утонченностью, не просто беспокоят сознание; они же являются носителями культуры, духовных ценностей, передающихся от поколения к поколению, и паттернов инстинкта и воображения, которые можно найти во всех культурах и во все времена человеческой истории. В конце концов их образы воплощают и олицетворяют человеческий опыт божественного, с одной стороны, и инстинктов (таких, как сексуальность, голод, творчество и др.) – с другой.
Это глубокое понимание архетипических основ психики привело Юнга к постижению того, что патологические симптомы также содержат в себе (и часто прячут под собой) архетипический элемент. Человеческая психопатология – не всегда только индивидуальное и личное приобретение. Ее проявления кросс-культурны и универсальны, социальные и культурные обстоятельства относительно мало влияют на ее развитие. Психопатология является типичным следствием разных типов человеческого взаимодействия с окружающей средой, и она маскирует или репрезентирует базовые человеческие потребности, включая и духовные. Человек должен непосредственно обращаться к этим потребностям и справляться с ними, если хочет достичь равновесия и целостности в жизни. Индивидуация зависит от этого движения по направлению к сознанию и интеграции.
Нуминозность включается в это обсуждение в связи с ролью, которую архетипические влияния играют в патологических состояниях сознания. Как писал Юнг в письме, датированном 30 января 1961 года Уильяму Уилсону, соучредителю "Анонимных Алкоголиков": "Его (Роланда, пациента Юнга) тяга к алкоголю была эквивалентом на низком уровне духовной жажды нашего существа, тяги к целостности, выражаемой на средневековом языке как союз с Богом". Что касается случая Билла У, а именно под этим именем Уилсон известен в обществе АА, то подход к нуминозному и достижение нуминозных переживаний изменили его, он смог освободиться от убежденности в том, что открыть себя нуминозному означало бы обязательство вернуться к знакомой религии детства и к предписанным учениям и догмам. Пока он был не в состоянии этого сделать, его путь к интеграции нуминозного был блокирован. Для Билла У. религиозная традиция стала, как и в целом для современных людей, прокрустовой. Из тупика его вывел спонтанный совет друга-алкоголика, нашедшего свой путь к духовности: "А почему бы тебе не выбрать свой собственный путь к понятию Бога?" Дать эго возможность выбора и наделить его ответственностью вместо настаивания на подчинении догме – таков был ответ на его религиозный конфликт. Став свободным в обретении своего индивидуального пути к нуминозному – а это особо важный пункт для современного человека – Билл У. изменился настолько, что болезнь, поражающая физическое и психологическое тело, могла быть преодолена. В результате вынужденного понимания того, что "нуминозный элемент духовности может исцелять", индивидуальность была высвобождена от пристрастия к алкоголю и была рождена всемирная организация самопомощи. Как только он обратился к подлинной подспудной тяге к духу и интегрировал ее в ежедневную жизнь, желание алкогольного экстаза стало возможным удержать под контролем.
Разве не все зависимости, задаемся мы вопросом после знакомства с их широким разнообразием в клинической практике, являются поиском чего-то столь ускользающего, что можно счесть это "что-то" так или иначе "принадлежащим духу"?
Нуминозные переживания и индивидуация: намеки и сигналы к интеграции
Лично для Юнга нуминозные переживания обладали наиважнейшим значением в индивидуации, как он утверждает в процитированном выше письме к П.В. Мартину. В поздней работе "Воспоминания, сновидения, размышления" он ссылается на них, когда пишет: "Годы, когда я следовал своим внутренним образам, были самыми важными в моей жизни. Они определили ее суть и основание". Это ссылка на его период "конфронтации с бессознательным" 1912–1928 годов. Юнг дает выразительный комментарий по поводу этих внутренних образов: "Это была prima materia для работы на всю жизнь".
Другими словами, нуминозные переживания, значимые сами по себе, не были как таковые окончательно важными; скорее, они предоставляли важные ингредиенты (алхимическую prima materia) для дальнейших стадий совершенствования в опусе индивидуации. Эти опыты встречи с нуминозным были чем-то, с чем предстояло работать. Они предлагали материал, из которого он добывал свою психологическую теорию и ковал свою окончательную идентичность: "Из него [из завершающего долгую серию снов нуминозного сна, знаменитого Ливерпульского сна] возник первый проблеск понимания моего личного мифа", и – "Это [вся серия нуминозных образов и переживаний] стало исходным сырьем, которое мне предстояло обработать; вся моя последующая работа – это более или менее успешные попытки включить раскаленную материю в состав современной картины мира". Это набросок психологического опуса индивидуации. Это операция сублимации, трансформирующая духовное в психологическое и переводящее нуминозное переживание в нечто практическое и полезное. Архетипические образы, выявленные в нуминозном опыте, интегрируются в психологическое функционирование и ассимилируются в современном мире.
Психологическое объяснение нуминозных переживаний, подобных тем, о которых рассказывает Рудольф Отто в своей полной плодотворных идей книге "Священное", заключается в механизме проекции, тогда как бессознательные содержания "воспринимаются" в виде физических объектов, ритуалов или звуков, их выявляющих. В религиозном опыте, утверждает психолог, эго переживает содержимое бессознательного в проекции. Чем символичнее опыт, тем в большей степени архетипично содержание. Такие переживания создают символы, связывающие сознание с бессознательным, и они дают намеки, которые можно расшифровать как сообщения. Подобные намеки могут привести к более глубокому взгляду на жизнь с точки зрения коллективного бессознательного и являются существенно важными для психологического процесса индивидуации, если их заметить и сделать сознательными. Такая трансформация из одного состояния (духовного) в другое (психологическое) описывается как сублимация.
Процитируем фон Франц:
"Понятие сублимации происходит из алхимии. Фрейд вытащил ее из алхимии, из химии. К примеру, когда вы кипятите воду, она превращается в пар. Пар – это сублимированная вода. Это иное совокупное состояние. Химически пар не отличается от воды. Но качественно он проявляет себя по-другому. У него более высокий потенциал. В состоянии пара молекулы воды более активны; они больше вращаются и, таким образом, дают впечатление пара, а не воды".
Как только архетипические образы сублимируются подобным образом, они вплетаются в ткань сознательной идентичности человека и оказываются интегрированными. Будучи сублимированными духом и трансцендентностью, они излечивают. Они освобождают человека от чисто непосредственных ограничений, определяемых временем рамок эго и, стало быть, делают существенный вклад в формирование того, что Юнг называл "трансцендентной функцией", психологической структурой идентичности, созданной из личных и архетипических элементов.
"Удивительно, сколь мало люди занимаются разбирательством с нуминозными предметами, – восклицает Юнг в своем знаменитом теологическом прорыве, в "Ответе Иову", – и каких усилий стоит такое разбирательство, если уж кто-то на него отважился. Нуминозность предметов затрудняет мыслительное к ним обращение, потому что в дело постоянно вмешивается и аффективная сторона того, кто мыслит". Сублимация и интеграция этого типа – сложная задача, но существенно важная для опуса индивидуации.
В обсуждениях такого рода стоит быть осторожным по отношению к часто повторяемому определению Юнгом "бессознательного" как "неизведанного". Иначе мы рискуем попасться в ловушку психологического редукционизма радикального типа. Утверждение о том, что религия основывается не на чем ином, как на спроецированных бессознательных содержаниях (то есть нуминозных переживаниях мистерии) может быть воспринято так, как если бы изучение теологии и религии сводилось к подразделу психологии, задачей которого будет продемонстрировать, как личные конфликты и тому подобное создают религиозные защиты и псевдорешения жизненных проблем. Некоторые школы психологии, без сомнения, с аплодисментами встретят подобное редуцирование религиозного до психологического. Это, однако, не путь Юнга и не путь аналитической психологии. В его подходе психологическое объемлет (то есть вбирает, интегрирует) религиозное таким образом, что духовное значение не повреждается и не редуцируется. Оно сублимируется. В действительности духовное подтверждается и амплифицируется через психологическое. Психика не видится ограниченной химией мозга, ранним детством, поведенческим потенциалом или способностями к обучению. Скорее, это дальний предел с бесконечным горизонтом, который в принципе не исключает метафизических основ бессознательных содержаний. Бессознательные содержания – это все те факторы, что лежат за пределами осознанности и контроля эго, или потому что были вытеснены (в результате конфликта между несовместимыми образами, идеями), или потому что они еще не стали полностью сознательными (все то, что еще не привнесено в психику не сублимировано, не интегрировано). Сказать, что объект, символизируемый религиозным переживанием, является содержимым бессознательного, – не значит исключить его возможное метафизическое положение. Это лишь значит установить предел человеческому познанию. Стало быть, это утверждение об эпистемологической осторожности со стороны ученого, а не заявление о том, что религиозные символы и нуминозные объекты не имеют иной онтологической основы. Метафизическое не может быть установлено или подтверждено научными методами. Оно должно оставаться гипотетическим.
Намеки, о которых неоднократно говорит Юнг по отношению к нуминозным переживаниям, могут рассматриваться как нечто похожее на то, что Питер Бергер, социолог и исследователь современности, имел в виду, выразительно обозначив как "знак трансцендентности":
"Говорить о знаке трансцендентности – не значит отрицать, идеализировать зачастую грубые эмпирические факты, составляющие нашу жизнь в этом мире. Это, скорее, попытка ухватить промельк благодати, которую можно найти "в, с и под" эмпирической реальностью наших жизней".
Бергер говорит с точки зрения веры, тогда как Юнг придерживается нейтрального, наблюдательного положения психолога.
Тени нумена