Исследуя вопрос о реальности объективного права, Б.А. Кистяковский пришел к неожиданному, на первый взгляд, выводу: "Если мы после всего сказанного сравним реальность права с реальностью рассмотренных нами различных видов культурных благ, то мы прежде всего, конечно, должны будем признать своеобразие той реальности, которая присуща праву. Ее следует поставить приблизительно посередине между реальностью произведений скульптуры и живописи, с одной стороны, и произведений литературы и музыки – с другой. Но все-таки ее придется признать немного более близкой к реальности первого вида культурных благ, чем второго". Дело в том, что правовые явления, видимо, в принципе неотделимы от внешнего способа своей материализации, т. е. от формы.
Наиболее серьезная попытка осмыслить право с эстетической точки зрения принадлежит американскому ученому П. Шлагу. Его основная идея состоит в том, что эстетика права неоднородна. Шлаг выделяет четыре типа юридической эстетики, каждый из которых предполагает определенную картину правовой реальности, свою систему ценностей и соответствующих им практических решений.
Эстетика сетки основана на представлении о четко структурированном пространстве, состоящем из множества строго отграниченных друг от друга частей ("юридическая картография"). Этой эстетике наиболее отвечает образ права, высеченного в камне. Отличительная особенность эстетики сетки – ее эмоциональная скудость (что, видимо, не способствует глубокому эстетическому чувству).
Эстетика энергии связана с представлениями о постоянном движении и развитии, в силу чего право воспринимается как совокупность динамических процессов, сил, воздействий и т. п.
Эстетика перспективы строится на том, что право рассматривается не как единое целое, а как калейдоскоп разрозненных образов, зависящих от того, с какой социальной позиции рассматривается то или иное явление.
Наконец, эстетика разобщенности отрицает какую-либо внутреннюю определенность и связанность права, представляя его как нечто совершенно хаотичное.
Следствием эстетического многообразия может стать конфликт эстетик. Например, противостояние консерватизма и прогрессизма в сфере права может указывать на борьбу эстетики сетки с эстетикой энергии. Для эстетики энергии, по всей видимости, в качестве базовой ценности выступает свобода как возможность активного действия; для эстетики перспективы – равенство, обеспечивающее одинаковые шансы на существование для любой социальной группы, имеющей собственные воззрения на право.
Так или иначе, мораль и экономика олицетворяют собой лишь частные, хотя и социально значимые, подходы к определению ценности права. Чтобы получить оценку более универсальную, следовало бы найти обобщающий контекст, в который могут вписаться обе эти ценностные системы. Если задаться вопросом о той сфере, по отношению к которой и мораль, и экономика, и право представляют собой составные части, то таковой выступает культура. Поэтому экономическая, моральная и другие возможные оценки права могут быть синтезированы в понятии "социокультурная ценность".
Культура может быть определена как искусственная среда обитания, своеобразная надстройка над биологическими механизмами. Основной функцией культуры является создание структур всеобщности, обеспечивающей людям возможность совместной жизни. В животном мире эта задача, как известно, решается при помощи генетически передаваемых механизмов, которые обеспечивают эффективную регуляцию отношений между особями, включая разрешение возникающих конфликтов. Культура, напротив, принципиально отличается от чисто биологических процессов, не является прямым продолжением естественных физиологических и психических свойств человека. Она возможна лишь как процесс усложнения, как постоянно воспроизводящееся усилие, и в этом смысле представляет собой "специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, радикально отличающийся от биологических форм жизни".
С точки зрения функционального подхода к культуре, предложенного Б. Малиновским, любой социальный феномен может и должен рассматриваться как носитель некоторых свойств, представляющих ценность для культуры как системного целого. В свою очередь, сама культура представляет собой агрегат приспособлений, основным назначением которого является удовлетворение базовых потребностей человека. Иначе говоря, культура не знает ничего бесполезного; всякое явление, каким бы малозначительным или ненужным оно ни казалось, неизбежно вносит свой вклад в решение этой общей задачи, так или иначе способствуя обеспечению этих фундаментальных потребностей. При этом выделяется особая группа явлений – так называемые культурные императивы, которые выступают универсальными условиями действия всех иных функциональных элементов культурной целостности. В частности, к таким "культурным императивам" Б. Малиновский относил и право.
Тот факт, что право представляет собой социокультурную ценность, можно подтвердить двумя путями. Во-первых, существование права в социуме требует значительных ресурсов. Построение юридической инфраструктуры и ее поддержание в рабочем состоянии связаны для общества с огромными затратами материального, организационного, интеллектуального и т. п. характера. Законодательный корпус, правоохранительные органы, юридические образование и все прочие институциональные элементы юридического поля имеют чрезвычайно высокую "социальную цену". Но наличие стоимости свидетельствует о том, что существует и ценность, в противном случае необходимые ресурсы перестали бы выделяться.
Во-вторых, социокультурная ценность права наглядно проявляется в ситуациях кризисного и революционного характера. Любая революция с внешней стороны представляет собой радикальный разрыв с прошлым, выражающийся в скачкообразном, резком изменении основ социально-экономического и политического устройства. Поэтому первой жертвой революции обычно становится правовая система общества, обеспечивающая сохранность социального порядка. Революция требует не разового нарушения установленных юридических процедур, а полного отказа от них. Это означает, что выносится приговор существующему правопорядку, на него возлагается значительная часть вины за бедственное состояние общества. Однако, разрушив прежний правовой порядок, революция практически сразу же ускоренными темпами начинает порождать собственные нормативные формы. Дело в том, что революция сопряжена с поражением и гибелью лишь отдельно взятой правовой системы, но не права в целом, как социального института. Напротив, революционный опыт подтверждает универсальность и незаменимость права в качестве средства социокультурной интеграции, поскольку вслед за разрушением старого правопорядка революционные силы почти немедленно вынуждены сами обращаться к правовой форме для внедрения и легитимации новых принципов общественной жизни. Действительно, после любой революции сохраняются опорные конструкции правовой системы – закон, суд, собственность, договор, преступление, наказание, полиция и др. Меняются только их наименования, субъекты и др., но не природа и функции этих базовых институтов права.
Таким образом, общество отдает предпочтение правовым формам и в устойчивые, и в кризисные периоды своего существования. Выбор между правом и его отсутствием неизменно делается в пользу правового устройства, хотя его вид и характер могут существенно разниться в зависимости от конкретно-исторических обстоятельств. Иначе говоря, право обладает объективной социокультурной ценностью, поскольку является предметом постоянных устремлений в масштабе всего общества.
Определить социокультурную ценность права означает ответить на вопрос, каким именно образом оно способствует удовлетворению фундаментальных потребностей человека, иначе говоря, как право участвует в создании искусственной среды, обеспечивающей возможность сосуществования людей.
Сама по себе проблема ценности права возникает при наличии определенных социокультурных условий. Во-первых, любая ценность актуализируется, как правило, при возникновении ее дефицита, поскольку именно тогда становится ясно, что недостающее, недостаточно развитое начало социальной жизни обладает действительной значимостью. Можно предположить, что в гипотетической ситуации полного удовлетворения всех жизненных потребностей культура бы не сталкивалась с понятием ценности. Собственно, сама ситуация выбора сигнализирует о том, что наличные возможности небезграничны и что ради одного блага придется пожертвовать чем-то другим. Таким образом, причиной осознания права как ценности может служить нехватка правовых элементов в общественном устройстве.
Так, В.В. Бибихин роль психологического источника права отводит ощущениям. Согласно гипотезе Бибихина, появлению права предшествует состояние, напоминающее фрустрацию, – неудовлетворенность человека самим собой. И это не какое-то индивидуальное недовольство, а общее чувство людей, что они не таковы, какими им следует быть. Право начинается с двух ощущений: одно из них – это ощущение правильности и надежности, второе – ощущение неудачи и ущербности. Пока это лишь первичные психические реакции, но вскоре они принимают более сложную форму, перерастая в чувство судьбы.
Слово "судьба" не случайно происходит от корня "суд". Судьба – это внешняя сила, принимающая решение о нашем будущем. Если мы чувствуем судьбу как инстанцию, независимую от нашей воли и желаний, но непосредственно на нас влияющую, то это означает, что появляется основа для представлений о норме, или правиле. Если нет такого удвоения реальности, нет представления о втором субъекте, определяющем жизненный путь, то нет потребности в нормировании поведения; тогда нормы, установленные другими, кажутся излишними и ненужными.
Во-вторых, еще одним фактором, актуализирующим вопрос о ценности права, является сомнение. Обоснование того, почему тот или иной предмет является ценным, свидетельствует об отсутствии изначальной уверенности в этом. Объяснять ценность права, таким образом, значит реагировать на открытые или молчаливые сомнения со стороны общества. Всеобщее согласие в этом вопросе не давало бы повода для публичного обсуждения, и в этом случае ценность права выступала бы чем-то само собой разумеющимся, не подлежащим дальнейшей рефлексии в силу своей общеизвестности и очевидности.
Ценность права как такового, как самостоятельного культурного артефакта, находит свою дальнейшую конкретизацию в ценностях специального характера, относящихся к форме и содержанию права. Право, строго говоря, не вырабатывает внутри себя собственной уникальной системы ценностей, а выступает формой обеспечения уже существующих ценностей общества. Оно образуется вокруг аксиологических сгущений. Специфика правовых ценностей состоит, во-первых, в том, что они носят формально признанный и официально определенный характер, закрепляются в системе нормативных источников, охраняются властью. Во-вторых, поскольку право регулирует исключительно внешние поведенческие акты людей, то правовые ценности должны выражаться в конкретных опредмеченных формах; духовные ценности (любовь, мудрость, красота и др.) в основном воспринимаются правом лишь постольку, поскольку возможно их материализованное проявление. В-третьих, правовые ценности, будучи нормативно значимыми, в силу этого неизбежно носят обобщенный, усредненный, типичный характер. Таким образом, правовые ценности могут быть определены как типичные социальные предпочтения, получающие официальное нормативное признание и защиту.
С точки зрения синергетики, ценность представляет собой так называемый "аттрактор" ("притягиватель") – состояние динамического равновесия, к достижению которого тяготеет система, находящаяся в точке бифуркации (неопределенности, требующей выбора). При этом выделяются два типа аттракторов: простой – предельное состояние с неизменными или циклически изменяющимися параметрами, к которому тяготеет порядок; так называемый "странный" аттрактор – состояние, характеризующееся хаотическим блужданием параметров системы.
Управление, с точки зрения синергетики, должно подстраиваться под объективные процессы, происходящие в управляемой системе, а не подавлять их. Зная внутренние законы самоорганизации социальных систем и наиболее вероятные цели-аттракторы, можно инициировать самодостраивание структур.
При этом для наиболее эффективного влияния можно использовать малые, но правильно рассчитанные "резонансные воздействия", которые при минимальных затратах способны дать синергетический управленческий эффект.
Точка бифуркации – это не обязательно конфликтная или кризисная ситуация. В сущности, для правовой жизни как на макро-, так и на микроуровне точкой бифуркации является принятие любого юридически значимого решения. Действительно, сама необходимость в принятии решения означает, что существует несколько вариантов устранения некой неопределенности, и в итоге избрание одного из них определяется актуальным набором ценностей.
Раскрыть содержание общей социокультурной ценности права, а также обусловленных ею более частных правовых ценностей, можно путем обращения к тем юридическим и околоюридическим ситуациям, где ценностные ориентации с необходимостью проявляют себя наиболее открытым образом.
Во-первых, ценностные ориентации наглядно обнаруживают себя в процессе принятия и обоснования юридических решений. Поскольку, как уже указывалось, любое сознательное решение в области права представляет собой акт выбора, то предпочтение, отдаваемое тому или иному варианту, указывает на определенную систему ценностей.
Во-вторых, довольно точным отражением сложившейся системы ценностей являются юридические санкции – награды и наказания. Например, крупнейший культуролог и антрополог А. Рэдклифф-Браун поясняет общее понятие санкции следующим образом: "Санкция – это реакция определенной части общества или значительного числа его представителей на тот или иной способ поведения: реакция одобрения (позитивная санкция) или неодобрения (негативная санкция)". Социальная действенность санкций, по Рэдклифф-Брауну, двояка: во-первых, индивид ведет себя нужным образом, желая получить одобрение или избежать того наказания, которым ему угрожает общество; во-вторых, формируются стандарты социальной оценки, поскольку индивид привыкает реагировать на различные типы поведения в соответствии с тем, какие санкции за них наступают. "Таким образом, – заключает автор, – то, что называют совестью в широком смысле слова, является рефлексом индивида на санкции общества".
Поощрения, равно как и наказания, построены по модели обменного типа: в рамках этих отношений лицо, совершившее поступок определенного рода, в ответ получает от общества, представляемого публичной властью, своеобразный эквивалент, обладающий одновременно формально-юридическим и социально-ценностным значением. Коренное различие между наказанием и поощрением сводится к тому, что в первом случае и сам исходный акт, и его правовые последствия имеют ценностно-отрицательный характер, а во втором – положительный. Иначе говоря, можно определить примерный набор положительных ценностей путем выявления тех объектов, посягательство на которые юридически преследуется. Аналогичным образом, положительными ценностями для общества являются те социальные блага, которые отнимаются или ограничиваются у людей, подвергаемых наказанию за правонарушения. В случае с поощрением положительная ценность, обнаруженная в поступках субъекта, обменивается на положительную ценность, присутствующую в ответных действиях носителей власти.
Лицо, будь то индивидуальное или коллективное, преследуя собственные интересы, совершает многочисленные поведенческие акты. Часть из них по своей направленности и социальным результатам воспринимается общностью, к которой принадлежит субъект деятельности, в качестве желательных, полезных, необходимых. Для того, чтобы стимулировать совершение подобных действий в будущем, общество в лице властных организаций назначает за них вознаграждение. Чтобы стимулирующий эффект достигался, само содержание общественно полезного поведения, а также тот вид социальных благ, которые выступают в качестве награды, описываются в формализованном виде и приобретают характер юридических правил. Полномочия по непосредственному применению поощрений возлагаются на конкретных носителей власти, которые отслеживают факты социально-полезного поведения и принимают решения о необходимости вознаграждения, о его характере и объеме применительно к конкретному лицу с учетом значимости его заслуг.
В-третьих, аналогичный механизм имеет место в связи с критикой и реформированием действующего права. Если то или иное существующее законоположение либо явление юридической практики отвергается, становится предметом негативной оценки, то подобные суждения непременно имеют под собой ценностные основания. Требования об отмене закона, исходящие от общества или его отдельных представителей, означают констатацию его отрицательной ценности. Соответственно, все предлагаемые инновации так или иначе предполагают, что в случае их внедрения будет достигнута какая-либо положительная ценность.
Наконец, в-четвертых, ценности права коренятся в теоретическом и идеологическом мышлении, которое подвергает их рефлексии, артикуляции, обработке и даже видоизменению. Радикальное изменение системы ценностей, как правило, неотделимо от переворота в правовой идеологии: "Все начиналось с философии права, а заканчивалось революцией".