В системоцентичном государстве субъективный интерес лица, обладающего публичной политической властью, приобретает публичный характер. При этом зачастую субъективный публичный интерес вступает в противоречие с субъективным частным интересом. В качестве наиболее образного примера может быть приведена проблема, сложившаяся в сфере комплектования российской армии. Руководство вооруженных сил заявляет о недостатке квалифицированных военных кадров и настаивает на отмене отсрочек от воинской службы, предполагающих призыв в армию студентов и выпускников гражданских вузов. В качестве аргумента, как правило, приводится конституционное положение об обязательной военной службе граждан Российской Федерации (ч. 2 ст. 59 Конституции), являющейся, по мнению отечественного генералитета, формой "отдания" гражданского долга и осуществления "почетной" воинской обязанности по защите Отечества (т. е. государства). Однако если рассматривать воинскую службу, осуществляемую в мирное время, как вид трудовой деятельности (аналогичный военной службе по контракту), то возникает логичный вопрос о соотносимости данных заявлений с положениями ст. 37 Конституции, определяющей, что "Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду… Принудительный труд запрещен". С точки зрения гражданско-правовых и трудовых отношений не понятно, почему за одну и ту же работу солдат срочной службы и воин-контрактник получают разную зарплату, почему в первом случае привлечение к службе носит принудительный характер. Ссылки на необходимость защиты Отечества малоубедительны, поскольку данный долг возникает у граждан в условиях военного времени, когда всей стране угрожает реальная опасность. В мирное время задача армии сводится к подготовке и переподготовке военных специалистов, а также содержанию кадровых подразделений, способных при введении военного положения в кратчайшие сроки развернуться в полноформатные вооруженные силы. В приведенном примере достаточно отчетливо прослеживается коллизия субъективного интереса высшего военного руководства, лоббируемого федеральными политиками и приобретающего в силу своего законодательного оформления публичный характер, и субъективный интерес частного характера, носителями которого являются призывники, а также их родные и близкие. Последние пытаются по мере сил оказывать противодействие государству в его стремлении реализовать соответствующие властные установки. Причем, не имея возможности легального противостояния с государством, носители частных интересов зачастую прибегают к средствам криминального характера.
– Эгоцентричная модель
Частные (эгоистичные) интересы рассматриваются в качестве первичных и, следовательно, более значимых по отношению к публичным (общесоциальным). "Индивидуальная свобода… представляет собою… основную свободу, свободу в себе, и все прочие виды свободы являются лишь ее расширением или, скорее. ее гарантией. Индивидуальная свобода – это право, в соответствии с которым я считаю, что могу жить по-своему, действовать по-своему до тех пор, пока я не причиняю никому вреда и не чиню никому серьезных препятствий".
В рамках эгоцентристской модели коллизионность норм публичного и частного права обусловлена стремлением отдельно взятой корпорации/личности представить собственные интересы в качестве наиболее важных и ценных и осуществлять их реализацию и защиту, в том числе, за счет пренебрежения публичными интересами общества и государства. По мнению К. Поппера "индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это – ядро христианства ("возлюби ближнего своего", – сказано в Священном
Писании, а не "возлюби род свой"). Следует особо подчеркнуть, что "пренебрежение публичными интересами общества и государства", применительно к эгоцентристской модели, не следует рассматривать в качестве их отрицания. Человек/корпорация, находясь в обществе, не может быть выделен и отделен от общественной организации. Однако, осознание себя в качестве "центра социального мира", предполагает восприятие этого мира с точки зрения собственной безопасности и комфорта. Признание за частным правом самостоятельного категориального статуса, предполагает осознание паритета публичных и частных интересов, в одинаковой степени важных и значимых для их носителей.
Системоцентричная конструкция "государство (власть) – общество (подданный)", меняется эгоцентричной, в рамках которой государство и общество выступают в качестве равноправных и равнообязанных партнеров. В системе подобного рода, строящейся по типу акционерного общества, государство уподобляется управленцу, избираемому из числа акционеров и подотчетного в своей деятельности собранию акционеров. Для того чтобы подобная система стала реальностью, необходимо, прежде всего, чтобы отношения собственности стали первичными по отношению к властеотношениями. Иными словами, для того чтобы получить властные полномочия, необходимо прежде состояться в качестве собственника. Соответственно, качественным образом меняется понимание права. Продолжая носить публичный характер, право перестает быть инструментом реализации власти одних представителей социума над другими. Принцип равенства перед правом и законом предполагает равнообязанность по отношению к правовым предписаниям как со стороны представительных органов государственной власти, так и со стороны общества, делегировавшего этим органам свои полномочия по управлению общественными отношениями. Особенно важно в данном случае то, что управленческие отношения между партнерами предполагают равенство их субъективных интересов. В данном случае утрачивает смысл спор о приоритете публичных и частных составляющих права, поскольку именно с компромиссом публичных и частных интересов, в конечном счете, связывается эффективность правового регулирования. При этом государство приобретает двойственное значение как субъект управления обществом (аппарат публичной политической власти) и как социополитическая организация общества (государственно-организованный народ). В качестве субъекта – носителя публичного интереса следует рассматривать государство-народ. В свою очередь, государство-аппарат представляет собой субъект – носитель частного интереса, связанного с самосохранением и обеспечением для самого себя режима наибольшего благоприятствования. В качестве других субъектов частных интересов можно выделить как отдельных индивидов, так и коллективные образования (корпорации). Реализация и защита частных интересов субъектов осуществляется в рамках договорных отношений, предполагающих определенную свободу поведения в процессе выработки соответствующих правил взаимодействия. При этом, вступая в данные отношения, представители государственного аппарата не должны использовать свои властные полномочия для создания в отношении себя режима наибольшего благоприятствования.
Коллизионность публичных и частных интересов в рамках как системоцентричной так и эгоцентричной системы следует рассматривать в качестве объективной реальности. Однако осознание несовпадения интересов не следует рассматривать в качестве основания для безапелляционного вывода о том, что внутренняя коллизионность права в любом случае обусловливает конфликт между субъектами – носителями разнонаправленных интересов. Представляется возможным выделение двух вариантов взаимодействия:
– конфликт как средство разрешения объективного противоречия между государственной бюрократией, институтами гражданского общества (негосударственными корпорациями), а также отдельно взятыми гражданами;
– консенсус как результат достижения компромисса, обусловленного взаимным стремлением участников общественных отношений к установлению взаимовыгодных либо, что зачастую не менее важно, взаимоприемлемых условий для взаимодействия.
Принимая во внимание альтернативность моделей взаимодействия публичного и частного права, следует также иметь в виду, что институт частного права (интереса), в свою очередь объединяет корпоративное и личное право.
Корпоративное право складывается из правил, устанавливаемых и действующих в пределах обособленных социальных групп' В качестве основных форм корпоративного права могут быть названы договор, обычай, акты локального (ведомственного) нормотворчества.
Что касается личного права, то оно представляет собой правила, установленные конкретной личностью и значимые лишь для нее. "Личное право в виде притязания выступает тем активным началом фактичности, которое формирует нормативность объективного права. Поэтому личное право выступает с одной стороны, предпосылкой объективного права, а, с другой стороны, его реализацией". Внешними формами выражения личного права являются различные индивидуальные правовые акты, выраженные как в документальной (договоры дарения, завещания и т. п.), так и в поведенческой (юридически значимые деяния) формах.
3.4. Правовые состояния и взаимодействия
В понятийном аппарате юридической науки вплоть до настоящего времени отсутствует унифицированный подход к пониманию феномена "правоотношение". Как правило, отмечается, что правоотношение – это урегулированное и защищаемое правом социальное взаимодействие, в процессе которого субъекты (участники) реализуют корреспондирующие права и обязанности.
Если руководствоваться данным определением, то в качестве признаков правоотношения могут быть названы следующие:
– формальные: формой правоотношения является социальное взаимодействие (то есть правоотношение возможно тогда, когда в нем участвуют взаимодействующие субъекты, причем в качестве условия правосубъектности называется наличие у лица право– и дееспособности);
– квалификационные: правоотношением признается социальное взаимодействие, предусмотренное, одобренное и защищаемое правом (правоотношение выступает в качестве юридического антипода правонарушения. Последнее рассматривается в качестве юридического факта, являющегося основанием правоотношения, возникающего в сфере реализации юридической ответственности);
– содержательные: правоотношением является межсубъектная коммуникация в процессе которой субъекты реализуют корреспондирующие права и обязанности.
Однако общетеоретическое понимание правоотношения в настоящий период не может рассматриваться в качестве универсального и, следовательно, нуждается в переосмыслении. Об этом свидетельствует наличие нескольких проблемных зон, в частности:
– отсутствует единая позиция, касающаяся соотношения понятий "юридически значимое отношение" и "правоотношение". Нередко данные понятия рассматриваются как тождественные. В частности, в теории уголовного права в качестве уголовно-правового отношения рассматривается преступление . Соответственно, возникает коллизия между общетеоретической и отраслевой (и, в частности уголовно-правовой) дефинициями феномена "правоотношение";
– рассмотрение правоотношения в качестве социального взаимодействия предполагает участие в нем двух и более персонифицированных сторон (право– дееспособных субъектов). Вместе с тем в теории права выделяются абсолютные правоотношения, в которых персонифицирован только один субъект (отношение, связанное с реализацией права собственности, когда правомочие владения и пользования конкретного собственника связывается с обязательствами неопределенного круга субъектов воздерживаться от совершения действий, способных причинить ущерб имущественным интересам собственника). Если взять за основу уголовно-правовую модель правоотношения – преступления, то получается, что в нем субъектный состав ограничивается личностью преступника вступающего в противоправные отношения с объектом – закрепленными в законе правами индивидов и организаций (в число последних, в том числе, входят государство и человечество). При этом лицо (индивид, коллективное образование, государство), на законные интересы которого посягал преступник, рассматривается в качестве… объекта (!!!) преступного посягательства, что исключает из функциональной структуры таких отношений, социальные взаимодействия правовосстановительного (по отношению к потерпевшему) характера;
– традиционно в качестве субъекта правоотношения рассматривается правосубъектное (право– дееспособное) лицо. Вместе с тем в ряде случаев фактическим участником правоотношения выступает лицо с неполной дееспособностью (гражданско-правовые отношения, связанные с совершением сделок). Кроме того, применительно к ряду субъектов достаточно тяжело точно определить момент приобретения ими правосубъектности. Так, если в качестве субъекта рассматривать государство (например, Россию), то возникает вопрос, с какого момента государство может выступать в качестве самостоятельного субъекта международно-правовых отношений (с момента самопровозглашения либо с момента международного признания? Если за основу будет принят второй критерий, то возникает следующий вопрос, с каким количеством и каких государств связывается факт международного признания государства?).
Перечень нерешенных проблем в области теории правоотношения можно продолжить, но и из перечисленного, думается, понятно, что категория "правоотношение" в настоящий момент вряд ли может претендовать на положение универсальной, общеправовой догмы.
Представляется, что более содержательными в смысловом отношении, нежели категория "правоотношение", являются понятия "правовые состояния" и "правовые взаимодействия". Данные понятия обозначают различные качественные характеристики феномена "правовое (либо что более точно – юридически значимое) отношение". Состояние – это отношение субъекта к чему-либо (кому-либо), взаимодействие – это отношение субъекта с кем-либо. Таким образом, и правовые состояния, и правовые взаимодействия следует рассматривать в качестве элементов юридически значимых отношений (коммуникаций).
Правовое состояние – урегулированное (предусмотренное) действующим законодательством положение субъекта в правовом пространстве, характеризующее субъект-объектное отношение. В основу содержания правового состояния положено понимание правосубъектности.
Правосубъектность представляет собой юридически закрепленную возможность иметь права и обязанности, самостоятельно реализовать их в рамках конкретного правоотношения, а также отвечать за результаты своего поведения.
Правосубъектность, в свою очередь, складывается из правоспособности и дееспособности.
Правоспособность – это потенциальная возможность лица выступать в качестве носителя субъективных прав и обязанностей. Обладание правоспособностью рассматривается в качестве юридического основания принципа "формального равенства" субъектов.
У субъектов – физических лиц правосубъектность, как правило, возникает с момента рождения и прекращается в момент смерти. Вместе с тем, в ряде отраслей предусматривается возможность возникновения правоспособности у еще не родившегося ребенка. Индивидуальная правоспособность наступает сразу в полном объеме. Ограничение правоспособности не допускается.
Коллективные субъекты считаются правоспособными начиная с момента их официального признания (юридической регистрации). Правоспособность коллективных субъектов носит видовой характер, различаются общая и специальная правоспособность. Общая правоспособность предполагает, что любой коллективный субъект является обладателем комплекса соответствующих прав и обязанностей. Специальная правоспособность зависит от функционального назначения той или иной организации и обусловлена принципом "разделения труда". Так, к примеру, правоохранительные органы специально создаются для реализации соответствующей функции, то же самое можно сказать об органах государственной власти, коммерческих организациях и т. п.
Дееспособность - это фактическая способность лица своими осознанными, волевыми действиями реализовать субъективные права и юридические обязанности, а также нести ответственность за совершенные правонарушения.
В отличие от правоспособности, возникающей у всех индивидов сразу и в полном объеме, приобретение ими дееспособности, а также определение ее объема, зависит от ряда объективных и субъективных факторов.
Дееспособность субъектов-физических лиц возникает при условии их вменяемости и достижения возраста "совершеннолетия".
Вменяемость означает, что человек способен отдавать себе отчет в совершаемых поступках, контролировать свое поведение, осознавать возможные результаты совершаемых поступков и самостоятельно отвечать за их социально-вредные последствия.