Закон, в самом широком смысле этого слова, способен быть фетишем и выполнять в обществе интегрирующую функцию именно в силу своей формы, а не содержания. "К социальным фетишам можно отнести не только вещи, но и слова, например, этнонимы (имя группы является надежным и весьма эффективным ее заместителем), а также "соционимы" (род, клан, племя, народ, нация, этнос, человечество)". В этом смысле уникальная интегративная способность закона, очевидно, определяется тем, что он в качестве фетиша сочетает в себе слово и вещь, идеальное и материальное, будь то скрижали с заповедями Моисея, свиток, книга с напечатанным текстом или экран компьютерного монитора. Интересно, что в некоторых случаях предметный носитель даже обладает самостоятельной силой и может обходиться без текста: "Грамота служила символом. Поэтому она вообще могла не содержать текста, и такие cartae sine litteris нередко применялись. Государь, желавший добиться повиновения подданных или передать им свой приказ, мог послать им простой кусок пергамента или печать без грамоты, – этого символа его власти было достаточно". Материализация идеи в звуке или даже действии является относительно эфемерной, недолговечной, требует постоянного повторения и подтверждения. Напротив, "буква закона" обладает одновременно и прочной вещественностью, и одухотворенностью, что позволяет ей стать символом коллективного единства и предметом своеобразного поклонения.
Нормативные письменные тексты представляют собой активное и вместе с тем относительно стабильное ядро правовой реальности, вокруг которого образуется специфическая среда. Это достигается главным образом благодаря особому построению самого текста.
Документальная форма права обеспечивает единство социально-нормативного поля, "маркируя" собой те предписания и дозволения, которые в рамках данного сообщества не нуждаются в дополнительном обосновании своей значимости. Иными словами, авторитет нормы гарантируется местом ("источником") ее нахождения или, точнее, способом внешнего оформления. Это придает правовой системе необходимую внутреннюю гибкость и динамизм при сохранении общих параметров ее конструкции в неизменном виде. Даже в самых децентрализованных системах права формальные стандарты законности непременно остаются едиными, что достигается, в частности, благодаря существованию конституций.
Определяемые юридическими текстами процедурные формы, а также визуальная юридическая атрибутика (флаг, герб, униформа и др.) зрительно укрепляют единство социальной системы, поскольку являются общими для различных частей социума, в том числе значительно удаленных друг от друга в пространстве и времени.
Сам язык закона построен так, чтобы создавать единую социальную среду, отличительным свойством которой является практически полное отсутствие эмоций, что далеко не случайно: эмоции представляют собой нечто потенциально опасное, могущее привести к столкновениям, вывести коллектив из баланса, нарушить его мирное состояние. Эмоции необходимо держать под контролем, а для этого требуется искусственно созданное пространство, лишенное роковых страстей.
Кроме того, право – это еще и принудительный текст, властно изменяющий поведение людей. Но эта его способность ("регулировать общественные отношения") не носит прямого характера, а осуществляется через сознание, которое и выступает непосредственным объектом правового воздействия. Одним из способов такого внушения является, например, особая ритмическая модель построения юридического текста, основанная на повторении одних и тех же стилистических конструкций.
Например, текст Салической правды практически полностью выстроен с использованием сложных предложений по модели "если – то": "§ 1. Если кто будет вызван на суд по законам короля, и не явится, присуждается к уплате 600 ден., что составляет 15 сол. § 2. Если же кто, вызвавши другого на суд, сам не явился, и если его не задержит какое-либо законное препятствие, присуждается к уплате 15 солидов в пользу того, кого он вызовет на суд…§ 4. Если же ответчик будет занят исполнением королевской службы, он не может быть вызван на суд. § 5. Если же он будет вне волости по своему личному делу, он может быть вызван на суд, как выше упомянуто" и т. п. Тем самым обеспечивается, условно выражаясь, "автоматизация" социальных процессов и создаются объединяющие всех алгоритмы социального взаимодействия; происходит своего рода принудительная солидаризация, отличающаяся от органической солидарности ритуала письменной формой закрепления и наличием карательных санкций за отступление от предписанного.
Наряду с этим юридические тексты могут содержать и прямое указание на мир и солидарность в качестве правовых ценностей. Пример такого рода находим в другом средневековом памятнике – так называемом Декрете Хлотаря: "В целях соблюдения мира повелеваем, чтобы во главе отрядов ставились выборные сотники и чтобы их верностью и тщанием охранялся вышеназванный мир. И дабы с помощью божией, между нами, родными братьями, была нерушимая дружба (постановили), чтобы сотники имели право преследовать вора и идти по следам в провинциях и того и другого государства". Упоминание о "нерушимой дружбе", могущее показаться излишним, становится в данном случае обоснованием конкретных юридически значимых властных решений; "дружба", противостоящая вражде, обозначает не что иное, как социальную солидарность.
Прямые ссылки на солидарность как на общественный идеал неизменно встречаются в юридических текстах, относящихся к различным культурам и историческим периодам. В эпоху Средневековья, например, они сравнительно нечасты, поскольку основное идеологическое подкрепление социальной солидарности обеспечивалось христианской религией. С наступлением
Нового Времени юридические тексты обретают большую декларативность, то есть наполняются такими положениями, которые не столько имеют прямую регулятивную силу, сколько выполняют функцию "идеологической разметки", выступая своего рода заменителем религии в деле сохранения солидарности на уровне коллективного самосознания.
Незаменимость правовых форм в качестве социальных интеграторов особенно наглядно проявляется в переходные и революционные эпохи. Любая революция выносит приговор существующему правопорядку, возлагая на него значительную часть вины за бедственное состояние общества. Но характерно, что ни одна революция не ограничивается в сфере права чистым отрицанием. Разрушив прежний правовой порядок, революция практически сразу же ускоренными темпами начинает порождать собственные нормативные формы. Более того, именно великие революции вызывают к жизни появление выдающихся памятников права: так, английская буржуазная революция XVII века создала первую и единственную в истории страны писаную конституцию – уникальный документ под названием "Орудие управления", – а окончание революционного цикла отмечено изданием таких судьбоносных для английской правовой системы законодательных актов, как Билль о правах и Хабеас корпус акт. Великая Французская революция обогатила историю мирового права Декларацией прав и свобод человека и гражданина; первыми шагами Октябрьской революции в России также становятся юридические документы – Декрет о мире, Декрет о земле, Декреты о суде и т. п. Революционный опыт подтверждает универсальность и необходимость права в качестве средства социокультурной интеграции, поскольку вслед за разрушением старого правопорядка революционные силы почти немедленно вынуждены сами обращаться к правовой форме для внедрения и легитимации новых принципов общественной жизни. То же самое, в сущности, относится не только к революциям, но и к любым переходным стадиям в развитии общества.
Поскольку новые правовые системы в значительной степени секуляризованы, то есть очищены от религиозного содержания, то они нуждаются в новых идейно-эмоциональных резервуарах, которыми становятся Конституции. Декларативность конституционных актов вовсе не является их системным изъяном, как иногда считают.
Роль правовых деклараций заключается в том, чтобы юридически артикулировать систему ценностных ориентиров, поддерживающих в обществе необходимую солидарность.
"Конституирование" социальной среды при помощи верховного нормативного текста, наделенного соответствующим именем, требует не только описания основных институтов власти и установления конкретных правил поведения, но и манифестации тех оснований и принципов, на которых покоится само существование данной среды в качестве единого целого.
Действующая Конституция Российской Федерации является законом переходного государства, раздираемого острыми внутренними конфликтами, и потому в ней занимает центральное место риторика социальной целостности и солидарности. Именно этому в основном посвящена преамбула к Конституции, где многократно в различных вариациях выражена идея о сплоченности и единстве российского общества. Формулировка "многонациональный народ" усилена словами "соединенные общей судьбой на своей земле", "гражданский мир и согласие", "исторически сложившееся государственное единство" и др. Столь настойчивое повторение может свидетельствовать о том, что именно сохранение единства и предотвращение распада являлось основной задачей права в момент принятия Конституции.
Для сравнения можно процитировать преамбулу более раннего ("саратовского") проекта российской Конституции: "Мы, граждане Российской Федеративной Республики, сознавая историческую ответственность за судьбу России, свидетельствуя уважение к суверенным правам всех народов, входящих в Союз суверенных Республик, в целях обеспечения достойной жизни и подлинно свободы нынешним и всем последующим поколениям, сохранения и укрепления единства России, исходя их принципов незыблемости прав человека, социальной справедливости, свободы самоопределения наций, защиты прав всех народов, населяющих Российскую Федеративную Республику, их культуры, традиций и языка, твердо решив создать демократическое правовое государство, развивая и укрепляя отношения сотрудничества со всеми народами мира, способствуя сохранению жизни на Земле, основываясь на Декларации о государственном суверенитете Российской Федеративной Республики 1990 года, торжественно принимаем и провозглашаем настоящую Конституцию". При тождественности основного содержания очевидно и некоторое различие между двумя преамбулами: по сравнению с принятой Конституцией в саратовском проекте идея социального единства занимает гораздо меньше места ("сохранение и укрепление единства" упоминается всего один раз в общем перечислении). Выражение "граждане Российской Федеративной Республики" более корректно, чем "многонациональный народ", но использование множественного числа не создает впечатления, что речь идет о едином субъекте.
Дальнейший текст действующей Конституции РФ также переполнен аналогичными напоминаниями о единстве в его различных аспектах: о суверенитете, распространяющемся на всю территорию страны (ч.1 ст. 4); об обеспечении государством своей целостности и неприкосновенности (ч.3 ст. 4); о государственной целостности и единстве системы государственной власти как принципах федеративного устройства (ч.3 ст. 5); о единстве российского гражданства (ч.1 ст. 6); о единстве экономического пространства, свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств (ч. 1 ст. 8); о запрете объединений, угрожающих целостности государства (ч. 5 ст. 13); о применении Конституции на всей территории страны (ч. 1 ст. 15); об установлении основ единого рынка на федеральном уровне (п. "ж" ст. 71); о недопустимости установления таможенных границ, пошлин, сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств на территории России (ч.1 ст. 74); о единой системе исполнительной власти (ч. 2 ст. 77) и т. п.
В самом тексте Конституции прямо названо еще одно интегрирующее начало – Президент Российской Федерации. Именно он несет на себе основную нагрузку по обеспечению единства: принимает меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти (ч.2 ст. 80); торжественно дает присягу защищать суверенитет и целостность государства (ч.1 ст. 82). Тот же смысл имеет символическое упоминание о "согласительных процедурах", применяемых Президентом для разрешения разногласий между органами власти (ч. 1 ст. 85): "согласие", "согласование" во всех случаях обозначают одну из форм социального единения. Президент, по существу, является воплощением самой Конституции, выполняет одинаковые с нею функции; и это вполне отвечает традициям российского общества, которое охотнее интегрируется вокруг человеческой личности, чем вокруг юридического текста.
Таким образом, в действующей российской Конституции использованы практически все основные приемы, благодаря которым юридический текст может стать интегрирующим и солидаризирующим фактором:
во-первых, напоминание об общей территории ("родной земле");
во-вторых, указание на единство исторического опыта ("соединенные общей судьбой", "исторически сложившееся государственное единство", "память предков");
в-третьих, репрезентация коллектива в качестве единого субъекта ("многонациональный народ");
в-четвертых, обозначение внешних границ сообщества, четко отделяющих его от внешнего мира ("целостность и неприкосновенность своей территории");
в-пятых, снятие или ослабление внутренних границ ("единство экономического пространства", "свободное перемещение товаров", "на территории Российской Федерации не допускается установление таможенных границ, пошлин, сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств и др.);
в-шестых, провозглашение единства нормативной основы ("Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации… Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы");
в-седьмых, установление единых стандартов и гарантий для всех членов сообщества ("каждый имеет право", "все равны перед законом" и т. п.);
в-восьмых, персонификация субъекта, на которого специально возлагается осуществление социально-интегрирующей функции ("Президент… принимает меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти").
Если война – это взаимодействие насильственное, основанное на взаимном подавлении и вытеснении, вплоть до уничтожения, то есть полного лишения ресурсов, то мир, по контрасту, – это отношения взаимного признания. Мир означают, что участники отношений считаются с существованием друг друга и готовы продолжать общение на основе уважения каждым жизненного пространства своего контрагента.
Если война возможна путем молчаливого нанесения ударов, то мир всегда требует организованной речевой среды. Мир – это постоянное согласование, уточнение чужих и своих интересов, поиск равновесия между ними, обсуждение совместных планов. Взаимное признание нуждается в регулярном словесном подтверждении. Роль права в мирном процессе – предоставление соответствующих речевых форм и средств для его поддержания. Прежде всего это достигается благодаря свойству права устанавливать границы в пространстве и времени. Это позволяет в переговорном порядке распределять территориальные и иные ресурсы, придавая им режим общего или индивидуального пользования, а также назначать точное время действия этих решений – на бессрочной основе или в течение строго определенного периода. Сообщество решает задачу обеспечения мирной жизни путем отгораживания от внешней агрессивной среды. Собственно, именно этот принцип – введение точных границ – в свое время привел к необходимости перехода от обычного (устного) права к письменным формам.
Свойственная праву пониженная эмоциональность также может выступать одной из гарантий мира, показывая, что он опирается не на сиюминутные переживания сторон, а на стабильное волеизъявление (впрочем, именно для мирных соглашений и деклараций часто бывает характерен повышенный эмоциональный фон, что может, соответственно, свидетельствовать об их ненадежности).
Тот факт, что мир является базовой правовой ценностью, вытекает из природы права как текстуального порядка, охраняющего социальную целостность и солидарность. Мир и солидарность неотделимы друг от друга: насилие разрушает связи между людьми, а распад единства неизбежно ведет к агрессии. Сложное устроение всей системы правовых ценностей, включающей свободу, справедливость, равенство, истину и т. п., предполагает наличие между ними достаточно устойчивого баланса, который в состоянии войны теряется. Война означает сжимание правового поля и вынужденный ценностный аскетизм. Полнота реализации правовых ценностей возможна только в мирных условиях.
Многие из правовых форм специально рассчитаны на достижение и поддержание мира. В особенности это относится, например, к такой правовой форме, как договор. В отличие от закона с его односторонним воздействием, договор, даже независимо от его содержания, является символом перехода двух и более субъектов к сотрудничеству, или его продолжения, посредством согласия в отношении прав, обязанностей и ответственности друг друга. Здесь присутствуют признаки мирного состояния в его развитом виде – совместная деятельность, создание речевой среды, демонстрация обоюдного признания субъектности.
Ценность мира проявляется и в такой правовой форме, как состязательная судебная процедура. Однако в данном случае эта ценность защищается путем моделирования борьбы. Происходит перенос потенциального насилия в словесную область.