Дети Ярослава (приблизительно 1050 г.) ограничили власть родственников убитого над убийцей и полностью заменили кровную месть головщиной (выкупом). Причем она не содержала в себе уголовного элемента: убийце самому предоставлялось право уладить дело с родственниками убитого, заплатив названную ими сумму. Если стороны не достигали согласия, родственники убитого обращались с гражданским иском в суд; в результате разбирательства суд устанавливал сумму в гривнах, которую убийца обязан был уплатить истцу.
В Своде законов уголовных (1832 г.), Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г.) и Уголовном Уложении (1903 г.) на лиц, виновных в убийстве, обязанность возмещать ущерб не возлагалась. Решение вопроса о возмещении ущерба родственникам убитого было перенесено в Свод законов гражданских. Так, ст. 657 Свода предоставляла право родителям, жене и детям потерпевшего предъявить иск убийце, если они не имели средств к существованию или эти средства были недостаточны. Суд своим решением возмещал ущерб: родителям– пожизненно, вдове и дочерям – до выхода замуж, сыновьям – до достижения совершеннолетия.
Однако эта традиция возмещения ущерба в случае лишения человека жизни была предана забвению в советское время. Сегодня, с учетом происходящих в обществе перемен, провозглашения человека, его прав и свобод высшей ценностью общества и государства, проблема возмещения вреда, причиненного убийством, приобретает особую актуальность. Активным сторонником ее решения в законо дательном порядке является С. В. Бородин. Он предлагает два пути решения этой проблемы: 1) непосредственно в УК РФ в санкциях статей об убийстве наряду с наказанием предусмотреть также возмещение материального и морального вреда родственникам потерпевшего; 2) ввести в ГК РФ специальную норму, предусматривающую обязанность виновного возместить материальный вред родственникам убитого. Первый вариант решения проблемы, на наш взгляд, является более предпочтительным. В этом случае, как представляется, будет показана строгая и конкретная позиция государства относительно обеспечения жизни человека. Кроме того, это упростит саму процедуру возмещения вреда, что очень важно для лиц, и так испытывающих глубокие нравственные страдания. Кстати говоря, такой опыт известен УК КНР 1997 г. В ст. 36 данного УК содержится общее положение о том, что если преступный элемент преступным поведением наносит экономический ущерб, то положениями настоящего Кодекса кроме уголовной ответственности предусматривается также гражданская ответственность в виде компенсации материального ущерба. Преступный элемент, несущий гражданскую ответственность в виде компенсации, одновременно наказывается штрафом. Если его имущества недостаточно, чтобы произвести полную выплату, или у него нет имущества, он должен прежде выполнить обязанность по компенсации причиненного вреда. Вместе с тем закономерно возникает вопрос: кто и с какого момента обязан возместить вред родственникам убитого? Представляется, что такая обязанность изначально должна возлагаться на государство, поскольку в соответствии с Конституцией Российской Федерации (ст. 2) именно государство выступает основным гарантом признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина. Что касается момента, с которого возникает такая обязанность у государства, то вряд ли целесообразно связывать его с моментом вступления приговора в законную силу. В этом случае возмещение ущерба родственникам убитого будет целиком зависеть от качества работы правоохранительных органов (найден убийца или нет) и, следовательно, потерпевшие будут фактически находиться в неравном положении. Поэтому, с нашей точки зрения, механизм возмещения вреда должен быть следующим: государство, коль скоро оно не обеспечило сохранность самого ценного блага человека– его жизни, обязано в любом случае возместить ущерб родственникам убитого, а затем в лице правоохранительных органов предпринять все необходимые меры, чтобы найти виновного и взыскать с него в регрессном порядке выплаченную сумму. Естественно, что государство должно иметь средства для возмещения такого вреда. Значительная роль в пополнении этих средств, на наш взгляд, должна отводиться таким уголовно-правовым мерам, как конфискация имущества и штраф. В этом смысле следует поддержать предложение С. В. Бородина о целесообразности включения конфискации имущества и штрафа в санкцию статьи об убийстве. Такой опыт известен уголовному законодательству ряда стран. Так, УК Латвийской Республики предусматривает за убийство при отягчающих обстоятельствах (ст. 117) и при особо отягчающих обстоятельствах (ст. 118) наряду с пожизненным заключением также лишение свободы до 20 лет с конфискацией имущества. Аналогичным образом вопрос решается в УК Республики Казахстан 1997 г. (ст. 96) и УК Кыргызской республики 1997 г. (ч. 2 ст. 97). А УК Голландии за простое и тяжкое убийство наряду с пожизненным тюремным заключением и тюремным заключением на определенный срок предусматривает также штраф пятой категории (ст. 287–293).
Другим, не менее важным аспектом обеспечения права человека на жизнь является проблема эвтаназии. В переводе с греческого "эвтаназия" означает "легкая, безболезненная смерть". Это проблема не столько медицинская, сколько нравственная, правовая. Она обсуждается уже на протяжении многих веков. Еще в 1516 г. Т. Мор писал, что "если болезнь не только не поддается врачеванию, но и доставляет постоянные мучения и терзания, то священники и власти обращаются к страдальцу с такими уговорами: он не может справиться ни с какими заданиями жизни, неприятен для других, в тягость самому себе и, так сказать, переживает уже свою смерть".
Интересен факт, что отечественное уголовное законодательство, как дореволюционное, так и советского периода, пыталось урегулировать этот вопрос. Так, Уголовное Уложение 1903 г. признавало убийство, "учиненное по настоянию убитого и из сострадания к нему", умышленным убийством при смягчающих обстоятельствах (ст. 460 Уложения).
УК РСФСР 1922 г. в этом вопросе пошел еще дальше. Он содержал норму, согласно которой не наказывалось "убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания" (примечание к ст. 143 УК). Однако это положение действовало всего шесть месяцев и в ноябре 1922 г. было отменено.
Сегодня официально эвтаназия в нашей стране запрещена. Согласно ст. 45 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г. медицинскому персоналу запрещается удовлетворять просьбу больного об эвтаназии – ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни. Таким образом, в нашей стране запрещена не только активная, но и пассивная эвтаназия. Такие действия рассматриваются в теории как простое убийство и квалифицируются по ч. 1 ст. 105 УК. Вместе с тем законодатель предусмотрел среди обстоятельств, смягчающих наказание, совершение преступления по мотиву сострадания (п. "д" ч. 1 ст. 61 УК).
Происходящие в стране перемены, в том числе влияние международных стандартов в области прав человека на наше внутреннее законодательство, вступление России в Совет Европы, признание естественных и неотъемлемых прав человека высшей ценностью общества и государства подняли обсуждение этой проблемы на новый уровень. По данным Всемирной организации здравоохранения, в мире ежегодно совершается более 500 тыс. самоубийств и примерно 7 тыс. попыток. Долгие годы укоренялось убеждение, что кончают с собой лишь психически больные. На самом деле они составляют всего 25–27 %, еще 19 %– алкоголики, а остальные– подавляющая часть – лица, которые никогда не лечились у психиатров и никогда не обнаруживали каких-либо поведенческих особенностей, позволяющих отнести их к категории больных.
Если среди естественных и неотъемлемых прав человека право на жизнь является самым ценным благом, которое дается ему от рождения, то вправе ли он сам распоряжаться ею? То есть можно ли говорить о "праве человека на смерть", и если да, то в каких случаях? Этот вопрос сегодня остается одним из самых дискуссионных. Не решен он и на уровне законодательства Совета Европы. На сегодняшний день в Европейскую комиссию по правам человека и Европейский Суд не поступало никаких дел в связи с этим вопросом. Ни в Комиссии, ни в прецедентном праве в связи с проблемой эвтаназии не рассматривается вопрос о допустимости самоубийства с юридической точки зрения, и остаются открытыми такие вопросы, как: охватывает ли право на жизнь обязанность жить и, соответственно, может ли индивид отказаться от этого права.
В России, например, немало сторонников законодательного разрешения эвтаназии. К ним в том числе относятся и врачи. Некоторые из них практикуют эвтаназию и считают ее правомерной в отношении новорожденных инвалидов, неполноценных, а также смертельно больных пациентов, которые ясно и отчетливо выражали свое стремление к смерти. Есть сторонники эвтаназии и среди юристов. По мнению М. Н. Малеиной, в законе должна быть разрешена и активная, и пассивная эвтаназия. Не каждый имеет силы лежать парализованным, испытывать сильные постоянные боли. Не у всех одинаковое представление о качестве жизни. Поэтому решение об эвтаназии должно приниматься самим пациентом. Стоит ли жизнь продолжения – вопрос, который ни одно человеческое существо не может решить за другое. Поэтому на момент принятия решения гражданин должен быть дееспособным, а также не иметь каких-либо заболеваний, сопровождающихся навязчивой идеей смерти. Если, с точки зрения автора, пациент находится без сознания и ранее не оформил надлежащим образом свое согласие на эвтаназию, то соответствующие меры приняты быть не могут.
Однако есть и противники разрешения эвтаназии. Против эвтаназии всегда последовательно выступала церковь, считая ее смертным грехом. Среди юристов этой позиции придерживаются В. А. Глушков, С. В.Бородин, С. Ф.Милюков и др. В. А. Глушков, например, считает легализацию эвтаназии в нашем обществе недопустимой, так как эта идея не имеет под собой этического основания. Речь идет о том, что врач, допустивший эвтаназию, нарушает тем самым важнейший гуманистический принцип медицины, известный с древности. В соответствии с ним каждый врач должен бороться за жизнь больного до последнего его вздоха. Еще более категорично по этому поводу высказывается С. Ф. Милюков. Он считает, что эвтаназия затрагивает интересы и здоровых людей, которых достаточно легко и быстро (с помощью коррумпированных эскулапов) можно превратить в безнадежно больных. Она, с точки зрения автора, препятствует усилиям по разработке наиболее действенных средств спасения человеческой жизни и возрождает практику гитлеровских фашистов, ликвидировавших неизлечимо больных пациентов.
Если обратиться к опыту зарубежных стран, то следует отметить, что во многих из них широко обсуждается вопрос о введении эвтаназии. Опрос общественного мнения в Великобритании показал, что 72 % респондентов готовы одобрить эвтаназию при определенных обстоятельствах, 76 % опрошенных во Франции высказались за отмену закона, запрещающего эвтаназию. Американцы в пропорции шесть к одному поддерживают право пациента решить, нужно ли отключить сохраняющую их жизнь аппаратуру или нет. 82 % опрошенных жителей Японии согласны с тем, чтобы при полном отсутствии надежды на излечение прекратить дальнейшее существование пациента и "отключить" его систему жизнеобеспечения. Более того, в настоящее время применение методов эвтаназии получило одобрение со стороны судебной практики таких государств, как Швеция, ФРГ, США, Голландия, Литва и др. Так, в США смертельно больная парализованная женщина, находясь в сознании, потребовала отключить аппарат искусственного дыхания, поддерживающий ее жизнь. Несмотря на возражения врачей, суд удовлетворил ее требование, указав, что было бы жестоко сохранять существование, переполненное болью.