В-четвертых, в множество тех, кто говорит от лица групп и делает возможным их долговременное определение, должны быть включены социологи, социальные науки, социальная статистика и социальная журналистика. Здесь одно из принципиальных различий между двумя направлениями мысли. С точки зрения социологов социального, социология должна стремиться стать наукой в традиционном смысле - быть объективным взглядом на внешний мир, делающим возможным описание, в каком-то смысле не зависящее от групп, воплощаемых акторами. Для социологов ассоциаций любое исследование любой группы любым социологом - это часть того, что определяет существование группы, ее сохранение, распад и исчезновение. В развитом мире нет такой группы, к которой бы ни был прикреплен хоть какой-нибудь инструмент социологического исследования. Это не некая "неустранимая ограниченность" социологии, связанная с тем, что социологи тоже "члены общества" и им трудно "извлечь себя" из собственных "социальных категорий". Дело просто в том, что они - наравне с теми, кого изучают,- выполняют ту же работу и участвуют в решении той же задачи - прослеживания социальных связей, хотя и с помощью других инструментов и исходя из другого профессионального призвания. Если с точки зрения первого направления акторы и исследователи сидят в двух разных лодках, то в понимании второго они все время плывут в одной и той же лодке и играют одну и ту же роль - участвуют в образовании групп. Если речь идет о сборке социального, то лишних рук не бывает. Только в конце этой книги мы выведем следствие из этого фундаментального равенства.
Неважно, насколько грубым и предварительным выглядит мой перечень, но уже понятно, как с его помощью прослеживать многочисленные социальные связи вместо того, чтобы постоянно увязать в невыполнимой задаче решить раз и навсегда, какую "правильную" единицу анализа должна выбрать себе социология, чтобы на ней сосредоточить свое внимание. Однако для ACT это лишь отчасти преимущество. С одной стороны, мы освободились от невыполнимой задачи, которая мешала бы нашему движению. С другой - нам теперь придется принимать в расчет гораздо больше противоречащих друг другу картографии социального, чем нам самим бы хотелось, и это будет даже большей помехой нашему продвижению вперед.
НЕТ ДЕЙСТВИЯ -НЕТ ГРУППЫ
Выбор, как мы только что видели, делается не между определенностью и беспорядком, а между произвольностью априорного решения и трясиной бесконечных различий. То, что мы потеряли,- фиксированный перечень групп - мы и вернули, поскольку группы должны постоянно создаваться и пересоздаваться, и во время этих процессов те, кто собирает группы, оставляют массу следов, которые могут использоваться информантами в качестве данных. Один из способов выразить это различие - сказать, что социальные агрегаты являются объектом не остенсивного определения (вроде кружек, кошек и стульев, на которые можно указать пальцем), а перформативного. Они создаются теми различными путями и способами, которыми заявляют об их существовании. Однако это различие влечет за собой много тонких лингвистических и метафизических трудностей. Я далек от мысли, что группы создаются простым "Да будет!" или - еще хуже - образуются речевыми актами при помощи простых конвенций. Я лишь хочу воспользоваться этим различием, чтобы подчеркнуть разницу между группами, наделенными определенной инерцией, и компоновками (groupings), нуждающимися в постоянной поддержке со стороны группосозидательного усилия. "Социологи социального" любят апеллировать к "социальной инерции", как будто где-то есть такой фонд связей, чей капитал истощится очень нескоро. Для ACT, если вы перестали создавать и пересоздавать группы, у вас уже нет групп. И никакой запас сил, источником которого являются "социальные силы", вам не поможет. По мнению "социологов социального", правилом является порядок, а распад, изменение или создание чего-либо нового - это исключения из правила. Для "социологов ассоциаций" правилом будет перформативность, а то, что подлежит объяснению, тревожащие исключения,-это любой тип стабильности на протяжении длительного времени и в крупном масштабе. Дело обстоит так, как если бы каждое из этих направлений получалось из другого путем перестановки фона и переднего плана.
Последствия подобной инверсии огромны. Если инерция, долговечность, предел, прочность, обязательство, преданность, согласие и т. д. должны получить объяснение, то его нельзя дать без поиска устройств, орудий, инструментов и материалов, способных обеспечить такую стабильность,-см. третью и четвертую неопределенности. В то время как, с точки зрения социологов социального, великое достоинство апелляций к обществу заключается в том, что эта долговременная стабильность подносится на блюдечке и бесплатно, наше направление рассматривает стабильность как то, что как раз должно объясняться с помощью обращения к дорогостоящим и требующим много сил средствам. А такие средства по определению должны обладать иным свойством, нежели свойство "быть социальным", поскольку они должны делать так, чтобы группообразование протянулось немного дальше и продержалось немного дольше. Проблема всякого остенсивного определения социального в создаваемом впечатлении, что для существования групп не нужно никакого сверхусилия, в то время как влияние исследователя совершенно не учитывается или учитывается просто как возмущающий фактор, который следует по возможности минимизировать. С другой стороны, великая польза перформативного определения ровно в обратном: оно сконцентрировано на средствах, необходимых для непрерывного поддержания групп, и на ключевом значении вклада собственных ресурсов исследователя. Социология ассоциаций должна платить за то, что социология социального, как представляется, хранит на своих полках в неограниченном количестве.
Указывая практические средства, необходимые для очерчивания групп и поддержания их в существовании, мы сталкиваемся с конфликтом задач, которым отмечен точный отправной - а не конечный! - пункт. Это конфликт между торными дорогами социологов социального и узкими тропинками тех местностей, которые мы хотим нанести на карту. Все зависит от того, что понимается под "средствами". В то время как одни исследователи заявляют: "Конечно, нужно же откуда-то начинать, так почему бы и не начать с определения общества как состоящего из (х)?", другие с не меньшей энергией требуют: "Дайте акторам самим делать эту работу для нас. Не решайте за них, из чего состоит социальное!". Причина этого различия в задачах, в том, что в глазах первых выбор отправной точки не имеет такого принципиального значения, поскольку социальный мир уже существует. С их точки зрения, если вы отдаете предпочтение "классам", а не "индивидам", "нациям", а не "классам", "жизненным траекториям", а не "социальным ролям", или же "социальным сетям", а не "организациям", в конце концов все пути все равно сольются, поскольку это всего лишь в чем-то произвольные способы описать одно и то же большое животное - подобно тому как слона из притчи последовательно хватали за ногу, за ухо, за хобот или за бивень. Однако для ACT ситуация совершенно другая, потому что ни общества, ни социального с самого начала не существует. Их возникновение нужно прослеживать по едва заметным изменениям в процессе соединения не-социальных ресурсов. Таким образом, выбор отправной точки приводит к изображению совершенно разных животных, полностью несоизмеримых друг с другом. С точки зрения первого направления общество присутствует всегда, наваливаясь всем своим весом на любую повозку, способную его тащить; согласно второму подходу, социальные связи устанавливаются движением разных повозок, каждая из которых незаменима. К примеру, если информант говорит, что живет в "мире, которым правит Бог", в действительности это высказывание не отличается от высказывания другого информанта, утверждающего, что миром "управляют силы рынка", ибо оба термина-"Бог" и "рынок" - здесь просто "выражения" одного и того же социального мира. Но с точки зрения социолога, прошедшего школу ACT, между этими высказываниями огромное непреодолимое различие. Связь с Богом не может заменить никакая другая связь. Она предельно специфична и ее нельзя примирить со связью, сформированной "силами рынка". Последняя, в свою очередь, определяет структуру, совершенно отличную от тех, которые образованы правовыми связями. У социологов социального всегда есть в распоряжении постоянный и абсолютный "третий термин" для перевода любого словаря информантов, "верховный словарь", работающий как своего рода расчетная палата для моментального обмена товаров, которые все имеют одно и то же главное общее свойство - "быть социальным". А у АСТ-социо-логов нет такой общей валюты. Слово "социальный" не может заменять все, что угодно, не может лучше выражать все, что угодно, не может заменяться - в какой бы то ни было форме или под каким бы то ни было обличьем-чем-либо еще. Социальное не общая мера всех вещей, наподобие кредитной карты, принимаемой везде, а всего лишь движение, которое можно уловить только опосредованно, когда происходит небольшой сдвиг в прежней связи, мутирующей в слегка измененную или иную форму. Далекое от стабильности и бесспорности, оно всего лишь случайная- вспышка, вызванная сдвигом, воздействием, незначительным смещением других, не-социальных феноменов. Означает ли это, что нам придется принять всерьез подлинные и порой изысканно тонкие различия между многочисленными способами, посредством которых люди "обретают социальное"? Боюсь, что так.
ПОСРЕДНИКИ versus ПРОВОДНИКИ
Различия между двумя направлениями можно было бы смягчить, сказав, что все социологи, "естественно", соглашаются в том, что группы должны создаваться и пересоздаваться заново с помощью других, не-социальных, средств, и что никакая группа не в состоянии сохранять существование без поддержки. Конечно, каждый согласится, что, к примеру, популярные фестивали необходимы для "обновления социальных связей"; что пропаганда нужна для "подогрева страстей" по поводу "национальных идентичностей"; что традиции "изобретаются"; что компании полезно распространять журнал для "создания круга постоянных клиентов"; что без ценников и штрихкодов было бы очень трудно "рассчитать" цену; что ребенка вовсе не вредно шлепать, чтобы он с ранних лет становился "ответственным"; что без тотема членам племени было бы трудно осознать, что все они принадлежат к одному и тому же роду. Эти и им подобные выражения без всяких усилий стекают с клавиатур наших компьютеров. Но их реальный эффект зависит от того, насколько правильно мы понимаем способы говорения, каждый из которых отсылает к "созданию" групп. Для "социологов социального" эти выражения указывают на множество обличий, которые может принимать один и тот же социальный порядок, или многообразие средств, с помощью которых он себя "представляет" или благодаря которым "воспроизводится". Для них "социальные силы" всегда уже имеются в наличии на заднем плане, так что конкретные средства, позволяющие добиться их присутствия, значат очень много - но далеко не самое важное.
С точки же зрения социологов ассоциаций, они и создают все различия в мире: ведь не существует общества, чтобы с него начать, нет запаса связей, нет большой, обнадеживающей банки клея, чтобы держать все группы вместе. Если вы сейчас не проведете фестиваль, не напечатаете сегодня газету, то просто потеряете группу, ибо она не здание, нуждающееся в реставрации, а процесс, требующий продолжения. Если танцор перестает танцевать, танец прекращается. Никакая инерция не сможет продолжить шоу. Вот почему мне понадобилось ввести различие между остенсивным и перформативным: объект остенсивного определения остается на месте, что бы ни случилось с указательным пальцем наблюдателя. Но объект перформативного определения тут же исчезает, как только прекращается работа определения, а если он остается, то тогда это означает, что другие акторы приняли смену, которая, по определению, не может быть "социальным миром", поскольку этот мир сам остро нуждается в новой смене.
Дюркгейм с капелькой Тарда
Как показывают следующие цитаты из известного пассажа Дюркгейма о роли тотемов в формировании групп, между посредником и проводником существует предельно тонкое различие. Является ли тотем выражением группы, способствует ли он ее сплочению, или же он то, что позволяет группе существовать как группа? Вот как Дюркгейм (1915/1947, р. 230-231,233) подходит к этой проблеме:
О том, что эмблема полезна как объединяющий центр любой группы, говорить излишне. Выражая в материальной форме социальное единство, она делает его для всех очевиднее, и именно по этой причине использование эмблематических символов должно было получить очень быстрое распространение. Более того, эта идея должна спонтанно вырастать из условий жизни сообщества. Ибо эмблема - не просто удобный способ прояснения чувства общества в отношении самого себя: она не служит также формированию самого этого чувства, будучи одним из конституирующих его элементов.
Кроме того, без символов существование социальных чувств было бы ненадежным... Но когда движения, в которых эти чувства выражаются, связываются с чем-то устойчивым, сами чувства тоже становятся более длительными. Эти другие вещи постоянно напоминают о них, пробуждают их-как если бы впервые возбудившая их причина продолжает действовать. Таким образом, системы эмблем, которые необходимы для самосознания общества, не менее необходимы для обеспечения продолжительности этого сознания.
Так что мы должны воздержаться от отношения к этим символам как к простым артефактам, своего рода ярлыкам, навешиваемыми на уже готовые представления, чтобы сделать их более управляемыми: символы-составная часть этих представлений [...]. Единство группы, таким образом, видимо только в коллективной эмблеме, воспроизводящей объект, обозначаемый этим именем. Род, в сущности, это воссоединение индивидов, носящих одно и то же имя и сплотившихся вокруг одного и того же знака. Уберите материализующие его имя и знак,-и род уже непредставим.
Что касается двух из очень небольшого числа технических терминов, необходимых мне в этой вводной книге, то существует огромная разница, рассматриваются ли средства, порождающие социальное, как проводники или как посредники. Поначалу расхождение кажется незначительным, но впоследствии оно приведет нас на разные территории. Конечно, это различие полностью раскроется только к концу книги,-если читатель достаточно терпелив, чтобы до него дойти! Но мы должны попытаться уяснить себе его как можно раньше, поскольку оно все время будет служить для нас своеобразным паролем.