Регулярное использование сновидения позволяет накопить большой опыт в перемещении точки сборки. Сила фиксации со временем слабеет и в конце концов наступает момент, когда возможны спонтанные переживания сновидения даже в дневное время без специальных усилий, прилагаемых к засыпанию. Практика безупречности, как уже было сказано, тоже направлена на разрушение фиксации, а потому вполне естественным итогом "потери человеческой формы" становится значительное облегчение сновидений. Воин, потерявший свою форму, с легкостью входит в сновидение, когда только захочет. Интересно, что симптомом потери формы часто бывает так называемое "видение глаза": маг постоянно ощущает перед своим лицом некое образование, напоминающее большой глаз. Ла Горда рассказывает, что Нагваль (дон Хуан) приказал ей использовать "глаз" для произвольного погружения в сновидение. Это оказалось эффективным приемом: "Нагваль сказал, что он все изменил, и приказал использовать глаз, чтобы тянуть себя. Он сказал, что у меня нет времени для получения дубля в сновидении и что глаз - это даже лучше…
Я использовала глаз, как только могла. Я позволяла ему тянуть меня в сновидение. Я закрывала глаза и засыпала с легкостью даже днем и в любом месте. Глаз тянет меня и я вхожу в другой мир. Большую часть времени я просто брожу там." (V, 450)
И здесь мы касаемся обратной стороны уже обсуждавшейся проблемы соотношения сна и реальности для сновидящего. Мы узнаем, что любой достаточной интенсивный сдвиг точки сборки, вызванный в бодрствующем состоянии, переживается нами как засыпание. Ведь тональ привык функционировать только в двух позициях: наяву и в состоянии сна со сновидениями. Любой режим восприятия, отличающийся от привычного, автоматически "узнается" тоналем как сон. Известно, что больные, страдающие галлюцинациями, очень часто переживают возвращение к нормальному мировосприятию как "пробуждение ото сна". Нечто подобное сопутствует и дон-хуановскому опыту, хотя перестройка перцептуального аппарата со временем устраняет этот симптом. Полноценное восприятие в состоянии сна - то, что мы называем "функционированием по модели бодрствующего сознания" - достигается через развитие особого контроля над своей психикой наяву (безупречность и сталкинг), что вызывает правильную направленность движения точки сборки.
"Дон Хуан сказал, что с точки зрения практики мы входим в состояние сна, как только сдвигается точка сборки. Меня интересовал, например, вопрос, выглядел ли я спящим для стороннего наблюдателя, как Хенаро выглядел для меня.
<…> - Ты спишь самым натуральным образом, хотя и не ложился, ответил он. - Если бы сейчас тебя увидел человек, находящийся в нормальном состоянии осознания, он решил бы, что ты слегка не в себе, а может быть даже - что ты пьян.
И он объяснил, что во время обычного сна точка сборки сдвигается вдоль одного из краев человеческой полосы. Такие сдвиги всегда сопряжены с дремотным состоянием. А в процессе практики точка сборки сдвигается вдоль среднего сечения человеческой полосы. Поэтому дремотного состояния не возникает, хотя сновидящий по-настоящему спит." (VII, 469–470)
Наилучшее время для занятий сновидением - поздний вечер или раннее утро. Дон Хуан объяснял, что в эту пору легче избежать вмешательства посторонних людей, причем он имел в виду не физическое вторжение, а "помехи", создаваемые человеческим вниманием. Потому следует выбирать для занятий такое время, когда первое внимание окружающих спит.
Также дон Хуан рекомендовал наилучшую позу для сновидения: сидя на тонкой мягкой циновке, сложив ступни ног одна к другой и положив бедра так, чтобы они касались циновки. Кастанеда пишет: "Он указал, что поскольку у меня гибкие тазобедренные суставы, то я должен развить их полностью, ставя перед собой задачу, чтобы мои бедра полностью прилегали к циновке. Он добавил, что если я буду входить в сновидение в таком сидячем положении, то мое тело не соскользнет и не упадет в сторону, а туловище наклонится вперед и я лягу лбом на ступни." (VI, 114)
Поскольку эти рекомендации были даны учителем уже на продвинутом этапе работы, мы полагаем, что для начинающих поза не имеет большого значения. Подобные детали обретают смысл, когда внимание сновидения полностью пробудилось и энергетика всего организма перестраивается на активное использование открывшихся возможностей. Именно тогда поза может служить полезным стимулом для определенных изменений энергетической формы в сновидении.
Интересно, что психофизиологи, исследующие механизм сна, при рассмотрении вопроса о его регуляции иногда дают советы вполне в духе дона Хуана. Отключение внутреннего диалога и особая работа внимания могут оказаться прекрасными средствами от бессонницы. Например, В. Н Третьяков в статье "О возможностях механизма саморегуляции сна и ее практике" приводит следующую технику: "Зрительное поле при закрытых глазах, если присмотреться, не покажется однородно темным (из-за не нулевой фоновой активности зрительного анализатора). Выбираем какое-нибудь (темное или светлое) пятно и начинаем в него напряженно вглядываться, стараясь сделать его единственным объектом внимания. Если на протяжении 1–2 минут удается "не впустить" в поле сознания никаких других образов и мыслей, то по механизму положительной обратной связи торможение коры снизит уровень бодрствования и человек заснет." (Психическая саморегуляция - 3, М.: 1983.
С. 146.) Попробуйте сравнить это с рекомендациями Зулейки, сновидящей из отряда дона Хуана, которая настаивала на том, чтобы Карлос искал во внутреннем зрительном поле пятно оранжево-красного цвета (VI, 203). В той же главе ("Тонкости искусства сновидения", книга "Дар Орла") вы найдете много интересных деталей, касающихся искусства сновидения, и сможете реально представить себе масштабы работы.
Мы завершим краткий обзор данной техники указанием на то, что одним из самых важных результатов дисциплины сознательного контроля за снами является формирование тела сновидения. Второе внимание, развиваемое воином во сне, должно быть сфокусировано на создании и закреплении некой структуры, воспринимающей единицы, которая организует впечатления и обучается тонким маневрам. Фантастические возможности открываются магу, развившему свое тело сновидения. Этой обширной и захватывающей теме в нашей книге посвящена отдельная глава - "Миры сновидения".
3. Контролируемая глупость
"Вы можете притвориться мастером какого угодно дела - и справиться с этим делом. Совершенно неважно, умеете ли вы гипнотизировать или нет.
Вернувшись домой, просто притворитесь гипнотизером. Люди пойдут за вами и начнут притворяться, что они погружаются в транс. А через некоторое время им надоест притворяться, и они забудут, что всего лишь притворяются. Но не давайте себя одурачить и не забывайте, что вы всего лишь притворяетесь."
Милтон Эриксон
Бодрствующая жизнь связана с жизнью сна и обусловливает последнюю настолько явно, что дон-хуановские маги не могли не уделить этому факту особого внимания. В такой тесной зависимости нет, конечно, ничего удивительного: сон продолжает и развивает интенции психики, формирующиеся во время бодрствования, актуализирует конфликты и влечения, вытесняемые в подсознательное именно наяву посредством осознаваемых и поддающихся контролю установок. Это общеизвестное наблюдение как раз иллюстрирует тот факт, что внутренний мир человека не знает абсолютно изолированных областей, где психическое состояние либо консервируется либо развивается согласно своему изначальному закону, полностью игнорируя любой сознательный опыт. Поверхностное знакомство с психоанализом иногда способствует ложным страхам: складывается впечатление, будто под тонким слоем дисциплинированного и хорошо знакомого "я" бушуют целые океаны самовольных, автономных импульсов, с маниакальным упорством воздвигающих храм собственным темным идолам. Разумеется, никто не станет отрицать, что жизнь подсознательного протекает вне нашего внимания и оттого бывает непредсказуемой, даже пугающей (это особенно заметно у невротиков, поставляющих наибольший материал психоанализу), но мы часто забываем: именно состояние сознания диктует кок содержание подсознательного, так и степень его удаленности или непроницаемости для бодрствующего "я". Такое положение, кстати говоря, и делает возможным успех психоанализа, да и многих других психотерапевтических методик. Произвольное внимание неустанно корректирует отношения между различными частями психического устройства и во многом определяет их объем.
Изучая энергетическую конституцию человека, индейские маги, практически заинтересованные в раскрытии способов смешения точки сборки, открыли, что ее сдвиг может вызываться любым целенаправленным изменением стереотипов реагирования. Мы уже касались этого важного положения в разделе, посвященном безупречности. Точка сборки вообще крайне чувствительна к эмоциональной реакции. То, что мы обычно называем "колебаниями настроения", есть переживание колебаний энергопотоков, которые непосредственно определяют позицию точки сборки. Конечно, эти колебания редко выходят за рамки достаточно узкой зоны, где гарантируется стабильность описания мира и непрерывность восприятия. Тем не менее, сознательный контроль в этой небольшой области не только позволяет накопить значительную энергию, но и формирует управляющий аппарат, чья помощь совершенно необходима для успешной работы сознания в любых, даже самых удаленных позициях точки сборки. Дисциплина, обучающая сознательному контролю реагирования и поведения, в книгах Карлоса Кастанеды именуется сталкингом.
Сталкинг и сновидение очень гармонично дополняют друг друга. Если в сновидении сдвиг точки сборки интенсивен, происходит легко и естественно, то в состоянии сталкинга он дается с большим трудом и только в пределах близлежащих энергетических волокон. Но в отношении фиксации точки сборки все наоборот: ее достижение в сновидении крайне затруднено, зато сталкинг создает для этого превосходные условия. Вот почему основной урок сновидения заключается в перемещении точки сборки, а основная цель сталкинга - обучение тонкое искусству ее фиксации в измененной позиции. И хотя обычно человек имеет врожденную предрасположенность либо к сновидению, либо к сталкингу (что делает его, собственно, сновидящим или сталкером), он непременно должен практиковать обе дисциплины воина.
В ранних книгах Кастанеды дон Хуан называет сталкинг "контролируемой глупостью". Происхождение этого термина легко понять, если вспомнить, что подлинный человек знания всякое повеление, исходящее из ложного убеждения в несокрушимости и окончательности человеческого "описания мира", иначе как глупостью не назовет. В английском языке слово сталкинг (stalking) в первую очередь относится к охоте и происходит от глагола to stalk, который означает "тайно преследовать", "выслеживать, применяя при этом различные хитрости". Отсюда сталкинг, т. е. "выслеживание". Соответственно сталкер (stalker) - это человек, занимающийся таким выслеживанием, или ловец, охотник. Когда дон Хуан обучал Карлосы "искусству охоты" и заставлял его изучать повадки диких животных, он осторожно внедрял в сознание ученика подходы и установки, лежащие в основе сталкинга.
В среде любителей Кастанеды можно порою встретить превратное и одностороннее понимание сталкинга как особого рода хитрого притворства, направленного на манипуляцию поведением окружающих для достижения собственных целей. Видимо, это связано со своеобразием дон-хуановских уроков, касающихся этой темы. Дело в том, что обучение сталкингу может происходить только в реальной ситуации человеческих взаимоотношений. Сталкинг требует живых партнеров, реагирующих по образцу ординарного эгоистического сознания, т. е. естественных и неискушенных. Нередко сталкеру приходится провоцировать их на те или иные эмоциональные реакции, чтобы обучиться контролю в самых разных условиях и состояниях - а для этого нужно хорошо узнать человеческие "повадки" и уметь распознавать типы, темпераменты, характеры, понимать интересы, влечения и страхи своих оппонентов. На первый взгляд, конкретная ситуация обучения действительно напоминает искусное манипулирование, хитрую игру на слабостях и стереотипах партнера, а потому производит неприглядное впечатление. Сталкинг даже шокирует, особенно тех, кто остро переживает по поводу этичности и нравственности человеческого поведения. Ну, а те, что склонны управлять своими ближними, плести интриги или устраивать розыгрыши, читая о сталкинге, испытывают приятное возбуждение и принимаются потакать своим эгоистическим идеям, ибо находят, наконец, удобное оправдание такой вседозволенности. Заблуждаются и те и другие.
Во-первых, истинный сталкер, следующий путем дон-хуановского знания, культивирует в себе беспристрастие, отрешенность и полное отсутствие чувства собственной важности. Он никогда не станет преследовать корыстные, эгоистические цели в отношениях с другими людьми. Те же причины не позволяют воину вмешиваться в судьбы окружающих, чтобы навязать им собственные взгляды или образец поведения. Сталкер безразличен к этике, так как ясно видит условность человеческих ценностей и понятий, но при этом не может быть заинтересован в причинении вреда кому бы то ни было. Во-вторых, предметом сталкинга является собственное поведение и реагирование, это эксперимент над собой, а потому допускает использование любой межличностной ситуации, но не искусственное ее моделирование. Исключение составляют ситуации обучения, специально создаваемые Нагвалем внутри группы его учеников - в таком случае лидер отрада осознанно берет на себя ответственность за все последствия эксперимента, а "подопытный кролик" добровольно доверяется ему, встав на путь знания. Кроме того, не следует пугать сталкинг с актерством или лицемерием, так как этот метод не допускает внутренней раздвоенности. Его цель не имеет ничего общего с сотворением обманной личины, за которой кроются бездны иных, "настоящих" страстей. Сталкер добивается подлинного контроля и подлинного переживания, он учится произвольно запускать и останавливать эмоциональные процессы, а не имитировать их с помощью лицевых мышц, позы, интонации и т. д. и т. п. Последовательное "выслеживание" и предотвращение нежелательных реакций достигает на определенном этапе такого совершенства, что воин может сам индуцировать в себе любое состояние, не рискуя потерять контроль. На энергетическом уровне это и есть тонкое искусство маневрирования точкой сборки и фиксации ее в избранном положении.
А начинается обучение сталкингу с осознания глупости всех стереотипов эмоционального реагирования, свойственных психическому миру обычного человека. Возможно, такая идея вызывает несколько отталкивающее впечатление, ибо невольно рождает образ некоего бесчувственного бревна, окончательно охладевшего ко всем радостям жизни и сузившего свое реагирование до бездушного автоматизма робота. На деле все обстоит совершенно иначе. Осознание глупости человеческих реакций приходит не в результате аскетической сухости и всестороннего самоограничения, но напротив - от постижения безграничной свободы и непознаваемости бытия, от чувства тайны и невообразимого превосходства Реальности над человеческим описанием мира. Чтобы признание человеческой глупости не оказалось тупым снобизмом фанатика, душа должна переполниться свободой и удивительной красотой мира:
"Мир необъятен. Мы никогда не сможем понять его. Мы никогда не разгадаем его тайну. Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть, чудесной загадкой. Обычный человек не делает этого. Мир никогда не является загадкой для него, и когда он приближается к старости, он убеждается, что ему более незачем жить." (II, 395)
В необъятном и загадочном мире идеи и притязания человека ничего не значат. Непосредственное ощущение этого составляет фундамент сталкинга, оно создает необходимую паузу в реагировании, что делает возможным контроль. С другой стороны, воин живет и действует среди людей, их эмоциональные привычки и отношения являются неизбежной частью общественной практики, и потому работа мага требует новой позиции - "промежуточной" позиции сталкера.
"Расскажи, пожалуйста, что это вообще такое - контролируемая глупость.
Дон Хуан громко рассмеялся и звучно хлопнул себя по ляжке сложенной лодочкой ладонью.
- Вот это и есть контролируемая глупость, - со смехом воскликнул он, и хлопнул еще раз.
- Не понял…
- Я рад, что через столько лет ты, наконец, созрел и удосужился задать этот вопрос. В то же время, если б ты никогда этого не сделал, мне было бы все равно. Тем не менее, я выбрал радость, как будто меня в самом деле волнует, спросишь ты или нет. Словно для меня это важнее всего на свете. Понимаешь? Это и есть контролируемая глупость." (II, 251)
В определенном смысле воин становится актером, но не играет при этом. Он просто получает способность выбирать - реагировать так или иначе, либо вовсе не реагировать. Если же сталкер выбирает реакцию, то она делается искренней. В этом отличие сталкинга от любого притворства.
"Тогда я спросил, значит ли это, что он никогда не действует искренне, и что все его поступки - лишь актерская игра.
- Мои поступки всегда искренни, - ответил дон Хуан. - И все же они - не более, чем актерская игра." (II, 252)
Развивая это особое равновесие между бессмысленностью и смыслом человеческого бытия, сталкер находит подлинное совершенство во всяком действии. Никакой эгоистический мотив не окрашивает его поступков, не искажает результатов и следствий - они остаются актуальными в данном описании мира, хотя воин растождествлен со всяким описанием вообще.
"Ничто не имеет особого значения, поэтому человек знания просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение. Контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что все это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, человек знания возвращается в состояние покоя и равновесия. Хорошим было действие или плохим, удалось ли его завершить - до этого ему нет никакого дела.
С другой стороны, человек знания может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведет себя так, словно эта отстраненность имеет для него значение. Так тоже можно, потому что и это будет контролируемая глупость." (II, 259)