* * *
Вооруженная сила – один из элементов политики (наравне со школой, администрацией, дипломатией). Утверждение, что "Армия вне политики" – нелепо. Армия – это как раз вооруженная политика.
Армию сравнивают с "мечом государства". Это совершенно неверно. Меч – слепое орудие, неодушевленный предмет, которым может владеть и преступник, тогда как армия – живой организм.
Армия не меч. Она – рука, держащая меч. Живая рука, направляемая волей головы. А голова – царь.
Это – единственно возможная в русских условиях формулировка. Всякая другая исключается. Коммунистическое варварство, демократический маразм, тоталитарно-диктаторское богоборчество одинаково растлевают страну, одинаково развращают вооруженную силу. Мы отбрасываем эти порождения бездушия и скудоумия.
Триединый завет "за веру, царя и Отечество" – не казенный лубок. Во всей своей краткости он целиком заключает в себе тысячелетнее бытие России, когда, черпая силу в православной вере, наши цари создали нам величайшую страну – наше Отечество.
Это – вся наша политика. Понять ее – значит стать непобедимыми.
Глава XIX
О военном потенциале
Под "военным потенциалом" мы условимся понимать не показатель суммы всех боевых средств и возможностей государства, его, так сказать, "боевой коэффициент", а показатель "интенсивности" этих средств – точнее, показатель полезного напряжения сил данной страны.
Если мы под А разумеем сумму "абсолютных возможностей" страны: массу населения, сырые материалы, географические условия, а под В "относительные возможности": систему комплектования вооруженной силы – для утилизации этих масс населения, степень развития обрабатывающей промышленности – для утилизации этих сырых материалов, развития средств и начертание сети путей сообщения для преодоления этих географических условий – то боевой коэффициент государства выразится произведением АхВ.
В случае слабого развития "относительных возможностей" – дефективной системы комплектования, недостаточного развития обрабатывающей промышленности и путей сообщения – сомножитель В обращается в "правильную дробь". Тогда все произведение АхВ– боевой коэффициент страны – делается меньше одного сомножителя А. Иными словами – то, что дает страна при данных условиях, меньше того, что она могла бы дать при иных условиях.
Уступая России количеством населения соответственно в 4 и 3 раза, Франция и Германия оказались в военном отношении во много раз более сильными, нежели Россия, имевшая огромные "абсолютные" и ничтожные "относительные" возможности. Одна германская дивизия, перевозимая по железной дороге и своевременно прибывавшая на поле сражения, приносила больше пользы, нежели три русских дивизии, шедших походным порядком по польской грязи и запаздывавших. В кампанию 1916 г. 100 австро-германских дивизий, располагавших рокадными линиями, были по крайней мере вдвое сильнее 160 русских дивизий, этими линиями не располагавших (тем большее значение приобретает доблесть войск и искусство начальников Юго-Западного фронта, но общей картины это не изменяет). Сомножитель В имеет, таким образом, огромную важность: он определяет интенсивность.
"Боевой коэффициент" АхВ, будучи помножен на "моральный коэффициент" М, даст нам "военный потенциал" Р – произведение материи на дух. Формула его: Р=(АхВ)хМ,
Военизация страны есть приспособление ее к нуждам войны – переключение всей ее жизни на военное положение. Она определяется фактором В "боевого коэффициента" – его интенсивностью – и всесильным фактором М "военного потенциала" – духом страны. Отсюда явствует, что военный потенциал есть производная степень военизации страны.
Глава XX
Фронт и тыл
Проблема организации страны в военное время формулируется просто: извлечь наибольшую пользу при наименьшем напряжении организма страны, добиться наибольших результатов с наименьшими жертвами.
На фронт идет лучшее, что есть в стране. Фронту дается много, и за дух фронта в организованной армии можно быть спокойным.
Тыл поставлен в значительно худшие условия. Он живет как бы изнанкой войны. Моральное напряжение тыла во много раз больше морального напряжения фронта. Средств же для того, чтоб выдержать это напряжение, – гораздо меньше.
Вместе с тем "тыл" и есть страна – государственный организм, пораженный болезнью войны. Без тыла нет фронта. Неудачи фронта всегда поправимы при условии хорошо налаженного тыла. Расстройство же тыла неизбежно влечет за собой непоправимую катастрофу фронта. Пример Российской империи 1917 г. и Белых армий 1919–1920 гг. – трагическое тому доказательство.
Внимание политика должно быть всецело обращено на устройство тыла.
Лозунг "Все для фронта" доказал свою несостоятельность. Это все равно, если бы совершающий тяжелую физическую работу человек заботился исключительно о своих руках, не обращая никакого внимания на свой организм.
Тыл хуже переносит войну. Необходимо поэтому, чтобы он как можно меньше ощущал ее тяготу.
Население не должно ни в чем испытывать недостатка. Говядина по рублю фунт была в 1915 г. большим ударом для России, чем падение Новогеоргиевска и Ковны.
Немецкий подчеловек сказал, что "пушки важнее масла". И сказал глупо. И пушки, и масло важны в одинаковой степени. Без "пушек" страна не может обороняться, без "масла" она не может вообще жить.
* * *
Первым мероприятием правительства при приведении страны на военное положение должно быть закрытие на время военных действий всех общественных организаций (если таковые существуют) и всего самоуправления. Опыт Мировой войны 1914–1917 гг. показал гибельность такого рода учреждений. Правительство не должно иметь соперников. Оно обязано целиком владеть аппаратом власти и безраздельно контролировать все отрасли жизни столицы. Механизм управления должен быть свободен от дилетантского вмешательства. Война– дело государственное, а не комитетское.
При мобилизации вооруженной силы – брать лишь самое необходимое количество населения, твердо помня, что "не множеством побеждают". Отвлекать от народного хозяйства как можно меньше рабочих рук, как можно меньше специалистов своего дела. Твердо помнить, какое напряжение нам под силу, а какое – нет. Почва для революции 1917 г. была создана надрывом не рассчитавшей своих сил России. Мы оторвали 15 с половиной миллионов мастеров своего дела, не имея ни кадров, ни оружия, ни даже помещений для них и создав этим непоправимые перебои во всех отраслях государственной жизни и народного хозяйства. Другой род мобилизации – это мобилизация промышленности. Мобилизация тяжелой промышленности для обслуживания фронта. Мобилизация легкой промышленности для обслуживания тыла.
Печальный пример "военно-промышленного комитета", наживавшегося на русской крови в 1915–1917 гг. и поставлявшего за 32 рубля шрапнель плохого качества, стоившую в безупречной "ювелирной" отделке казенных заводов только 9 рублей, – этот пример должен навеки остаться в умах и сердцах правителей Российской империи. Все частные заводы должны быть взяты под строжайший контроль военного ведомства.
Само собой разумеется, весь личный состав тяжелой промышленности – инженеры, техники, рабочие – должны считаться "мобилизованными на месте производства", подчиняясь воинской дисциплине. В истории России не должно повторяться роковых событий, вроде выступления петроградских распропагандированных рабочих масс в феврале 1917 г.
Мобилизация обслуживающей тыл промышленности имеет огромное моральное значение. Тыл должен быть снабжен предметами повседневного обихода, как фронт – снарядами. Лишенная лучших своих элементов, ушедших на фронт, страна чрезвычайно болезненно ощущает перебои экономической своей жизни. Духовные ресурсы тыла неизмеримо слабее духовных ресурсов фронта. Их надо щадить, твердо помня, что успех войны зависит в первую очередь от моральной устойчивости тыла.
Если ситец стоил до войны 10 копеек, то во время войны он должен стоить 8 копеек. Если булка стоила 5 копеек, то должна стоить 4 копейки. Если поезда в мирное время имели право опаздывать на 10 минут, то в военное время могут запаздывать только на 5 минут.
Надо помнить, что если неприятелю удалось окружить и уничтожить одну из наших армий, – то это крупная неудача всегда поправима: тут поражение несет только стратегия. Но если в тылу пятикопеечная булка стоит рубль– то это признак развала, непоправимой катастрофы: тут поражение понесла политика – главный элемент войны и всей государственной жизни.
Все это требует огромного напряжения и тщательной, вдумчивой подготовки еще в мирное время. Ничего не должно импровизироваться в последнюю минуту – импровизация ведет лишь к перебоям и сможет привести к катастрофе.
Основной задачей промышленной мобилизации – помимо переключения тяжелой промышленности на нужды фронта – должен быть учет и подготовка кадров и рабочих рук для легкой промышленности, заменив там призванных в действующую армию и в тяжелую промышленность категориями лиц, не подлежащих военным мобилизациям.
Мы подошли к чрезвычайно важному вопросу – вопросу о женском труде.
Задача женщины – создание и воспитание семьи. Это – самая важная из всех государственных задач. Женщина – столп государства и государственности, и ее дело достаточно трудно и ответственно для того, чтобы ее обременить другими, явно не входящими в ее обязанности и компетенцию.
Женский труд является лишь суррогатом мужского труда. Он вообще менее продуктивен, за исключением домашних работ, которые под категорию "защиты государства", конечно, подвести нельзя, но на которых в значительной степени самое государство и держится.
Все же некоторую часть обширного 80 миллионного женского населения Империи возможно и необходимо использовать в целях мобилизации легкой промышленности. В порядке трудовой повинности мирного времени некоторые категории (незамужние либо бездетные) должны быть подготовлены к службе в легкой промышленности, почтовом ведомстве, отчасти на транспорте.
* * *
Основным правилом организации страны в военное время должно быть сколь можно большое использование сил и способностей каждого на подходящем месте. Как можно больше подходящих людей на подходящих местах и как можно меньше дилетантов при полном исключении импровизации.
В первую очередь – заблаговременное создание крепких ведущих кадров во всех отраслях государственной работы. До организации миллионов – отбор десятков тысяч специалистов, более того, мастеров своего дела, беззаветно преданных как своей специальности, так и общему русскому делу.
Эти кадры – офицеры и унтер-офицеры, ученые и учителя, инженеры и техники, врачи и юристы, писатели и журналисты, администраторы всех рангов, – проникнутые творческой волей, и поведут за собой родную страну в час решительного испытания.
Глава XXI
Общественное мнение и руководство им
Общественное мнение служит выразителем и показателем духа страны.
Создание духа страны – дело Церкви и школы. Создание общественного мнения – дело печати.
С упразднением патриаршества в 1700 г. и до запоздалого его восстановления в 1917 г. – два с лишним столетия Церковь, первооснова всей русской жизни, была "в вавилонском пленении" у светской власти. Оскудение Церкви в "синодский период" стало причиной оскудения духа всей страны.
Духовенству надлежит прежде всего развязать руки, чтобы оно могло в полном объеме приступить к выполнению своей великой задачи.
Задача школы– не только (и не столько) образование, сколько воспитание. Министерство народного просвещения должно именоваться Министерством народного воспитания.
Первенство воспитания над обучением в школьном деле столь же ясно и очевидно, как и в собственно военном. Мы должны считать это аксиомой.
Организация школы – это прежде всего организация преподавательского состава, создание крепкого учительского сословия – пирамиды, основанием которой служат кадры народных учителей, а вершиной – профессора университета.
Народному учителю надо создать в стране положение, которого он до сих пор был лишен. Повысить уровень учительских семинарий, приравнив их к средне-учебным заведениям. Дать учителю чин офицера запаса и все связанные с офицерским званием преимущества на все время его учительской деятельности.
Роковой ошибкой Милютинского устава 1874 г. было "освобождение" педагогов от воинского долга. Интеллектуальный отбор страны – школа – исключался из рядов армии. Мы уже имели случай разобрать антигосударственные положения этого Устава.
Сто тысяч тщательно подготовленных и тщательно отобранных народных учителей-офицеров дадут нам могучий кадр – закваску и фундамент российского просвещения.
Столь же тщательно следует отобрать преподавательский состав средней школы, ответственность которого еще более велика. Особенное внимание следует обратить на преподавателей родной истории и словесности как способных оказать решающее влияние на формацию учеников. Философские дисциплины– психологию, логику и собственно философию – надо поручить священнику-законоучителю либо педагогу с богословским образованием. Рационалистическая трактовка этих предметов, не осмысленная и не одухотворенная православием, выхолащивает их, лишая их глубокого содержания, и готовит интеллектуальных инвалидов.
Что касается высшей школы, создающей отбор страны, то преподавательский состав ее принадлежит уже не к учительскому, а к ученому сословию. Ученики же – студенты – полноправные члены общества и государства. Высшая школа должны быть целиком включена в государственную жизнь.
Очертив великое назначение Церкви и школы, создающих дух страны, перейдем к печатному слову, выражающему общественное мнение.
* * *
"В начале бе Слово и Слово бе к Богу– и Бог бе Слово" (Ин. 1,1). Слово, таким образом, божественно. В устах человека оно является первым признаком образа и подобия Божия. Это – самое грозное оружие, которым располагает и будет располагать человек.
Но созданный по образу и по подобию Божию, человек бывает грешником и преступником. Так и слово его бывает тогда отравленным и приобретает великую разрушительную силу.
Если в нашем государстве Церковь и школа на высоте, то организм страны здоров. А в здоровом теле – и здоровый дух. Отравленного слова тогда нечего бояться: страна прикрыта от ядовитых стрел надежной броней. Да и самой отраве неоткуда взяться.
Наоборот, когда в стране нет здорового духа, отравленное слово бьет наповал. Как бы ни напрягало все свои силы правительство, какие бы меры пресечения оно ни предпринимало в борьбе с растлевающим печатным словом – оно эту борьбу проиграет. Ибо нельзя бороться со внешними проявлениями зла, не устранив его первопричины.
В этом безнадежном положении находилось Российское правительство времен упадка Империи второй половины XIX и начала XX столетия. Дух России был поражен принижением Церкви и разложением школы. Только в этой упадочной обстановке и возможен был успех – и самое появление – болезненных наростов, патологической литературы Белинского, Герцена, Чернышевского, Писарева, Михайловского – людей столь же озлобленных, как и бездарных. И лишь патологическим состоянием организма страны можно объяснить себе засилье этих "властителей дум". Убогая философия Льва Толстого – рассуждения средней руки папуаса, кажущаяся такой жалкой и примитивной в первой половине ХХ в., в свое время, на рубеже двух столетий, казалась евангелием смертельно больному обществу.
Правительство тратило зря свои последние силы. Оно боролось с дымом, вместо того чтобы бороться с огнем, и своей борьбой с "запрещенными" авторами лишь создавало этим последним совершенно не заслуженный ими ореол "мучеников идеи", а обманутому стаду "малых сих" – прелесть запрещенного плода.
В благоустроенном государстве не должно быть вредной печати за отсутствием уязвимых мест. На здоровый организм этот яд не должен действовать. А если действует, то это значит, что в нем появилась трещина, которую как можно скорее надо залечить.
* * *
Само собою разумеется, свобода печати в военное время должна подвергнуться ограничениям. Она несовместима с общей дисциплиной государства во время войны, как несовместимы, например, торговля и вольные профессии с отбыванием воинской повинности.
Задача печати в военное время – осведомлять страну о ходе дел на фронте. Осведомлять как можно более правдиво. Писатель, журналист и цензор – друзья, а не враги.
Неудач не замалчивать– ибо их замолчать невозможно: нельзя отрезать языки раненым, эвакуированным и отпускным. Твердо помнить главного врага– "стоустную молву". Для пресечения этой молвы лучше своевременно – с соблюдением известной меры– твердо и авторитетно сообщать о поражении XIII и XV корпусов в Восточной Пруссии (неприятель все равно узнал их номера), чем допустить панический страх по всей стране, что "полмиллиона наших погибло в Мазурских озерах", – слух, который потом никакими средствами не удастся искоренить.
Страна должна знать лучших своих сынов, должна знать и чтить имена своих доблестных полков – имена уже известные неприятелю, имеющему о них сведения по убитым и пленным. Такие черствые "алгебраические" выражения, как "один из наших доблестных полков", "один из наших молодых полков" ничего не говорят уму и сердцу населения, оставляя в то же время чувство горечи в сердцах участников боев. Вообще, сообщения нашей Ставки и Мировую войну 1914–1917 гг. следует рассматривать как непревзойденные отрицательные образцы.
Не следует обманывать население нелепыми бравадами, что неприятель умирает с голоду, что неприятельская страна сможет продержаться еще самое большее полтора месяца, что неприятельские войска сдаются дивизиями при одном виде казацкой пики. Этими баснями печать дискредитирует себя в глазах общественного мнения и деморализует страну, зря обнадеживая ее.