ФИЛОНУС. Из твоих слов следует, что ты не считаешь, будто сознание представляет собой некое обобщение, охватывающее такие процессы, как мышление, наблюдение и т.д., но – по твоему мнению – сознание есть некая идея, некий абсолют, который только заботливо сопровождает все эти процессы, опекает их, однако к ним не сводится, и таким образом сознание – это определенное "надъявление", своего рода эпифеномен, который носится над нашими процессами наблюдения и мышления, как дух над водами. Так вот ты и оказался эпифеноменалистом, Гилас. Я неустанно повторяю тебе, что сознание – это и есть зрение, это и есть слышание, это и есть ощущение, наблюдение, воспоминание, учение, и ничего более. Ты уже сам к этому пришел, согласившись, что сознание складывается из психических процессов, как армия состоит из солдат – и тут вдруг опять мистический призрак возвращается с метафизическим румянцем на щеках, полный сил и здоровья.
ГИЛАС. Ты прав. Признаю неразумность моего высказывания. Но... но из этого, если я не ошибаюсь, следует, что ты сводишь сознание к реакциям организма (или электронного мозга) на раздражители. Таким образом ты затушевываешь различие, какое можно (а по моему мнению, должно) наблюдать между мертвой, хотя и мыслящей машиной, и живым человеком. Мое наблюдение, мои мысли – это мое сознание. Согласен. Но следует ли из этого, что наблюдательность электронного мозга, его мысли – это именно его сознание? На этом пути от человека к машине теряется внутреннее качество всех моих психических процессов.
ФИЛОНУС. Разрешение этой дилеммы можно найти только в процессе эксперимента, эмпирии. Зная внутреннее качество собственных психических процессов, ты ведь не отказываешь в этом качестве другим людям, поскольку они сконструированы так же, как и ты, из того же строительного материала. Что же касается электронного мозга, я отлично понимаю твое предубеждение, поэтому постараюсь подсказать тебе условия, при которых ты (или другой человек) мог бы сам превратиться в электронный мозг, и таким образом проверить, уничтожается в процессе этой перемены внутреннее качество психических процессов или нет.
ГИЛАС. Но ведь это абсурд, это невозможно!
ФИЛОНУС. Мы в этом убедимся, но только тогда, когда соберем достаточное число фактов и погрузимся в знания о кибернетике настолько, что сможем постулировать свой опыт, то есть признать его достоверным. А до этого времени ты вынужден будешь по-прежнему пребывать в сомнениях.
ГИЛАС. Хорошо. Ты, видимо, намерен поговорить теперь о комплексе систем, называемых сетями?
ФИЛОНУС. Да. Этот комплекс включает системы со степенью сложности равной или большой чем w. Под w я понимаю минимальную сложность, какую должна обеспечивать данная система, чтобы мы могли включить ее в комплекс.
ГИЛАС. Все ли элементы этого комплекса обладают, по-твоему, сознанием?
ФИЛОНУС. Если мы определим сознание как свойство системы, которое непосредственно обнаруживается только тогда, когда ты сам являешься этой системой, то последовательность требует признать наличие сознания у рептилий, птиц, рыб, и даже у куколок насекомых ("брюшной мозг", то есть ганглий). Однако такое расширительное понятие сознания неточно.
ГИЛАС. Таким образом, твое определение развалилось?
ФИЛОНУС. Отнюдь нет. Мы только введем в него дополнительное уточнение условий в следующем виде: сознание – это свойство системы, которое проявляется только тогда, когда ты сам являешься этой системой, причем по сложности система приближается к уровню человеческого мозга. И таким образом мы разумно ограничим диапазон понятия. Что же касается мозга других животных, а также тех сетей, которые не являются мозгами живых организмов, то мы единственно только можем допустить, что в разной степени в них проявляется некое подобие человеческого сознания, и таким образом, чем выше организация данной сети, тем более "высоким", тем более "ясным" сознанием она обладает. Этот достаточно туманный и несовершенный способ словесного описания происходит от того, что мы еще не умеем измерять сознание физическими средствами. То есть мы умеем это делать в принципе, теоретически, но еще очень далеко до практической реализации идеи подобных измерений.
ГИЛАС. А как ты представляешь это "измерение сознания"?
ФИЛОНУС. Разумеется, речь идет об измерении "обратимости энтропии" системы, т.е. заключенной в ней информации, причем измерение должно учитывать не только количество информации, но и все возможные преобразования, каковым эта информация может подвергаться внутри данной сети, а также в связи с воздействием этой сети на окружение, и наоборот. Очень может быть, что способность информации к преобразованию является функцией сложности системы. И если бы это действительно так и было (а об этом свидетельствуют многочисленные данные), то мы смогли бы вывести формулы – я имею в виду математические уравнения, – которые бы однозначно представили связь между сложностью системы и уровнем сознания, которое может в ней возникнуть. В этом смысле наша коллекция представляет собой некую иерархию сетей, от простейших, которые с трудом достигают сложности w и обладают очень "тусклым" сознанием, до наиболее сложных, со сложностью wn, благодаря этому одаренных "наияснейшим", "наивысшим" сознанием. Ты понимаешь, что, если бы эта проблема была разработана с точки зрения физики и математики, то нам не пришлось бы прибегать к таким расплывчатым терминам, дающим простор для недоразумений, как "ясное", "затемненное", "низкое" или "высокое" сознание.
ГИЛАС. Постой-ка. Из твоих слов следует одна удивительная вещь. Ты говоришь, что в этой коллекции у основания иерархии находятся простые сети, а наверху – сети наиболее сложные, с "наивысшим сознанием". Однако ведь сложность можно увеличивать произвольным образом, а следовательно, и сознание могло бы в связи с этим неограниченно возрастать. Теоретически отсюда бы следовала возможность существования бесконечно сложной сети, наделенной "бесконечно высоким" сознанием. Математическая формулировка этого тезиса была бы, боюсь, равносильна математизации понятия божества, существа с "бесконечным сознанием"...
ФИЛОНУС. Это забавно – то, что ты сейчас сказал, – но в действительности все обстоит по-другому. Кроме порога минимальной сложности, существует также, насколько мы можем об этом судить, граница максимальной сложности.
ГИЛАС. А что она ограничивает?
ФИЛОНУС. Дело в том, что существует, вероятно, определенный максимум роста сознания, после превышения которого дальнейшее увеличение сложности сети будет уже демонстрировать признаки отката, регресса, дегенерации.
ГИЛАС. Как же это возможно?
ФИЛОНУС. Ну, например, так, что после превышения оптимальной сложности в сети начинается дезинтеграция функций. Отдельные ее части высвобождаются из-под общего унифицирующего влияния и проявляют тенденцию внутреннего конфликта отдельных процессов, тенденцию к автономизации, ведущую к полному распаду слишком сложной сети на ряд квазисамостоятельных единиц, поглощенных взаимным противоборством, то есть вредно влияющих друг на друга.
ГИЛАС. Не фантазия ли это в чистом виде?
ФИЛОНУС. Нет. Конечно, мы понятия не имеем о том, близок ли уже человеческий мозг к пограничному качеству, то есть достиг ли он уже оптимальной сложности или нет, но, однако, в определенных обстоятельствах он явно проявляет тенденцию к автономизации своих отдельных частей – я подчеркиваю, что в функциональном, а не материальном смысле.
ГИЛАС. Что это за проявления и почему ты подчеркиваешь их функциональность?
ФИЛОНУС. Речь идет о функциональности в том смысле, что распад процессов и связанная с ним утрата монолитности функционирования (или "личности") сети не влечет за собой некоего расщепления системы, рассматриваемой материально. Так, например, раздвоение личности может зайти у человека очень далеко, и при этом не обнаруживается никаких изменений, отмечаемых морфологически или автономно. Думается, что для определения оптимума сложности следует учесть целый ряд факторов, таких, например, как скорость передачи импульсов, увеличение "степеней свободы", являющееся производной от увеличения числа возможных, то есть предоставленных на выбор, проводящих путей, и так далее. Говоря о функциональной автономизации, обнаруживающейся в сложных сетях, мы приближаемся к границе гигантского наследия психических явлений, связанных с проявлениями так называемого подсознания.
Это область психологии, как мало какая другая "заболоченная" туманной терминологией, огромным количеством непроверяемых и ложных гипотез, выдвигаемых чаще всего неспособными или методически не подготовленными последователями Фрейда. Поэтому кибернетический анализ этой сферы явлений, их исследование с опорой на директивы теории информации является особенно необходимым и ценным.
Рискуя погрязнуть в общих выражениях и определенных повторениях (поскольку собственно о динамике сети мы будем говорить позднее), отважусь, однако – именно, для того, чтобы затронуть проблему подсознания в кибернетическом аспекте, – высказать тебе на эту тему несколько замечаний – с тем, что я буду стараться охватить проблему скорее генетически, ограничиваясь исключительно рассмотрением психического развития человека и не сопоставляя динамики нейронной сети с другими сетями (электронными, например), поскольку это другое рассмотрение, которое я назвал бы "конструкторским", мы себе оставим на потом.
Психоаналитики говорят, что психическая жизнь человека состоит как бы из двух частей, она является следствием двояких процессов: сознательных (которые олицетворяет так называемое ими "ego", то есть "сознательное я", "сознательную личность") и подсознательных (субстратом которых является так называемое "оно", "id", то есть комплекс психических явлений, недоступных при нормальных условиях их носителю).
Сознательные процессы обладают явным и ярко выраженным целевым характером приспособления, то есть являются проявлениями биологически рациональной, происходящей по понятным (вполне объяснимым) причинам адаптации человеческого организма к окружающей действительности, в которой этот организм живет. Они возникают в процессе обучения всем необходимым для жизни действиям сети, при этом безрезультатные процессы, не ведущие к достижению цели, тормозятся благодаря действию отрицательной обратной связи, элиминируются из поведения организма.
Подсознательные процессы не имеют этого целеустремленно-делового, причинно-рационального характера. Создается впечатление, что они служат целям принципиально недостижимым, более того, биологически бессмысленным, иррациональным. В значительной мере эти процессы представляют собой персеверацию (бесконечное повторение) определенных действий, имеющих характер навязчивой идеи, фобии, невроза т.п., которые проявляются частично даже в поведении так называемых нормальных людей, но особенно явственно и сильно обнаруживаются у неврастеников.
Каков генезис и каков механизм этих процессов?
При рождении младенец от природы наделен системой, в которой прежде всего происходят явления "рассеянные", случайные, бесцельные. Эти явления вызывают беспорядочные движения мышц, хаотическую переменчивость реакций, неспособность к какой бы то ни было целеустремленной деятельности. Опытным путем, начиная от рождения, ребенок постепенно исключает все бесцельные (бессмысленные) действия как не ведущие к цели, и таким образом полностью хаотичная система, действующая по принципу "статистического разброса" сетевых процессов, начинает организовываться в определенные функциональные группы, подчиненные определенным задачам.
Таким образом ребенок учится смотреть, то есть устремлять взгляд в выбранном направлении, ходить, говорить и т.д. Эту "статистическую случайность" действий "новорожденной сети" надо воспринимать cum grano salis, чтобы не впасть в какой-нибудь "физический абсолютизм", стремящийся трактовать такую функционально неорганизованную сеть аналогично, например, статистическому ансамблю атомов, поскольку понятно, что сеть с самого начала своего существования обладает определенными динамическими "средствами кристаллизации деятельности", и действия ее вовсе не столь хаотичны, как движения броуновских частичек в капле воды.
Во всяком случае, путь от действий более или менее хаотических к согласованным, от мыслей неясных, многозначных, смутных к четко сформулированным в речи, от младенческого поведения к сознательной деятельности зрелого организма ведет именно через обучение, исключение нецелевых процессов и специализацию, организованность, динамическое структурирование процессов, причем критерием отбора является успешность приспосабливания данной психической функции или же ее воздействия на двигательные функции.
Каждая только что заново освоенная функция мгновенно требует полной сосредоточенности на ней сознания, то есть всех тех сетевых процессов высшего уровня, которые психоаналитики называют "личностью" – "ego". После усвоения функция перемещается из области сознательного в бессознательное в качестве автоматизированной. Уже не вся сеть участвует в создании динамической модели функции для достижения адаптационного эффекта, уже нет необходимости в непрерывной концентрации внимания на каждом этапе новой функции – поскольку произошло формирование специальной подгруппы функционирования, готовой к действию по первому требованию, которую можно привести в движение в любой момент. Таким образом, автоматизации и последующему перемещению в подсознание подвергаются все без исключения функции, от упомянутого выше целенаправленного вращения глазных яблок (которому младенец учится не без труда!) и до наиболее замысловатых двигательных (акробатика, жонглирование) и психических функций, таких, как абстрактное математическое мышление, отдельные фрагменты которого, совершенно недоступные для непосвященного, опытный математик производит автоматически.
Все приведенные выше случаи автоматизма характеризуются и тем, что каждый из них можно как произвольно привести в действие, так и произвольно переместить в сферу сознания. Так, например, автоматизм дыхания, езды на велосипеде, акробатики можно переместить в центр субъективно сконцентрированного внимания и интроспективно изучить отдельные элементы этого процесса.
Автоматизм под-сознания тем отличается от автоматизма в приведенных выше случаях бес-сознательного состояния, что произвольно он недостижим и даже попытка определить его источник наталкивается на серьезные трудности. Мы это объясняем тем, что от сознания его отгораживает своеобразный динамический барьер.
В основе явлений сознания, как и подсознания, лежит символизирующая (символотворческая) функция сети, но в ее применении обнаруживается принципиальное различие.
Сознательное символотворчество имеет целью использовать символы в качестве сокращенных названий, или "лозунгов", "позывных" больших групп импульсов для создания определенных "ситуационных моделей" внешнего мира или же определенных состояний самой сети, поскольку создание таких моделей и оперирование ими, трансформация их (как, например, трансформация отдельных выраженных словами мыслей или математических формул) необходимы для адаптационных функций человеческого организма. Такие символы адресованы прежде всего окружающему миру и служат общению с другими людьми, одновременно формируя "модель" мира в самой сети. Биологически целенаправленная, рациональная, причинно-обусловленная, необходимая для адаптации функция данной группы сетевых процессов – сознательных процессов, добавим, – является очевидной и понятной.
Однако подобную, в принципе, символотворческоую способность обрело также подсознание, то есть те психические процессы, которые не автоматизированы в том понимании, какое мы рассмотрели выше (поскольку к ним нет произвольного доступа из-за противодействия "динамического барьера") – поэтому использование этих процессов для адаптации находится под большим вопросом.
Разумеется, недоступность подсознательных процессов относительна, поскольку если бы действительно нельзя было до них добраться, мы бы о них ничего не знали.
В действительности они проявляются в снах, под гипнозом, в многочисленных болезненных или нервных состояниях, они поддаются обнаружению в процессе исследований, главным образом методом "свободных ассоциаций".
Эти символические функции подсознания, о которых здесь идет речь, бывают "навязаны" сознанию в состоянии некоторого сетевого расстройства: в виде различных навязчивых идей, страхов, принудительных действий, фобий (страх оказаться в замкнутом пространстве, боязнь открытого пространства и т.п.). Все эти функции обнаруживают удивительное постоянство, тенденцию к персистентности, абсолютную невосприимчивость ко всем аргументам опыта и доводам рассудка, будь то со стороны самого неврастеника или окружающих.
Они обладают всеми видимыми признаками "нормальных", целенаправленных сетевых действий, а именно: 1) предварительной мотивацией; 2) набором согласованных действий; 3) целью, которой эти действия подчинены. Однако все эти элементы представляют собой целое, в сумме – полностью иррациональное, на самом деле ни к данному индивиду, ни к кому-либо другому не применимое, не представляющее собой никакой реальной адаптационной функции, наоборот – приводящее человека в состояние удрученности, если он эту функцию пытается реализовать под воздействием внутреннего императива.
Таким образом, мы имеем дело со своеобразным "перевертыванием" той иерархии психических явлений, которую мы обязаны считать рациональной и правильной. Мы знаем, что существование сознания в значительной мере обусловлено наличием огромного числа подсознательных психических процессов. Так, например, высказывание определенной мысли возможно благодаря действию значительного количества проявлений психического автоматизма, в частности, внутренних обратных связей памяти, поставляющих необходимый словарный запас, далее – обратных связей, направляющих вектор высказывания (всегда говорится "о чем-то" и одновременно мысль направлена "от чего-то" к "чему-то"), а затем исключающих из сферы восприятия и мышления все факторы, способные помешать высказыванию, его организации и реализации, и т.д. и т.д.
Существование этих процессов, этих подсознательных явлений (хотя и произвольно осознанных) – своеобразная основа, "фундамента" постройки сознания, однако создается впечатление, что навязывать необходимость однонаправленности отношений, которые должны господствовать в этой области, означает предоставить сознанию полную и произвольную власть над приводимыми в движение по прихоти, бессознательными, устанавливающими и обеспечивающими его четкую работу автоматическими действиями – однако же обратные процессы, то есть доминирование бессознательных автоматических действий над сознанием, должны быть – так по крайней мере представляется на первый взгляд – невозможны.
Взаимные связи и отношения сознательного и подсознательного в действительности значительно более сложные.