На практике действия, имеющие целью стабилизацию капиталистической структуры с помощью силы, не представляются обществу открыто, эта реальная цель обычно прикрывается разного рода видимостью. Такие действия позволяет осуществлять соответствующая метафизическая доктрина, обосновывающая процессы, происходящие в системе. Цель доктрины может быть одна – внутренняя экспансия в связи с якобы недостатком каких-нибудь ресурсов (например, "жизненного пространства"), их может быть больше (доктрины, основанные на дискриминации, сегрегации членов общества на "лучших" и "худших" и т.п.), также разнообразной бывает аргументация – от псевдонаучной вплоть до крайне иррациональной (государство как мистическая общность крови и земли), – однако эти рассуждения и действия всегда имеют целью такое оправдание принятых мер, которое позволит гражданам психически адаптироваться к принудительному, навязанному положению. С точки зрения кибернетики, мы здесь имеем дело с навязыванием обществу заместительных целей вместо целей реальных и, таким образом, определенный вид патологии общественных процессов, по аналогии с патологией процессов обучения, с которыми мы уже знакомы по нейронным сетям.
Второй метод подавления осцилляции в капиталистической системе заключается в плановом перемещении фазы запаздывания обратных связей. Она является результатом исследования многих экономистов, среди прочих – Кейнс.
ГИЛАС. Ты хочешь сказать, что эти экономисты применяли кибернетические методы для решения хозяйственных проблем?
ФИЛОНУС. В определенном смысле – да, хотя они рассуждали, ничего не зная ни об обратных связях, ни о кибернетике, которой еще не было на свете, когда существовала школа Кейнса.
Кейнс создал достаточно сложную доктрину – мы рассмотрим только тот ее элемент, который неплохо иллюстрирует тенденцию сохранения капитализма при помощи изменения характеристики некоторых обратных связей системы.
Как тебе известно, Маркс в капитализме ХIХ в. открыл закон обнищания пролетариата, с одной стороны, и накопления капитала – с другой. Этот закон имел линейный характер и должен был привести – после серии усиливающихся кризисов – то есть все более бурных экономических обвалов, все сильнее разрушающих структуру системы, – к ее окончательному краху. Однако линейный характер он имел только в конкретный промежуток времени – впоследствии, благодаря определенным мероприятиям, произошло изменение характера этого закона. Я уже упоминал о зависимости между предложением и спросом, а также о перепроизводстве, которое приводит к увольнению рабочих, из-за этого покупательная способность рынка уменьшается, и эта обратная связь (рост безработицы – уменьшение спроса) вызывает кризис, которому в возрастающей осцилляции нейронной сети соответствует, как ты помнишь, "короткое замыкание" – эпилептический припадок.
ГИЛАС. Ах, так кризисы – это эпилепсия капитализма?
ФИЛОНУС. Cum grano salis можно так сказать. Так вот, Кейнс пришел к выводу, что темпы инвестиции зависят от прибыли, предполагаемой производителями, а прогнозирование прибыли, в свою очередь, зависит от рыночной ситуации. Таким образом, ситуация на рынке зависит от темпа инвестиций, а темп инвестиций зависит от ситуации на рынке.
Здесь возникают и другие производные величины, но те, о которых мы говорим, имеют решающее значение при соответствующей концентрации капитала и определенных способах производства. Поэтому Кейнс советует действовать таким образом, чтобы сдвигать определенные экономические процессы во времени, он утверждает, что легче всего регулировать темп инвестиций, если планировать их долгосрочно. Таким образом, характеристика существующей обратной связи поддается изменению. Когда снижается покупательная способность общества, следует подключить "инвестиционную скорую помощь". И тогда можно в какой-то степени притормозить колебание осцилляции. Политика постоянного вмешательства предусматривает, разумеется, наличие органов интервенции; к ним принадлежит, например, государство, которое, руководствуясь указаниями экономистов, изучающих осцилляцию параметров рынка, часть бюджета отводит на крупные заказы (инвестиции). Заметь, эти инвестиции обусловлены не реальными потребностями общества, а состоянием конъюнктуры. Это значит, что инвестиции служат не людям – точнее, не столько людям, сколько подавлению возрастающей осцилляции (спад покупательной способности).
ГИЛАС. Но у организма ведь тоже есть "скорая помощь вмешательства" в виде отрицательных обратных связей сети, которые уменьшают вредное воздействие окружающей среды (к ним относятся принципы теплообмена, давления и химического состава крови, скорость обмена веществ и т.п.).
ФИЛОНУС. Именно в этом заключается принципиальная разница между общественной структурой и организмом. Самопроизвольная осцилляция в пределах нейронной сети организма – явление ненормальное, патологическое, вызванное внутренним заболеванием или вредными импульсами извне. Система же капитализма склонна к самопроизвольной осцилляции, это, можно сказать, ее "нормальное состояние", и ликвидировать эту осцилляцию, как было до сих пор, невозможно: можно только добиться ее смягчения, уменьшения амплитуды при помощи целого ряда устройств и "буферных" действий, "посредников", из которых "инвестиционная скорая помощь" – это только одна возможность, самая важная, но недостаточная. Экономическая ситуация при капитализме является производной большого количества факторов, объединенных обратными связями. Указания экономистов, вмешательство государства стремятся ее каким-то образом регулировать; в результате получается относительное равновесие. Любое существенное изменение способов производства или окружения (мировые рынки) может сильно нарушить экономическую ситуацию.
ГИЛАС. Реальна ли такая опасность?
ФИЛОНУС. Такой реальной опасностью является начинающаяся в наше время "вторая промышленная революция", то есть массовая автоматизация производственных процессов. Эта автоматизация обычно приводит к снижению цен готовой продукции, поскольку автоматы производят быстрее и дешевле, чем человек. Здесь совпадают интересы покупателя и производителя, поскольку одни хотят дешевле покупать, другие – дешевле производить. Однако массовая автоматизация производства может привести к массовой безработице и, как следствие, к стремительному падению общественной покупательной способности. Поэтому в Соединенных Штатах она проводится, как было до сих пор, очень осторожно, ниже уровня возможности (ежегодно автоматизируется около десяти процентов предприятий, которые можно автоматизировать, при этом суммы инвестиций составляют обычно не более шести процентов капитала, инвестированного в действующее оборудование), чтобы отрицательные обратные связи не превратились в положительные. Однако общество, в котором средства производства остаются частной собственностью, не может прийти к полной или хотя бы преимущественной автоматизации производства, поскольку владение предприятиями теряет смысл, если производитель не может рассчитывать на прибыль, а как он может на нее рассчитывать, если на его (и не только на его) заводах никто не работает, следовательно, никто не зарабатывает, ergo, не может покупать его товары? То есть автоматизация подрывает такие основы системы, как товарно-денежные отношения и частные инвестиции. Критического состояния в области автоматизации капитализм еще не достиг, но этого можно опасаться уже через какие-нибудь десятки лет. Сейчас окупаемость инвестиций в определенной степени совпадает с общественным интересом, однако их соотношение не является ни окончательным, ни прочным, и изменения в системе производства приводят к росту расхождений между ними. То, что наиболее прогрессивно в техническом смысле, становится все более небезопасным в смысле прочности системы. Американские экономисты изо всех сил бьются над решением этой дилеммы. Пока им этого не удалось.
ГИЛАС. Действительно, будущее капитализма – по крайней мере достаточно отдаленное – не представляется для него в розовом свете. Но его настоящее – благодаря уменьшению экономических осцилляций, – ты ведь считаешь абсолютно прочным, уравновешенным, не правда ли?
ФИЛОНУС. Разница между организмом и обществом состоит (кроме всего прочего) и в том, что организм является изначально целым, первичностью, не сводимой ни к какой иной, в то время как государство есть величина производная. Интересы, так сказать, частей организма подчинены существованию организма как целого; ведь было бы очевидным абсурдом утверждать, что существование ноги или легкого человека важнее, чем существование самого человека. В то время как подчинение интересов индивидуума обществу может простираться лишь настолько, насколько это необходимо для данных индивидуумов, для их свободы и благополучия. В понятие этой "необходимости", разумеется, можно вкладывать самое различное содержание. Здесь мы вступаем в область разного рода нормативов, которые – все – существуют не по доказательству, а по выбору. Мы должны сами определить, каковы цели индивида, к чему он должен стремиться. Что может, а чего не должно делать с индивидом общество. Во имя чего, с какой целью существует общество как организованное целое. Эти вопросы можно продолжить. В подобных рассуждениях мы оказываемся далеко от границ кибернетики, а также социологии как науки, исследующей закономерности общественной динамики, потому что мы задаемся вопросами не о том, что в обществе происходит или может происходить, а о том, что должно происходить, чтобы люди были счастливы. А кибернетика, как любая точная наука, ничего не говорит о человеческом счастье. Однако, если мы согласуем на основании свободного выбора, в чем может заключаться самое полное удовлетворение человеческих потребностей, каковы самые обширные границы свободы, необходимой для индивидуального развития, то тогда мы можем обратиться к кибернетической социологии с вопросом: вот такая социальная модель, вот такая структура, в которой людям будут гарантированы такие-то и такие-то права, такое-то и такое-то количество степеней свободы – возможно ли существование такой структуры? Будут ли ее динамические закономерности иметь линейный характер достаточно продолжительное время или же с самого начала они окажутся нелинейными, иными словами, предсказуемыми только приблизительно? Будет ли она внутренне прочной или нет? Не обнаружит ли она тенденцию развития к потере прочности, равновесия, уменьшения степеней свободы, самопроизвольной осцилляции? Нужно ли эту структуру снабдить защитой от губительного изменения параметров? Если да, то каким образом? Может оказаться, что такую идеальную структуру невозможно реализовать – или же что это возможно, однако характеристика ее развития обнаруживает какие-то несоответствия; структура эта будет определенное время – скажем, в течение одного века – стабильной, однако потом внутри нее начнет развиваться какой-нибудь дегенеративный процесс. И по размышлении мы, быть может, отдадим предпочтение другой структуре, которая, правда, не отвечает нашим постулатам полностью, но зато дает большие возможности для развития, в особенности обеспечивает возникновение таких долгосрочных общественных механизмов, таких процессов линейного характера, что эта структура будет самостоятельно развиваться по пути растущего числа степеней свободы.
Я надеюсь, ты понимаешь, что капитализм не может быть этой структурой не только по причинам нравственного свойства, обязывающим осудить существующую в нем эксплуатацию, но и по объективным причинам его внутренней динамики, которые делают невозможным техническое развитие производства по пути полной автоматизации. Что же касается отрицательной нравственной оценки этой системы, то опять же обращает на себя внимание не только эксплуатация, но и – прежде всего – огромные психические затраты, то есть деформирование этой системой человеческой психики. Правда, эти затраты уменьшаются, в общем и целом, если осцилляцию выравнивать экономическими методами, а не методами грубой физической расправы, какие использует, к примеру, фашизм, тем не менее потери эти очень велики. Всевластие закона прибавочной стоимости влечет за собой тяжелые последствия во всех областях жизни. Работы фон Неймана показывают, что динамика общественных процессов имеет характер игры (в математическом, формальном смысле). Каждый, кто существует и намеревается выжить в капиталистической системе, должен принять ее правила игры, а они безжалостны. Никто тебя не спрашивает, хочешь ли ты принять их и сможешь ли их применить. Кто этого не умеет или не хочет, тот потерпит поражение. Экономические пертурбации, осцилляции рыночных обратных связей решают здесь человеческие судьбы. Все, что представляет какую-то ценность, одновременно является товаром. Происходит непрекращающаяся экономическая борьба, в которой побеждают не лучшие, а сильнейшие. Богатая, зажиточная капиталистическая страна, такая, как Соединенные Штаты, в некотором роде является аналогией тепловой машины, которая функционирует только при наличии разницы температур. Недостаточно одного лишь разогретого котла, машина заработает только тогда, когда тепло начнет перемещаться в область более низких температур. Поэтому каждая тепловая машина имеет в своем составе охлаждение как часть механизма. Таким "охладителем" для Соединенных Штатов являются зарубежные рынки и колониальные страны. Капитализм порождает неравномерность развития, потому что, как мы уже заметили, не всегда то, что нужно для общества, окупается с точки зрения выгоды. Эту критику можно продолжать. Можно было бы представить взаимозависимость государственной власти и экономических процессов, указать на вторичность этой власти, ее в действительности ничтожное влияние на общее течение общественной жизни. Но это и так уже не изменит негативного суждения об этой системе, которая в произведениях марксистских социологов получила справедливую оценку. Поэтому займемся лучше теперь поисками идеальной общественной структуры. Это не так-то просто – и мы не придем к какой-либо конкретной, разработанной в деталях модели, поскольку нам недостает еще очень многих необходимых сведений. Однако мы обретем уверенность, что создание такой системы находится в пределах человеческих возможностей – а это действительно много в ХХ веке, веке самых больших ожиданий и горчайших разочарований.
ГИЛАС. Сначала, как это следует из твоих рассуждений, необходимо установить ряд критериев, которым должна соответствовать идеальная система, не так ли? Это должна быть одна из многих возможных структур, такая именно, какая будет удовлетворять нашим требованиям – а эти требования мы изначально должны определить на основе наших убеждений, нашего мировоззрения. Думаю, что в самых общих словах можно было бы набросать некую программу, некий минимальный предел обязательных свобод индивидуума, которые удовлетворит совершенная структура, правда? Таким образом: полнота свободы действий, ограниченная такой же свободой других членов общества, затем – полнота индивидуального развития, законная свобода проявления собственной личности, получение образования по всем обладаемым способностям, талантам и т.п.; максимальное удовлетворение всех жизненных потребностей. Все это, разумеется, совершенно независимо от происхождения, условий рождения, расы, национальности.
ФИЛОНУС. С тобой трудно не согласиться, а однако – как ни парадоксально это прозвучит в свете того, что я говорил – я предпочел бы, разбирая постулированную "идеальную систему", исходить не из индивидуума, а из общества – точнее, сразу с обеих сторон. Ты делаешь акцент только на свободе, независимости личности, в то время как необходимо учитывать и их взаимные отношения.
Способности и черты характера людей взаимодополняются не только в труде, в сфере производства, то есть в экономической области, но и во всех остальных: в научном творчестве, в художественном, в семейной жизни, в дружбе и любви. Уровень этого взаимного дополнения определяет прочность общественных связей. В свою очередь, уровень индивидуальной свободы определяет способность общества к развитию. Наивысшая способность к дополнению при наивысшей индивидуальной свободе – вот формула нашей модели. Развитие такого общества происходит не через упрощение существующих связей, упрощение структуры и подчинение ей отдельной личности, а, наоборот, через возрастающую сложность этой структуры. Эта сложность возрастает под воздействием – подобно как в электронной или нейронной сети – увеличения информации, присутствующей в системе, увеличивающегося количества сфер деятельности, а также постоянной дифференциации потребностей, талантов, профессий, вкусов, пристрастий. Дифференцирующая, дезинтегрирующая динамика идеальной модели должна противодействовать возникновению в ней разрастающихся и коснеющих организаций, поскольку это является определенной закономерностью, которая проявляется в человеческих коллективах, существующих по принципу иерархии, коллективах с чертами автоматизма, общественно вредного (в отличие от автоматизма полезного, о котором речь впереди). Все амбиции индивидуумов должны иметь общественно организованную реализацию, пути максимального проявления, по возможности посредством трансформации стремлений общественно вредных в полезные. Растущей ответственности человека за самого себя, за собственную судьбу должно сопутствовать возрастающее ощущение связанности, дополнения с другими. Только в такой структуре, учитывающей как интересы всего общества, так и отдельной личности, может свободно протекать индивидуальное развитие при одновременном усилении адаптационной способности общества, которое должно обладать средствами и возможностями приспособления к любому изменению околоземного окружения, и даже межзвездного. Вот так я вижу эту идеальную модель, друг мой.
ГИЛАС. Но ведь это не модель, а всего-навсего постулаты, которые ты хочешь предъявить кибернетической социологии, чтобы она тебе ответила, возможно ли подобное соединение, сосуществование параметров и характеристик в одной и той же структуре. А какой будет следующий шаг?