ФИЛОНУС. Совершенно верно. Однако – минуточку терпения, пожалуйста. Оба вы, то есть ты и твоя живая копия, потерпели кораблекрушение и спаслись с утонувшего корабля. На острове нет ничего съедобного. Так вот, этот человек, то есть "другой Гилас", настолько подчиняет тебя своей воле, что ты позволяешь ему себя съесть. И вот он съедает тебя в этой печальной и полностью воображаемой ситуации до последней косточки, так что по истечении некоторого времени все материальные частицы твоего организма оказываются в его теле, более того, они создают его тело, поскольку в результате обмена веществ те частицы, которые прежде составляли его тело прежде, уже через несколько недель вышли из него. В этой ситуации я ведь могу утверждать, что теперь ты являешься этим человеком как с точки зрения структуры, так и с точки зрения материи, поскольку его мускулы, нервы, кости, мозг складываются из частиц, которые прежде составляли твою сущность. Произошел, как видишь, столь вожделенный тобою случай одновременной идентичности структуры и материи, однако ты, наверное, со мною согласишься, что ты, съеденный, не будешь иметь ни малейшей выгоды в смысле воскрешения, поскольку, по существу, выживет только человек, похожий на тебя, как близнец, и вдобавок имеющий на своей совести столь отвратительный и достойный всяческого осуждения проступок, как людоедство. А может, несмотря на это, ты считаешь, что этот людоед – ты, что это не он, а ты, съеденный, ходишь по острову и любуешься закатами? Что ты на это скажешь, Гилас?
ГИЛАС. Только то, что ты в очередной раз меня победил. Действительно, теперь я ясно вижу, что даже постулат идентичности атомов, добавленный к постулату структурной идентичности, не способствует возможности воскрешения посредством воссоздания из атомов. Воистину, ты меня победил. И все же, друг, я не могу примириться с мыслью о бренности нашей жизни и ищу в пучине материального мира какую-нибудь лазейку, какой-нибудь шанс очнуться после кончины, возможность воссоздания того бесценного сокровища, каким является осознающее себя существование. Ведь это явление – единственно верное среди разнообразных событий, это источник роскоши мышления и познания. Как же такое возможно, чтобы оно представляло собой лишь краткую вспышку, маленькую искру, гаснущую во мраке небытия? Если круговорот материальных превращений вечен, то почему не может в нем когда-нибудь овеществиться мое мыслящее "я", "я", которое представляет собой живую и чувствующую цельность, не сводимую ни к каким элементам?
ФИЛОНУС. Ну вот опять. Ты полагаешь, что твое "я" – это цельность, несводимая к элементам? В высшей степени ошибаешься, друг. Что значит твое (или любое другое) "я"? В материальном смысле, естественно, это твое живое тело, а в смысле психическом – некая абстракция, некое обобщение и равнодействующая.
ГИЛАС. Абстракция? Мое "я" – абстракция? Что ты такое говоришь?
ФИЛОНУС. Увы, друг мой, увы! Если мы проследим историю твоего "я", возвращаясь в годы твоего детства, то окажемся во времени, когда ты, начиная говорить, не называл себя "я", а определял себя в третьем лице. Ты же знаешь, что так разговаривают все дети между вторым и третьим годами жизни. Способность говорить и думать о себе "я" требует такой абстракции мышления, которая маленьким детям еще недоступна. Итак, абстракция... Ты помнишь свое начало? Начало своего сознательного существования?
ГИЛАС. Нет.
ФИЛОНУС. Не помнишь, потому что это невозможно. Ты – это ты, потому что у тебя есть память. Если бы не она, у тебя не только не было бы никаких воспоминаний, радостных или печальных, ты не помнил бы о собственных переживаниях, заботах, надеждах, ты не мог бы знать (то есть – узнавать) родителей, знакомых, друзей, более того, у тебя не было бы вообще элементарной способности учиться не только в том узком смысле, какой придает этому понятию школа, но и в самом широком. Поэтому ты бы не смог научиться ни ходить, ни действовать, ни смотреть (ведь ты же знаешь, что новорожденные еще только учатся смотреть, то есть подстраивать под краски и движения в поле своего зрения определенные образы, значения, пространственные и временные композиции, отнюдь не рождаясь с уже готовым даром постижения). Точно так же ты не мог бы, ясное дело, научиться говорить, понимать или думать, то есть ты был бы, конечно, живым, но совершенно беспомощным созданием, слепым, глухим, немым и инертным существом, и не было бы способа сформировать в тебе сознательное чувство обособленности твоего существования. Именно поэтому память о событиях, вернее, их обобщение, подчиненное определенным центрам психической жизни, иерархически более высоким, определяет твое "я". Обобщение и – вместе с тем – производное. Производное тысяч и тысяч явлений, которые имели к тебе отношение, в которых ты принимал участие, производное сотен актов выбора, решения, постановки для себя новых целей в свете предшествующих достижений, производное конфликтов и триумфов, поражений и побед как плотских, так и духовных. Все это вместе взятое из года в год, изо дня в день формировало твое "я" до тех пор, пока оно не стало соответствовать тому зрелому, в расцвете умственных сил человеку, которым ты являешься, достойный Гилас. Однако если бы мы начали уничтожать в твоем мозгу все закрепленные там воспоминания, все сведения и весь (также присутствующий в памяти) автоматизм хождения, удерживания равновесия, смотрения, слушания, твоя умственная жизнь делалась бы все более убогой, и в конце концов ты перестал бы быть самим собой и незаметным образом стал бы никем, Гилас, да, никем, пусть даже твое тело продолжало бы жить. Это была бы твоя истинная смерть, смерть твоего "я", полное его уничтожение – такого результата, достойного сожаления, мы достигли бы, исключив те структурные изменения твоего мозга, которые произошли в нем за прошедшее время. Вот каким образом представляется проблема твоего "я", наглядно сводимого к целому множеству разнообразных элементов. Что скажешь?
ГИЛАС. Да, ты действительно прав. Странно, что я сам об этом не подумал, ведь я это все хорошо знаю. Видимо, я пребываю в каком-то особенном смущении, вызванном усилием обнаружить возможности возрождения сознательного существования, ежели пропускаю в своих рассуждениях столь банальные истины.
ФИЛОНУС. Если это настолько поглощает твое внимание, мы можем рассмотреть этот вопрос. Изложи свои мысли.
ГИЛАС. Я старался размышлять как можно более строго и могу сказать, что уже пришел к определенным – пусть даже скромным – результатам. Я пытаюсь понять, нельзя ли математически рассчитать возможность такого события в будущем (после моей кончины), когда определенное количество атомов вновь сложится и соединится в структуру моего живого организма? Не напоминает ли подобная мысль желание рассчитать возможность многократного выбрасывания двенадцати очков в игре в кости?
ФИЛОНУС. Нет, подобная мысль не похожа на вычисление вероятности следующего выпадения костей, мой дорогой. Между последовательностью одинаковых выпадений костей, с одной стороны, и последовательностью существующих друг за другом во времени Гиласов – с другой, нет аналогии в том смысле, какой ты ищешь. Пожалуйста, сформулируй более четко, как ты представляешь себе такое новое пробуждение твоей осознающей происходящее личности?
ГИЛАС. Сегодня ночью, сидя на пороге своего дома, я размышлял, глядя на звезды. Рядом не было ни одной живой души. Я ощущал себя единственным сознательным существом перед лицом бесконечности, перед этими звездами, и мне подумалось, что это не просто мимолетное впечатление, но истина, ибо все вместе взятые живые создания – животные, растения, бактерии, какие только были на земле с начала ее существования до сегодняшнего дня, – представляют собой лишь микроскопически малую, ничтожную часть всей материи Космоса, которая в своей ужасающей громаде туманностей и галактик мертва до самых отдаленных своих границ. Какая же удивительная возможность, думал я, какой же редкий и счастливый случай приводит к тому, что некая мертвая песчинка, некая глыба инертной, безвольной, бесчувственной материи включается в сферу жизненных интересов, и они ее формируют, ассимилируют, превращают в ткани живого существа, она становится высшим творением бытия – мыслящим существом. А ведь такой случай, совершенно необыкновенный, уже произошел с материей моего тела. Так я размышлял под звездным небом. Подумай, друг, ведь та материя, которая наполняет мой череп, когда-то была мертвой, эти атомы фосфора, углерода, кислорода, железа бесконечно обращались в сфере ледяных туманностей, кружили в космическом мраке и вот наконец оказались на Земле и по прошествии миллионов лет, вовлеченные в орбиту эволюции, дошли до того, что превратились в мой мозг! Если же это произошло раз, то почему подобное не может повториться?
ФИЛОНУС. Тебе следовало бы стать поэтом, дорогой Гилас, так ты меня взволновал лирическим жаром своих речей. Однако что касается их познавательной ценности, тут я с досадой вынужден констатировать: она ничтожна. Ведь я уже представил тебе столь жадно искомое тобою событие, а именно – когда твой посмертный прах, твои хладные останки окажутся заново "вовлеченными в орбиту жизненных процессов" в результате поедания тебя твоим двойником на необитаемом острове. Однако ты отверг эту идею как ничего не сулящую в смысле возобновления твоего существования. Должен признать, что та ситуация в деталях своих была несколько тривиальна и далека с точки зрения романтических ценностей от той, которую ты рисовал в своем воображении под звездным небом, но что, милый мой, нас интересует в данный момент: эстетическая оценка событий или же их познавательное содержание?
ГИЛАС. И вновь ты вернул меня с небес на землю, друг. Отрезвленный, я вынужден признать, что мои высказывания были нечеткими и несколько неосмотрительными. Как же так, неужели и впрямь нельзя математически рассчитать шансы моего возобновленного существования после смерти – в сугубо материальном аспекте, отбрасывая метафизические спекуляции на тему души и ей подобных фикций?
ФИЛОНУС. Вопрос о твоем будущем существовании – это вопрос о завтрашнем веянии вчерашнего ветра. Ты представляешь собой неповторимое явление, мой милый.
ГИЛАС. Почему?
ФИЛОНУС. Если не принимать во внимание звезды, ощущение оставленности под звездным небом, стремление к бессмертию и прочие лирические ценности, то дело представляется совсем простым. Да, действительно, можно рассчитать, какова вероятность нового возникновения существа, структурно аналогичного тебе.
ГИЛАС. Вот видишь!
ФИЛОНУС. Подожди. Твое тело могло бы возникнуть, например, в лоне какой-нибудь остывающей туманности посредством особенно удачного соединения именно таких атомов, из каких ты состоишь, причем эти атомы должны были бы сойтись в одном месте и вступить между собой в соответствующие органические связи. Во всяком случае, это было бы явление скорее особенное. Скажи мне, возможно ли, что люди наткнутся в глубине залежей железной руды на современный автомобиль, возникший таким образом, что атомы железа сложились бы случайным образом в раму, мотор с поршнями, провода, колеса, кабели и кузов?
ГИЛАС. Нет, это невозможно.
ФИЛОНУС. Почему? Если спросить физика, он ответит, что его наука не исключает маловероятных событий. Тут нам приходит на помощь второй закон термодинамики, утверждающий, что чаще всего возникают состояния наиболее вероятные. После соответствующих расчетов мы получим результат, согласно которому, например, если в ближайшие семьдесят квинтиллионов лет люди будут активно разведывать залежи железной руды на ста триллионах планет Галактики, то они найдут наш автомобиль (это значит, что находка автомобиля станет фактом с большой долей вероятности). Так вот, произвольная кристаллизация из железной руды автомобиля – чрезвычайно банальное, просто обыденное событие по сравнению с самопроизвольным возникновением человеческого тела посредством стечения восьмидесяти триллионов атомов... Скажем, шансы такого события составляют один к центиллиону. Если Космос будет существовать бесконечно долго, времени у нас достаточно, и такой счастливый для тебя случай в конце концов произойдет. Ну и что из этого? То, что ты с этого "главного выигрыша космической лотереи" ничего не будешь иметь – всего лишь потому, что этот "будущий Гилас" ничем с тобою не связан и между вами нет никакой преемственности. Может быть, он уже сейчас возник в тихом уголке туманности Гончих Псов. Так ведь это он сейчас познает данную туманность и прохаживается в ее вихрях, а не ты. То же самое произошло бы и после твоей смерти. Шансы "забросить Гиласа в игру атомами" соответствуют возможности выпадения двенадцати очков в игре в кости, но здесь возникает то различие, что каждый такой Гилас есть Гилас сам по себе, а не Гилас, связанный как-то с теми другими. Между ними нет связи памяти, представляющей особую форму причинной связи.
Впрочем, по-моему, мы слишком много времени посвятили столь банальной проблеме. Вызвано это и твоим упорством в преследовании миражей "атомного воскрешения". К такому выводу не придерешься с точки зрения математики, что же касается физики, то говорить о Вселенной через сто квинтиллионов лет полностью бессмысленно, поскольку для подобных временных экстраполяций современных знаний недостаточно. Оставь, прошу тебя, эти бесплодные уловки мышления, которое (мы об этом знаем) отзывается на все, включая попрание законов разума, лишь бы замаячила надежда новой жизни. Это неверный путь.
ГИЛАС. А что, есть другой?
ФИЛОНУС. Есть. Но это путь долгий и трудный. Чтобы по нему отправиться, мы должны многое исследовать и обдумать. Готов ли ты на это?
ГИЛАС. Да.
ФИЛОНУС. Ну хорошо. Для начала представлю тебе некую картину, которая поможет нам в дальнейших рассуждениях. Помнишь, мы говорили о том, что мозг взрослого человека сформирован как бы на основании записи всего того, чему научился этот человек, что он испытал в своей жизни? Таким образом, все воспоминания, уроки, суждения и предрассудки, все знания и способности присутствуют в мозгу как определенные изменения в его структуре. А теперь представь себе, что подобно тому, как одна заряженная частица может передать свою энергию другой, незаряженной, точно так же один мозг может через столкновение или через другую форму контакта передать другому мозгу весь "груз" своей памяти. Или, говоря в более общем смысле, мозги способны обмениваться между собой всем объемом своих структурных особенностей (тех самых, которые ответственны за индивидуальные различия). Таким образом, перед нами предстает следующая картина. Индивид А живет, познает мир и других людей, в связи с чем его мозг претерпевает структурные изменения, соответствующие всем тем событиям, которые пережил А, и являются их носителями. Теперь А сталкивается с индивидом В и передает ему полный объем структурных особенностей своего мозга аналогично тому, как две частицы обмениваются электрическими зарядами. С этой минуты, после того как А и В разойдутся, все свойства личности А– то есть особенности его характера, таланты, его идиосинкразия, навыки, предпочтения, пороки и т.д. вместе с полной памятью обо всех пережитых событиях – окажутся в мозгу индивида В. Если бы такие действия мы производили вновь и вновь, возникло бы удивительное явление: отдельная индивидуальность, понимаемая как память о жизненных событиях, навыках, опыте, может кочевать, будучи передана от одного материально понимаемого индивида к другому. Мир, в котором происходили бы подобные процессы, был бы, во всяком случае, логически непротиворечив. Ба! Мы могли бы даже создать точную его модель, сконструировав, например, соответствующую группу автоматов, обладающих электронным мозгом такой конструкции, что при контакте один автомат мгновенно передавал бы другому, скажем, серию электрических импульсов – полную запись своей индивидуальной памяти. В процессе этого он сам становился бы свободным от всякой информации, как чистый лист или, если тебе больше нравится, как дитя в момент рождения, и тем самым был бы готов принять груз другой памяти, отличной от своей. Как видишь, в этом гипотетическом мире разделены два – в нашем мире неразделимые – свойства человеческого существования, то есть материальная индивидуальность, телесная идентичность организма и его психическая индивидуальность, основанная на памяти и характере. Таким образом, каждый индивид через определенные промежутки времени, не нарушая при этом своей материальной преемственности и идентичности, становится субстратом, носителем новой, абсолютно иной, чем та, что была у него до этого, психической индивидуальности. В этой ситуации могли бы происходить совершенно необычные любовные драмы, поскольку человек, влюбленный в индивидуума противоположного пола – если объект его любви psyche, а не тело – был бы вынужден без устали переносить свои чувства то на одного, то на другого в зависимости от перемещений психики возлюбленной, "кочующей" из тела в тело... Кроме того, он бы временами не знал, в какое новое тело переместилась возлюбленная, и тогда ему грозили бы совершенно непонятные и полностью чуждые переживания...
ГИЛАС. Да, очень красиво, но это все лирика, правда, в обстоятельствах, сложившихся по-иному, – а мы предполагали обсуждать философские проблемы.
ФИЛОНУС. Ты прав, признаюсь, красноречие меня увлекло.
ГИЛАС. Что же следует из представленной картины в познавательном смысле?
ФИЛОНУС. Благодаря этому наглядному примеру мы значительно приблизились к пониманию того, чем, собственно, является психическая индивидуальность, говоря точнее – к чему она сводима в физическом смысле. А именно: задумаемся над тем, что конкретно передавали мозги в нашем образном примере, что это была за вещь, что за явление, которое мы обозначили для краткости "груз памяти"? Не правда ли, это была вся совокупность структурных изменений, приобретенных мозгом за время его существования, то есть конкретный объем информации? Это слово определяет для нас кардинальный пункт наших рассуждений. В самом деле, проблема информации, ее сущности, возникновения, накопления, хранения и использования составляет самую суть кибернетики и одновременно является ключом к разгадке системы, подобной нашему мозгу.
ГИЛАС. Что же такого особенного представляет собой информация?
ФИЛОНУС. Это нечто из ряда вон выходящее, мой дорогой, информация – это не материя и не энергия, хотя и представляет собой абсолютно реальное явление. Она ни в коем случае не является материальным объектом, поскольку подобный объект может находиться одновременно только в одном месте, тогда как одна и та же информация может присутствовать во многих местах одновременно (во многих экземплярах одной и той же книжки, к примеру). Ее можно измерять методами физики – можно определить объем информации, ее количество. Ее можно пересылать с помощью материальных средств. Вне этих средств информация существовать не может, однако она не идентична им. Материя определяется законом сохранения, материю нельзя уничтожить, можно лишь превратить ее в энергию. Информацию же можно уничтожить необратимо.
ГИЛАС. Не является ли она, следовательно, видом энергии?
ФИЛОНУС. Нет. Ведь энергию, так же как и материю, нельзя – как я тебе уже сказал и как ты сам хорошо знаешь – аннигилировать, уничтожить. Энергия одного вида, например, световая, переходит в другую, например, тепловую, в то время как информацию можно уничтожить полностью.
ГИЛАС. И правда, весьма странно. Так что же это такое?