Гердеровская идея прогресса - есть идея осуществленія "человѣчности" (Humanität, Edle Menschlichkeit), постояннаго движенія къ общей связанности всѣхъ и сліянію природы и культуры въ одномъ цѣломъ.
Развѣ подобное ученіе, обращенное ко всѣмъ народамъ, какъ отдѣльнымъ самостоятельнымъ иидивидуальностямъ, призывъ связать творческіе порывы отдѣльныхъ поколѣній въ одушевленное общее стремленіе, не есть подлинно анархическое ученіе?
6) Серьезнымъ аргументомъ въ защиту общественности является фактъ непрерывнаго - въ интересахъ личности - прогресса самой общественности.
Мы говорили уже выше о неизбѣжности рабской зависимости организатора отъ организуемыхъ, вождя отъ стада; мы знаемъ о трагической необходимости для каждой индивидуальности соглашать свою "правду" съ "правдами" другихъ и строить, такимъ образомъ, "среднюю", для личности мучительную и ложную "правду".
Мы знаемъ, какъ неудержимо еще стремленіе и у современной индивидуальности игнорировать "я", какъ таковое, попирать чужое "я". Современная индивидуальность еще не останавливается ни передъ гекатомбами изъ чужихъ устремленій, ни передъ существованіемъ рабовъ.
Но, какъ говорилъ еще Фейербахъ, исторія человѣческаго общества есть исторія постепеннаго расширенія свободы личности.
Процессъ ея раскрѣпощенія шелъ стихійной силой.
Прежде всего самое развитіе общественности несло освобожденіе своему антагонисту. Крупные политическіе перевороты, революціи были одновременно новыми завоеваніями личныхъ правъ. Деклараціи, кодексы оставались ихъ памятниками. Такъ ранѣе другихъ съ возвѣщеніемъ свободы совѣсти пали религіозныя путы.
Правда, ростъ культуры есть вмѣстѣ ростъ задачъ общественнаго союза. Полномочія его расширялись и онъ закрѣплялъ свои позиціи желѣзной организаціей. Такъ - разростаніе общественности, или, какъ ея выраженія, государственной дѣятельности, знаменуется постояннымъ ростомъ бюджета.
Но, съ одной стороны, простого наблюденія политической дѣйствительности довольно, чтобы видѣть, что ростъ общественной власти, за счетъ личныхъ правъ, нынѣ возможенъ и терпимъ лишь въ области экономической. Внѣшнія организаціи, загромождающія новый міръ и пугающія насъ призраками новыхъ формъ закрѣпощенія, создаются почти исключительно въ хозяйственныхъ цѣляхъ.
Съ другой стороны, именно въ усложненіи общественности, ростѣ ея функцій и органовъ - лежитъ залогь дальнѣйшаго освобожденія индивидуальности. Прежнее общество поглощало личность, ибо послѣдняя принадлежала ему всѣми сторонами своего существованія. Контроль общественности былъ неизбѣженъ, да и самое благополучіе личности зависѣло всецѣло отъ благосклонности коллектива.
Эта централизующая сила, порожденная живыми реальными потребностями, въ наши дни болѣе не можетъ быть оправдана и мѣсто ея занимаетъ противоположная тенденція - центробѣжная.
Современный коллективъ къ тому-же слишкомъ обширенъ, чтобы опекать каждую личность. Личность находится съ нимъ въ самыхъ разнообразныхъ соотношеніяхъ и уже эта многочисленность связей позволяетъ личности ускользнуть отъ опеки и бѣжать кабалы неизбѣжной въ однородности примитивнаго общества. Ростъ соціально-экономической дифференціаціи есть, такимъ образомъ, одновременно и ростъ автономіи личности. Прогрессъ общественности становится процессомъ непрерывнаго освобожденія личности и, слѣдовательно, ея собственнаго прогресса.
Наконецъ, многообразіе современной личности дѣлаетъ рѣшительно невозможнымъ удовлетвореніе ея запросовъ собственными средствами. И прогрессирующая общественность приходитъ ей на помощь. Она даетъ личности - транспортъ, дворцы и парки, школу, музей, библіотеку.
Прогрессъ общественности и личности заключается въ углубленіи ихъ взаимодѣйствія.
7) Всесторонняя оцѣнка общественности не можетъ не поставить передъ нами и проблемы великихъ людей.
Какъ возможенъ вообще великій человѣкъ: геній, вождь, герой, выдающаяся индивидуальность?
Не есть-ли геній въ его своеобразіи, оригинальности его цѣлей и средствъ, въ его видимой враждебности всему "соціальному" - уже самъ по себѣ наиболѣе яркое отрицаніе общественности? Что связываетъ съ ней великаго человѣка, если она ему готовитъ обычно трагическую судьбу - быть непонятымъ, часто гонимымъ. Чѣмъ обязанъ онъ общественности, если сущность его индивидуальности и его творческой воли - является живымъ опроверженіемъ его психическихъ критеріевъ и ея воспитательныхъ пріемовъ?
Кому обязаны ихъ геніемъ - Сократъ, Галилей, Э. По, Толстой, "своей" общественности, міровой культурѣ или только самимъ себѣ?
Что подтверждаютъ они? Или они - совершенное исключеніе въ рядахъ общественной закономѣрности, дарвиновская "счастливая случайность"?
Я полагаю - нѣтъ! Геній - великая человѣческая радость, великій брать, который творческимъ горѣніемъ своимъ пріобщаетъ насъ вѣчности и тѣмъ даетъ самое большее доказательство любви, какое вообще можетъ быть дано человѣкомъ! Черезъ творческій полетъ генія связываемъ мы себя со всѣмъ нашимъ прошлымъ и будущимъ, въ геніи постигаемъ наши возможности, геніемъ можемъ оправдать нашу общественность.
Именно геній и есть величайшее торжество общественности, ибо что иное геній, какъ не синтезъ всего, что смутно предчувствуется, бродитъ, и не находитъ себѣ формы въ самой средѣ, взростившей генія? Геній - живой, органическій, своеобразный синтезъ, способность въ многогранной воспріимчивости объять все, доступное другимъ лишь по частямъ. Отсюда тотъ восторгъ и преклоненіе, которымъ встрѣчаютъ дѣло генія всѣ, кто узнаетъ въ немъ свои тайныя предчувствія и въ совершенной формѣ познаетъ свои собственныя стремленія. Отсюда глумленіе и ненависть всѣхъ тѣхъ, кто инстинктивно чувствуетъ въ геніи способность встать надъ уровнемъ среды и, пренебрегая всѣмъ условнымъ и относительнымъ, выявить въ творчествѣ своемъ элементы вѣчнаго - говорить не только о настоящемъ, но приподнять завѣсы будущаго!
Такъ только можетъ понимать генія анархистское міровоззрѣніе.
Такъ опредѣлялъ генія анархистъ-философъ - Гюйо. "Геній - пишетъ онъ въ изслѣдованіи "Искусство съ точки зрѣнія соціологіи" - быть можетъ, болѣе другихъ представляетъ ineffabile individuum и въ то же время онъ носитъ въ себѣ какъ-бы живое общество... Способность отдѣляться отъ своей личности, раздвояться, обезличиваться, это высшее проявленіе общительности (Sociabilitè) ...составляетъ самую основу творческаго генія"...
Бакунинъ также понималъ генія, какъ продуктъ общественности: "..Умъ величайшаго генія на землѣ не есть-ли что иное, какъ продуктъ коллективнаго, умственнаго, и также и техническаго труда всѣхъ отжившихъ и нынѣ живущихъ поколѣній?... Человѣкъ, даже наиболѣе одаренный, получаетъ отъ природы только способности, но эти способности умираютъ, если онѣ не питаются могучими соками культуры, которая есть результатъ техническаго и интеллектуальнаго труда всего человѣчества".
Существуетъ убѣжденіе, что дѣло генія - за предѣлами общественности, что судьбы послѣдней должны быть ему безразличны, что творчество его - его личная необходимость, условіе его личнаго здоровья и благополучія. Геній не растрачиваетъ своего генія, своего "священнаго огня" на "жалкій родъ, глупцовъ", "жрецовъ минутнаго, поклонниковъ успѣха". По слову Гёте, геній долженъ строить выше пирамиду своего бытія и оставаться тамъ въ творческомъ уединеніи генія. Онъ долженъ слѣдовать призывамъ Пушкина:
Подите прочь - какое дѣло
Поэту мирному до васъ!
или:
Ты царь - живи одинъ. Дорогой свободной
Иди, куда влечетъ тебя свободный умъ,
Усовершенствуя плоды любимыхъ думъ,
Не требуя наградъ за подвигъ благородный.
Анархизмъ отвергнетъ этотъ мечтательный и себялюбивый индивидуализмъ.
Кто стремится къ свободѣ, кто въ творчествѣ утверждаетъ свой идеалъ, не можетъ любить только свое, но долженъ любить человѣческое. Какъ могутъ быть ему безразличны судьбы другого человѣка, освобожденіе его, его творчество? Какъ можно запереть генія въ самовлюбленный аристократическій цехъ съ внѣземными желаніями? Отнять генія у людей - значитъ, оскопить избранника.
Правду говорилъ Крагъ: уединиться - не значитъ уйти отъ жизни. Узникъ въ оковахъ развѣ не живетъ болѣе бурно, чѣмъ всадникъ на бѣшеномъ конѣ? Монахи изъ оконъ монастыря видятъ жизнь, красныя розы, бѣлыхъ женщинъ, сладострастіе. Такая борьба - непосильна. Они устаютъ и думаютъ лишь объ общей гибели - гибели земли, угасаніи луны и солнца.
Аскезъ генія есть легкомысленная боязнь жизни, а не мудрость. Мудрость должна знать и объять все. И ей учитъ только жизнь. Монастырь родитъ соблазны и истощающія крайности.
Въ чемъ божественный смыслъ призванія избранника, какъ не въ благовѣстіи свободы? Какъ можетъ чувствовать избранникъ себя свободнымъ, если есть рабы?
И мудрый среди мудрыхъ, человѣкъ во всемъ, Пушкинъ зналъ это.
Пусть написаны имъ вышецитированныя строки. Но надо помнить его "Деревню". Надо помнить его "Пророка":
"...Обходя моря и земли,"
"Глаголомъ жги сердца людей!"
Это-ли призывъ къ самооскопленію? Есть значитъ - Богъ, совѣсть, нравственный долгъ, зовущій къ человѣку, освобожденію его? Есть силы, устремляющія уже свободнаго пророка къ его еще несвободнымъ братьямъ.
Но лучше взять итоги всей жизни поэта. Они - въ геніальной парафразѣ Горація:
"...И долго буду тѣмъ любезенъ я народу",
"Что чувства добрыя я лирой пробуждал".
И замѣчательно, что въ первоначальномъ черновомъ наброскѣ поэтъ говорилъ иначе:
"...И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,"
"Что звуки новые для пѣсенъ я обрѣлъ".
Но формула эта казалась поэту недостойной его, какъ человѣка и поэта, и вѣнецъ дѣятельности своей онъ нашелъ въ томъ, что не замкнулся въ одиночествѣ.
И такъ должно быть! Истинно свободный, послѣдовательно, до конца идущій человѣкъ не можетъ отказаться отъ человѣка. Чѣмъ выше призваніе его, тѣмъ менѣе можетъ оно заключать презрѣнія къ человѣку и его цѣлямъ. Презрѣть ихъ - значило бы презрѣть самую человѣческую природу, значило бы впасть въ самый тяжкій человѣческій грѣхъ."Міръ и мы одно - поучаетъ мудрый Тагоръ. - Выявляя себя, мы служимъ міру, спасаемъ міръ, спасаемъ другіе "я"."
Нѣтъ формулы болѣе скомпрометированной, болѣе фальшивой, чѣмъ формула - "общее благо". Но для вождя она должна звучать иначе. Его свобода и радость - въ свободѣ и радости другихъ. Упраздненіе рабовъ - и обезпеченіе "общаго блага" - такая же необходимая предпосылка подлиннаго индивидуалистическаго міросозерцанія, какъ совершенный индивидуализмъ есть условіе свободной общественности.
Подведемъ итоги.
Взвѣсивъ доводы - за и противъ общественности, мы полагаемъ, что анархистское міровоззрѣніе, если оно желаетъ быть живой, реальной силой, а не отвлеченнымъ умствованіемъ аморфнаго индивидуализма - должно оправдать общественность.
Въ ней мы родимся, изъ нея черпаемъ питательные соки, ее же обращаемъ въ орудіе нашего освобожденія. И сама общественность, помимо нашей воли, внѣ нашего сознанія врывается въ нашъ личный жизненный потокъ. Это - неотразимый фактъ, и было бы недостойной анархиста трусостью - забыться въ пустомъ, но самодовольномъ отрицаніи. Было бы напраснымъ отрицать живущее во всѣхъ насъ "чувство общественности". Чаадаевъ былъ правъ, восклицая въ "Философическихъ письмахъ": "Наряду съ чувствомъ нашей личной индивидуальности мы носимъ въ сердцѣ своемъ ощущеніе нашей связи съ отечествомъ, семьей и идейной средой, членами которыхъ мы являемся; часто даже это послѣднее чувство живѣе перваго".
Это - справедливо. Чувство общественности - намъ имманентно. Оно родится и растетъ съ нами.
Но общественность есть лишь связность подлинныхъ реальностей - своеобразныхъ и неповторимыхъ. Поэтому общественность не можетъ быть абсолютной цѣлью личности. Она не можетъ быть безусловнымъ критеріемъ его поступковъ. Она - есть средство въ осуществленіи личностью ея творческихъ цѣлей.
ГЛАВА III.
Анархизмъ и раціонализмъ.
Быть-можетъ, еще большія опасности, чѣмъ крайности абсолютнаго индивидуализма, для анархистской мысли представляетъ тотъ раціоналистическій плѣнъ, въ которомъ она находится доселѣ.
Что такое раціонализмъ?
Культъ отвлеченнаго разума, вѣра въ его верховное значеніе въ рѣшеніи всѣхъ - равно теоретическихъ и практическихъ задачъ.
Раціонализмъ - міровоззрѣніе, которое въ единомъ мірѣ опыта устанавливаетъ и противополагаетъ два самостоятельныхъ и несоизмѣримыхъ міра - міръ матеріальный, вещный и міръ мысли, духовный. Только послѣдній міръ намъ данъ непосредственно, второй - міръ явленiй (феноменализмъ), міровой механизмъ познается разумомъ и въ его дѣятельности получаетъ объясненіе, раціональное обоснованіе.
Однако, посягательства разума идутъ еще далѣе.
"Основнымъ принципомъ всякаго раціонализма - пишетъ проф. Лопатинъ, - является утвержденіе полнаго соотвѣтствія между бытіемъ и мышленіемъ, ихъ внутренняго тождества; иначе никакъ нельзя было-бы оправдать притязанiй нашего разума познать истину вещей путемъ чисто умозрительнымъ, отвлекаясь отъ всякой данной дѣйствительности; а въ этихъ притязаніяхъ самая сущность раціонализма. Но такое предположеніе всецѣлаго соотвѣтствія бытія и мысли въ своемъ послѣдовательномъ развитіи неизбѣжно приводитъ къ признанію логическаго понятія о вещахъ за всю ихъ сущность и за единственную основу всей ихъ дѣйствительности. Черезъ это рацiонализмъ переходитъ въ "панлогизмъ" - ученіе о такомъ абсолютномъ понятіи, "въ которомъ никто и ни о чемъ не мыслитъ", и которое "предшествуетъ и всему познающему и всему познаваемому".
Это - раціонализмъ въ его крайнемъ философскомъ выраженіи.
Между тѣмъ, раціонализмъ есть многообразное явленіе, проникающее всѣ сферы человѣческаго творчества. И потому онъ можетъ быть изслѣдуемъ въ различныхъ планахъ: какъ міросозерцаніе, какъ культурно-историческое явленіе, какъ политическая система.
Въ дальнѣйшемъ изложеніи мы будемъ имѣть дѣло съ раціонализмомъ въ смыслѣ міросозерцанія, въ смыслѣ слѣпой энтузіастической вѣры въ конечное, всепобѣждающее, творческое значеніе разума.
Раціонализмъ характеризуется прежде всего безусловнымъ отрицаніемъ опыта, традицій, историческихъ указаній. Онъ - глубокій скептикъ. Въ его глазахъ религіозныя системы, мифы, разнообразныя формы коллективнаго, народнаго творчества не имѣютъ никакой цѣны. Все это - варварскій хламъ, рабскій страхъ или разгулъ инстинктовъ, существующій лишь до тѣхъ поръ, пока къ нимъ не подошелъ съ формальной логикой раціоналистическій мудрецъ.
Но этотъ безпредѣльный скептицизмъ, это безпощадное отрицаніе всего порожденнаго жизнью и опытомъ живетъ въ раціонализмѣ рядомъ съ страстной вѣрой въ разумъ, способный собственными силами все разрушить и все построить.
Скептическій, разсудочный, анти-историческій раціонализмъ "искусственному" противопоставляетъ - "вѣчное", "естественное", согласное съ "законами природы", открываемое и построяемое человѣческимъ разумомъ. Онъ говоритъ объ естественной религіи, естественномъ правѣ, естественной экономикѣ. Онъ создаетъ, наконецъ, "естественнаго" человѣка - человѣка-фикцію, безъ плоти и крови, средняго абстрактнаго человѣка, лишеннаго какихъ бы то ни было историческихъ или національныхъ покрововъ.
Въ этомъ своеобразномъ индивидуализмѣ, усвоенномъ всѣми раціоналистическими системами, не остается мѣста для живой, конкретной, оригинальной личности.
Раціонализмъ знакомъ самымъ раннимъ человѣческимъ культурамъ. Государственная наука греческихъ софистовъ впервые говоритъ объ естественномъ среднемъ человѣкѣ. Платоновское государство мудрыхъ - гимнъ человѣческому разуму. Аристотель учитъ о "среднемъ" гражданинѣ и "средней" добродѣтели.
Римская культура оставляетъ одинъ изъ величайшихъ памятниковъ раціоналистической мысли - систему гражданскаго права, въ абстрактныя и универсальныя формулы котораго улеглась кипучая правовая жизнь цѣлаго народа. Раціоналистами оставались римляне и въ религіи. По выраженію одного историка, римская религія - "сухая, безличная абстракція различныхъ актовъ человѣческой жизни... Культъ - скучная юридическая сдѣлка, обставленная многочисленными и трудными формальностями"...
Раннее средневѣковье съ общиннымъ землевладѣніемъ, феодальной эксплоатаціей, отсутствіемъ крупныхъ промышленныхъ центровъ, не могло быть благопріятнымъ для успѣховъ раціоналистическаго мышленія. Средоточіемъ его становится городъ уже послѣ трехвѣковой побѣдоносной освободительной борьбы противъ феодаловъ. Первымъ "раціоналистомъ" былъ городской купецъ-авантюристъ, бандитъ, но піонеръ европейской цивилизаціи. Смѣлая, энергичная, свободолюбивая натура, первый путешественникъ, первый изслѣдователь чужихъ странъ, объѣзжаетъ онъ въ погонѣ за прибылью отдаленнѣйшіе края, ареной своихъ хищническихъ подвиговъ дѣлаетъ весь доступный ему міръ, изучаетъ чужіе языки и нравы, полагаетъ основаніе международному обороту.
Страница въ исторіи экономическаго развитія человѣчества, которую называютъ наиболѣе трагической - эпоха первоначальнаго накопленія капитала послужила исходной точкой для пышнаго расцвѣта раціонализма.
Капиталъ, увѣнчавшій походы купцовъ-авантюристовъ, дезорганизуетъ средневѣковый ремесленный строй съ его опекой, освобождаетъ средневѣковаго человѣка отъ путъ корпоративныхъ связей, подготовляетъ разложеніе крѣпостного права. Эти глубокіе революціонные процессы, открывшіе дорогу свободной иниціативѣ личности, не могли не поднять и самаго значенія ея. Идеологическія конструкціи, слагающіяся на этой почвѣ - религіозныя, философскія, политическія - пріобрѣтаютъ раціоналистическій характеръ.
Подъ знакомъ раціонализма идутъ величайшія освободительныя движенія эпохи - реформація и ренессансъ.
Ренессансъ родитъ гуманизмъ - тріумфъ личнаго начала. Гуманизмъ рветъ всѣ общественныя цѣпи, разрушаетъ всѣ связи. Изъ подъ обломковъ средневѣковой коммуны - подымается человѣкъ. Въ индивидуалистическомъ экстазѣ ренессансъ воздвигаетъ алтари человѣку. Красота человѣка, права человѣка, безграничныя возможности человѣка - вотъ темы ренессанса, по выраженію его живописнаго историка Моннье. Подобно античному міру, ренессансъ знаетъ только одну аристократію - аристократію ума, таланта. "Боги улетаютъ - восклицаетъ Моннье - остается человѣкъ!"
Итальянскій городъ былъ только предвѣстникомъ мощнаго раціоналистическаго вихря. Съ стихійной быстротой перебрасывается онъ во всѣ европейскіе центры, сбрасывавшіе феодальныя путы, и копившіе въ стѣнахъ своихъ сытое и просвѣщенное бюргерство.
Вихрь, поднявшійся изъ ренессанса, крѣпнетъ съ успѣхами европейской техники. Тріумфы торговаго капитализма, обезземеленье крестьянъ и образованіе пролетаріата, ростъ мануфактуры, предчувствіе того разгула свободной конкурренціи, который долженъ былъ окрасить первые шаги капитализма - были событіями, укрѣплявшими въ мыслившемъ и дѣйствовавшемъ человѣкѣ вѣру въ самоцѣнность человѣческой личности, силы ея разума, безграничность ея возможностей.
Философская, историко-политическая, правовая, экономическая мысль - всѣ - подъ гипнозомъ всесильнаго разума.