Все случившееся представляет собой неразрешимую загадку. Когда что-то непостижимое вторгается в повседневную жизнь, то оно должно быть объяснено. Когда-то история была на стороне чудес, которые воспринимались как должное, не вызывая никаких вопросов. Теперь же как должное воспринимается скептицизм, и он тоже не вызывает никаких вопросов. Чудеса, таким образом, предстают как досадная проблема, особенно когда мы пытаемся распутать ту невообразимую неразбериху, которой окружен Бог.
Чтобы быть реальными, должны ли чудеса быть реальными и для Бога? Нет. Когда Томас Джефферсон редактировал свою собственную версию Нового завета, он удалил оттуда все чудеса, не утратив при этом веры. Из четырех евангелий только Евангелие от Иоанна рассказывает историю Иисуса, не упоминая ни о чудесах, ни о непорочном зачатии, ни о рождестве. Одно очевидно: в каждой вере есть вероисповедания, признающие Бога, но не признающие чудес. Но для скептиков сверхъестественное служит в качестве "заумного" словца, с помощью которого они стремятся придать своему невежеству видимость достоверности. В главе, посвященной "мишуре чудесного", Кристофер Хитченс язвит по поводу того, что "эпоха чудес, похоже, осталась где-то в прошлом. Если бы религиозные люди были умны или хотя бы немного доверяли своим убеждениям, они должны были бы приветствовать закат этой эпохи обмана и фокусничанья".
У большинства чудес однако нет звездного исполнителя, проделывающего поразительные фокусы. Иисус был исключением. Более привычным было явление Девы Марии вроде того, которое произошло в богом забытой деревеньке Нок в Западной Ирландии в 1879 году. Две женщины, шедшие под дождем, вдруг увидели светящуюся живописную картину на задней стене местной церкви. Они позвали соседей, общим числом 13 человек, и вместе они стали свидетелями явления Девы Марии, в белых одеждах, золотой короне и с молитвенно сложенными руками, каковую картину они наблюдали свыше двух часов. Подле Марии стояли святой Иосиф и Иоанн Богослов; перед ними был алтарь, окруженный ангелами. Возраст зрителей был самый разный: от 5 до 75 лет. Все они были с пристрастием допрошены отцами церкви на предмет достоверности виденного, первый раз в том же году, а последний в 1936-м. Другие селяне, не поспешившие по зову соседей на площадь и не видевшие эту сцену, рассказывали, что видели яркий свет, полыхавший в том месте, где стояла церковь, а в окрестностях в это время произошло несколько случаев чудесного исцеления. В любом случае, ничто не указывает на то, что это были проделки сценического иллюзиониста. Кто-то может пожать плечами, сочтя это событие обманом, массовой галлюцинацией или феноменом, ждущим своего объяснения; несомненным однако остается одно: все видевшие это были убеждены и верили в то, что они видели.
Хитченс, безусловно, ошибается, называя чудеса "жалкими и мишурными". Но что бы он ни говорил, нельзя отрицать того факта, что религия, так сказать, спускает сверхъестественное с неба, то есть из другого, невидимого измерения, на землю. Блаженный Августин однажды заявил: "Я бы не стал христианином, если бы не чудеса". На тех, кто верит в чудеса, лежит бремя ответственности: они должны доказать, что чудеса могут существовать, спокойно обходясь без логики, рассудка и науки. Мы уже видели ограниченность и недостатки топорной логики, разума, проникнутого предубеждениями, и псевдонауки. Скептикам не под силу опровергнуть чудеса, поэтому они занимаются топорной работой, стремясь создать видимость доказательств. У веры сильная позиция, и не только потому, что накоплена масса отчетов и свидетельских показаний о случаях чудесных исцелений, которые, кстати, происходят и в наши дни. Имеющий веру зрит Бога во всех аспектах творения. Все мудрые традиции мира утверждают, что есть только одна реальность, которая охватывает все мыслимые и немыслимые феномены. Если чудесам дать шанс, они впишутся в реальность так же верно, как планеты, деревья, ДНК и закон гравитации.
Исцеление на глазах у ученого
Для признания того факта, что чудеса существуют, требуется два этапа. Во-первых, мы должны разрушить стену, отделяющую естественное от сверхъестественного. К счастью, сделать это довольно легко, поскольку стена эта искусственная. Основой всего сущего в физическом мире служит квантовая сфера. Если что и заслуживает названия "зоны чудес", то это природный уровень. Здесь законы, делающие чудеса "невозможными", ведут себя слишком капризно и изменчиво, а ограничения, накладываемые пространством и временем, как мы их знаем, не имеют силы.
Одним из наиболее почитаемых современных католических святых был итальянский священник Падре Пио (1887–1968), который повергал церковных иерархов в испуг и трепет, собирая огромные толпы верующих из числа обычных людей. Помимо исцеления больных, одним из чудес, которые демонстрировал Падре Пио, была билокация, то есть одновременное появление в двух и более местах сразу. Если бы явление происходило на квантовом уровне, чудеса были бы простым делом. Каждая частица во Вселенной может переходить в иное состояние – состояние волны, характерное для квантового поля, но вместо того чтобы существовать в двух местах одновременно, такие волны существуют одновременно повсюду.
Но Падре Пио не был квантом; поэтому поведение, свойственное тончайшему природному уровню, не может автоматически передаваться грубому уровню, на котором существуем мы. Должен быть второй этап доказательств, показывающий, что слияние естественного и сверхъестественного осуществляется вокруг нас. Скептики считают этот этап невозможным, но это к делу не относится, ибо свидетелями сверхъестественных явлений были сами ученые. Были проведены сотни контролируемых экспериментов в таких областях науки, как, например, психические феномены. Когда ученый видит реальное чудо, то внутренний конфликт, который он при этом испытывает, оказывается необычайно острым.
В мае 1902 года молодой французский врач из Лиона Алексис Каррель сел на поезд, направлявшийся в Лурд. Его друг, тоже врач, попросил его сопровождать группу больных, которые намеревались совершить паломничество в известный храм в надежде обрести там исцеление. Как правило, умирающим запрещается куда-либо ездить, но Мари Байи тайком пробралась на тот же поезд, на котором ехал Алексис. Она умирала от туберкулеза, который дал осложнения, – от той самой болезни, от которой скончались ее родители. У нее был твердый живот, раздувшийся от перитонита; лионские врачи отказались ее оперировать, ибо риск того, что она умрет во время операции, был крайне велик.
Во время путешествия Карреля вызвали к Байи, поскольку женщина находилась в полубессознательном состоянии. Он обследовал больную, подтвердил диагноз – туберкулезный перитонит – и предсказал, что больная до Лувра не доживет. Но по прибытии в Лувр Байи оставалась еще в сознании, и когда она, вопреки совету врача, настояла на том, чтобы ее отнесли к целебным водам, Каррель вызвался сопровождать ее. Читатель без труда установит, что я пересказываю здесь знаменитое Дело № 54, официальный медицинский отчет о чудесном исцелении Мари Байи, один из самых известных в истории Лурда. Однако в деле ничего не сказано о докторе Карреле, а его присутствие делает повествование куда более интригующим и загадочным.
Байи на носилках отнесли к целебному источнику, оборудованному в виде бассейна, но она была слишком слаба, чтобы окунуться в воду. Хотя ей было-то всего лет 25–26, но к этому моменту она в дополнение к туберкулезу успела перенести и приступ менингита, каковой она приписала действию целительных вод Лурда. Короче говоря, она настояла на том, чтобы в лейку зачерпнули воды из бассейна и полили этой водой ее раздувшийся живот. Каррель, который был помощником профессора анатомического отделения медицинского факультета Лионского университета, стоял за ее носилками и делал заметки. Когда облили водой живот, прикрытый шерстяным одеялом, Байи попросила полить ее еще раз (эта процедура оказалась менее мучительной), а затем третий раз (на сей раз она испытала очень приятное чувство).
Примерно через полчаса ее раздувшийся живот под одеялом обмяк, а затем стал совершенно плоским. При этом никаких выделений из тела (ни гнойных, ни каких-либо других) не наблюдалось. Каррель осмотрел пациентку. Твердая гноящаяся масса, которую он обнаружил в поезде, полностью исчезла. Через несколько дней Байи вернулась в Лион и рассказала родным об этом чуде. Она стала активным членом благотворительного католического ордена, который заботился о больных, и умерла в 1937 году в возрасте 88 лет. Медицинское обследование, проведенное после ее чудесного исцеления, установило, что у нее не осталось ни малейших следов туберкулеза; следует еще сказать, что она прошла все физические и психологические тесты.
Среди несметного количества больных, посещавших Лурд (а их насчитывается сотни тысяч), число подтвержденных случаев исцеления, зафиксированных местным Медицинским бюро, крайне мало. Хотя в случае с Байи два других врача, помимо Карреля, тоже удостоверили ее исцеление, католическая церковь в 1964 году отказалась рассматривать этот случай как чудо. В качестве разумного довода отцы церкви приводили тот факт, что присутствовавшие врачи не приняли в расчет возможность ложной беременности. Скептики уцепились за этот диагноз как за спасительный, хотя ложная беременность не связана с образованием твердых уплотнений в районе живота, которые прощупывал врач во время обследования больной; также представляется невероятным, чтобы Байи смогла убедить нескольких врачей в том, что она умирает, если она не умирала, или что ее живот в течение получаса стал плоским без видимых выделений. Но больше всего меня привлекает в данном случае Алексис Каррель, поскольку он выступает в качестве уполномоченного той внутренней борьбы между верой и разумом, которую мы наблюдаем. Будучи непосредственным очевидцем исцеления, Каррель тем не менее вернулся в Лион без малейшего намерения опубликовать отчет о случившемся. В Лионском университете того времени, особенно на медицинском факультете, были весьма сильны антиклерикальные настроения. К несчастью для него, местная газета растрезвонила историю об исцелении Байи, и она вызвала сенсацию. Каррель упоминался как один из свидетелей и, под давлением обстоятельств, вынужден был написать отчет об этом событии. Он попытался было выгородить себя и уйти от прямого ответа, заявив, что хотя виденное им и было реальностью, но оно, должно быть, имеет какую-то неизвестную естественную причину. Но попытка отсидеться за стенами кончилась для него плачевно. Когда эта новость достигла медицинского факультета, старший профессор сказал ему: "Излишне говорить, сударь, что с такими взглядами, как ваши, вы никогда не станете членом нашего факультета. У нас нет места для таких, как вы".
Убедившись, что ему не светит даже должность врача в местной больнице, Каррель эмигрировал в Канаду, а оттуда в Соединенные Штаты, где в 1906 году поступил в только что основанный Рокфеллеровский институт медицинских исследований. Виденное им не отпускало его до конца дней, но он так и не стал верить в чудеса, да и вообще не стал верующим: хотя он и воспитывался в благочестивой религиозной семье и учился в иезуитской школе, но к тому времени, когда стал врачом, он отошел от католичества. Но его жизнь была отмечена еще одним необычным событием, которое скорее следует расценивать как удачное, а не чудесное стечение обстоятельств. В 1894 году, когда Каррель был еще молодым хирургом, на тогдашнего президента Франции Сади Карно было совершено покушение: наемный убийца ранил его ножом в живот, серьезно повредив большую брюшную вену. В то время не существовало надежной хирургической техники для зашивания больших кровеносных сосудов, поэтому Карно жестоко страдал и умер через два дня.
Это побудило Карреля начать изучать анатомию кровеносных сосудов, способы их соединения и методы их хирургического сращивания. За свои исследования он в 1912 году был удостоен Нобелевской премии в области медицины. По возвращении во Францию он снова обратился к столь поразившему его воображение делу Байи и периодически наезжал в Лурд в надежде стать очевидцем еще одного подобного чуда и найти ему естественное объяснение. В 1910 году он стал свидетелем того, как к одиннадцатимесячному младенцу, родившемуся слепым, неожиданно вернулось зрение. Но он так и не нашел удовлетворительного ответа на смущавшие его загадки. В 1948 году, после выхода в свет его мемуаров "Путешествие в Лурд", опубликованных спустя четыре года после его смерти, вокруг имени Карреля разгорелась нешуточная полемика. Журнал "Сайентифик Американ" в 1994 году опубликовал скептическую статью о нем (хотя и с похвалой отзывался о его исследовании кровеносных сосудов), но это никак не изменило отношения к нему со стороны верующих католиков, среди которых он пользовался горячей защитой и поддержкой.
Так к чему или куда отнести чудеса, чтобы поддержать веру? Они – ярчайший пример истины: "Во что веришь, то и видишь". Верующие склонны принимать чудеса как они есть; скептики склонны не признавать их вообще. В принципе, это очевидно, но мы можем пойти чуть дальше. Если факторы, сокрытые в уме, навязывают вам то или иное образное восприятие, тогда вся проблема поиска непоколебимых доказательств может попросту оказаться отвлекающим маневром.
Настоящая проблема однако в том, как объединить естественное и сверхъестественное, чего, собственно, и добивался доктор Каррель. Отделять одно от другого уже давно стало привычным. Наука стремится укладывать все явления в один ментальный ящик, а чудеса – это уже другой ментальный ящик. Прошло время, когда эти ящики должны были храниться запечатанными. Я хочу сказать, что вовсе не нужно отменять чудеса, чтобы оберечь науку; как раз напротив. Когда Эйнштейн заявил, что любое научное открытие невозможно без чувства трепета и чуда, он отнюдь не страдал разжижением мозгов. Во Вселенной, где видимая материя составляет только 0,01 % от общего объема творения, было бы глупо заниматься наукой без ощущения того, что реальность невероятно загадочна. Темная материя в чем-то сродни святому: если первая существует на границе неизведанного, то второй существует там же – без пищи. Упрощенная логика и устаревшая наука, взятые на вооружение Докинзом и компанией, даже отдаленно не приближаются к разгадке того, как действует реальность.
В 1905 году Папа Пий X издал указ: прежде чем признать любое исцеление в Лурде как чудесное, оно должно пройти тщательные медицинские контроль и обследование. К нынешнему времени, после досконального критического разбора и расследования, официально признаны в качестве чудес 67 случаев исцеления. Самый последний, от 2002 года, случился с французом, который излечился от паралича, – событие, которое двадцать врачей Медицинского бюро в Лурде назвали "поистине замечательным". Конечно, этот случай весьма далек от чудесного; здесь, как говорится, дистанция огромного размера. Но разве дело в числах? Все, что требуется, – не суммировать все предполагаемые чудеса, случившиеся в истории человечества (а их тысячи), но объяснить хотя бы одно. Сверхъестественное не будет признано действительным или достоверным, пока не будет связано с естественным; раздельный мир удовлетворяет только верующих, которые такие же скептики, но наоборот: они приемлют чудеса столь же легко, сколь легко их противники эти чудеса отвергают.
Есть только одна реальность, и она бесконечна. Если просто разрубать или разрезать реальность на куски, подобно буханке хлеба, то от этого она не становится более понятной. Тем более если куски, которые отдают чем-то сверхъестественным, просто выбрасывают. Да, наука делает все более и более тонкие разрезы, подбираясь все ближе к самим истокам материи и энергии. Но если претенциозно заявлять, что хлеб возможен только в нарезке, отрицая наличие целой буханки, то это грубая ошибка. Возможно, это сравнение слишком убого, зато оно наглядно показывает, какую именно ошибку делает современная наука: она изящно разрезает природу на куски и пакует ее в крошечные пакетики знаний, упуская при этом чудесность целого.
Естественное/Сверхъестественное
Исцеление Мари Байи может показаться сверхъестественным, но оно было окружено будничными явлениями. Ее болезнь протекала нормально. Если бы течение болезни шло в естественном русле, она бы завершилась смертью. И вдруг, без всякой очевидной причины, швы повседневного существования взяли да и разошлись. Какое вероятное объяснение было бы здесь наиболее разумным и логичным? Кое-какие наметки на этот счет существуют, и они были даны десятилетия назад одним из самых блестящих пионеров в области квантовой физики Вольфгангом Паули, который сказал: "Мое личное мнение таково, что в науке будущего реальность не будет ни "психической", ни "физической", а в какой-то степени и той и другой, а в какой-то степени никакой". Используя термин, которого наука всячески избегает – "психический", – Паули как бы намекает на некую высшую тайну.
Колоссальный физический организм, который мы называем Вселенной, ведет себя скорее как ум, нежели как машина. Как вообще ум нашел способ проявить себя в качестве физического мира? Этот вопрос подводит нас к слиянию естественного и сверхъестественного, поскольку сверхъестественен сам факт того, что существует нечто сверхъестественное – существует в буквальном смысле вне всяких правил и законов естественного мира.
Сверхъестественные события, здесь и сейчас
Вне правил и объяснений
● Никто не в состоянии продемонстрировать, в какой момент простые молекулы, вроде молекул глюкозы в головном мозге, становятся сознательными. "Мыслит" ли сахар в крови, когда он попадает в мозг? В пробирке он не мыслит. Так в чем же разница?
● Ткани автоматически исцеляются, когда они поражаются или оккупируются болезнетворными организмами. Целительная система организма спонтанно оценивает уровень повреждения и вносит необходимые исправления. Объяснение, что машина смогла научиться ремонтировать или чинить саму себя, здесь совершенно неприемлемо. Законы природы непреклонны и диктуют, что физическая поломка – вещь постоянная: машины сами не заклеивают и не надувают проколотую шину. Поврежденные организмы, если они подчиняются тем же физическим законам, тоже должны оставаться поврежденными, но некий фактор X все это меняет.