- Твое имя среди непосвященных?
- Антуан Сен-Жюст.
- Твое имя среди избранных?
- Смирение.
- Где ты увидел свет?
- В ланской ложе Человеколюбивых.
- Сколько тебе лет?
- Пять.
Новый кандидат подал условный знак, указывавший, что он является подмастерьем масонского братства.
- Почему ты хочешь подняться еще на одну ступень и быть принятым нами?
- Человеку свойственно стремление к вершинам: наверху воздух чище, а свет - ярче.
- Есть ли у тебя кумир?
- Женевский философ, естественный человек, бессмертный Руссо.
- Есть ли у тебя поручители?
- Да.
- Сколько их?
- Двое.
- Кто они?
- Робеспьер-старший и Робеспьер-младший.
- С каким чувством ты вступаешь на избранный тобою путь?
- С верой.
- Куда этот путь должен привести Францию и весь мир?
- Францию - к свободе, а мир - к освобождению.
- Что ты готов отдать ради того, чтобы Франция и весь мир достигли этой цели?
- Жизнь! Это единственное, чем я владею, потому что свое состояние я уже отдал.
- Итак, ты готов идти сам по пути свободы и увлекать за собой по мере своих сил и возможностей окружающих тебя людей?
- Я пойду по этому пути сам и буду стараться увлечь за собой других.
- Итак, по мере своих сил и возможностей ты уничтожишь любое препятствие на своем пути?
- Уничтожу.
- Свободен ли ты от всех прошлых обязательств, а если данное тобою ранее обязательство противоречит теперешним обещаниям, готов ли ты его нарушить?
- Я свободен от обязательств.
Председатель переглянулся с шестью верховными членами в масках.
- Братья! Вы все слышали? - спросил он.
- Да! - в один голос ответили верховные члены ордена.
- Он сказал правду?
- Да, - снова ответили те.
- Согласны ли вы, что он достоин быть принятым?
- Да, - подтвердили они.
- Готовы ли вы принести клятву? - спросил председатель у кандидата.
- Готов, - сказал Сен-Жюст.
Председатель слово в слово повторил в три приема ту же клятву, что он продиктовал Бийо, и после каждой остановки председателя Сен-Жюст твердым, пронзительным голосом отвечал:
- Клянусь!
После того как клятва была принесена, невидимый брат отворил ту же дверь, и Сен-Жюст все такой же напряженной походкой автомата удалился из зала, не испытав, по-видимому, ни сомнения, ни сожаления.
Председатель обождал, пока затворилась дверь в крипту, и громко провозгласил:
- Третий!
Опять приподнялся гобелен, и третий кандидат появился на пороге.
Как мы уже сказали, это был господин лет сорока - сорока двух, с румянцем во всю щеку, прыщеватый, проникнутый, несмотря на эти несколько вульгарные признаки, аристократизмом с оттенком англомании, с первого взгляда бросавшейся в глаза.
Его платье, хотя и элегантное, было строгого покроя, входившего во Франции в моду, что объяснялось развитием наших отношений с Америкой.
Его походку нельзя было назвать нетвердой, но она не имела ничего общего ни с уверенной поступью Бийо, ни с напряженными движениями Сен-Жюста.
В нем чувствовалась нерешительность, свойственная его натуре.
- Подойди! - приказал председатель.
Кандидат повиновался.
- Твое имя среди непосвященных?
- Луи Филипп Жозеф, герцог Орлеанский.
- Твое имя среди избранных?
- Равенство.
- Где ты увидел свет?
- В парижской ложе Свободных Людей.
- Сколько тебе лет?
- У меня больше нет возраста.
Герцог подал условный знак, указывавший на то, что он был облечен саном розенкрейцера.
- Почему ты хочешь быть принятым нами?
- Я все время жил среди аристократов, теперь хочу жить среди людей. Я все время жил среди врагов, теперь хочу жить среди братьев.
- Есть ли у тебя поручители?
- У меня их двое.
- Как их зовут?
- Отвращение и Ненависть.
- С каким чувством ты вступаешь на избранный тобою путь?
- С жаждой мщения.
- Кому ты собираешься мстить?
- Тому, кто от меня отрекся, тому, кто меня унизил.
- Что ты готов отдать для достижения этой цели?
- Состояние!.. Больше чем состояние - жизнь!.. Больше чем жизнь - честь!
- Свободен ли ты от всех прошлых обязательств, а если данное тобою ранее обязательство противоречит теперешним обещаниям, готов ли ты его нарушить?
- Со вчерашнего дня я пренебрег всеми обязательствами.
- Братья, вы все слышали? - спросил председатель, оборачиваясь к верховным членам в масках.
- Да.
- Знаком ли вам тот, кто готов вместе с нами делать общее дело?
- Да.
- Согласны ли вы принять его в наши ряды?
- Да, только пусть принесет клятву.
- Знаешь ли ты клятву, которую должен произнести? - спросил председатель у принца.
- Нет, скажите ее, и, какая бы она ни была, я готов ее повторить.
- Это страшная клятва, особенно для тебя.
- Она не страшнее полученных мною оскорблений.
- Это будет настолько страшная клятва, что, после того как ты ее услышишь, ты волен удалиться, если усомнишься в собственных силах.
- Говорите.
Председатель устремил на кандидата пронизывающий взгляд. Будто желая постепенно приготовить его к кровавому обещанию, он изменил порядок параграфов клятвы и начал со второго, а не с первого.
- Поклянись, - приказал он, - отдавать должное яду, мечу и огню - это средства быстродействующие, надежные и необходимые, чтобы стереть с лица земли тех, кто стремится обесценить истину или вырвать ее у нас из рук.
- Клянусь! - твердо проговорил принц.
- Поклянись, - продолжал председатель, - разорвать плотские связи, которые еще соединяют тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, близкими, друзьями, любовницами, монархами, благодетелями - с любым существом, которому ты мог обещать верность, повиновение или помощь.
Герцог на мгновение замер, и стало заметно, что на лбу его выступил холодный пот.
- Я тебя предупредил, - напомнил председатель.
Вместо того чтобы ответить коротко: "Клянусь!", как он сделал совсем недавно, герцог, будто желая отрезать себе все пути к отступлению, с мрачным видом повторил:
- Клянусь разорвать плотские связи, которые еще соединяют меня с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, близкими, друзьями, любовницами, монархами, благодетелями - с любым существом, которому я мог обещать верность, повиновение или помощь.
Председатель обвел взглядом верховных членов, они переглянулись, и сквозь прорези в масках засверкали их глаза.
Председатель обратился к принцу со словами:
- Луи Филипп Жозеф, герцог Орлеанский! С этого момента ты освобождаешься от мнимой клятвы, принесенной родине и законности. Но не забудь: если ты нас предашь, то не успеет гром грянуть, как невидимый и неминуемый меч поразит тебя, где бы ты ни находился. А теперь живи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Председатель указал принцу на дверь, распахнувшуюся перед ним в то же мгновение.
С видом человека, взвалившего на свои плечи непосильный груз, принц провел рукой по лбу, шумно выдохнул воздух и с трудом оторвал ноги от земли.
- А! - вскрикнул он, устремляясь в крипту. - Теперь я буду отмщен!..
X
ОТЧЕТ
Когда все удалились, шестеро людей в масках и председатель едва слышно обменялись несколькими словами.
После этого Калиостро громко провозгласил:
- Пусть все войдут. Я готов представить обещанный отчет.
Дверь немедленно распахнулась; члены ордена, прогуливавшиеся парами или беседовавшие группами под сводами крипты, снова заполнили зал заседаний.
Дверь затворилась за последним из них. Калиостро простер руку, как человек, знающий цену времени и не желающий терять ни секунды, и обратился к ним:
- Братья! Возможно, некоторые из вас присутствовали на заседании, состоявшемся ровно двадцать лет тому назад в пяти милях от берегов Рейна, в двух милях от деревни Даненфельс, в одном из гротов Громовой горы. Если кто-нибудь из вас был там, пусть почтенные столпы великого дела, коему мы служим, поднимут руки и скажут: "Я там был".
Пять или шесть человек подняли руки и помахали ими над головами собравшихся со словами "Я там был!", как того и требовал председатель.
- Хорошо, это все, что нужно, - одобрил их оратор. - Другие умерли или разбрелись по свету и работают на благо общего дела, святого дела, ибо оно несет благо всему человечеству. Двадцать лет тому назад эта работа, различные периоды которой мы сейчас рассмотрим, только начиналась. Тогда сегодняшний день, освещающий нам путь, едва занимался на востоке и будущее было скрыто во мраке даже от самых верных и сильных духом братьев; сквозь этот мрак могли проникнуть взглядом лишь избранные. На том заседании я объяснил, каким чудесным образом человеческая смерть, представляющая собой не что иное, как забвение минувших дней и прошлых событий, для меня не существует, хотя за двадцать столетий смерть тридцать два раза загоняла меня в могилу; но разнообразные и эфемерные телесные оболочки, наследуя мою бессмертную душу, не подверглись забвению, которое, как я вам уже говорил, и является единственной истинной причиной смерти. Таким образом на протяжении столетий я имел возможность наблюдать за развитием слова Божьего, я видел, как медленно, но верно народы переходят от рабства к крепостному праву, а от крепостного права - к жажде независимости, которая предшествует свободе. Мы видели, как, подобно ночным звездам, которые, не дожидаясь захода солнца, загораются на небосклоне, малые европейские народы друг за другом примеряют свободу: Рим, Венеция, Флоренция, Швейцария, Генуя, Пиза, Лукка, Ареццо - эти южные края, где цветы распускаются скорее, где быстрее созревают плоды, - один за другим пробовали образовать республику, и две-три из них выжили и еще сегодня дразнят лигу монархов; однако все эти республики опорочены первородным грехом: одни из них - аристократические республики, другие - олигархические, третьи - деспотические. Генуя, к примеру, одна из тех республик, которые существуют и по сей день, аристократична, как маркиза; ее обитатели у себя дома - простые граждане, а за пределами республики - знатные дворяне. Только в Швейцарии есть несколько демократических учреждений; однако ее крошечные кантоны, затерявшиеся среди высоких гор, не могут служить примером и поддержкой для всего человеческого рода. Нам нужно было совсем иное: нам нужно было иметь огромную страну, не получающую импульс, а способную дать его другим странам, этакое зубчатое колесо, приводящее в движение всю Европу - планету, которая, сгорая, могла бы осветить весь мир!..
Одобрительный шепот пробежал среди собравшихся. Калиостро с воодушевлением продолжал:
- Я спросил Бога, создателя всего сущего, животворящую силу любого движения, источник всемирного прогресса, и увидел, как он указал перстом на Францию. В самом деле, Франция - страна католическая начиная со второго века, национальная - с одиннадцатого, унитарная - с шестнадцатого; сам Господь Всемогущий назвал ее своей старшей дочерью - разумеется, чтобы иметь право в час великих испытаний распять ее на благо всего мира, как поступил он с Христом, - и, действительно, испытав на себе все формы монархического правления, феодального порядка, власти сеньоров и аристократов, Франция показалась нам наиболее подверженной нашему влиянию; Господь просветил нас, и вот, ведомые небесным лучом, как израильтяне - столпом огненным, мы решили, что Франция станет первым свободным государством. Взгляните на Францию двадцатилетней давности, и вы увидите, что нужна была большая смелость или, лучше сказать, высокая вера, чтобы взяться за это дело. Тогда Франция, находившаяся в немощных руках Людовика Пятнадцатого, еще оставалась Францией Людовика Четырнадцатого, то есть огромным аристократическим королевством, в котором все права принадлежали знати, а все привилегии - богатым. Во главе этого государства стоял человек, представлявший собою и самое возвышенное и наиболее низменное: великое и ничтожное, Господа и толпу. Этот человек одним словом мог вас либо озолотить, либо разорить, осчастливить или сделать несчастным, подарить вам свободу или сделать узником, даровать вам жизнь или предать смерти. У этого человека было три внука, три юных принца, призванных стать его наследниками. По воле случая тот, кто природой был уготован на место его преемника, стал бы им и по требованию общественного мнения, если бы общественное мнение в те времена существовало. О принце говорили, что он добр, справедлив, неподкупен, бескорыстен, образован, почти философ. Чтобы навсегда положить конец разорительным войнам в Европе, разгоревшимся из-за рокового наследства Карла Второго, ему дали в супруги дочь Марии Терезии. Два великих народа, представлявших собою европейский противовес - Франция на побережье Атлантического океана и Австрия на побережье Черного моря, - теперь были слиты воедино, в этом и состоял расчет Марии Терезии, лучшего политика Европы. Именно в то время, когда Франция, опираясь на Австрию, Италию и Испанию, собиралась вступить в эпоху нового, желанного правления, мы выбрали не Францию с целью превращения ее в первое из королевств, а французов - чтобы превратить их в первый из народов. Тогда возник вопрос о том, кто войдет в логово льва, какой христианский Тесей, ведомый светлой верой, пройдет по извилистому лабиринту и вызовет на бой королевского минотавра. Я ответил, что берусь за это. Когда некоторые горячие головы, беспокойные сердца поинтересовались, сколько времени мне понадобится для исполнения первой части моего дела, которое я разделил на три периода, я попросил двадцать лет. Поднялся шум. Нет, вы подумайте! Люди были рабами или крепостными двадцать столетий, а когда я попросил всего двадцать лет на то, чтобы сделать их свободными, это вызвало неудовольствие!
Калиостро обвел взглядом собравшихся: последние его слова вызвали у них насмешливые улыбки.
Он продолжал:
- Наконец мне удалось выпросить двадцать лет. Я предложил нашим братьям знаменитый девиз: "Lilias pedibus destine!" - и взялся за дело, личным примером приглашая к действию других. Я вошел во Францию, украшенную триумфальными арками; лавровые венки и розы устилали дорогу от Страсбура до Парижа. Все кричали: "Да здравствует дофина! Да здравствует будущая королева!" Все надежды королевства были связаны с плодами спасительного брака. А теперь я не хочу приписывать себе ни славу начинаний, ни заслугу последующих событий. Господь мне помогал, он позволил мне увидеть божественную руку, управляющую огненной колесницей. Да будет славен Бог! Я сдвинул камни с дороги, я перекинул через реки мосты, я завалил пропасти, и колесница покатилась - вот и все. Итак, братья, смотрите сами, что было сделано за двадцать лет.
Парламенты уничтожены.
Людовик Пятнадцатый, прозванный Возлюбленным, умер среди всеобщего презрения.
Королева семь лет не могла зачать, а потом, спустя семь лет, родила детей, законное происхождение которых вызывало сомнения, и подвергалась нападкам как мать при рождении дофина, а также была обесчещена как супруга в деле с ожерельем.
Король, известный под именем Желанного, взяв в свои руки бразды правления, показал себя неспособным как в политике, так и в любви; утопии, одна другой бессмысленней, привели его к банкротству, а министры, один другого беспомощнее, привели его к господину де Калонну.
Собрание нотаблей учредило Генеральные штаты.
Генеральные штаты, получившие на выборах всеобщую поддержку, провозгласили себя Национальным собранием.
Третье сословие одержало верх над знатью и духовенством.
Бастилия пала.
Наемники-иностранцы были изгнаны из Парижа и Версаля.
Ночь с четвертого на пятое августа показала аристократии пропасть, в которую катится знать.
Пятое и шестое октября показали королю и королеве пропасть, в которую низвергается королевская власть.
Четырнадцатое июля тысяча семьсот девяностого года продемонстрировало миру единство Франции.
Принцы стали непопулярны из-за эмиграции.
Месье стал непопулярен из-за процесса Фавраса.
Наконец, конституции присягнули на алтаре отечества: председатель Национального собрания сидел на таком же троне, как и король; представители закона и нации сидели над ними; Европа, внимающая нам, умолкает и выжидает; все, кто не аплодирует, трепещут!
Братья! Не превратилась ли Франция в то, что я предсказывал, то есть в зубчатое колесо, которое зацепит всю Европу, в солнце, которое осветит весь мир?
- Да! Да! Да! - закричали все присутствовавшие.
- Теперь, братья, - продолжал Калиостро, - ответьте мне: считаете ли вы, что наше дело достигло достаточного успеха и может идти само собой? Думаете ли вы, что если конституции принесена присяга, то можно поверить в клятву короля?
- Нет! Нет! Нет! - прокричали присутствовавшие.
- В таком случае, - заявил Калиостро, - пришло время приступить ко второму революционному периоду великого демократического дела.