И вместе с тем Иисус пришел все-таки не в Рим, Грецию, Египет или какую-то другую страну, но в Палестину, в ту самую некогда обетованную Аврааму и его потомкам землю, где жили иудеи, считавшиеся богоизбранным народом. И именно этот богоизбранный народ – хотя и не весы ведь все первые христиане были евреями – не принял Его, не поверил Ему. Но зато тем, которые приняли Его и поверили в Него, Бог дал власть, или, согласно другому переводу, право, стать чадами Божиими, даровал им возможность усыновления Богу, даровал начало новой духовной жизни, которая тоже начинается с рождения не от крови, ни от плотской похоти, но от Бога, силою свыше.
Нужно, однако, сказать, что строки "Был Свет истинный, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли", некоторые комментаторы трактуют иначе. Согласно такому толкованию, Иоанн Богослов говорит о Логосе как об истинном свете миру. Чтобы признать в Иисусе воплотившееся Слово, нужно было идентифицировать Его с тем Логосом, Который творил историю израильского народа и просвещал древних иудеев познанием истинного Бога. Соответственно, данный отрывок, согласно такому толкованию, касается того, что было еще до воплощения Логоса. Ветхозаветный мир не познал истинный свет. Непослушный израильский народ, хотя и не весь целиком, отверг этот Свет. Но зато тем, которые приняли Его (и здесь автор Евангелия повторяет знакомую по писаниям пророков идею остатка, с победой выдержавшего все испытания), Бог дал власть быть чадами Божиими по особой благодати.
"И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца" (Иоанн, 1:14).
Как считают комментаторы, ради этих слов было написано все Евангелие. Слово, Божественный Логос, участвовавший в акте творения, светивший истинным светом сотворенному миру, просвещавший избранный остаток народа Божия, теперь стал, или, согласно более точному переводу, явился, в мире как человек, стал плотью. Бог вошел в жизнь, которой живем все мы, вечность вторглась в поток времени. Слово плоть означает в данном контексте не просто человеческое тело, но всего человека в его полноте, ибо в Библии, как мы помним, человек рассматривается в единстве своей личности, сочетающей душевные и телесные начала. Именно такой плотью становится Бог, беря на Себя все ее особенности, кроме греха. Слово становится полным и совершенным человеком, не переставая, однако, быть Богом.
"Обитало" в данном контексте можно перевести и как поставило шатер, или соорудило скинию среди нас. Здесь явная аллюзия на ту самую ветхозаветную скинию, бывшую, как считали древние иудеи, местом особого присутствия Бога-Яхве. Вспомним строки из книги "Исход": "Моисей же взял и поставил себе шатер вне стана… и назвал его скинией собрания; и каждый, ищущий Господа, приходил в скинию собрания… Когда же Моисей входил в скинию, тогда опускался столп облачный и становился у входа в скинию, а Господь говорил с Моисеем" (Исход, 3:-7:9). Иоанн Богослов как бы говорит читателям, что теперь, когда Слово стало плотью, на земле явилось воплощение Божественной реальности, Бог наконец поселился среди людей.
"И мы видели славу Его, славу как единородного от Отца". В подлиннике здесь стоит слово, означающее, что люди реально увидели, а не духовными очами, ту самую славу, которая являлась евреям во время странствий в пустыне в облаке, освящала скинию и Храм Соломона, славу, о которой писали пророки Исайя и Иезекииль, а теперь люди увидели эту славу, явленную в Иисусе Христе, единородном Сыне Бога, сочетавшем в Себе божественную и человеческую природу.
Как заметил английский комментатор четвертого Евангелия Джон Марш, в этом предложении в концентрированном виде как бы вместилось все содержание синоптических Евангелий, весь рассказ об Иисусе Христе от Его рождения в яслях до пустой гробницы и Вознесения на небо, ту самую славу, которая явилась в Рождестве, Преображении, Воскресении и Вознесении, а также и в учении Христа, Его чудесных делах любви и добровольном самоуничижении.
Рождество и начало служения
Обратимся теперь к началу евангельской истории. О том, при каких обстоятельствах "Слово стало плотью", или о Рождестве Христа, мы читаем у двух евангелистов, Матфея и Луки. Их рассказы взаимно дополняют друг друга. Лука начинает свое повествование с более ранних событий, чем Матфей: с благовестил священнику Захарии о рождении Иоанна Предтечи, и сообщает больше подробностей, чем Матфей.
Знаменательно, что две первые главы Евангелия от Луки по тону значительно отличаются от последующего более бесстрастно объективного повествования книги. В своей особой поэтической манере они как бы передают тот дух ожидания и надежды, которым проникнут Ветхий Завет. Всего нескольких, правда, очень ярких эпизодов евангелисту достаточно для того, чтобы напомнить читателям о твердой вере пророков в Божественный порядок истории, направляющей ее события, о стремлении священников, ежедневно приносивших в Иерусалимском Храме жертвы, достичь большей близости к Богу, о надеждах на царство мира и справедливости, связанных с именем царя Давида, и о терпеливой стойкости простых людей, ждавших избавления Израиля. Искусно пользуясь аллюзиями из Ветхого Завета, Лука помогает читателям за имеющими важное самостоятельное значение фигурами Захарии и Елисаветы, Иосифа и Марии, Симеона и Анны увидеть целую вереницу персонажей Ветхого Завета, которые жили верой в Божии обетования и умерли, так и не дождавшись их исполнения.
Характерно, что в Евангелии от Луки поэтические прославления Бога встречаются чаще, чем во всех остальных Евангелиях. Особенно важными среди них являются три гимна, которые мы находим именно в первых двух главах третьего Евангелия. Это гимн Марии "Величит душа моя Господа" (Лука, 1:46), благословение Захарии "Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой и сотворил избавление ему" (Лука, 1:68) и пророчество старца Симеона "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему с миром" (Лука, 2:29). Эти гимны очень рано вошли в богослужебный устав, и их пели почти все поколения христиан. Их и сейчас мы можем услышать на всенощной в православном храме, да и на концертах классической музыки, где, например, часто исполняют магнификаты Баха, Моцарта, Генделя и других великих композиторов прошлого. (Магнификат – это латинский вариант молитвы Богородицы "Величит душа моя": magnificat mea anima.) Лука с помощью этих поэтических отрывков вводит читателя в особую, неповторимую атмосферу, характерную для обстоятельств, когда Слово становится плотью и небесное сочетается с земным.
Именно так происходит в столь хорошо всем известном рассказе о Благовещении. Вспомним его. Деве Марии, обрученной Иосифу, явился архангел Гавриил и сказал Ей, что Святой Дух снизойдет на Нее и сила Всевышнего осенит Ее. Она зачнет во чреве, и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. В этом тексте в простой повествовательной форме выражен важнейший догмат христианской веры (его одинаково признают православные и католики, хотя некоторые из протестантов и не согласны с ним), догмат непорочного, или, как писали отцы Церкви, бессемейного зачатия Иисуса Христа. Подобно догмату о Троице – это тоже тайна, которую истинно верующие должны принять с благоговением, как приняла эту тайну Сама Богородица, ответившая ангелу: "Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему" (Лука,1:38).
Как я сказал, сам текст Евангелия, повествующий о Благовещении, полон аллюзий на ветхозаветные пророчества, которые теперь наконец-то сбываются. Слова архангела Гавриила "Вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына" (Лука, 1:31), – повторяют обетования Исайи: "Се, Дева во чреве приимет и родит Сына" (Исайя, 7:14); следующие за этим стихи "и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его, и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца" (Лука, 1:32–33) перефразируют обетования, которые некогда пророк Нафан дал царю Давиду, а слова "сила Всевышнего осенит Тебя" (Лука, 1:35) возвращают к образу "осенения", к книге "Исход", где рассказано, что облако Славы Господней осенило Скинию Завета, а также к видениям пророка Иезекииля. Итак, пророчества сбываются, и миру открывается новая духовная реальность, Новый Завет, возвещаемый Иисусом Христом.
На богословском языке воплощение Бога в личности Христа называется "вочеловечением" Бога. Божественный Логос Сам создал для Себя живую плоть "из чистой крови Девы", и Сам воплотился благодаря этому чудесному зачатию. Но, воплощаясь, Бог не насилует наше естество, не использует его как инертный материал для осуществления Своей воли. Человеческая природа в результате свободного личного выбора дает согласие послужить вочеловечению Бога. Дева Мария свободно избирает послушание Божией воле. Именно Ее свободное согласие сделало возможной встречу человеческой воли с Божественной в акте воплощения Слова: "Се, раба Господня; да будет Мне по Слову твоему", – отвечает Дева Мария Гавриилу.
В этих словах – выражение самоотдачи и самозабвения, принятие Божественной воли и абсолютное доверие к любви Бога. Никакого эгоизма, никакого стремления к личной выгоде. Дева Мария соглашается зачать и родить Христа из одного лишь послушания Богу; Она всецело отдает Себя исполнению Божественной воли.
Обе стороны – и Бог, и человек – действуют одинаково свободно, независимо ни от какого "естественного" детерминизма. В лице Пресвятой Девы Марии были упразднены пределы естества, а вместе с ними и условия, определяющие жизнь твари в ее оторванности от нетварного, от Бога. Но и это нетварное, Бог, воплощаясь во чреве Девы, преступает границы Своего способа бытия и начинает существовать по образу твари: вневременное входит в поток времени, вечное обращается в Младенца, бесконечное становится конечным, бестелесное обретает телесную индивидуальность.
Церковь признала в лице Богородицы единственное творение в лоне всего созданного Богом мира (как материального, так и духовного), в Котором была полностью достигнута конечная цель тварного бытия: совершенное единение с Богом, максимальная реализация всех жизненных возможностей. Недаром же Ее называют "честнейшею херувим и славнейшую без сравнения серафим". Будучи Матерью Бога, Дева Мария в своем существовании отождествила тварную жизнь с нетварной, воссоединив Собой творение с Творцом. Отныне каждое существо и весь созданный Богом мир обретают в Ней путь к истинной жизни, доступ к спасению. "О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род", – поют на литургии Василия Великого. Язык церковных песнопений прилагает к Пресвятой Деве всевозможные образы из мира природы именно для того, чтобы выразить ощущение универсального обновления тварного мира в лице Богородицы. Ее называют "небом", "благодатной землей", "нерушимой скалой", "камнем, напояющим жаждущих жизни", "цветущим лоном", "плодотворной почвой". Несравненное богатство иконографии выражает эти же образы зрительно – как в рисунке, так и в цвете.
Принимая на Себя человеческую природу, Бог вступает в поток времени в определенный момент человеческой истории. Иисус Христос – лицо историческое. Он рождается в конкретную эпоху в конкретном месте от матери, генеалогия Которой, согласно евангелистам, восходит также к совершенно определенному израильскому племени, к царскому роду Давида. Следовательно, Сам Иисус – иудей по рождению, включенный в социальные условия эллинистического мира Римской империи.
Само Его имя представляет собой синтез двух языков и двух традиций, образующих историческое обрамление Его эпохи, а позднее – историческую плоть ранней Церкви. Иисус – имя еврейское, Христос – греческое. Иисус – эллинизированная форма еврейского имени Иешуа, восходящего к имени Бога Яхве и "глаголу спасать, приходить на помощь"; соответственно, значение имени Иисус обычно переводят как Бог спасает. На эту этимологию, в частности, указывает евангелист Матфей, писавший для евреев, когда он говорит в первой главе своей книги от лица ангела Господня, явившегося Иосифу, мужу Девы Марии: "Родит же Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их" (Матфей, 1:21). Христос же по-гречески значит помазанник, получивший помазание. В иудейской традиции помазание обычным или ароматизированным маслом было зримым знаком, что помазанник – царь или священник – избран Богом для служения национальному единству или же для посредничества между еврейским народом и Богом. Однако Помазанником (по-гречески Христом) Божиим в собственном смысле называют Мессию, о Котором пророчествовало Писание, и потому слово Христос отождествилось в конце концов со словом Мессия. Соединяя основное имя Богочеловека – Иисус – с обозначением мессианского избранничества, евангелисты указывают на историческую личность Христа и дают истолкование самому факту воплощения.
Несколько слов о дате Рождества Христова. Евангелист Лука приурочил это событие к переписи жителей римской империи, которая проводилась по распоряжению императора Октавиана Августа. К сожалению, абсолютно точной датой этой переписи мы не располагаем, но ясно, что она продолжалась несколько лет. Пытаясь вычислить с точностью хотя бы до нескольких лет год Рождества, ученые скрупулезно проанализировали все данные, приводимые в Евангелиях, – время царствования Ирода Великого, при жизни которого родился Христос (поразительно, но оказалось, что он умер за четыре года до начала новой эры, и соответственно Христос родился еще несколько раньше); пятнадцатый год правления императора Тиберия, когда Иисусу исполнилось 30 лет (точнее, согласно Луке, Ему было около 30 лет), и Он начал Свое проповедническое служение; точная дата еврейской Пасхи (она наступила в пятницу), когда был распят Христос. Сопоставив все эти данные, ученые пришли к следующему выводу. Принятое у нас сейчас летосчисление от Рождества Христова было введено в VI веке римским монахом Дионисием Малым, который провел собственные расчеты. Совершенно очевидно, что Дионисий ошибся примерно на пять лет (епископ Кассиан считал, что на четыре). И теперь эта дионисийская эра, с X века принятая в христианских странах в гражданском летосчислении, всеми хронологами признана ошибочной. Разумеется, менять что-либо сейчас уже поздно. Но необходимо знать, что Христос родился примерно за пять лет (по мнению новейших исследователей, от 4 до 7) до начала новой эры.
Все, внимательно читавшие Евангелия от Матфея и Луки, наверное, обратили внимание на тот факт, что родословия Иисуса Христа, приведенные евангелистами, не во всем совпадают. Рационалистическая критика и особенно атеисты, как правило, с удовольствием ссылаются на это противоречие. Церковные же писатели объясняют его следующим образом. Матфей, писавший для евреев и старавшийся доказать, что Иисус и есть обещанный пророками Мессия, закономерным образом начинает родословие от Авраама, ведет его к Давиду и заканчивает Иосифом, мужем Девы Марии. Но почему Иосиф, а не Дева Мария? Ведь зачатие Христа было непорочным. Дело в том, что у евреев родословие всегда велось по отцу. По закону отцом Иисуса считался Иосиф. Это полностью соответствовало институтам иудейского брачного права, согласно которым потомство обручницы (невесты, обрученной жениху) считалось законным потомством того, кому была обручена мать. Кроме того, поскольку Богородица была единственной дочерью своих престарелых родителей, то по закону Моисея она должна была выйти замуж за родственника из того же колена, т. е. и Она тоже была из рода царя Давида.
Евангелист же Лука, старавшийся показать, что Иисус Христос пришел спасти весь род человеческий, и возводящий Его родословие к Адаму, начинает (а не кончает, как Матфей) список имен также с Иосифа (Лука, 3:23–38). Противоречие же состоит в том, что ряд имен у евангелистов не совпадает. Так, например, у Матфея Иосиф-Обручник – сын Иакова, а у Луки – Илии. Эти несовпадения принято объяснять ссылкой на еврейский закон ужичества. Согласно ему, если один из братьев умирал бездетным, то другой должен был жениться на его вдове, и первенец от этого брака считался сыном умершего, чтобы и умершему не остаться без потомства и чтобы имя его не изгладилось в Израиле. Но мы также помним, какое широкое значение в родословных имело слово "сын" как потомок, порой весьма отдаленный.
Заметим также, что по своему ремеслу Иосиф был тем, кого можно назвать мастером строительных дел, по-гречески тэктон. В Европе, где основным строительным материалом было дерево, его осмыслили как плотник, хотя не исключена возможность, что это слово нужно скорее перевести как каменщик. В Палестине строили из камня, и строительные образы в евангельских притчах скорее относятся к ремеслу каменщика, чем плотника. Согласно преданию, в момент обручения Деве Марии Иосиф уже был глубоким старцем, и до начала служения Иисуса Христа он не дожил. Братья Иисуса, которые упомянуты в Евангелиях, были детьми Иосифа от первого брака.
По рассказу евангелистов, Иисус Христос родился в Вифлееме, городе царя Давида, в точном соответствии с пророчествами: "И ты Вифлеем – Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкой в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных" (Михей, 5:2). Наверное, все вы хорошо помните этот рассказ. Незадолго до рождения Христа Иосиф со своим семейством пришел в Вифлеем, чтобы принять участие в переписи, а так как в гостинице не было места, Дева Мария родила Богомладенца в одной из пещер или гротов, которых так много в Палестине и куда пастухи в непогоду загоняют скот. Поэтому колыбелью Христа стали простые ясли, т. е. кормушка для скота, куда Дева Мария, спеленав, положила Его. Согласно традиции, Младенца Христа часто изображают лежащим в яслях рядом с волом и ослом, которые своим дыханием согревают Его от стужи. Здесь, кстати, опять аллюзия на Ветхий Завет, на пророка Исайю: "Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего, а Израиль не знает Меня" (Исайя, 1:3). Это изображение, как, разумеется, и само евангельское повествование, на котором оно основано, глубоко символично. Бог и Царь Вселенной принимает облик беспомощного Младенца. Тем самым Он являет Свое смирение, добровольное уничижение, тот самый кеносис, о котором мы говорили, и вместе с тем обращает к миру Свой новый образ – не грозного Царя Славы из Ветхого Завета, но кроткого и беззащитного Младенца, открытого любви и близкого каждому человеку.
Однако не только добровольное уничижение сопровождало рождение и земную жизнь Иисуса Христа, но и отблеск Его Божественной славы. Согласно Луке, в момент Рождества Христова слава Господня осияла пастухов, которые стерегли ночью стадо в поле. Пастухам явился ангел, возвестивший о рождении Спасителя мира, и они увидели ангелов, поющих величественный гимн: "Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение" (Лука, 2:14).
Когда же на восьмой день по обычаю Младенца принесли в Храм, там Его приветствовал старец Симеон, которому было обещано, что он не умрет, пока не увидит Мессию. Взяв Богомладенца на руки, Симеон поблагодарил Бога за то, что он сподобился узреть в лице Младенца спасение, уготованное человечеству, и назвал Христа "светом к просвещению язычников и славой народа Твоего Израиля" (Лука, 2:32). И, наконец, когда прошло, может быть, даже около двух лет – путешествия тогда были долгими – Христа нашли волхвы, т. е. восточные мудрецы-астрологи, узнавшие о Его рождении по звездам и принесшие Ему особые дары: золото, ладан и смирну, золото как царю, ладан как Богу и смирну как человеку, которому предстоит вкусить смерть.