В третьем фрагменте перед нами предстает преобразующий элемент. Когда появляется музыка – современная, рожденная на пике творческого самовыражения, – прах истории приходит в движение и душа пробуждается к жизни. В своем сознании сновидец знает, что неотделим от музыки, что в музыке воплощено все, что есть для него ценного. Но опять же сознательно продолжает держаться накатанной колеи, которая все дальше и дальше уводит от того, что он любит. Вот откуда берутся признаки депрессии: это психе бросает свой голос на чашу весов! И нестабильность, непрочность отношений с женщинами определяется тем, как выглядят его отношения со своей внутренней фемининностью! Психе, несмотря на всю свою загадочность, начинает слать предельно ясные и очень логичные сигналы, только лишь мы преодолеем нежелание Эго вести честный диалог. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне доставляет особое удовольствие сообщить, что он прислушался к своим снам, берет уроки фламенко, не прекращая исследовать свой внутренний мир.
Каждую ночь все мы видим подобные сны. А день предлагает массу подсказок, чего хочет душа, на тот случай, если мы захотим обратить на них внимание или нам ничего другого не уже остается. Если мы начнем принимать всерьез свою внутреннюю жизнь, наш психический центр тяжести начнет меняться. А с этими внутренними переменами станут возможны и значительные перемены во внешнем мире.
Откуда берется ощущение, будто что-то не так даже тогда, когда все вроде бы обстоит так, как надо?
Да, в этом мире подсказки ждут нас на каждом шагу, однако мы в большинстве случаев не замечаем их. Гностическое Евангелие от Фомы передает слова Иисуса, говорившего, что царство Божие уже распространилось по всему свету, но мы не видим его. И такого рода подсказки обнаруживаются не только в снах, но и в наших паттернах, в отношении к нам других людей, в реакциях тела и в том, как восстают чувства, принимая на себя роль независимого критика или мерила ценности, а еще в том, как для чего-то энергии находится с избытком, а для другого ее не хватает, – словом, подсказки можно найти везде и во всем. Подсказок этих хоть отбавляй! Но так часто они тонут в какофонии сигналов окружающего мира или не слышны из-за комплексов, подсказывающих: "Слушайся маму и папу", "Зарабатывай деньги", "Добейся успеха", "Создай семью", "Вырасти детей", "Воспитай их послушными, чтобы они позаботились о тебе", "Не лезь на рожон, пусть другие борются за правду", "Не перечь начальству" и т. д.
Эти настойчивые голоса нам прекрасно знакомы, мы слышали их не раз в своей жизни. Однажды они сошли с уст наших родителей или исходили от нашего племени, советуя и указывая, как получить признание и одобрение у других людей. И кто в силах противиться зову этих сирен? Но в таком случае, почему же столь многие из тех, кто подчинился этим императивам и не покладая рук претворял их в жизнь, пришли к такому неутешительному финалу? Почему, когда цели наконец-то достигнуты и вроде бы "жизнь удалась", она кажется такой пустой? Почему оказывается так, что детальное следование заранее намеченному плану, "дорожной карте", совсем не похоже на внутренне восхождение, не приносит чувства неоспоримой правильности того, что делаешь?
Почему так часто приходит чувство разочарования, измены, краха всех надежд?
Самый простой ответ на этот вопрос следует искать в том факте, что мы излишне усердно служим коллективным ценностям, нередко в ущерб индивидуальному Я и его природной сущности. Даже когда мы добиваемся того, чего хотели добиться, достигнутое редко приносит удовлетворение, потому что оно столь же редко имеет отношение непосредственно к нам. Как однажды сказал Джозеф Кэмпбелл в своем телевыступлении, мы тратим десятилетия, карабкаясь по лестнице, ради запоздалого открытия, что прислонили ее не к той стене. Да, возможно эту стену нужно было преодолеть, только не вам, а кому-то другому. Как вы уже убедились, читая главу, посвященную межличностным отношениям, многое кажется изменой ожиданиям потому, что задачи души перекладываются на несоизмеримо меньшие, ненадежные вещи, ненадежных людей и ненадежные роли. Но никому из людей и никакой роли – даже самой многообещающей – не хватит сил снести всю полноту ожиданий души. На это способно только наше движение в сторону целостности. Целостность же открывается не в совершенстве, которое было и остается недостижимым, да и нежелательным. Первое – по той причине, что никому из нас не суждено прожить достаточно долго, чтобы исправить все свои недостатки, а второе – потому, что исключает свою противоположность, следовательно, подрывает саму целостность.
Как мы уже видели, молодежь нуждается в проекциях, способных увлечь ее в открытый мир. Решился бы кто сделать шаг за порог, если бы не верил, что карьера способна принести и эмоциональное удовлетворение, утолить внутренний голод? И кто, по большому счету, решился бы на близкие отношения, не мечтая о семейном очаге, о заботе и домашнем уюте? Кто стал бы заводить детей, зная наперед, что с детьми придут и новые тревоги, что они скорей добавят родителям эмоциональных ран, чем примут на себя их непрожитую жизнь?
Первая половина жизни еще питает эти проекции, но так часто бывает, что на протяжении второй половины проекции теряют свою силу в столкновении с монотонно-изматывающим бытом, и тогда приходит скука, разочарование или даже ощущение того, что воображаемый контракт оказался нарушен. Как ожидалось, проецируемые ценности принесут одобрение других, помогут снискать любовь, успех, безопасность и неизменное чувство полноты существования. Так откуда взялись в таком случае внутренняя опустошенность и беспокойство под маской внешнего благополучия, чем вызваны бессонные ночи, привычка приглушать тоску алкоголем или антидепрессантами, неудержимая тяга к приключениям "на стороне"?
Не окажется ли, что эти так называемые симптомы и есть те подсказки, которые мы ищем? Может, это отвергнутые боги потустороннего мира, которые обращаются к нам, только по-своему, символическим языком? И то, что мы так усердно ищем, отыщется не за тридевять земель, а у нас под носом? Если подобные проекции – необходимость для первой половины жизни, тогда их эрозия, их банкротство может стать необходимостью для второй половины. В таком случае мы обязаны как можно пристальнее изучить их, выяснить, какие они несли в себе ценности для души, и начать признавать эти ценности уже непосредственно как свою задачу, а не карьеры, супруга или детей. И вправду, какая польза человеку весь мир обрести, некогда обещанный проекциями, и обнаружить, что ценой будет потеря отношений со своей душой? В таком случае именно в омуте разочарования, среди душевной тоски снова открывается задача возобновить непосредственность отношений с душой. Не каждый, наверное, сможет сказать "спасибо" своей душе за то, что угодил в такой омут. Но именно там, в этих мрачных глубинах поражения, в разочарованиях и депрессии, мы и сможем заново обрести то высокое путешествие души, которое и было предначертано каждому из нас.
Но пока мы и дальше скользим по знакомой колее, смазанной успехом проекций, нам трудно удержаться от соблазна бессознательного самоотождествления с заурядными ценностями. Однажды, когда я приехал на работу на новой машине, одна моя знакомая заметила, что я, должно быть, "вне себя от счастья". Я даже оторопел поначалу, потому что никак не мог взять в толк, что она имеет в виду. Тогда она сказала, что ее подруга не помнит себя от восторга, купив новую машину, – значит, такая покупка осчастливила и меня тоже! Я просто лишился дара речи, лишь пробормотал что-то в ответ вроде того, что машина – это всего лишь кусок железа, средство передвижения с одного места на другое. Мне хотелось добавить, что я был бы куда счастливей, если бы наше общество по справедливости относилось к тем, мимо кого я проезжаю по дороге на работу, чтобы у них были еда и ночлег, но промолчал. Одним словом, будем благодарны за "измену", за омуты, благодаря которым мы избавлены от банальностей, и станем внимательней к тому, что действительно значимо в долгом странствии души.
То, что нам доводится испытывать страдания, – плохая новость для фантазий Эго о своем полновластии. Есть и хорошая новость для души – то, что нам доводится испытывать страдания. Подобное страдание способно подвести к радикальному пересмотру жизни, ее смысла и направления. Так часто мне доводилось встречать пациентов, до мелочей знавших, что следует делать, какие решения принимать, но по вполне понятным причинам боявшихся отвержения со стороны других, одиночества и, более всего, роста и принятия на себя полноты ответственности за свою жизнь. Нередко их случаи представляли собой бегство от этого неминуемого свидания со своей душой; в отдельных случая они сознательно соглашались пострадать, чтобы родиться заново и прийти к возрожденным отношениям с душой. Проекции, если внимательно к ним приглядеться, не могут не ограничивать жизнь в силу узости своих рамок; психологический рост открывает перед нами горизонты, делает жизнь интереснее, а еще помогает создавать меньше проблем для окружающих.
Считаете ли вы и почему, что нужно многое скрывать от других и от себя?
Кто из нас не приучился таиться, узнав, что открыться – значит подвергать себя риску? Чем меньше поддержки от внешней среды, чем больше проблем и забот в семье, тем дороже обходится ребенку проявление своих природных нарциссических нужд. Как следствие, дети в своем большинстве учатся защищаться, искать способ тайком удовлетворять свои психологические нужды или вообще оставлять их без удовлетворения. На деле же ребенок порой вообще теряет связь со своими нуждами и в дальнейшей жизни, словно хамелеон, пытается всякий раз подстроиться под требования окружающих. Вот так получается, что многие из нас всю жизнь остаются чужими сами себе. Сигнал, сообщающий ребенку о его бессилии, от частого повторения заучивается на всю оставшуюся жизнь, принося в дальнейшем ощущение, что открытое и прямолинейное самовыражение – непозволительная роскошь. Но снова же тут нечего ждать разрешения – во взрослом возрасте нужно действовать самому. То, что прежде сходило за добродушие, дух товарищества, "хорошее отношение", становится во второй половине жизни неприемлемой обязанностью. Этот рефлекс аккомодации, адаптации, столь необходимый для ребенка, для взрослого превращается в ежедневную жертву своей цельностью – и тут уж нет ничего "хорошего". Когда мы приходим к пониманию, что правда, верней, то, что мы считаем правдой, заключена внутри нас, мы должны жить ею, и ее отрицание может навредить и нам, и тем, кто нас окружает; в таком случае у нас куда лучше получится говорить прямо и откровенно. Отречение же от своей правды – это насилие над душой, а душа всегда найдет способ поквитаться за такое вероломство, причем скорей рано, чем поздно.
Мать одного моего пациента была настолько эмоционально неустойчивой особой, что он очень скоро уяснил для себя, что кричать, даже громко говорить или любым способом давать знать о своих потребностях – значит провоцировать ее на истерику или на то, что она замкнется в себе и перестанет реагировать на него. Как следствие, он еще с ранних лет приучился подстраиваться под свою мать. Он посвятил себя обслуживанию ее нужд, подавив свои собственные. Стоит ли удивляться, что спустя годы он остановил свой выбор на профессии санитара, иначе говоря, на том занятии, которое на сознательном уровне апеллировало к его чувству служения, но на бессознательном привязывало к знакомому паттерну взаимоотношений? Он обратился к психотерапии вынужденно, имея на руках направление от госпиталя. Причиной стали неконтролируемые приступы гнева в присутствии больных. И в этом нет ничего удивительного: во взрослом медике, который оказывал помощь больными, продолжал жить все тот же рассерженный ребенок, так и не узнавший, что такое подлинная взаимность!
Обратите внимание, как этот пациент бессознательно подвел себя к выбору профессии. Он всегда с готовностью брал на себя куда больше, чем ровно половина ответственности за отношения с больными в госпитале, которые вполне обоснованно чувствовали себя нуждающимися и обделенными. В конце концов ему ничего не оставалось делать, как попробовать разобраться с тем, где и в чем может корениться гнев. Каково же было его потрясение, когда он понял, что в детстве пережил психологическую травму. Выяснив для себя, что несдержанность – лишь протечка, свидетельствующая о вытесненном гневе, он впервые с детских лет начал обращать внимание на свою эмоциональную жизнь. Я рад был бы сообщить, что в его жизни все сразу же переменилось к лучшему. В некотором смысле поначалу все стало даже хуже, поскольку неожиданное прозрение показало, что прошлое не только многое отняло у него в жизни, – он сам немало постарался, чтобы ограничить свои перспективы. Подобное признание, такого рода возвращение давно забытых долгов – обязательное условие радикальной перестройки всей жизни.
Потребуется немалая смелость, чтобы научиться такой прямоте и перестать прятаться от себя, особенно учитывая тот факт, что адаптивный рефлекс – собственно, комплекс – напрямую связан с тем архаическим местом, в котором скрывается немалая опасность. И еще необходимо понять, что опасность эта указывает на бессильное прошлое детских лет, но ничем не грозит дееспособному, сильному взрослому. Такое понимание способно укрепить решимость жить с большей прямотой. Так часто люди, защищая старый комплекс, вместо открытого выражения своих взглядов скатываются к другой крайности, считая честное отстаивание своей позиции эгоизмом, вместо того, чтобы видеть в ней подлинное выражение своей личности.
Подобно тому как внутри нас ни на миг не прекращает работу некая прогрессивная энергия, также есть и очень консервативная сила, которая стремится ограничить рост тем, что ограничивает уязвимость. Для всякого личностного роста необходимо непосредственно взглянуть на свой страх, а мы естественным образом заучиваем паттерны, которые защищают нас от того, чего боимся. Но если мы не сможем говорить правду себе, то не способны будем открыть свою правду остальному миру. Для такой открытости, прежде всего, нужно научиться быть правдивым с собой, а затем понять, что своя правда – это и есть мы. Отвергнуть ту сложную и неоднозначную правду, которую мы несем в себе, – значит ранить не только самого себя. Рана будет нанесена всему миру отказом участвовать в чем-то большем, нежеланием внести свою неповторимую лепту в общее целое. Если видеть свою правду в таком свете, она может зажечь каждого из нас, чтобы смелей открывать себя миру, поскольку мы и пришли сюда ради того, чтобы добавить свою маленькую частичку правды к большой правде мира, свой неповторимый оттенок к общей мозаике бытия.
Почему жизнь выглядит как сценарий, написанный где-то в другом месте, причем, как минимум, без совета с вами?
Помните: в далекие школьные годы, когда вы еще были во втором или третьем классе, на урок к вам как-то зашел такой большой и взрослый человек, который сразу же показался мудрым, авторитетным и сильным? Вы, наверное, и сейчас помните, что в то время все взрослые виделись такими уверенными в себе, все знающими и умеющими? Теперь и вы можете оказаться этим гостем на школьном уроке, уверенно зайдете в класс и получите от всех малышей проекцию. Вам-то прекрасно известно, что вы – это только вы; одной ногой вы по-прежнему остаетесь в их мире. Тем не менее они взирают на вас, открыв рот от восхищения. Вы стали большим, по крайней мере, в их глазах, хотя бы потому, что живете на свете куда дольше их. В своих глазах, если быть до конца честным, еще очень далеко до того, чтобы считать себя большим, даже играя большие роли. Так что же нужно сделать, чтобы стать "уже большим", тем, кто сознательно проанализировал свою детскую историю в отличие от "большого", которым все так же управляет ребенок из прошлого?
Для ребенка вполне нормально считать, что кто-то за него уже все продумал и расписал, и этот сценарий, несомненно, мудрый и продуктивный, пойдет ему только на пользу. Остается лишь выучить сценарий назубок, и он сам выведет туда, где нужно быть. Помнится, в детстве мне все казалось, что вот пойду в школу и там-то мне подробно растолкуют, как надо правильно жить. Не зная еще о половом созревании, я с восхищением взирал на старшеклассников: они были выше и сильнее, у них были тела, почти совсем как у взрослых, да и вид куда самоуверенней, словно они уже успели понять, что почем в этом мире. Определенно, так казалось мне, они находятся по взрослую сторону той пропасти, что отделяла их от меня, в моем детском еще состоянии. И каково же было мое разочарование, когда со временем я убедился, что никто и не думал меня учить какому-то верному правилу, да и едва ли оно вообще существует. Да, за это время нам успели навязать немало разных сценариев, но вряд ли кому-то известно наверняка, откуда они взялись, кто их написал и с какой целью, при всем том, что никто не выказывает особого желания и выбросить их прочь.
Мы уже видели, что важнейшие из сигналов в жизни исходят от первичных отношений с матерью, отцом, братьями и сестрами, а затем, как расходящиеся от центра круги, они охватывают и культуру в целом. Эти сигналы прочно усваиваются, и мы начинаем их придерживаться, уклоняться или же бессознательно выискивать исцеления от них. Эти послания или комплексы представляют собой расщепленные мифологии, представленные в повседневности как фрактальные личности, а все вместе они исполняют ежедневный танец Эго. По большей части Эго и занимается обслуживанием этих сценариев, притом что оно может видеть все совершенно в ином свете. Даже расставшись с детством, уже в юношеские годы, когда мы начинаем критично глядеть на эти сценарии, нам все равно недостает сил на то, чтобы восстать против них и довести восстание до успешного конца. И мы привычно фантазируем, что, продолжая придерживаться прежних сценариев, в конце концов придем туда, куда они и обещали нас привести. Вот так и получается, что мы женимся, становимся студентами или новобранцами, обзаводимся детьми и карьерой и лишь иногда задаемся вопросом, к чему и ради чего все это.