Как же объяснить, почему Иисус постоянно подчеркивал в Проповеди значение праведности? Похоже, верный ответ заключается в том, что Нагорная проповедь, как род "нового закона", подобно закону ветхому, имеет две божественных цели, обе из которых Лютер прекрасно понимал. Во–первых, нехристианину она показывает, что он сам по себе не может удовлетворить Бога (так как он не может соблюдать закон), и, таким образом, направляет его к Христу за оправданием. Во–вторых, она показывает христианину, пришедшему к Христу за оправданием, как ему жить, угождая Богу. Или проще, как обычно обобщали и реформаты, и пуритане, - закон посылает нас к Христу за оправданием, Христос же отсылает нас обратно к закону за освящением.
Не может быть сомнения в том, что Нагорная проповедь поначалу производит на многих людей эффект, подобный только что описанному. Читая ее, они впадают в отчаяние, так как видят в ней лишь недостижимый идеал. Как могут они развить эту праведность сердца, обратить для удара другую щеку, любить своих врагов? Это невозможно. Именно так! В этом смысле Проповедь является, по выражению Лютера, "Moisissimus Moses": "Это Моисей учетверенный, Моисей до высшей степени умноженный", так как это закон внутренней праведности, которому, вероятно, не может следовать ни один из сынов Адама. Он способен, таким образом, лишь осудить нас и сделать невозможным прощение Христа. Может быть, это и была отчасти цель Проповеди? Правильно, Иисус нигде не говорит об этом ясно, кроме как в первой заповеди, как уже упомянуто выше, но подобное значение можно вывести из нового закона в той же степени, как и из ветхого.
Еще более ясна для Лютера вторая цель Проповеди: "Христос ничего не говорит в этой Проповеди о том, как мы становимся христианами, но лишь о делах и плодах, которые никто не сможет совершить, пока не станет христианином, и лишь находясь в состоянии благодати".
Вся Проповедь основана на принятии Благой вести (как это понимали Златоуст и Августин), опыте обращения и нового рождения, а также осененности Духом Святым. Она описывает род возрожденных людей, какими являются (или должны быть) христиане. Таким образом, заповеди блаженства - это благословения, изливаемые Богом (не как награда за заслуги, но как дар благодати) на тех, в ком Он вырабатывает подобный характер.
Профессор Джеремиас называет первое объяснение ("теория недостижимого идеала") "Лютеранской ортодоксией" и не упоминает, что Лютер также давал и второе объяснение.
Сам профессор предполагает, что Проповедь использовалась как "раннехристианский катехизис", и, таким образом, имеет в виду, что слушателями были христиане: "Этому предшествовало провозглашение Евангелия, обращение и победа Благой вести".
То есть Проповедь "дается людям уже прощенным, нашедшим жемчужину великой ценности, приглашенным на брачный пир, принадлежащим, благодаря своей вере в Иисуса, к новому творению, к новому миру Божьему".
В этом смысле "Нагорная Проповедь - не Закон, а Благая весть". Для ясного обозначения разницы между этими двумя понятиями нужно избегать таких терминов, как "христианская нравственность" и говорить, вместо того, о "живой вере", ибо "тогда становится ясно, что дар Божий предваряет Его требования".
Профессор А. М. Хантер включает этот вопрос в контекст всего Нового Завета: "Новый Завет проясняет, что весть ранней Церкви всегда… имела два аспекта - один богословский, другой этический: (1) Евангелие, проповеданное Апостолами; (2) заповедь, вырастающую из Евангелия, которой они обучали принимающих Евангелие. Евангелие было заявлением о том, что Бог благодатью Своей сотворил для людей через Христа; заповедь была утверждением о том, что Бог требует от людей, ставших объектами Его благодатного действия".
Апостол Павел обычно так и разделял свои послания, первая часть - теоретическая, вторая - практическая. "Но в этом, - продолжает А. М. Хантер, -
Павел только исполнял то, что Господь его сделал перед ним. Иисус не только провозглашал, что Царство Божье пришло с Ним и благодаря Его делу; Он ставил также перед учениками Своими моральный идеал этого Царства… Это идеал, обозначенный в Нагорной проповеди".
Обобщая, мы можем сказать, что описанные здесь люди - это большинство христианских учеников, по крайней мере в идеале; что превозносимые качества носят духовный характер и что обетованное блаженство (как незаслуженный свободный дар) является славным благословением Божьего закона, ныне ожидаемым, а позже наследуемым, включающим в себя наследование земли и небес, комфорт, удовлетворение и милость, видение и сыновство Божье.
А теперь мы постараемся детально рассмотреть заповеди блаженства. Их пробовали классифицировать по–разному. Они, конечно, не случайно собраны вместе, а, по словам Златоуста, являются "звеньями одной золотой цепи".
Вероятно, наипростейшим вариантом будет рассмотреть первые четыре заповеди как отношения христианина к Богу, четыре последующих - как его отношения и обязанности к своим ближним.
1. Нищие духом (ст. 3)
Уже упоминалось, что Ветхий Завет является необходимым фоном для толкования этой заповеди. Во–первых, быть "бедным" ("нищим") означало находиться в буквальной, материальной нужде. Но постепенно, поскольку нуждающиеся не имеют иного прибежища, кроме Бога (Соф. 3:12), слово "нищета" приобрело духовный оттенок и стало идентифицироваться со смиренной зависимостью от Бога. Так, псалмопевец называл себя "сим нищим", кто воззвал к Богу в нужде своей, "и Господь услышал и спас его от всех бед его" (Пс. 33:7). Нищий в Ветхом Завете - это тот, кто угнетен и не способен спасти себя самого и кто поэтому ищет для спасения Бога, признавая в то же время, что он к Нему не имеет претензий. Этот род духовной нищеты особенно превозносится Исайей. Именно "бедные и нищие ищут воды, и нет ее; язык их сохнет от жажды", Бог обещает им "открыть на горах реки и среди долин источники" и сделать "пустыню… озером и сухую землю - источниками воды" (Ис. 41:17,18). "Нищие" описываются как люди "сокрушенные и смиренные духом", на них призрит Господь и с ними (хотя Он "Высокий и Превознесенный, вечно живущий, - Святый имя Его") Он обитель сотворит (Ис. 57:15; 66:1,2). Именно таким людям Помазанник Господень объявит Благую весть о спасении, пророчество, сознательно исполненное Иисусом в Назаретской синагоге: "Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим" (Ис. 61:1; Лк. 4:18; ср.: Мф. 11:5). Далее, богатые пытались пойти на компромисс с окружающим язычеством; именно нищий оставался верен Богу. Так шли рука об руку богатство и мир, бедность и набожность.
Итак, быть "нищим духом" означает признавать нашу духовную нищету, даже наше духовное банкротство, перед Богом. Ибо мы, грешники, находимся под святым гневом Божьим и стремимся к суду Божьему. Нам нечего пожертвовать, нечего предложить, нечем купить благоволение небес.
Это язык нищих духом. Мы ничего не можем, кроме как с мытарем из Иисусовой притчи восклицать с опущенными долу глазами: "Боже, будь милостив ко мне, грешнику!" Как писал Кальвин: "Лишь тот, кто уничижился и кто уповает на милость Божью, нищ духом".
Такому, и только такому, дается Царство Божье. Ибо закон Божий, несущий спасение, является не только свободным даром, но и полностью незаслуженным. Его можно получить лишь со смиренным чувством зависимости, свойственным маленькому ребенку. Так, в самом начале Своей Нагорной проповеди Иисус опровергает националистические чаяния и человеческие представления о Царстве Божьем. Царство дается нищим, а не богатым; немощным, а не сильным; малым детям, достаточно смиренным, чтобы принять его, а не солдатам, которые хвалятся, что могут получить его своею доблестью. В дни Господа нашего вошли в Царство не фарисеи, которые считали себя богатыми, настолько богатыми своими заслугами, что благодарили Бога за свои достижения; и не зелоты, мечтавшие об установлении Царства кровью и мечом; но мытари и блудницы, изгои человеческого общества, которые знали, что они настолько бедны, что ничего не могут пожертвовать и ничего не могут достигнуть. Все, что они могли, - это взывать к Богу о милосердии; и Он услышал вопль их.
Вероятно, наилучшим более поздним подтверждением этой истины может служить церковь, названная Лаодикийской, в которую был направлен Иоанн, чтобы передать весть от прославленного Христа. Он цитирует их самоуверенные слова и добавляет свою собственную оценку: "Ты говоришь, я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг" (Отк. 3:17). Эта видимая церковь вовсе не была христианской в действительности. Самодовольная и поверхностная, она состояла (по Иисусу) из слепых и нагих нищих. Но трагедия в том, что они этого не признавали. Они были богатыми, а не нищими духом.
Даже сегодня непременным условием для получения Царства Божьего является признание нашей духовной нищеты. Бог все еще отпускает богатых ни с чем (Лк. 1:53). Как выразился Ч. Сперджен, "в Царство возносятся, погружаясь в себя".
2. Плачущие (ст. 4)
Можно было бы перевести эту вторую заповедь почти как "счастливы несчастные", чтобы привлечь внимание к парадоксальному сочетанию этих слов. Что это за печаль, несущая тем, кто испытывает ее, радость благословения Христа? Из содержания понятно, что плачущие, которым обещано утешение, - это прежде всего оплакивающие не потерю любимого, а потерю своей невинности, своей праведности, своего самоуважения. Христос говорит не о печали тяжелой утраты, а о печали покаяния.
Это второй этап духовного блаженства. Одно дело - быть духовно нищим и признавать это, другое - скорбеть и плакать над этим. Или, выражаясь богословским языком, одно дело - исповедь, другое - раскаяние.
Нужно иметь в виду, что христианская жизнь, по Иисусу, заключается не только в радости. Похоже, некоторые христиане воображают, что они должны носить на своем лице постоянную улыбку, всегда шуметь и болтать, особенно если они исполнены Духом. Нет. В варианте Проповеди у Луки Иисус добавляет к этой заповеди торжественное "увы": "Горе вам, смеющиеся ныне" (Лк. 6:25). Истина в том, что существуют христианские слезы, слишком же немногие из нас проливают их.
Иисус оплакивал грех других, предвидя их горькое положение на суде и в смерти, и плакал над нераскаявшимся городом, который Его не принял. Так и мы, будем больше плакать о зле мира, как делали Божьи люди библейских времен. Псалмопевец говорит Богу: "Из глаз моих текут потоки вод от того, что не хранят закона Твоего" (Пс. 118:136). Иезекииль передает слова Бога о верных Ему людях, "скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающихся среди него [Иерусалима]" (Иез. 9:4). И Павел пишет о лжеучителях, беспокоящих современные ему церкви: "Ибо многие, о которых я… со слезами говорю, поступают как враги креста Христова" (Флп. 3:18).
Однако не только грехи других пусть вызовут наши слезы; ибо у нас есть и свои грехи, чтобы плакать над ними. Печалимся ли мы о них? Преувеличивал ли Кренмер, когда во время Святого Причастия в 1662 году он попросил собравшихся в церкви людей сказать такие слова: "Мы признаем к оплакиваем многие наши грехи и немощи"? Ошибался ли Ездра, молясь и исповедуясь, "плача и повергаясь пред домом Божиим" (Езд. 10:1)? Был ли неправ Павел, жалуясь: "Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?" и обращаясь к грешной коринфской церкви: "И вы возгордились, вместо того чтобы лучше плакать" (Рим. 7:24; 1 Кор. 5:2; ср.: 2 Кор. 12:21)?
Я так не думаю. Я боюсь, что мы, евангельские христиане, придавая большое значение благодати, иногда легко относимся к греху. У нас недостает печали о грехе. Хорошо бы нам испытывать больше "печали ради Бога", которая "производит неизменное покаяние ко спасению" (2 Кор. 7:10), подобно чувствительному и похожему чем–то на Христа миссионеру американских индейцев Дейвиду Брейнерду, который писал в своем дневнике 18 октября 1740 года: "Во время моих утренних молитв душа моя словно плавилась и горько оплакивала великую греховность мою и низость". Подобные слезы являются водой святой, что Бог "кладет в сосуд" Свой (Пс. 55:9).
Эти плачущие, рыдающие над греховностью своей, будут утешены единственным утешением - свободным прощением Бога, которое может дать облегчение страданиям их. "Величайшее из всех утешений - отпущение грехов, которое дается каждому сокрушенному, плачущему грешнику".
Утешение, как и предсказывали ветхозаветные пророки, было одной из обязанностей Мессии. Он был Утешителем, который исцелял "сокрушенных сердцем" (Ис. 61:1; ср.: 40:1). Поэтому люди Божьи, подобные Симеону, "чаяли утешения Израилева" (Лк. 2:25). И Христос поливает елеем раны наши и умиротворяет нашу больную, мятущуюся совесть. Но и доселе оплакиваем мы бездну страдания и смерти, распространяемую грехом в мире. Ибо утешение Христа будет совершенно только на конечном этапе славы, ибо лишь тогда греха больше не будет и "Бог отрет всякую слезу с очей" наших (Отк. 7:17).
3. Кроткие (ст. 5)
Греческое прилагательное praus обозначает снисходительные, смиренные, тактичные, веоюгивые и, таким образом, предполагает самоконтроль, без которого невозможно выработать в себе эти качества. Многим из нас трудно принять изображение Господа нашего, как "снисходительного Иисуса, кроткого и мягкого", Он видится нам в данном случае слабым и женственным, но ведь Он Сам говорил о Себе как о "кротком {praus) и смиренном сердцем", и Павел также упоминает Его "кротость и снисхождение" (Мф. 11:29; 2 Кор. 10:1; ср.: Зах. 9:9). Так, с лингвистической точки зрения, издание Новой английской Библии совершенно справедливо относит эту заповедь блаженства к "тем, кто снисходителен духом". Но что же это за снисходительность, благодаря которой обладающие ею объявляются блаженными?
Очень важно отметить, что в заповедях "кроткие" помещаются между плачущими о грехах и алчущими и жаждущими правды. Особая форма кротости, которую требовал Христос от Своих учеников, несомненно, имеет нечто общее с этим. Я думаю, что доктор Ллойд–Джонс прав, подчеркивая, что эта кротость является признаком смиренного и снисходительного отношения к другим, что определяется верной оценкой себя самих. Он отмечает, что быть честным с самим собой перед Богом и признавать себя грешником в Его глазах сравнительно легко. И он продолжает: "Но насколько же труднее позволять другим говорить обо мне подобные вещи! Я отвергаю это инстинктивно. Каждый из нас предпочтет осудить себя самого, нежели позволить такое кому–либо другому".
Например (применяя этот принцип к церковной практике), во время Общей Исповеди в церкви я легко могу называть себя "жалким грешником". Это не вызывает больших сложностей. Я могу это преодолеть. Но пусть только кто–нибудь вне церкви назовет меня жалким грешником, как мне захочется тогда дать ему по физиономии! Другими словами, я не готов к тому, чтобы другие люди думали или говорили обо мне то, что я только что признал перед Богом. В этом заключается фундаментальное лицемерие; это всегда есть там, где отсутствует кротость.
Доктор Ллойд–Джонс замечательно обобщает это: "Кротость является, по существу, истинным взглядом на себя, и выражается она в отношении и уважительном обхождении с другими… Истинно кроткий человек удивляется, что Бог и человек могут так хорошо думать о нем и так хорошо обходиться с ним, как они это делают".
Это делает его снисходительным, смиренным, чутким, терпеливым в общении с другими.
Эти "кроткие", добавляет Иисус, "наследуют землю". Можно было бы ожидать обратного. Можно было бы думать, что "кроткие" нигде не пройдут, так как все их игнорируют, грубо с ними обходятся и попирают ногами. В борьбе за существование выдерживает стойкий, сверхвыносливый; слабые падают. Даже сыны Израилевы должны были сражаться за свое наследство, хотя Господь, Бог их, и дал им Землю обетованную. Но условие, с помощью которого мы овладеваем своим духовным наследством во Христе, - не сила, а кротость, ибо, как мы уже видели, все наше, если мы - Христовы (1 Кор. 3:22).
На это уповали святые и смиренные люди Божьи в дни Ветхого Завета, когда казалось, что злые торжествуют. Нигде это не выражено более точно, чем в Псалме 36, который, похоже, цитировал Иисус в заповедях блаженства: "Не ревнуй злодеям… А кроткие наследуют землю… Благословенные Господом наследуют землю… Уповай на Господа и держись пути Его: и Он вознесет тебя, чтобы ты наследовал землю, и когда будут истребляемы нечестивые, ты увидишь" (Пс. 36:1,11,22,34; ср.: Ис. 57:13; 60:21). Тот же принцип действует и сегодня. Безбожный может хвалиться и оглядываться, а все же истинное богатство ускользнет от взгляда его. Кроткие же, хотя они могут быть бесправными людьми, лишенными имущества, зная, что значит жить и царствовать с Христом, способны наслаждаться землей и даже ее "наследовать", ибо та принадлежит Христу. Так как в день "восстановления" явятся "новые небеса и новая земля" им в наследство (Мф. 19:28; 2 Пет. 3:13; Отк. 21:1). В этом состоит отличие пути Христа от пути мира, и каждый христианин, даже если он, подобно Павлу, "ничего не имеет", может считать себя "всем обладающим" (2 Кор. 6:10). Как пишет Рудольф Стайер: "Путем к овладению миром является самоотречение".