Имя Божие
Мы столкнулись с двумя случаями, когда в повествованиях Е появляется имя Яхве. Доселе же говорили о том, что имя Божие - одно из ключевых различий между J и Е. Поэтому давайте разберемся в ситуации подробнее. В J божество именуется Яхве от начала до конца. Автор J никогда не называет его словом "Элогим" в повествовании. В Е божество именуется Элогим до прихода Моисея. С момента встречи Моисея с Богом все меняется. В знаменитом рассказе Е о явлении Бога при неопалимой купине Моисей не знает имени Божьего, а потому спрашивает:
И сказал Моисей Богу [Элогим]: "Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: "Бог отцов ваших послал меня к вам".
А они скажут: "Как ему имя?" Что сказать мне им?"
Божество сперва дает знаменитый ответ: "Я есмь Сущий". (Еврейский корень этих слов - такой же, как и корень имени Яхве.) А затем идет такая фраза:
Так скажи сынам Израилевым: "Яхве, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя мое навеки, и памятование обо мне из рода в род".
В Е Яхве впервые открывает свое имя Моисею. До этого момента в Книге Исхода он именуется словом "Эль" или "Элогим".
Почему автор Е так поступил? Ответ на этот вопрос не вполне ясен. По мнению некоторых исследователей, рассказ отражает религиозную систему в Северном царстве. Выбирая золотых тельцов (молодых бычков) в качестве подножия для божества, царь Иеровоам, быть может, отождествил Яхве с Элем, главным ханаанейским богом. Эль ассоциировался с быками и его даже иногда называли "Бык Эль". Тем самым, Иеровоам хотел сказать, что Яхве и Эль - разные названия одного и того же Бога. Соответственно, и в Е они сливаются. Тогда понятно, почему у Бога два разных имени: сначала он назывался Эль, а затем открыл Моисею свое имя Яхве. Данная гипотеза привлекательна тем, что показывает еще одну логическую связь между Е и Израильским царством. Она хорошо согласуется с другими ключами, которые свидетельствовали об израильском происхождении Е.
Однако возникают возражения. В Иудее царь Соломон использовал в качестве подножия для божества золотых херувимов. Между тем бог Эль ассоциировался не только с быками, но и с херувимами. Значит, статуи, характерные для каждого из царств, не очень помогают объяснить, почему Е повествует об откровении божественного имени Моисею. Кроме того, как мы уже видели, многое говорит о критическом отношении автора Е к религиозной системе, которую Иеровоам ввел в Израиле. У него Моисей даже уничтожает золотого тельца! Поэтому едва ли он стал бы опираться на богословские постулаты этой религиозной системы в своих суждениях о Боге.
Исследователи древнеизраильской истории выдвигали и другую версию. Возможно, лишь небольшая часть израильтян находилась в египетском рабстве. И возможно, это были только левиты. В конце концов, среди левитов мы даже находим людей с египетскими именами. Левит-ские имена Моисей (Моше), Хофни, Пинхас - египетские, а не еврейские. И в отличие от других племен, левиты не имели собственной территории в Земле обетованной. Отсюда такая версия: эта группа была в Египте, а затем на Синае стали чтить Бога Яхве. Прибыв в Израиль, она встретила там израильские племена, которые почитали Бога Эля. Вместо того, чтобы воевать друг с другом из-за того, чей Бог истиннее, они решили считать, что Яхве и Эль - один и тот же Бог. Левиты стали официальными жрецами объединенной религии: может, навязали себя, а может, пользовались авторитетом. Или такова была их компенсация за отсутствие территории. Вместо земли они получали, как жрецы, 10 % жертвенных животных и продукции.
Эта гипотеза также согласуется с тем, что автор Е, видимо, был израильским левитом. Тогда рассказ об откровении имени Яхве Моисею отражает следующую ситуацию: Богом, которого почитали племена в Земле обетованной, был Эль. У них были традиции о Боге Эле и своих предках Аврааме, Исааке и Иакове. Затем пришли левиты с преданиями о Моисее, исходе из Египта и Боге Яхве. Использование божественных имен в Е объясняет, почему имя Яхве не было частью древнейшей народной традиции.
Конечно, это все это очень гипотетично и неоднозначно. Важнее всего в настоящий момент уяснить, что для Е Моисей намного более важен, чем для J. В Е Моисей - поворотный момент истории. Е гораздо меньше, чем J, рассказывает о мире до Моисея. В Е нет рассказов о сотворении мира и о потопе, и в нем намного менее подробно говорится о патриархах. Зато этот источник больше внимания уделяет Моисею.
От левитского жреца именно этого и следует ожидать. Согласуется с жреческим происхождением Е и тот факт, что Е включает три главы заповедей. В J такого нет. Законодательный материал в других местах Библии, как мы увидим, принадлежит жрецам.
Повествования Е явно формируют единое целое. Они объединены одной общей точкой зрения и одними интересами и глубоко связаны с миром их автора.
Аналогичным образом обстоит дело с автором J: чем больше мы вчитываемся в его произведение, тем лучше видим его целостность и взаимосвязь с миром автора. Например, становится ясно, почему он не ввел разграничение между именами Бога до и после Моисея. С его точки зрения, еще до Моисея происходили очень важные события. Этого автора волновала правящая семья Иудеи, семья Давида. Соответственно, он подчеркивал важность завета Божьего с патриархами. Завет ассоциировался с городом Хевроном, первой столицей Давида. Он обещал в наследие землю, от реки до реки. Иными словами, обещал то, что сбылось при царе Давиде. В этом смысле откровение Аврааму само по себе было одним из поворотных моментов истории, ничуть не меньшим, чем откровение Моисею или народу у Синая. Считать Синайское откровение первым заветом, запечатанным именем Божьим, значило умалять важность завета между Богом и патриархами. Соответственно, J последовательно использует имя Яхве.
Сходство J и Е
Возникает вопрос: чем объяснить большое количество сходств между J и Е? Они часто рассказывают похожие истории. В них действуют, в основном, одни и те же персонажи. У них похожая лексика. Да и по стилю они близки друг к другу настолько, что на одних только стилистических основаниях провести грань между ними невозможно.
Одно из возможных объяснений состоит в том, что один из этих источников основан на другом. Скажем, J представлял собой придворный иудейский сборник священных национальных преданий, и северные левиты сочли нужным создать свой противовес, помогающий легитимировать царство. Возможен и обратный вариант: сначала возник документ Е, а затем в Иудее, не будучи удовлетворены образом Аарона (в частности), написали свою версию событий. Суть в том, что Е в ряде отношений не мог прийтись по вкусу в Южном царстве, a J - в Северном. И возникновение любого из этих текстов, скорее всего, спровоцировало бы возникновение альтернативной версии.
Однако это именно две версии, а не полностью независимые сочинения. Их авторы черпали из общей сокровищницы истории и традиции, поскольку Израиль и Иудея некогда были, а во многих отношениях и оставались, единым народом. Как Израиль, так и Иудея, передавали предания о божественном обетовании праотцам Аврааму, Исааку и Иакову. Они говорили, что их предки были рабами в Египте и впоследствии вышли из него под предводительством человека по имени Моисей, получили удивительное откровение у горы в пустыне, а затем долгие годы скитались, прежде чем пришли в Землю обетованную. Ни один из авторов не мог с чистого листа выдумать полностью новую и вымышленную историю, да и не захотел бы этого делать.
О стиле: после того, как появился один документ, запечатлевший священные предания народа, автор второй, альтернативной версии мог сознательно (или даже подсознательно) подражать ее стилю. Если стиль первой версии люди стали воспринимать как должную и подобающую манеру пересказывать священную традицию, то в интересах второго автора было придерживаться именно такой манеры. Аналогичным образом, в XX веке конституции некоторых государств брали за образец язык и стиль Конституции Соединенных Штатов, полагая их самыми уместными для такого рода документов.
Однако необязательно объяснять стилистические сходства между J и Е зависимостью J от Е или Е от J. Возможен еще один вариант: они опирались на некий общий источник, возникший раньше них. Иными словами, не исключено существование древнего традиционного цикла рассказов о патриархах, исходе и т. д., который авторы J и Е взяли за основу в своих работах. Такой первоначальный цикл мог быть как письменным, так и устным собранием. Как бы то ни было, после возникновения Израильского и Иудейского царств авторы Е и J адаптировали это собрание для своих целей и интересов.
Сколько авторов?
Можно попытаться еще точнее установить личность и время жизни авторов. Во-первых, было ли их только два человека? До сих пор мы говорили об авторе Е и авторе J. Однако некоторые ученые приписывают создание J и Е целым группам людей, а не отдельным личностям. Соответственно, они вводят понятия J, J, J и т. д. или говорят о "школе J" и "школе Е". Однако, по-моему, это ни из чего не видно. Напротив, J и Е, как мы их описали, выглядят достаточно цельными и последовательными текстами. Конечно, редактор мог добавлять в разных местах слова, фразы и стихи, да и авторы J и Е могли делать вкрапления из каких-то источников. Скажем, автор J, возможно, не придумал предсмертное благословение Иакова в Быт 49, а вставил в свое произведение уже существовавший материал, который счел пригодным для своих целей. Однако в целом, я не вижу оснований для дробления повествований J и Е на более мелкие единицы.
Какого пола были авторы
Автор Е - почти наверняка мужчина. Мы уже отмечали сильную связь этого источника с левитским жречеством Шило. А в древнем Израиле жрецами могли становиться только мужчины. Нельзя, конечно, исключать, что какая-нибудь левитская жена или дочь разделяла эти взгляды и изложила их, однако в тексте преобладает мужская точка зрения и господствуют мужские персонажи, поэтому мужское авторство весьма вероятно. Да и вообще, с учетом патриархального общества и мужского жречества, сложно предположить, что документ мог бы обрести священный статус, если бы к его созданию была активно причастна женщина.
Намного сложнее обстоит дело с J. Поскольку этот документ возник при иудейском дворе (или, как минимум, отражал его интересы), он возник в среде, где определенным статусом обладали не только мужчины, но и женщины. Иными словами, даже в обществе, в котором доминировали мужчины, женщины из высших слоев могли иметь больше власти, привилегий и образования, чем мужчины из более низких слоев. Значит, возможность женского авторства здесь гораздо выше, чем с Е. Кроме того, материалы J, в целом, уделяют женщинам гораздо больше внимания, чем Е, и гораздо чутче подходят к этому вопросу. Скажем, в Е нет ничего сопоставимого с историей Фамарь в Быт 38 (J). И дело не только в том, что Фамарь - значимый персонаж главы. Дело в том, что рассказ сочувствует несправедливости, совершенной с этой женщиной. Автор подробно рассказывает, как она боролась с этой несправедливостью, а под конец вкладывает в уста мужчины (Иуды) признание, что он был не прав, а она права.
Это не доказывает, что документ J написала женщина. Однако это означает, что считать мужское авторство самоочевидным мы в данном случае не можем. Да, действительно, писцами-книжниками в древнем Израиле были мужчины, а потому мужское авторство вероятно. Но это само по себе не исключает возможности, что данное сочинение, которое впоследствии понравилось и было оценено многими, принадлежит женщине.
Когда они жили?
Когда жили и работали эти два человека? Поскольку повествование J упоминает о рассеянии племен Симеона и Аевия, но не о рассеянии других племен, оно, скорее всего, было написано до того, как ассирийцы разгромили Израиль и отправили в плен его жителей (722 до н. э.). В принципе, оно может восходить даже ко временам Давида и Соломона, но акцент на ковчеге и запрет на литых богов выглядят как полемика с Израильским царством.
Можно предположить, что документ J был создан после разделения царств. Также повествования J об Иакове и Исаве отражают независимость Эдома от Иуды ("и свергнешь иго его с выи твоей"). Это произошло в правление иудейского царя Иорама (848–842 до н. э.). Значит, автор J работал между 828 и 722 годом до н. э. Автор Е написал свое сочинение в Израиле между 922 и 722 годом до н. э. С большей точностью указать датировку сложно.
Самое важное - это то, что J и Е были написаны до разрушения ассирийцами Израиля. Затем ассирийцы произвели депортацию израильского населения. Многие израильтяне стали беженцами в Иудее. Раскопки города Давидова в Иерусалиме также подтверждают, что население Иерусалима существенно увеличилось в данный период. Скорее всего, именно в этом потоке людей и событий попал в Иудею текст Е.
Ассимиляция новоприбывших израильтян в Иудейском царстве после 722 года до н. э. необязательно протекала сложно. Ведь жители Северного и Южного царств были родственниками. Они говорили на одном языке: иврите. Они почитали одного Бога: Яхве. У них были общие предания о патриархах, а также исходе и скитаниях в пустыне. Но что делать с двумя документами, J и Е? Оба документа содержали священные традиции народа, хотя подчеркивали значимость разных людей и событий, а подчас противоречили друг другу. По-видимому, было решено объединить два текста в один.
Комбинация J и Е
Само по себе решение на поверхности не лежит: почему было не ограничиться одним из этих текстов? Почему было не взять, скажем, Е (или даже J), а другой версией пренебречь? На этот вопрос многие исследователи дают такой ответ: библейская община слишком уважала письменное слово, чтобы отметать источник, несущий на себе печать древности. Однако это спорно: ни J, ни Е не сохранился в Пятикнижии в своем первозданном виде. Вмешательство редактора (или редакторов?) было весьма существенным. Поэтому вряд ли они стали бы сохранять тексты, которые им не по душе, сугубо из уважения к их почтенному возрасту.
Более правдоподобная версия: сохранили оба документа, поскольку они были слишком хорошо известны, чтобы любой из них можно было сбросить со счета. К примеру, невозможно было рассказывать о событиях при Синае, не упоминая эпизод с золотым тельцом: кто-нибудь из слушателей (особенно беженцев с севера) обязательно вспомнил бы и стал бы возражать. Невозможно было и рассказывать об Аврааме, не вспоминая о событиях в Хевроне: кто-нибудь из слушателей (особенно жителей Хеврона) заметил бы и стал бы возражать. В какой степени J и Е получили известность к этому времени, в такой степени было необходимо их сохранить.
Могут спросить: зачем их соединять? Почему не сберечь каждый по отдельности? Почему из них решили соткать ткань единого повествования (как, например, в рассказе о потопе)? Скорее всего, раздельное существование документов бросало тень на легитимность обоих. Держать обе книги на одной полке значило постоянно помнить о разделенной истории, которая привела к появлению альтернативных версий. Это не могло не сказываться на уважении к ним.
Одним словом, редакторское соединение двух источников в один было столь же глубоко связано с политическими и социальными реалиями, сколь и написание этих источников. Соединение источников отражало соединение (точнее, воссоединение) общин после двухсот лет разъединения.
Глава 4
Мир, создавший Библию: 722–587 годы до н. э
Перемена
Когда ассирийцы разрушили Израильское царство (722 до н. э.), мир, создавший J и Е, изменился навсегда. Иудейское царство, оставшееся без брата, товарища и соперника, стало другим. Политические перемены несли за собой перемены экономические и социальные и, конечно, политические. Иначе пошло дело и с формированием библейских текстов.
Что именно изменилось после 722 года? Земли стало меньше. Цари Иудеи правили территорией, которая была приблизительно вдвое меньше единого Израильского царства времен Давида и Соломона. По иному руслу пошла внешняя политика. Отныне Иудее пришлось действовать с позиции слабости. Ведь то было время великих империй в Месопотамии: сначала Ассирии, затем Вавилонии. Эти империи были способны на западную экспансию и заинтересованы в ней. Завоевание Иудеи означало доход (поначалу от грабежа, затем от подати), контроль над торговым маршрутом между Африкой и Азией, а также стратегическую точку недалеко от границ Египта.
Новая ситуация на международной арене сказалась и на религии. Когда маленькое царство становилось вассалом большой империи, вассальное государство часто помещало имперских богов в свой храм. Это акт символический: вассал признает гегемонию империи. В качестве современного эквивалента можно привести вывешивание покоренной страной флага страны-победителя. Однако идол и флаг не одно и то же. Периоды, в которые Ассирия господствовала над Иудеей, были ознаменованы религиозным конфликтом в Иерусалиме. Иудейский царь поклонялся языческому богу в Храме, а иудейские пророки обвиняли его в идолопоклонстве. Современный историк сказал бы, что иудейский царь принимал сюзеренитет Ассирии. Однако библейский историк, осмыслявший духовный смысл событий, говорил, что царь "делал зло в очах Яхве".