В этой книге содержатся ответы на вопросы, которые рано или поздно встают перед любым человеком, интересующимся как христианством, так и восточной традицией: что общего между ними? Где заканчивается их различие и начинается сходство? Можем ли мы из нашего сегодняшнего дня получить ключ к чтению древних текстов? Книга будет интересна и полезна как специалистам (психологам, культурологам), так и всем тем, кто всерьез занимается духовными практиками.
Содержание:
Предисловие 1
Часть I 1
Часть II 67
Примечания 94
Дао Блаженств
Александр Матяш
© Александр Матяш, 2015
© Александр Матяш, дизайн обложки, 2015
© Александр Матяш, иллюстрации, 2015
Редактор Татьяна Кормилицина
Редактор Вероника Могила
Редактор Ольга Кузьменко
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Предисловие
История создания этой книги не совсем обычна. Можно сказать, что идея написать ее возникла спустя долгое время после того, как практически все ее живое содержание появилось на свет.
Случилось это так. По профессии я психотерапевт. Как у всякого врача, моя работа состоит из встреч, общения, а затем неизбежного расставания с теми, кому я помогаю.
И вот как-то раз несколько моих пациентов, работа с которыми подходила к концу, сказали мне: Александр Иванович, мы не хотим с Вами расставаться. "Мало ли чего кто не хочет", – про себя подумал я, а вслух сказал: "Рад это слышать, но как вы себе это представляете, ведь психотерапия уже закончилась"? И тогда у одной из пациенток возникла гениальная, как впоследствии оказалось, мысль. "Мы хотели бы научиться думать. Думать и понимать как людей, так и содержание книг, на которые вы ссылаетесь. Научите нас этому". И вот, в ходе предварительных дебатов, стала прорисовываться идея семинара, на котором обсуждались бы глубокие и сложные для понимания тексты (или места из текстов), с одной стороны, может быть, и широко известные, с другой стороны, такие, традиция толкования которых либо утеряна, либо никогда не была известна широкой публике (есть еще третий вариант – когда смысл текста кажется настолько очевидным, что его подлинная глубина из-за этой кажущейся очевидности ускользает от глаз читателя. Забегая вперед, можно указать, что именно к такому типу текстов ныне относятся все Евангелия).
И так как первый же семинар показал необыкновенную тесноту и слов и мыслей, то впредь эти семинары было решено записывать на диктофон. По мере накопления и распечатывания возникающего на семинаре материала (спустя долгое время, надо сказать) наконец-то появилась мысль создать из лучшего книгу. Признаться честно, я пошел на это не без некоторых колебаний. Слишком уж откровенны многие места в этой книге. Причем эта откровенность касается не только вашего покорного слуги (хотя его в первую очередь!), но и всех остальных участников семинара. А ведь все участники – живые, реальные люди, среди них нет ни одного "выдуманного" персонажа. Кто-то из них – профессиональный филолог, кто-то финансовый директор крупной компании, кто-то преподаватель в известном ВУЗе и т. д. И все их проблемы – как на ладони. С другой стороны, те, кто читал эти семинары, признавались, что следить за тем, как развивается та или иная абстрактная, казалось бы, мысль в живых, конкретных головах – очень увлекательно.
Нельзя не заметить, что, помимо увлекательности, такое сочетание дает еще одну немаловажную особенность текста – его глубокую практичность для тех, кто всерьез занимается духовными практиками. Здесь можно будет найти ответы на многие действительно волнующие ищущих людей вопросы: что такое настоящая медитация и чем она отличается от своих ложных двойников, какие ловушки ждут нас на духовном пути, как понять, где заканчивается действительное и начинается желаемое, и не ошибиться, таким образом, в оценке своих духовных достижений, и многое другое.
Все это, вместе взятое, заставило меня, после некоторых раздумий, принять решение о публикации книги. Выжав, где можно, лишнюю воду и основательно доработав остальное, автор, заручившись поддержкой и согласием участников семинара, решился смиренно отдать полученный результат на читательский суд.
В первую книгу (а я надеюсь, что будут и другие) вошли беседы по Нагорной проповеди (главы 5–7 Евангелия от Матфея), а также несколько семинаров по чаньским гунъаням* . Такое сочетание не случайно. Чаньские (и дзенские) мастера, встречавшиеся с евангельским текстом, давно подчеркивали его глубинную близость и даже родство со своим собственным учением.
Однако серьезныx попыток (популярная литература не в счет) показать это родство или хотя бы приблизиться к его пониманию с нашей, западной, стороны, насколько мне известно, не было. Конечно, данная книга пока не ставит перед собой целью сравнительно-культурологическое исследование чаньской традиции и христианства. Однако осмелюсь предположить, что понимание их глубокой духовной близости и даже родственности возникнет у читателя в конце книги весьма отчетливо.
Чтобы не забегать слишком далеко вперед, ограничусь здесь лишь общим замечанием: первое, что роднит чань и христианство, это чистота креативного принципа, для которого характерна нацеленность на творческое преображение личности и ее направленность на глубинные уровни сознания, в которой форма играет второстепенную и подчиненную роль. А кроме того – простота и изящество "надводных" конструкций в сочетании с глубиной и основательностью "подводных" частей, что в итоге и дает столь поразительную для обеих культур прикладную эффективность духовных психопрактик.
Тем не менее, несмотря на все вышесказанное, я считаю, что читатель все же вправе задать вопрос: а какую все-таки цель преследует превращение этого материала в книгу? Что ж, попытаюсь коротко ответить на него.
Эта книга представляет собой попытку вернуть первозданную свежесть словам, стершимся до уровня банальных "общих мест" за прошедшие тысячелетия своего употребления и потерявших (или почти потерявших) из-за этого былую силу своего преобразующего воздействия на человеческое сердце.
Так как воспроизвести силу впечатления и веры древних христиан не представляется возможным, – увы, не к чести нашего времени… – автор со своим маленьким творческим коллективом пошел другим путем – через попытку раскрытия глубинных пластов смысла, заложенных в словах Христа.
Такая же работа была проделана и в отношении чаньских гунъаней. Только в этом случае она производилась не из-за "затертости" смысла, а наоборот – из-за его новизны и непривычности для европейского сознания.
Вопреки противоположности мотивов результат в первом и во втором случае в чем-то совпал.
О том, насколько удачным получился данный проект в целом, мы предоставляем судить читателю.
Часть I
Введение
В культурном обществе, условно называемом "западная цивилизация", трудно найти книгу, которая оказала бы большее влияние на все сферы человеческой жизни и смерти, чем Евангелие. Это влияние без преувеличения можно назвать всеобъемлющим, в том числе в силу того мощного воздействия, которое оно оказало на коллективное бессознательное* западной ойкумены. Главной причиной столь глубокого влияния на умы, сердца и все остальное, что есть у людей, следует, на мой взгляд, считать систему морально-нравственных, экзистенциальных, метафизических и прочих ориентиров, которые были в ней предложены в качестве базовых. Сознательно или подсознательно, но мы всегда знаем, что есть добро и что есть зло , когда наш поступок хорош, а когда плох. Это знание при соответствующих жизненных выборах "поднимается" из бессознательных глубин, способствуя алхимическому процессу расширения сознания, а в противоположной ситуации – наоборот, уходит на дно, как Атлантида, вовлекая человеческую душу в бездны невроза. В любом случае, и взлет и падение происходят в единой системе координат морально-нравственных ценностей, независимо от того, отрицают эти ценности ее носители или нет.
Именно по этой причине постижение Евангелия и его истин является фундаментальным условием вступления на путь интеграции со своей самостью*. Оно по определению не может носить сугубо теоретический характер, так как в этом случае у слепившихся пластов нашего бессознательного не будет шансов стронуться с места.
Евангелие было выбрано в качестве одного из наиважнейших текстов мировой культуры, достойных самого трепетного, глубокого и уважительного изучения.
Так как анализ всего текста Евангелия потребовал бы колоссальных усилий, мы ограничились только текстом Нагорной проповеди (Евангелие от Матфея, гл. 5–7) как наиболее яркой и глубокой его части, квинтэссенции учения Христа, к тому же изложенного Им самим.
В заключение этого вступления остается лишь отметить, что автор и его маленький творческий коллектив отдают себе отчет в том, что на поверхность поднята лишь самая малая часть той непостижимой Божественной мудрости учения Иисуса, что доносится до нас сквозь века, не уставая потрясать и преображать наши души.
Глава I
Восемь блаженств: программа духовного роста
Увидев народ, Он взошел на гору;
и, когда сел, приступили к Нему ученики Его.
2 И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря
3 Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
А: Начнем со слов Иисуса: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное". Кто как понимает эту мысль?
Д: Нищий – это тот, кто не считает себя богатым. Очевидно, имеется в виду такое отношение, когда никакое богатство – ни духовное, ни материальное – не имеет значения. Человек не берет на себя смелость судить о своих заслугах, об уровне своей духовности, потому что знает, что Богу виднее. Он предстает перед вратами Царствия Небесного таким, каков он есть, не предъявляя собственных достижений или богатств, которыми якобы владеет, так как осознает, что все эти "ценности" уже сами по себе являются для него ловушкой греха гордыни; а ведь в таком случае ему никогда не войти в это Царствие.
А: "Я в суетной жизни с опаской великим дивлюсь добродетелям,
Приносящим великие блага своим добросклонным владетелям.
Оттого, что великие блага, уподобясь великим врагам,
Великими путами вяжут их по рукам и ногам".
Да, казалось бы, все понятно. И можно переходить к следующей строке. Или, может быть, кто-то хочет что-нибудь добавить?
М: Моя точка зрения очень близка к тому, что сказала Дарья. "Нищие духом" – это те, кому присуще смирение и у кого почти отсутствует эговая составляющая.
А: "Присуще смирение и почти отсутствует…" – так интересно это "почти".
М: Саш, среди простых смертных – а ведь Он обращается к обычным людям, к своим ученикам – вряд ли были такие, кто полностью преодолел свое эго*.
А: Вот стихотворение, которое, я считаю, подходит в качестве иллюстрации к третьему стиху:
Богатым не стал я,
ученым не стал я,
заслуги святой не обрел я,
и время мое истекло.
Попробуйте прочувствовать состояние такого человека. Представьте себе, что вы собираетесь на Страшный Суд, а принести-то вам туда и нечего – нет никаких заслуг.
М: Но это перечисление – "Богатым не стал я, ученым не стал я…" – отнюдь не есть то, что приносят на Страшный Суд. Что имеется в виду? Некий не достигнутый за жизнь статус? Или не приобретенное богатство?
А: Я хочу, чтобы вы поняли, о каком состоянии идет речь. Попробуйте представить себе, что вы, каждый из вас, остался в горах один, и пришло время умирать – так получилось. И вы совсем-совсем одни – никто не утешит, платочек не подаст, не поможет. Только вы и небо над головой – безмолвное, нечеловеческое небо. Что такое человек? Просто какая-то ничтожная форма, которая пришла ненадолго – и нет ее. Динозавры, например, правили землей намного дольше, чем будут править люди. Homo sapiens на этой планете так долго не проживет. Даже они, такие устрашающие, огромные, все канули в Лету, и с нами будет то же. А небо как было, так и осталось. Оно никогда никому не принадлежало, но все принадлежало ему. Попробуйте это увидеть. Попробуйте ощутить эту трепещущую бездну беспредельного отчаяния, когда не на что положиться, нечего принести – хоть что-то, что могло бы как-то помочь. Вы собираетесь туда, к Нему – начинаете вспоминать свои заслуги: вот это я сделал, вот… ребенка вырастил, еще что-то вспомнится; и вдруг всё – без всякой подсказки – в ваших глазах оказывается таким ничтожным, ничего не стоящим, бесполезным. Все – и только одна пустота в ваших руках. А руки уже старенькие, покрыты морщинами, дрожат, ничего не могут. В таком беспросветном отчаянии есть только одна последняя мольба, молитва… Как православные говорят: "Остается только на Господа уповать". Только это упование на Господа. Больше ничего. Без всякой надежды, без всякого ожидания прощения. Помните притчу про мытаря?
Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь.
Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю.
Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаза на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне грешнику! (Лк.18.10–13)
И больше ничего. Ни-че-го. Потому что добавить-то и нечего.
Получается, что этими словами Иисус обосновал и предвосхитил свою собственную долю, свою собственную участь. Каким образом? Только когда ничего не ждешь и ни на что не опираешься, а самое главное – ни на что не надеешься – только в этом состоянии Царство Небесное входит в душу само. Тихо-тихо… Когда уже не осталось никаких надежд, чаяний, упований – ничего, на что эго могло бы опереться. Или во что оно могло бы упереться; что по сути, наверное, одно и то же.
Есть еще одна тонкость в том, что касается "нищеты духа", о которой нельзя не упомянуть. Это отсутствие понятийной (да и вообще ментальной) опосредованности восприятия опыта. Проще говоря – так называемого умствования. Через смирение, через "сокрушение души", как объяснил эту строчку блаженный Феофилакт, это отсутствие умствования тесно связано с тем, о чем мы только что говорили, но все же имеет и самостоятельный смысл. Чем больше объяснений, схем, рассудочных построений мы носим в своей голове, тем легче нам оправдать любые свои отступления от внутренней правды и тем труднее живому смыслу достучаться до нашего сердца. В этой точке понятия "умствующий" и "надменный" становятся очень близки. Блаженный Феофилакт, комментируя эту строку, пишет: "Так как Адам пал от гордости…" А ведь Адамова гордость выразилась в том числе и в том, что в ответ на упреки Господа в ослушании он принялся "умствовать", то есть выгораживать себя, перекладывая всю вину за вкушение от древа познания на Еву.
Понятно, что слова Иисуса прежде всего обращены к тем, кто "нищетой духа" отнюдь не отличался, то есть к книжникам и фарисеям. Однако если говорить о тех, кто исторически стоял наиболее близко к идеалу "нищих духом", то в первую очередь вспоминаются адепты и наставники чань, в наибольшей степени реализовавшие принцип "наполненного безмолвия". Естественно, после наших православных юродивых. И после исихастов, разумеется, – священно-безмолвствующие вообще вне конкуренции.
Если рассматривать эту дилемму как парадигму – в чем заключено блаженство нищих духом: в стремлении к познанию или же в смирении – идеальным ответом будет: смиренное стремление к познанию. Но если рассматривать ее части как антагонистические полюса и ставить вопрос так: что важнее – смирение или стремление к познанию – то, я считаю, что смирение, вне всякого сомнения, важнее, чем стремление к познанию. Впрочем, в этом вопросе есть свои нюансы. Во-первых, почему важнее? Потому что стремящихся к познанию и впоследствии использующих обретение знания для укрепления своего эго очень много. И этот факт жизни отчетливо показывает, что стремление к познанию само по себе блаженства не приносит. Так же верно и другое: смирение тоже может быть неправильным. Стремление без смирения, как и смирение без стремления неконструктивно. Смирение, не несущее в себе потенциала к развитию…
М: Но это же не смирение.
А: Совершенно верно. А что это?
М: Перевертыш* гордыни.
А: Каким образом? Раскройте механизм.
М: Когда человек произносит слова: "Вот такое я ничтожество", всем вокруг кажется, что он раскаивается, но в глубине души он сам себе говорит: "Вот я какой – я раскаялся, я смог произнести вслух такие ужасные вещи". И начинает этим гордиться. Кроме того, такое уничижительное отношение к себе оправдывает многие неблаговидные поступки. Люди очень часто используют этот прием, чтобы оправдаться.
А: Смирение, стремящееся к оправданию своей ничтожности, занимается онтологизацией и гипостазированием своей ничтожности как сущности.
Д: Отвергая Божественное…
А: Да.
Д: Получается – хула на Бога.