М: Так ведь в пост, кроме меда и орехов, ничего не остается?
А: Ну вот… И пошел процесс измождения плоти. Если бы только это и только у монахов. По большому счету такая установка в обществе запускает процесс измождения женщин и вообще всего телесного.
Сравните такое положение дел с тем, как поставлена работа с сексуальной энергией у даосских монахов. В книге "Ден Мин Дао" Мастер, учитель Квана Сайхуна, говорит ему, что практика воздержания может быть необычайно вредоносной и разрушительной, если а) не соблюдать специальной диеты, b) не пить особые травы, c) не делать специальные психоэнергетические упражнения по возгонке этой энергии. Даосских монахов всему этому обучали. Там энергия не запиралась в ущерб здоровью человека, а возгонялась и использовалась в целях духовного развития. Да, они воздерживались, у них не было сексуальных контактов с женщинами, но насколько иначе они обходились со своей природой. Эта разница отражена здесь, в этом тексте. Я хочу надеяться, что я не погрешил против фигуры Христа, потому что мне кажется, что этот отрывок не имеет к Нему отношения.
М: Мы и не разбирали фигуру Христа – мы разбирали Библию.
А: Нет, я Его затронул. Я предположил, как такие слова могли бы прозвучать из Его уст при условии, что этот текст не подделан. Я все-таки сделал такое предположение, но хочется думать, что оно не имеет права на существование. А самое главное – исходя из того, что с Ним произошло затем: человек с такой догматической, инквизиторской ноткой в душе не смог бы умереть, а потом воскреснуть. Вот что мне кажется самым главным.
Смысл того, из чего исходили писавшие эти строки, я думаю, всем ясен. Необходимо было как-то ограничить разгул неконтролируемой похоти. В перечне грехов есть, например, и грех проматывания отцовского наследства с женщиной легкого поведения вплоть до полного обнищания. Желание древних неистово отдаваться сексуальному импульсу было очень велико, они без остатка вкладывали себя в эту страсть.
Д: А у современного человека такой страсти нет?
А: Боюсь, что нет. Есть у меня стойкое ощущение, что современные люди намного меньше присутствуют в своем теле для того, чтобы до такой степени этой страсти отдаваться. Действительно, в Древнем мире разгул похоти был необычайно велик. Стремление отдаться во власть инстинктов и вести потребительский образ жизни, не связанный ни с каким, даже минимальным, напряжением сознания в Древнем мире было настолько велико и сильно, что его разрушительное воздействие на самого человека надо было как-то ограничить. Человек был гораздо более телесным, гораздо более зависимым от телесных импульсов. Тело было гораздо ближе к душе, к психике, но и душа была ближе к телу. Для того, чтобы понять, о чем идет речь в 32-м стихе, имеет смысл ознакомиться с бытом и нравами Древнего мира. В Древнем Риме, Греции, Иудее, так же как и везде в те времена, торжество похоти было настолько всеобъемлющим, настолько разнузданным, не имеющим никаких нравственных или социальных ограничений… Я говорю именно о перегибах, о погружении в разврат и о жадном стремлении толпы этому отдаться. В Помпеях публичные дома встречались на каждом шагу. Важно то – и это хуже всего, что люди отдавались этим страстям без сердечного чувства – просто потребительски, из желания получить физиологическую разрядку: насладиться юным телом рабыни, даже не подумав о ее желании или чувствах. На сексе можно просадить не только родительское состояние, но и всю накопленную благую карму и родиться в следующей жизни насекомым или растением – вот в чем самая большая опасность безудержного разврата. Восточные культуры сильны тем, что им известны способы работы с этими сексуальными энергиями, с их преобразованием и трансформацией. В христианской традиции решили, что с телом вообще не надо работать, от него нужно просто отказаться. Я не до конца понимаю, почему так случилось. Ведь в Древней Греции, как и в Древнем Риме культ тела был очень развит: были, например, и специальные места для тренировок, гимнасии, где древние греки встречались, чтобы в том числе и пофилософствовать. Они очень следили за своей физической формой.
М: А Сократ-то толстенький.
А: Но он обладал потрясающей выносливостью. Он очень отличился при битве у Саламина – бесстрашием и отвагой. В чем причина такого отрицания тела, передавшегося по наследству, как проклятое родимое пятно, через всю христианскую традицию, я до конца не разбирался. Эта тема находится за пределами того, чем мы сейчас занимаемся. В течение всей своей истории христиане сурово преследовали любые попытки заниматься телом и обращать внимание на его потребности. Мы – я, Даша, Вероника – прочувствовали отрицание православием телесных нужд на собственном опыте во время нашего пребывания на Валааме. Даша потом жаловалась на крайне нездоровую традицию – и я согласен с ней – стоять в течение всей службы. Знаете, что об этом говорят батюшки? "Когда ты стоишь на службе православной, то считай, что ты стоишь перед Богом на Страшном Суде. А ты можешь представить себя на Страшном Суде сидящим? Не можешь? Вот! Каждую службу нужно стоять перед алтарем, потому что церковь уподоблена кораблю, на котором все спасаются".
М: Нездоро́во не только то, что люди стоят. Нездоровыми получаются и взаимоотношения с Богом – раз они основаны на страхе. Ведь сесть человек не решается из-за страха.
А: Вот что интересно – если поглубже погрузиться в эту ситуацию, то она становится понятнее, исходя из христианского взгляда на мир: вся наша здешняя жизнь рассматривается как малозначительная прелюдия к жизни вечной. Здесь нет ничего ценного, ничего глубокого, и все, на что можно эту жизнь употребить, – это лишь подготовка и, самое главное, получение благоприятного ответа на Страшном Суде. А сама по себе она никакой ценностью не обладает.
В: Валаам удивительно красивый остров. Меня поразило то, что монахи его совсем не знают, они дальше монастыря не ходят.
Д: У них времени на это нет, наверное.
А: Это, конечно, основная причина: монашеская жизнь, действительно, трудна и переполнена послушаниями. Но с другой стороны, им это и в голову не приходит. Ты знаешь, Даша, у монахов есть такие дни, когда свободного времени много: например, Красная Седмица после Пасхи – в это время службы даже в монастыре очень коротки – по два-три часа в сутки. И при этом в праздничные дни не нужно работать. Но вы там на лесных тропинках монаха, действительно, не встретите. На мой взгляд, 32-ой стих очень тесно связан с таким до крайности пренебрежительным, презрительным и глубоко аскетичным отношением к этой жизни: все ее радости, все ее краски, вся ее глубина оказываются всего лишь соблазном, который надо отринуть для того, чтобы устремить свою душу к высшему.
С чем связано такое отношение христианства? Я думаю, что оно связано с не до конца преодоленным дуализмом. Буддийские демоны в отличие от христианских не обладают собственной самостоятельной природой – это только проекция нашего сознания. Они по своему происхождению имеют глубоко психоаналитическое объяснение. Я как психоаналитик аплодирую буддийскому объяснению происхождения демонов как в сфере бардо, так и в нашей жизни. Христианские демоны – это самостоятельные сущности, самостоятельные живые существа, обладающие собственным сознанием, свободой, волей и всем остальным. Таким образом, отколотость бессознательных энергетик собственного сознания гипостазируется христианским мировоззрением, возводится в ранг чего-то сущностного и онтологически состоявшегося. Из такого отношения весь отрывок с 29-го по 32-й стих выстраивается совершенно естественно и логично: раз жизнь вокруг нас настолько малоценна, да еще и напичкана самыми разнообразными "прелестями", приуготовленными для нас дьяволом ради нашего соблазнения и вечной погибели, для чего тогда все нужно? Естественно, только для того, чтобы, отринув все это, показать свою преданность Господу и тем самым получить доступ в Царствие Небесное.
Когда в Индии или на Дальнем Востоке задавались вопросом: "А что же со всеми этими страстями делать?", там понимали, что если человек ничего с этим не сделает в этой жизни, эти омрачения так и будут сопровождать его из воплощения в воплощение, и игнорировать, закрывать глаза на проблему, вытеснять ее не имеет никакого смысла. А в христианстве совершенно другой подход. На вопрос: "что с этим делать?" ответ предлагается очень простой: "Да потерпи ты немного! Зато там будет так хорошо, что про здесь ты и не вспомнишь". Именно в силу такого пренебрежительного отношения к миру этот стих звучит достаточно сурово.
Обратите внимание: этой суровости, непримиримости в Нагорной проповеди достаточно много. За "пустого человека" – суд. Если твой глаз залюбовался красотой женских форм – вырви его. Это не случайно, здесь есть одна тонкость. Суд, синедрион, геенна огненная, "вырви глаз твой", прелюбодейство – все это на одной чаше весов. Посмотрите, что на другой чаше: ответ грешнице: "И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши" (Иоан. 8.11); брату согрешающему прощать не "до семи, но до седмижды семидесяти раз" (Мф. 18.22). Откуда такая разница, что за ней стоит?
Общеизвестно, что дзенские мастера не единожды выражали свое позитивное отношение к фигуре Христа и к текстам Евангелия, утверждая, что Христос был, вне всякого сомнения, реализованным мастером, который не произносил ни одного лишнего слова. Стало быть, упомянутое нами выше противоречие не случайно. Оно связано с одним очень важным моментом – углублением тонкости саморефлексии. Попробую объяснить.
Как мы ведем себя в обычной жизни? До тех пор, пока мы не начали рассматривать нашу жизнь как духовную практику, мы относимся очень легко к своим духовным проступкам: к вранью, к бездумному причинению обиды или вреда другому человеку, к неприсутствию в своих словах и действиях. Пока внутренней созерцательной тонкости не возникло, мы воспринимаем это как нечто несущественное, неважное, не имеющее тяжелых последствий. "Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист"…
Когда же мы начинаем погружаться в свою внутреннюю жизнь и тем самым знакомиться с духовной реальностью, происходит переоценка наших внутренних событий. Внешние события тоже переоцениваются, но это происходит во вторую очередь. Наш духовный слух и зрение утончаются, и мы учимся чувствовать малейшие нюансы того, что происходит в нашей душе: влияние самскар, инвазии бессознательного, флуктуации (сужение или расширение) сознания. Происходит увеличение масштаба: мы совершенно по-другому смотрим на то, что прежде казалось нам незначительной мелочью. И ведь это действительно так. Каким образом происходит обучение любой реальности? Через опыт взаимодействия с ней: если мы каким-то образом выпадаем из реальности, то мы теряем с ней контакт. В физическом теле это выражается очень просто: если я игнорирую то, что нахожусь на пятом этаже и бездумно перелезаю через окно, то я могу потерять свою жизнь; а чтобы ее не потерять, я должен очень серьезно отнестись не только к данным своего восприятия, но и к анализу ситуации в целом: к пониманию того, что, например, в горах малейший неверный шаг может стоить сломанной ноги, а то и жизни, особенно если ты один.
В духовной реальности происходит то же самое. Когда нам что-то открывается, мы получаем новые знания и духовный опыт, наша чувствительность очень сильно увеличивается. Как это происходит? Очень просто: несмотря на духовный опыт, мы по привычке продолжаем где-нибудь врать себе или другим, и вдруг обнаруживаем, что там, в духовной реальности, оказывается закрыто. Пока здесь не разберешься – туда не попадешь. И значимость внутренних событий – внутренней правды, внутренней нравственности – очень резко возрастает. Вот это возрастание: переоценка каждого слова, каждой мысли и ответственность за них перед самим собой – именно оно и содержится в резких словах Христа. И "вырви глаз твой", и "пустой человек", и "геенна огненная" происходят именно из этого феномена. Эта переоценка должна быть осуществлена прежде всего в отношении самого себя. В то же время по отношению к другому Христос проповедует величайшее смирение, терпение, понимание и принятие: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень" (Иоан. 8.7). Этическая сторона христианского учения весьма полно может быть выражена словами Конфуция: "Благородный муж (цзюнь-цзы) – это тот, кто относится строго к себе и снисходительно к другим, а плебей, простолюдин (сяо жень, дословно "маленький человек") – это тот, кто снисходительно относится к себе и строго к другим".
Таким образом, мы видим, что 32-ой стих имеет очень глубокий подтекст и глубокую, уходящую корнями в седую древность предысторию. Первичный этап работы со своим телом, действительно, заключается в отказе, в самоограничении. Тянется рука к еще одной конфете – подумай, хочется бездумно отдаться – лучше воздержись. На этом этапе работа с телесными практиками в других традициях, более уважительно относящихся к человеческой природе, только начинается. А в христианстве, к сожалению, она на этом и заканчивается. Несмотря на столь удручающее положение дел, каким-то образом прорыв наверх все-таки происходит и у адептов христианского учения. Это очень хорошо начинаешь понимать через таинства покаяния и причастия.
33 Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои.
А: Здесь сразу начинается другой раздел. Можно найти связи с предыдущей частью текста – точно так же, как между 28-м и 29-м стихами связь, конечно же есть. Но я, если вы обратили внимание, анализ этого выпадающего из общего контекста отрывка не включил в разбор 27-го и 28-го стихов, которые, на мой взгляд, являются подлинными. То, что Христос говорит о прелюбодеянии "в сердце своем", – абсолютная истина. А вот выводы, которые из этого следуют, по-видимому, уже являются поддельными, переделанными, переписанными. Обратите внимание на еще один любопытный момент. Клятва, о которой идет речь в 33-м стихе, может восприниматься и как клятва супружеская: "не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои". И вот отношение к этому Иисуса:
34 А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий;
35 ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя;
36 ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным.
37 Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.
А: А что сверх этого?
Д: Вовлеченности много!
А: Да, Даша! В десятку! А сверх этого – человеческие эмоции. Те самые, между прочим, которыми пропитаны стихи только что разобранного нами отрывка (с 29-го по 32-ой).
Д: Все сверх этого!
А: Да. Так что, наверное, мы нашли подделку в тексте.
У: Как там о мастере сказано?
А: "Хороший мастер не оставляет следов". Какие у вас мысли по поводу следующего отрывка?
М: Когда один человек просит другого дать клятву, это значит, что он другому не доверяет. А не доверяет, потому что не слышит уверенности. Часто даже если нас не просят клясться – мы сами это делаем, таким образом пытаясь придать весомость своим словам, будучи, видимо, сами в себе не вполне уверены. Ведь если мы говорим с полным присутствием, клятва не нужна, достаточно просто сказать "да" или "нет". Это можно сказать из такого состояния, таким тоном и с таким выражением, что нам поверят без всяких дополнительных доказательств.
Д: Здесь еще сказано: не клянись тем или этим, потому что чем бы мы ни поклялись, ничего из упомянутого нам не принадлежит: даже если мы не сдержим слова, мы не сможем отдать то, чем мы клялись. Даже собственную жизнь человек сам отдать не может, потому что она ему не принадлежит. Поэтому "что сверх этого, то от лукавого".
А: Клятва не может быть чем-то, что дается легко. Клятва – это всегда дух тяжести. Вы никогда об этом не задумывались? О том, что такое клятва, лучше всего сказал кто-то из великих французов. Не могу воспроизвести изречение дословно, но смысл таков: из всех моих клятв, есть только одна или две, дав которые, я точно выполню обещанное, но какие именно, я никому не скажу. Что подразумевает клятва? Необходимость в ней возникает тогда, когда остальные "да, да; нет, нет" полностью обесценены. Клятва возникает на фоне инфляции обычных обещаний, она призвана собрать человека и настроить на то, что к тому, о чем идет речь, надо отнестись с особой серьезностью.
М: Но ведь если первое обещание не выполнено и второе тоже – третье обесценивается. Обесценить можно все, даже клятву.
А: Взгляните на корень слова "клятва", от которого образованы и другие слова: "заклятье", "проклятье", "клясть", "проклинать". Значение корня раскрывает внутренний смысл слова: в клятву, как правило, вложено проклятье тому, кто ее дает (самому себе) в случае невыполнения обещания. Накладывается добровольное проклятье: "И пусть меня постигнет…"
Д: Колдовство получается.
А: Да. Человек заключает сам с собой сделку. Если он выполняет клятву, то с ним ничего не происходит. А если не выполняет, то на него падает то проклятье, на которое он сам себя запрограммировал, которое сам на себя наложил. И роль проклятья как раз заключается в том, чтобы мобилизовать человека на выполнение обещанного. Но Христос выступает против клятв по другой причине, а именно – из-за того, что при принесении клятвы человеком в нем задействуются бессознательные механизмы его эго. Даша правильно сказала, что нам в этой жизни ничего не принадлежит: ни небо, ни земля, ни Иерусалим, ни даже собственная голова. И что с нами будет, нам неизвестно. Мы только предполагаем, а располагает Господь. "Да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого". От лукавого по имени "эго".
М: Я не очень понимаю связь между небом и землей и эговой составляющей.
А: А ты представь себе эту клятву – как человек говорит: "Клянусь небесами, что я верну тебе долг". Что значит "клянусь небесами"?
М: Ну ведь если он не отдаст долг – ничего не случится.
Д: Он будет проклят этими небесами.
А: Во всяком случае, в своем бессознательном. Соответственно, через чувство вины последствия для него будут ничуть не легче, чем если бы он и впрямь был ими проклят. Но давайте не будем отвлекаться, а лучше зададимся вопросом: когда вообще возникает необходимость в клятве?
Д: Ты же сам сказал: когда обесценивается…
А: Да, когда есть сильное недоверие к простому обещанию. А в каких случаях оно возникает?
Д: Когда обещание было не раз нарушено.
А: Не обязательно именно этим человеком. Ты можешь видеть его первый раз и все равно потребовать от него клятву.
Д: Когда есть ожидание, что оно будет нарушено, да?