Вот почему мы - удачно или нет - назвали свой аппарат la soucoupe plongeante, то есть "ныряющее блюдце", сокращенно НБ-2.
У нашего НБ-2 "передний ведущий мост", трубы водомета огибают корпус с двух сторон, заканчиваясь впереди. Сопла вместе пли врозь поворачиваются вокруг вертикальной оси; это позволяет всплывать и погружаться под любым углом, идти задним ходом. Помещенный на корме насос прокачивает воду сквозь гибкие пластиковые трубы, и, чтобы сделать поворот, водителю достаточно уменьшить ток воды в одной трубе. Повернув вперед любое сопло, можно заставить "блюдце" вращаться. Ртутный балласт, который перекачивают с кормы на нос и наоборот, придает аппарату нужный наклон. Электроуправление сведено до минимума; вспомогательные механизмы управляются общим гидроприводом.
Силовая и гидравлическая системы размещены в наружном поясе и накрыты обтекателем из стеклопластика, который улучшает гидродинамические качества лодки и страхует ее от ударов. Впереди справа укреплена фотокамера Эджертона для глубинных съемок, синхронизированная с помещенной слева электронной вспышкой. Чтобы удобнее было менять кассеты, кинокамеру установили внутри и прорезали для нее окошко между двумя смотровыми иллюминаторами. Осветитель для киносъемок смонтирован снаружи на выдвижном гидравлическом поршне. Другая гидравлическая конечность, с угольником и двумя пальцами, захватывает и срезает образцы, которые затем прячет в "баул" с пружинной крышкой.
У "ныряющего блюдца" десять глаз. Три из них - монокулярные системы с полем зрения 180 градусов в куполе - позволяют видеть, что делается вверху. Впереди по одному иллюминатору для водителя и наблюдателя и два "фотоглаза". И наконец, три датчика эхолота направлены вверх, вниз и вперед; с их помощью водитель следит за тем, что недоступно его зрению. Водителя окружают приборы, контролирующие давление внутри кабины, давление масла, глубину, напряжение тока, запас кислорода в баллонах, процент углекислого газа в воздухе. На приборной доске находятся также экран эхолота, гирокомпас и кнопки съемочной аппаратуры, осветителей, магнитофона.
Автоматически поступающий кислород и поглотители углекислоты обеспечивают двух человек воздухом на двадцать четыре часа. Аварийные системы управляются вручную, чтобы они работали даже в том случае, если откажут все источники энергии. Ручные рычаги отделяют подвешенные под днищем две 55-фунтовые чугунные чушки и 450-фунтовый аварийный груз. Между водителем и наблюдателем помещается двенадцатигаллонный бак для балласта, которым можно очень точно регулировать вес аппарата, добиваясь нулевой плавучести. Если аппарат чересчур легок, в бак подпускают воду.
Моллар торопился завершить оборудование "ныряющего блюдца" к началу операции "Подводная гора" - так мы назвали атлантическую экспедицию "Калипсо" 1959 года. Он продолжал наладку НБ-2 уже на борту. Мы опускали в море приборы или занимались вычислениями в штурманской рубке, а в душном кормовом трюме четверо одержимых - Моллар, Лабан, Жак Ру и наш радиоинженер Бернар Марселей - день и ночь трудились около удивительного желтого пузыря с большими серебристыми глазами. Они еще не управились, когда мы пришли в Нью-Йорк на Международный океанографический конгресс.
Здесь калипсяне получили увольнение на берег. Подводный совет "Эмпайр-стейт" выделил экскурсоводов, которые показывали "Калипсо" американским любителям подводного спорта. Стоя позади группы экскурсантов, обступивших "ныряющее блюдце", я вместе с ними слушал гида, офицера нью-йоркской полиции, описывавшего, как эта штука действует на глубине тысячи футов. Хоть бы он оказался прав! НБ-2 еще ни разу вообще не погружалось в воду…
Тревожное ожидание затянулось, мы заходили с визитами вежливости в различные порты США. В Вудс-Холле "Калипсо" пришвартовалась рядом со знаменитым исследовательским судном "Атлантис". Переходя по его палубе на пристань, я сказал Сауту:
- На счету этого океанографического судна больше миль и станций, чем у любого другого. Нам еще много надо поработать, чтобы догнать рекордсмена.
В Вашингтоне мы были гостями Национального географического общества. Газеты на первых полосах поместили фотографию "ныряющего блюдца", устроили шумиху вокруг аппарата, который еще по прошел испытания. Я чувствовал себя очень неловко, но винить некого - спрятать "блюдце" было невозможно.
Завершив наконец программу визитов, мы пришли к пуэрториканскому шельфу. Волны изрыли поверхность моря, вода была мутная, но мы не могли больше ждать и, найдя относительно спокойное место у западной оконечности острова, провели первое испытание НБ-2. Осторожно-осторожно на пятнадцать минут опустили его на тросе на глубину восьмидесяти футов, чтобы проверить прочность корпуса, подачу кислорода, поглощение углекислого газа, работу приборов и силовой установки. Если что-нибудь приключится - глубина небольшая, Фалько и Моллар выйдут наверх, и мы без труда поднимем аппарат.
Все обошлось благополучно; Фалько и Моллар вышли из люка, сияя от восторга.
- Никогда не думал, что будет вот так, - сказал Моллар.
- Как? - спросил я.
- Я ведь впервые побывал под водой!
В следующий раз НБ-2 погрузилось на сто футов. Но Фалько и я еще не решались дать "ныряющему блюдцу > полную волю. Из чистой перестраховки мы соединили его трехсоттридцатифутовым нейлоновым линем с плавающим на поверхности буйком. Программа предусматривала, что Фалько опустится почти на самый грунт, наладит пулевую плавучесть и немного походит, испытывая органы управления и силовую установку. Длительность погружения - сорок пять минут.
Калипсяне не сводили глаз с буйка. На исходе условленного срока он колыхнулся, но я отнес это за счет ветра и течения. Сорок пять минут - аппарат не показывается… Наши люди стали надевать ласты, проверять давление в баллонах аквалангов. Прошло еще несколько минут. Буек успокоился. Я мысленно отобрал людей для спасательного отряда и только хотел дать команду, как услышал с кормы возглас наблюдателя:
- Всплывает!
Один человек прыгнул в воду и закрепил подъемный трос. Мы извлекли НБ-2 из воды, уложили его в "колыбель" на палубе и обступили аппарат, нетерпеливо ожидая, когда откроется люк.
- Великолепная штука! - восторженно крикнул Фалько, высунувшись наружу. - Управляется легко! Кружится!
Он передал мне магнитофон, и я подключил устный судовой журнал первого плавания "ныряющего блюдца" к усилителю нашего радиоузла, чтобы все калипсяне могли послушать.
…Всхлипывают насосы, жужжат моторы, а вот и человеческие голоса. Немногословный обычно Моллар оказался на диво речистым, он бурно восхищался картинами, которые для Фалько успели стать обыденными. Альбер объяснял товарищу, что и как, время от времени диктуя в "журнал":
- Перекачиваю ртуть вперед… Идем носом вниз… Перекачиваю ртуть на корму.
Его перебил голос Моллара:
- Гляди! Что ото за рыбы?
- Выровнялись, - продолжал "запись" Фалько. - Реакция на перемещение ртутного балласта хорошая. Это обыкновенные каранги. Теперь идем в трех футах от дна, скорость - один узел. Эхолот работает хорошо. Прямо - высокие кораллы. Зажимаю правую струю, чтобы обойти препятствие…
- Лихой финт! - воскликнул Моллар. Опять голос Фалько.
- Ложусь на песчаный участок. Легко, словно перышко. Делаю полный оборот. Перекачиваю ртуть вперед.
Нос наклоняется. Песчаное дно в восемнадцати дюймах от иллюминаторов.
- Смотри, смотри! - кричит Моллар.
- Из песка высовываются маленькие головы, - сообщил Фалько. - Появляется серебристая рыбка, стоит торчком. Глядит на нас. Ишь ты, зарывается в грунт хвостом вперед! Исчезла. Опять показалась. Этот аппарат позволит нам подсмотреть такие повадки рыб, каких аквалангист никогда не увидит, - заключил Фалько.
НБ-2 пошло дальше.
- А это что за здоровенная рыбина? - допытывается Моллар.
- Групер… За ним! Он идет против течения. Мы тоже так умеем.
- Не хуже рыбы идем, - заметил Моллар. - А для чего ты построил аппарат? - спросил Фалько. - Рули чуть туговаты.
- Я знаю, в чем дело, - ответил инженер. - Ночью исправим.
- Мы стоим на месте, - сообщил Фалько.
- Сопла выбрасывают воду, мотор работает как надо, - возразил Моллар.
Пауза, во время которой лента явственно воспроизвела жужжание мотора.
- Ясно, - заговорил опять Фалько. - Это линь, к которому мы привязаны, он зацепился за что-то.
Буйреп остановил "ныряющее блюдце". Вот тебе и страховка!.. Хотя Фалько знал, что мы, как только истечет контрольный срок, пошлем людей под воду и можно спокойно подолсдать их, он предпочел вернуться вдоль буйрепа и сумел отцепить его от кораллового сучка.
- Надо раз и навсегда избавиться от линей и тросов, - подвел итог Фалько.
Я согласился с ним. Мы допустили ошибку. Свобода от всяких линей - вот в чем гарантия безопасности.
Меня не устраивала мутная вода, и я принялся изучать карту Антильских островов, чтобы найти уголок, где можно было бы спрятаться от пассата, гулявшего над отмелями Пуэрто-Рико. Я остановился на проливе между Гваделупой и островком под названием Пиджон. Здесь как будто не должно быть ветра и глубины подходящие, от семидесяти до трехсот футов.
Мы стали на якорь на плато, где было семьдесят футов под килем. Все как один надели маски, чтобы взглянуть на обитателей карибского дна. Они были совсем не похожи на тех, которых мы знали прежде, но изобилием видов местные воды вполне могли сравниться с Красным морем. На белом песчаном дне у острова Пиджон росли высокие горгонарии, многие представители губок.
Мы наметили восемь пробных погружений, все в пределах досягаемости аквалангистов - мало ли что. Пусть Фалько как следует освоит машину, прелюде чем идти глубже. Гваделупские воды стали испытательным стендом нового аппарата и школой его первого водителя. Под пристальным наблюдением человекорыб Альбер сделал две вылазки вдоль плато. Он быстро преуспевал в роли штурмана подводных дорог. Встретив слабое течение, Фалько пошел вверх и посадил НБ-2 на губке высотой шесть футов. Постоял так минуты две, потом пришпорил водомет и заскользил дальше.
Мы опасались, что шум моторов будет отпугивать рыб от НБ-2. Подводные пловцы знают, как чутки рыбы к звукам - их обращают в бегство даже низкочастотные колебания, вызванные резким движением ластов. Но они подходили совсем близко к "блюдцу"; стайки карангов и "креолов" кружили в двух-трех футах от него. Эти рыбы обычно сторонятся человека, чувствуя, что это опасное существо. А жужжащий желтый предмет, должно быть, казался им (как и нам) дружелюбно настроенным морским зверем с большими умными глазами. Когда раздавался новый звук, рыбы вздрагивали, но не уходили, а продолжали кружить около "блюдца".
Северный край нашего лягушатника уходил вниз под углом тридцать градусов, сменяясь на глубине двести пятьдесят футов следующей ступенью. Туда мы перешли для дальнейших испытаний. Я с трудом подавлял искушение занять место рядом с Фалько. Но мне нужно было оставаться наверху, чтобы руководить операцией, если с НБ-2 что-нибудь произойдет. Еще успею принять участие в последнем спуске на глубину тысячи футов, а до тех пор мое место на палубе.
В третьем погружении участвовал Андре Лабан, начальник лаборатории, создавшей аппарат. А затем я сказал доктору Эджертону:
- Пойдете вниз?
- Вы серьезно? Конечно, пойду!
Он одним из первых участвовал в погружениях батискафа ФНРС-3 и, конечно же, заслужил честь быть пионером освоения "ныряющего блюдца".
Вот отчет Эджертона:
"Трос отцеплен, мы медленно погружаемся. В оптическую систему в куполе видим стоящую на якоре "Калипсо", вода удивительно прозрачная. Фалько включает двигатель. Идем вперед. К краю рифа спускаемся, словно на самолете. Кислород поступает бесперебойно, дышать легко. В "блюдце" чувствуешь себя почти как в автомобиле, с той разницей, что нам удобнее, мы возлежим на своих матрацах, подобно пирующим римлянам.
Фалько приметил над самым дном стайку кальмаров, они идут правильным строем - жаль только, что вне поля зрения наших камер. Он выключает двигатель, и аппарат медленно ложится в подводный сад, на хрустящие кораллы. Нас окружает множество разноцветных рыб. Замечательная красавица - синяя с желтым исабелита проходит перед самой камерой. Я предпочел бы для съемки дистанцию чуть-чуть побольше, но ей непременно подавай крупный план. Так же бесцеремонно ведут себя остальные рыбы".
Секрет подвижности НБ-2 в нулевой плавучести. Перед каждым погружением мы очень тщательно взвешивали аппарат, записывая результаты на черной доске. На медицинские весы поочередно вставали Фалько и его спутник; потом следовали поглотители углекислоты, магнитофон, съемочные камеры и бутылки с вином. Сложив эту сумму с весом НБ-2, рассчитывали, сколько нужно воды для балласта, и заливали бак из нержавеющей стали. Снаружи к днищу лодки механически крепились две обтекаемые чугунные чушки весом по 55 фунтов; мы назвали их "спусковой груз" и "подъемный груз". Первый придавал НБ-2 отрицательную плавучесть и увлекал его на дно. Когда Фалько сбрасывал его, наступало равновесие. Второй груз Альбер отпускал, когда надо было всплывать.
Операция начиналась на палубе. Экипаж "блюдца" изнутри задраивал крышку люка, и такелалшики крепили к трем уткам сверху подъемную снасть. Приняв по телефону от водителя рапорт о готовности, "блюдце" спускали на воду. Этим, как и подъемом, занимался десятитонный гидравлический кран, установленный на корме справа (мы прозвали его Юмбо). Обычный подъемный кран не годился - качаясь на длинном тросе, НБ-2 колотило бы по кормовым надстройкам своей базы. И мы долго искали, пока не остановились на Юмбо, сконструированном для расчистки шоссе от тяжелых обломков после катастроф. Конечно, усовершенствовали его для использования на корабле, так что суставы Юмбо обрели гибкость и он мог, протянув свой хобот в кормовой трюм, извлечь "блюдце" оттуда без всяких тросов. Крепко удерживая НБ-2, кран опускал его в соду, послушный руке своего погонщика - Мориса Леандри. Затем ныряльщик в каске - марсовый- отцеплял тали; теперь только телефонный провод и нейлоновая чалка соединяли "блюдце" с "Калипсо". Я запрашивал Фалько по телефону: - Все проверено?
Получив ответ "да, капитан", отдавал команду марсовому. Он отделял провод и чалку и становился сверху на КБ-2, помогая своим весом погружению: для подводных аппаратов самое трудное - пройти границу между двумя средами. Из обтекателей, бурля, вырывался воздух. В помощь марсовому Фалько на секунду включал двигатель, чтобы вытеснить воздух также из пластиковых труб. Марсовый уходил все глубже в море - и вот уже он лежит на воде, глядя, как "ныряющее блюдце" тает в голу-бой толще.
Поначалу Фалько, идя вниз, не пускал водомет, предоставлял работать "спусковому грузу". Когда глаза и гидролокатор говорили водителю, что до дна осталось пятнадцать футов, он сбрасывал первую чушку. По Инерции лодка следовала за ней и мягко ложилась на дно. Затем Фалько устанавливал нулевую плавучесть; если аппарат оказывался недогруженным, ручным рычагом подкачивали воду в центральных! бак. От избыточного веса Альбер избавлялся, включая электрический струйный насос, откачивающий литр воды за двадцать веку. Минуты, которые уходили на регулировку плавучести, скупались сторицей. Они позволяли НБ-2 четко маневрировать в трех измерениях.
Вот Фалько включил двигатель, повернул сопла вниз и снялся с грунта. Предельная скорость НБ-2 была полтора узла, но мы редко ходили так быстро. Ни к чему, поспешность - враг наблюдения. От скорости никакого удовольствия, когда она не дает разглядеть окружающее, сжимает широкие просторы в почтовую открытку. "Ныряющее блюдце" - существо дотошное, медлительное, вдумчивое; оно воздает должное и величественным пейзажам, и маленьким сценкам. В нем мы могли по шесть часов кряду изучать - именно изучать - подводный мир.
Пока Фалько объезжал НБ-2, я вместе с другими калипсянами висел под сводом манежа, наблюдая за ним. Мы отчетливо различали гудение двигателей и дробный стук масляного насоса, который включался автоматически, когда давление в гидравлических системах падало до тридцати атмосфер. Вот выключился, - значит, поднял до восьмидесяти. Сипит преобразователь электронной вспышки, а вот это жужжит кинокамера. Дух захватывало, когда Фалько мчался вниз вдоль тридцатиградусного откоса. И далее на глубине ста футов видно, как выдвигается пятифутовый держатель осветителя и яркий свет заливает дно. Сто тридцать футов, "блюдце" исчезло из поля зрения, но звуки сообщают, что погружение продолжается, да и глаз улавливает мигание электронной вспышки.
Я поневоле волновался, когда НБ-2 пропадало в толще воды. Оно уходило от "Калипсо", словно от матки детеныш, совершающий первые самостоятельные вылазки.
Фалько изучал все свойства "ныряющего блюдца" так скрупулезно, точно и не участвовал в его создании, а случайно нашел аппарат на берегу и теперь ставил опыты, постигая его устройство. Иногда он выключал моторы, чтобы понаблюдать в тишине, и настолько увлекался, что я, не видя и не слыша аппарата, вызывал с корабля спасателей. Но всякий раз звук включаемых моторов опережал команду приступать к поискам.
Во время двух заключительных погружений на мелководье Фалько уходил так далеко, что все звуки пропадали. Я посылал наблюдателей на высокий мостик: вдруг НБ-2 поднимется вдали от "Калипсо". Но куда бы ни забирался Фалько, способность ориентироваться под водой, которую он развил в себе за время несчетных погружений с аквалангом, неизменно приводила его обратно, хотя бы он возвращался совсем новым путем. Придет и выбросит соплами 25-футовые струи пенящейся воды.
- Есть фонтан! - кричали мы, приметив нашего кита".
Благодаря этому трюку мы не сомневались, что найдем "Ныряющее блюдце", даже если оно всплывет вдалеке от судна.
На девятое погружение были назначены киносъемки
НБ-2 в работе. Мне помогал Жак Эрто. Сперва мы снимали на глубине 50 футов. Чтобы объясняться с Фалько, я захватил с собой белую тарелку и карандаш для грима. Напишу на тарелке команду и поднесу к иллюминатору НБ-2. "Блюдце" тотчас выполняло задание, словно опытный киноактер. Мы так увлеклись, что я не заметил, как израсходовал весь воздух, и пришлось срочно подниматься за другим аквалангом. На глубине 75 футов я снова настиг НБ-2. Предстояло отснять последний эпизод - сбрасывание "подъемного груза".
Находясь возле носа НБ-2, я внезапно услышал гулкий звук взрыва. Метнулся к иллюминатору, но лицо Фалько исчезло из него. Моллара тоже нет на месте, и внутри полный мрак… Сердце сжалось от страха. Неужели взорвался вспомогательный серебряно-цинковый аккумулятор в кабине?