После битвы Абдаллах ибн Масуд принес голову Абу Джаля Магомету, который с чувством торжества взглянул на этот страшный трофей и воскликнул: "Этот человек был фараоном нашего народа!". Подлинное имя этого старого воина было Амру ибн Хашам. Курайшиты прозвали его Абу Эльхоем, или Отцом Премудрости, за его здравомыслие. Мусульмане же изменили это прозвище и назвали его Абу Джалем, то есть Отцом Безумия. Это последнее осталось за ним и в истории, и оно произносится правоверным не иначе как с прибавлением: "Да будет он проклят Богом!".
Павшие в битве мусульмане были почетно похоронены, между тем как тела курайшитов были с презрением брошены в яму, вырытую для этой цели. Теперь явился вопрос: как поступить с пленными? Омар стоял за то, чтоб казнить их, но Абу Бакр советовал возвратить их, взяв за них выкуп. Магомет заметил, что Омар похож на Ноя, который просил истребить виновных потопом, а Абу Бакр – на Авраама, ходатайствовавшего за виновных. Сам он был на стороне помилования, но двое из пленников были убиты: один, по имени Надхар, за глумленье над Кораном, который, по его словам, был сборником персидских сказок и басен; другой, по имени Окба, за покушение на жизнь Магомета во время его первоначальной проповеди в Каабе, когда его спас Абу Бакр. Многие из неимущих пленников были освобождены, дав только клятву никогда больше не поднимать оружия на Магомета и его последователей. Остальных задержали до присылки за них выкупа.
Среди наиболее значительных пленников был ал-Аббас, дядя Магомета, взятый в плен Абу Язером, человеком очень маленького роста. Когда посторонние зрители стали подтрунивать над разницей в росте, ал-Аббас заявил, что в действительности он сдался человеку громадного роста, ехавшему на коне, какого ему никогда еще не приходилось видеть. Абу Язер настойчиво утверждал, что именно он захватил пленника, но Магомет, желая избавить дядю от унижения, намекнул на то, что Абу Язеру помогал ангел Гавриил.
Ал-Аббас, чтобы не платить выкупа, оправдывался тем, что участвовал в битве по принуждению, а в душе он мусульманин; но оправдание его ни к чему не привело. Многие действительно думают, что между дядей и племянником было тайное соглашение и что Аббас служил тайным агентом Магомета в Мекке и раньше, и после Бедерской битвы.
Другой очень важный пленник для Магомета был Абул-Аасс, муж дочери его Зайнаб. Магомет охотно привлек бы к себе зятя, чтобы иметь его в числе своих учеников, но Абул-Аасс упорствовал в своем неверии. Тогда Магомет предложил ему свободу, если он возвратит ему Зайнаб в Медину; муж же ее, Абул-Аасс, до выполнения условия должен оставаться заложником.
До возвращения отряда в Медину происходил раздел добычи; хотя караван Абу Софиана и уцелел, но значительное количество оружия и верблюдов было забрано во время сражения; к тому же большую сумму денег предстояло получить за выкуп пленников. Магомет отдал приказание, чтобы все было равномерно поделено между всеми мусульманами, принимавшими участие в предприятии; и, хотя у арабов существовал древний обычай выделять предводителю четвертую часть добычи, пророк удовлетворился равною долей с остальными. В числе добычи, доставшейся ему по жребию, был знаменитый меч замечательного закала, называемый Джуль-Факар, или шило. С этих пор он в битвах не разлучался с ним, а после его смерти он достался зятю его, Али.
Это равное разделение добычи вызвало сильный ропот среди воинов. Люди, вынесшие удары войны и деятельнее других собиравшие добычу, роптали, что им пришлась равная часть с теми, которые находились вдали от места действия или со стариками, остававшимися караулить лагерь. Эта распря, замечает Сель, напоминает раздор между воинами Давида по поводу добычи, взятой у амалекитян, когда участвовавшие в сражении тоже настаивали на том, что люди, остававшиеся в лагере, не должны иметь доли в добыче. Решено было, однако, как и в данном случае, разделить все поровну (1 Цар. 30:21–25). Может быть, и Магомет, зная библейскую историю, руководился этим решением? Для вождя, впервые вступившего на путь хищничества, было очень важно установить порядок в распределении добычи. К счастью, он, своевременно вернувшись в Медину, получил откровение, устанавливавшее и на будущее время правила раздела всякой добычи, захваченной в сражении за веру.
Таковы подробности знаменитого сражения при Бедере и первой победы арабов под знаменем Магомета. Победа эта, хотя сама по себе, может быть, и незначительная, положила начало целому ряду побед, изменивших судьбу мира.
Глава восемнадцатая
Смерть Рукайи, дочери пророка. Возвращение его дочери Зайнаб. Влияние проклятия пророка на Абу Па-хаба и его семью. Неистовая злоба Хенды, жены Абу Софиана. Магомет с трудом спасается от смерти. Посольство курайшитов. Король Абиссинии.
Магомет торжественно въехал в Медину с добычей и пленниками, захваченными в первом его сражении. Восторгу его, однако, помешало семейное несчастье. Не стало Рукайи, его любимой дочери, только что вернувшейся из изгнания. Посланный, приехавший раньше Магомета с вестью о победе, встретил у городских ворот похоронную процессию, провожавшую покойницу на кладбище.
Горе Магомета вскоре несколько поутихло по приезде из Мекки дочери его Зайнаб, которую привез верный Зайд. Поручение Зайда сопровождалось большими затруднениями. Жители Мекки были крайне раздражены происшедшим поражением и необходимостью выкупать пленных, так что Зайд остался за городом и послал гонца к Кенанаху, брату Абул-Аасса, извещая его о соглашении и назначая место, куда должна быть доставлена Зайнаб. Кенанах объявил, что на носилках доставит ее на место, но по дороге на него напала толпа курайшитов с намерением не допустить возвращения дочери Магомету. При смятении некто Хаббар ибн Асвад ударил по носилкам копьем, и если бы Кенанах не отразил этого удара своим луком, то он мог бы быть пагубен для Зайнаб. Шум и гвалт привлек к месту действия и Абу Софиана, который осыпал Кенанаха ругательствами за то, что тот открыто возвращает дочь Магомету, что могло быть объяснено трусостью. Вследствие этого Зайнаб была отвезена обратно, и уже на следующую только ночь Кенанах тайно выдал ее Зайду.
Магомет был до того рассержен, услыхав о нападении на его дочь, что отдал приказ сжечь Хаббара живым, кому бы он ни попался. Потом, когда злоба его утихла, он изменил это приказание: "Один только Бог, – сказал он, – может наказывать огнем. Если Хаббар будет взят, пусть лишат его жизни мечом".
Победа мусульман при Бедере вызвала удивление и скорбь мекканских курайшитов. Недавно гонимый ими беглец, изгнанный ими из города, вдруг воспрянул могущественным врагом. Многие из их храбрейших и знатнейших мужей пали от меча; другие были взяты в плен и ожидали унизительного выкупа. Абу Лахаб, дядя Магомета и его всегдашний жесточайший противник, не мог по болезни участвовать в этой битве. Он умер несколько дней спустя после победы Магомета; душевное ожесточение послужило ускорению его смерти. Набожные мусульмане приписывают, однако, его смерть проклятию, которому некогда Магомет предал его он всей семьей, когда тот поднял руку, чтобы бросить камень в пророка на холме Сафа. Это проклятие, говорят они, тяжко отразилось и на сыне его, Oтe, который развелся с дочерью пророка, Рукайей: он был разорван львом в присутствии всего каравана на пути в Сирию.
Недавнее поражение при Бедере никому не досталось так дорого, как Абу Софиану. Правда, он невредимо добрался до Мекки со своим караваном, но ему предстояло услышать о победе ненавистного ему человека и найти свой дом опустелым: Хенда, жена его, встретила его, горько оплакивая смерть отца, дяди и брата. К горю примешивалась злоба, и она кричала и днем и ночью, требуя отмщения Гамзе и Али, от рук которых они пали .
Абу Софиан созвал двести всадников, у которых было с собой только по мешку с мукой, то есть та скудная провизия, которую араб берет обыкновенно в дорогу. Выступая в поход, Абу Софиан дал клятву не мазать головы, не смачивать благовониями бороды и не прикасаться к женщине, пока не встретится лицом к лицу с Магометом. Объезжая окрестности Медины в трех милях от нее, он убил двух последователей Магомета, опустошил поля и пожег финиковые пальмы.
Магомет двинулся ему навстречу с превосходящими силами. Абу Софиан же, невзирая на клятву, не стал дожидаться его приближения, но, поворотив назад, бежал. Всадники пустились за ним, побросав второпях свои мешки с мукою. Это поспешное бегство названо было в насмешку "войною мешков муки".
Мусульманские писатели передают рассказ о неминуемой опасности, которой подвергался Магомет во время этого похода. Однажды он уснул под деревом, будучи один вдали от лагеря. Проснувшись от шума, он увидел Дуртура, неприятельского воина, стоявшего над ним с обнаженным мечом. "О Магомет! – воскликнул он. – Кто же теперь спасет тебя?" – "Бог!" – отвечал пророк. Пораженный такой верой, Дуртур уронил меч, и Магомет тотчас же подхватил его. Потрясая оружием, он воскликнул в свою очередь: "Кто же спасет теперь тебя, о Дуртур?" – "Увы, никто!" – отвечал Дуртур. "Учись же у меня милосердию", – сказал Магомет и возвратил ему меч. Душа воина была побеждена: он признал Магомета пророком Божиим и перешел в его веру.
Находя этот рассказ недостаточно чудесным, набожные мусульмане утверждают, что спасение Магомета произошло при вмешательстве ангела Гавриила который, в то время когда Дуртур готовился нанести удар, ударил его своей невидимой рукой в грудь, что и было причиной падения меча. Около этого времени курайшиты, жители Мекки, вспомнили о родственниках и учениках Магомета, укрывшихся от их преследования в Абиссинии; большинство из них еще оставалось там под покровительством наджаши, или абиссинского короля. К этому монарху курайшиты отправили посольство с целью заполучить беглецов. Один из послов был Абдаллах ибн Рабш; другой – Амру ибн ал-Аас, знаменитый поэт, нападавший на Магомета в начале его миссии в своих сатирах и мадригалах. Теперь он был старше и, отличаясь проницательным умом и поэтическим талантом, все еще оставался грозным противником ислама, хотя позднее ему и пришлось стать одним из храбрейших и наиболее выдающихся его поборников.
Амру и Абдаллах, согласно восточному обычаю, сперва поднесли богатые подарки и потом уже стали ходатайствовать от имени курайшитских властей о выдаче им беглецов. Король, как человек справедливый, позвал к себе мусульман и велел им разъяснить ту новую и опасную ересь, в которой они обвинялись. В числе их был Джафар, сын Абу Талиба и брат Али, следовательно, двоюродный брат Магомета. Это был человек убедительного красноречия и привлекательной внешности. Он предстал перед королем и с жаром и увлечением изложил ему учение ислама. Король, который, как уже замечено, был несторианином, нашел их учение во многих отношениях сходным с учением своей секты и до такой степени противным грубому идолопоклонству курайшитов, что не только не выдал им беглецов, но и взял последних под свое особенное покровительство. Амру и Абдаллаху он возвратил привезенные ими подарки и отпустил их.
Глава девятнадцатая
Возрастающее могущество Магомета. Его негодование против евреев. Оскорбление арабской девушки еврейским племенем кайноков. Мятеж. Кайноки скрываются в своем замке. Победа над ними и наказание их конфискацией имущества и изгнанием. Женитьба Османа на Умм Кульсум, дочери пророка, а самого пророка – на Хафзе.
Бедерская битва окончательно изменила положение Магомета: он был теперь победоносной главой всевозрастающей силы. Идолопоклоннические племена Аравии легко становились последователями религии, льстившей их разбойничьим наклонностям в надежде на добычу и утверждавшей, что она возрождает, в сущности, первоначальную веру их предков; поэтому, как только первый отряд возвратился в Медину с военной добычей, почти все язычники города обратились в новую веру, и Магомет приобрел верховную власть над городом. Тон Магомета соответственно с этим стал иной: он говорил теперь как законодатель и властелин. Первым явным доказательством этой перемены в его настроении было его обращение с евреями, которых в Медине находилось три обширных могущественных рода.
Все его уступки этому жестокому народу оказались бесплодными; евреи не только упорствовали в своей вере, но даже посмеивались над ним и над его учением. Асма, дочь Мервана, еврейская поэтесса, составила против него сатиру и была убита одним из ярых последователей Магомета. Абу-Афак, еврей, ста двадцати лет, был также убит за то, что он в сатирах осмеивал пророка. Кааб ибн Ашраф, тоже еврейский поэт, после Бедерской битвы отправился в Мекку и старался возбудить курайшитов к мести, декламируя стихи, в которых восхвалялись доблести и оплакивалась смерть их соплеменников, павших на поле битвы. Увлечение его дошло до того, что он и при возвращении в Медину публично читал эти стихи в присутствии некоторых последователей пророка, находившихся в родстве с убитыми. Оскорбленный этой непоколебимой враждой, Магомет однажды гневно воскликнул: "Кто же наконец избавит меня от этого сына Ашрафа?". Несколько дней спустя Кааб за свои стихи поплатился жизнью: его убил ярый ансар из племени ауситов.
Наконец, случилось обстоятельство, доведшее гнев Магомета против евреев до явной вражды. Девушка одного из арабских пастушеских племен, приносившая молоко в город, очутилась однажды в квартале, населенном кайноками – одним из трех главных еврейских племен. Здесь девушку окружили молодые евреи, прослышавшие о ее необыкновенной красоте и требовавшие, чтоб она открыла лицо. Девушка отказывалась исполнить их требование, считавшееся у ее народа противным законам приличия. Тогда молодой золотых дел мастер, лавочка которого была по соседству, украдкой прикрепил конец ее покрывала к скамье, на которой девушка сидела, и, когда она встала, чтобы идти, покрывало осталось, и лицо ее оказалось открытым. Тут раздался смех, посыпались шутки молодых евреев, а смущенная девушка стояла в этой толпе, краснея от стыда. Присутствовавший при этом мусульманин принял близко к сердцу бесчестие, нанесенное девушке, вытащил свою саблю и вонзил ее в тело золотых дел мастера, но был тут же убит евреями. Мусульмане соседнего квартала схватились за оружие, кайноки тоже; но так как их было меньше, то они искали убежища в крепости. Магомет вступился с целью усмирить это междоусобие, но вообще, возмущенный против евреев, он настаивал на том, чтоб провинившееся племя отныне приняло его веру. Тщетно указывали они на договор, заключенный с ними при его вступлении в Медину, по которому им дозволялось свободно исповедовать их веру, – Магомет оставался непреклонен. Некоторое время кайноки отказывались уступить и упорно оставались в своей крепости; но голод принудил их наконец сдаться. Абдаллах ибн Обба-Солул, предводитель хазрадитов, покровитель еврейских родов, вступился за них и воспрепятствовал их избиению, но их имущество было конфисковано, а сами они в количестве семисот человек изгнаны в Сирию.
Оружие и богатства, доставшиеся пророку и его последователям в результате этой конфискации, были далеко не бесполезны в последующих войнах за веру. В числе оружия, доставшегося Магомету, находились, например, три сабли: Медхем – острая, ал-Батар – рассекающая и Хатеф – смертельная; два копья: ал-Монтари – рассеивающее и ал-Монтави – разрушающее. Серебряный щит, названный ал-Фадха, и другой, ал-Саадиа, который, по словам предания, Саул преподнес Давиду перед единоборством его с Голиафом. Был также и лук, называемый ал-Катум, или крепкий, но не оправдавший своего названия, потому что в первой же битве пророк натянул его с такой силой, что он разлетелся в куски. Вообще, Магомет употреблял арабский лук с соответствующими стрелами и запрещал своим последователям употреблять персидский.
Магомет уже не думал более склонять к своей вере евреев, которые стали предметом его религиозной ненависти. Он признал недействительным свое прежнее постановление, по которому киблой, или местом обращения во время молитвы, указан был Иерусалим, и заменил его Меккой, к которой с тех пор мусульмане и обращаются лицом во время своих молений.
Дочь пророка, Рукайя, умерла, и Осман, ее муж, оплакивал вполне должным образом эту смерть; чтобы утешить его в понесенной им потере, Омар, брат его по оружию, предложил ему в жены свою дочь Хафзу в тот же год. Хафза была вдовой сулаймита Хобаша; ей было всего восемнадцать лет, и она отличалась пленительной красотой, но Осман отказался от этого предложения. Омар вознегодовал на такой отказ, считая его оскорблением для себя и дочери, и обратился к Магомету. "Не печалься, Омар, – отвечал пророк, – Осману предназначена лучшая жена и лучший муж твоей дочери". И он отдал замуж за Османа дочь свою, Умм Кульсум, а сам женился на красивой Хафзе. Этими политичными браками он еще больше привлек к себе и Османа, и Омара и удовлетворил свою склонность к женской красоте. Хафза после Аиши была самой любимой его женой, и ей вверен был сундук, в который клались главы и стихи Корана, по мере того как пророк получал их в своих видениях.
Глава двадцатая
Хенда возбуждает Абу Софиана и курайшитов к отмщению за смерть ее родных, убитых в Бедерской битве. Курайшиты выступают в сопровождении Хенды и ее товарок. Ухудская битва. Жестокое торжество Хенды. Магомет утешается женитьбой на Хенде, дочери Омейя.
По мере того как власть Магомета возрастала в Медине, все более увеличивалась вражда курайшитов в Мекке. Абу Софиан начальствовал в священном городе и был постоянно подстрекаем к войне женой своей Хендой, неистовая злоба которой не могла успокоиться до тех пор, пока кровная месть ее не настигнет убийц ее отца и брата. Акрема, сын Абу Джаля, наследовавший ненависть своего отца, также требовал мести. И вот, на третий год хиджры, через год после Бедерской битвы, Абу Софиан выступил во главе трех тысяч воинов, преимущественно курайшитов, хотя тут находились также и арабы из племен катана и техама. Семьсот человек было снабжено латами, а двести – лошадьми. Акрема был одним из начальников, как и Халид ибн ал-Валид, неоценимый воин, получивший впоследствии громкую известность. Знамена, развевавшиеся перед войском, несли воины из рода Абд ал-Адара, ветви племени курайшитов, пользовавшейся наследственным правом занимать первые места в совете, в битве и нести знамя впереди войска.
За войском шла мстительная Хенда с пятьюдесятью главными женщинами Мекки, родственницами людей, убитых во время Бедерской битвы; они то оглашали воздух воплями и рыданиями об умерших, то воодушевляли воинов звуками тамбуринов и воинственных песен. Проходя мимо деревни Абва, где похоронена была Амина, мать Магомета, люди с трудом удержали Хенду от намерения вырыть ее кости из могилы.