* * *
Сердюк уже вторую неделю сидел в Каховке. Адаменко не появлялся. Жена бухгалтера ежедневно приходила в обеденный час и получала котелок каши для детей. Встречая ее возле столовки, Медведев передавал привет от мужа. Она молча, с упреком смотрела ему в глаза - не верила и тревожилась.
Наконец в первых числах января раздался долгожданный звонок из Каховки. Это было через два дня после Постановления Центрального Комитета "О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству".
Постановление взбудоражило всех. В окружкоме, в окрисполкоме, в Управлении его обсуждали с утра до вечера. О нем говорили в очередях, на улицах, дома. Слова "заменить крупное кулацкое хозяйство крупным общественным" были ясны каждому: ликвидировать кулака как класс! Начинался последний решительный бой. Теперь Адаменко должен был появиться. И он появился.
- Дядя приехал! - доносился откуда-то издалека слабый голос Сердюка. - Сейчас же выезжайте в Чаплинку. Я встречу на станции.
В тот же вечер Медведев перебрался через Днепр и сел в переполненный вагон поезда, отходившего на Джанкой.
Вагон гудел, словно был набит саранчой. Над дверью в закопченном фонаре прыгало желтое пламя свечи, еле освещая узкий проход. В полутьме на скамьях, на полу, на узлах теснились люди. Повсюду со вторых и третьих полок свешивались ноги в валенках, лаптях, сапогах, в рыжих разбитых ботинках, виднелись концы кулей и узлов. В воздухе плавали синие клубы удушливого махорочного дыма, то поднимаясь, то опускаясь. Из непрерывно хлопающих дверей тянуло морозной гарью. Люди кричали, смеялись, бранились, дремали, жевали. И все это с грохотом и скрежетом, трясясь на стыках, ехало куда-то в ночную снежную степь.
Медведев, пристроившись на краешке скамьи, пытался разобраться в этих людях, в их настроении. Предстояло проехать километров шестьдесят, то есть добрых два с половиной часа, и времени для наблюдений было достаточно.
Сперва, как всегда в суматохе отъезда, казалось, что все пассажиры охвачены одним радостным возбуждением и у всех какая-то одна общая цель. Но постепенно на глазах - то ли дорога делала свое, то ли внимание его сосредоточивалось - эта масса расслоилась и рассыпалась, и он увидел озабоченных, погруженных в свои дела людей.
У окна два пожилых крестьянина в вислоухих ушанках, наклонившись друг к другу, тихо беседуют. Один что-то доказывает, другой вздыхает, качает головой и приговаривает:
- Хто его знае, хто знае...
Худой человек с острым птичьим лицом, в дубленом полушубке и заячьего меха шапке сидит прямо, положив на колени большие коричневые руки в черных трещинах, и, полуприкрыв глаза, молчит - думает.
Толстая женщина на узлах между скамьями - целый ворох платков, из которых торчат красные щеки и вздернутый нос, - так и сыплет, так и сыплет, обращаясь к сморщенной смешливой старушке:
- Та вона мени каже: де же в нас куркули? Нема куркулей! А ты, кажу, сама хто? Земли в тебе, кажу, на весь хутор достанет! Вона мени каже... А я кажу...
Старушка на каждое слово кивает головой, давится от смеха и постонывает:
- Ах ты, матир святая!.. Скажи ты!..
Из-за перегородки тихий гнусавый голос плетет бесконечную унылую канитель:
- Помер Степан... Христя пожила, помучалась та и вмерла... Осталась мала дитина, года не прожила... Вси скоро повмирають, голо буде... Юхим помер...
- Переселяйся до нас, нам такие с карими очами требуются в колгоспи! Трактористкой сделаем! - кричал кто-то с верхней полки через весь вагон.
Крикуну ответили, Медведев не разобрал что, но там, в другом конце вагона, взметнулся многоголосый девичий хохот с визгом, с птичьими переливами. Крикун с обидой в голосе отозвался:
- У нас таким языки отрезают!
И пошла перепалка через весь вагон.
А колеса стучат и скрипят. Черно-белая лента все несется за обледенелым окном. И кажется Медведеву, это не сто, не тысяча - миллионы людей со всеми своими вековыми заботами и делами, вся российская деревня мчит сегодня в тесных шумных вагонах в новое, трудное, бурное завтра.
* * *
Сердюк встретил на станции с санями. Его не узнать! Шапка на затылке. Походка боевая. И носик воинственно торчит из-под очков.
- Один прибыл? Хорошо. Садись, Дмитрий Николаич. Отвезем!
Молодцевато прыгнул в сани и, тыча пальцем в широкую спину возницы в тулупе, скомандовал:
- С ветерком, друже! - Пихнув Медведева локтем, радостно добавил: - Наш человек!
"Наш человек" стеганул лошадку, и сани вылетели в снежное поле.
- Куда едем? - спросил Медведев, когда станция и поезд исчезли сзади в темноте.
- В Чаплинку! Верст пятнадцать. Часа за полтора доберемся. - И горячо зашептал в самое ухо: - Губенко сообщил, сегодня у него с Адаменкой встреча в Чаплинке. Ну, наш человек достал мне сани - и сюда. Посмотришь этого самого Адаменку, и весь их разговор услышишь. Мы тут же рядом будем, так что не беспокойся.
- А ты сам-то не боишься? - спросил Медведев, улыбаясь воинственному пылу бухгалтера.
- Чего уж! - бесшабашно воскликнул Сердюк. - Как этот святой Петр выразился: лучше погибнуть за добрые дела, чем за злые!
- И ты в евангелие ударился? - удивился Медведев.
- Так Губенко ж меня святыми этими до обмороков доводит. Как встретимся, так и заводит свою музыку... Я в школе никогда закона божьего не учил, а тут, на тебе, привелось на старости!
- Сколько же лет тебе, Семен Семенович?
- Под пятьдесят. Старик. - Вздохнул: - Я поздно женился... - Передвинув шапку на глаза, с веселым изумлением сказал: - Если б не дети, подумай, стал бы я ночами спекулянтов и бандитов ловить? Вот судьба нежданная - воистину неисповедимы пути... Тьфу, совсем из-за того агронома псалмами заговорил!
Лошадка, не сбавляя рыси, бодро везла по укатанной дороге. Над неподвижным тулупом время от времени вскидывался кнут. Снег скрипел и шуршал под полозьями, и сани заносило то одним, то другим боком. А вокруг застыла белая степь, и чудилось: совсем близко, в трех шагах за бугром, где густела ночь, обрывается дорога. Но за бугром снова оказывались все те же три шага, и еще, и еще, и так без конца.
Разговор затих разом. На них будто повеяло холодом от степи, от далеких звезд. Три человека в санях, еще недавно и не подозревавшие о существовании друг друга, движимые общим порывом, сдвинулись теснее.
* * *
Хозяин, угрюмый человек с тяжелым взглядом, молча впустил в хату, плотно притворил дверь. Губенко неподвижно сидел у стола, подперев голову рукой, тоскливо глядел на огонь керосиновой лампы. Он коротко кивнул Медведеву и тотчас снова уставился на огонь.
Хозяин также молча проводил Медведева в другую комнату. Оттуда, из-за ситцевой занавески, была видна часть первой горницы и застывший у стола Губенко. Его тонкие губы слегка шевелились, вероятно, он молился. Прошло около часа. Но вот наконец снаружи послышались быстрые шаги. Дверь стукнула. Губенко тяжело встал, отошел в сторону. В комнате зашумели, и прямо напротив Медведева, на угол стола, сел статный молодой человек. Он глянул на занавеску, отвернулся и быстро, не таясь, заговорил:
- Слышали? Наших скоро начнут раскулачивать, в Сибирь высылать. Ждать больше нельзя. Павло, тебе задача: подготовь список всего начальства в Каховке. Адреса домашние... Соображаешь? Чтоб взять всех сразу. За два дня успеешь?
- Сделаю, - вяло проговорил агроном.
- Ты готов? - повернулся Адаменко к хозяину. - Дочка не злякается?
- Все одно в Сибирь идти, - мрачно пошутил хозяин. - Вон агроном уже подавал про меня сводку.
- Не то настроение у вас! - покачал головой Адаменко. - Накажи, чтоб запасла у фельдшера побольше бинтов и ваты.
- А оттуда, - хозяин неопределенно кивнул на окно, - з закордону будет помощь?
- Без них не начнем. Оттуда приедет человек - подаст знак. Услышите, что Жорж приехал, готовьтесь. Агитацию не разводите. Подготовку надо вести тонко. Поддерживать тех, кого Москва обвиняет в правом уклоне. Соображаете? Теперь вот что. Меня ищет один человек - Брагин его фамилия. Бывший офицер. Он знает, что я от ГПУ скрываюсь. Придет сюда. - Адаменко выразительно посмотрел на хозяина. - Ликвидировать!
- О, господи! - заныл Губенко. - У тебя с ним какие-то старые счеты. Зачем же теперь, когда у нас общее дело... Кровь человеков на избраннике...
- А, прикрой ты свою звонарню! - с досадой оборвал его Адаменко. - Никакого общего дела. Мы с вами боремся за самостийну неньку Украину, а золотопогонники хотят нашими руками единую, неделимую возродить... Ликвидировать! Чуешь? Он свое выполнил. Теперь зброю и войско з закордону мы тут вместо него принимать будем. Ну, все. Ясно? Я поехал. Проверь, как там на улице...
Хозяин неторопливо прошел в сени. Агроном тихо спросил:
- Слушай, Адаменко, ты и вправду веришь, что выйдет дело?
Адаменко опустил плечи, задумчиво проговорил:
- Черт его знает... А в общем, надоело мне все это!
- Так брось... - осторожно сказал агроном.
- Нельзя. Этот, - кивнул Адаменко в сторону ушедшего хозяина, - первый меня пристрелит. Они не смирятся. Все равно драться будут за свое добро. А я слишком тесно с ними связался. И вожак им нужен, атаман... Я подошел.
- А сейчас ты правду говорил?
- Насчет Жоржа и прочего? Правду. Не мои слова - чужие. За что купил, за то продаю.
Вернулся хозяин, кивнул, и Адаменко вышел. Подождав, когда затихнут шаги на улице, хозяин рванул занавеску и грубо сказал:
- А ну, выходи!
Медведев прошел к окну.
Хозяин, не спуская с него тяжелого взгляда, спросил:
- Чи ты не Брагин часом?
Это было даже смешно - искать Брагина и самому оказаться им.
- Нет, я не Брагин, - улыбнулся Медведев.
Хозяин оглянулся на Губенко.
- Кого ты привел? Ты ж казав, то наш человек. А то кацап! Москаль! - Желваки заходили у него на скулах. - Вин же все чув! - В его руке очутился топор. Он грузно шагнул к Медведеву.
- Губенко! - тихо сказал Медведев, берясь за пистолет. - Прикрой дверь.
Но Губенко, метнувшись к двери, скороговоркой зашептал:
- Не убий! Господь бог сказал: "Не убий!" - Взявший меч, от меча погибнет! Не убий...
Неизвестно, чем бы все кончилось, если б в хату не ворвался Сердюк.
- Чи ты з глузду зъихав, чи що? - напустился он на хозяина. - Прибыл до тебя человек из выщего центру проверить Адаменку. У него полномочия от самого Петлюры, царствие ему небесное, а ты с топором! - И честный бухгалтер, за всю жизнь не сказавший ни слова неправды, стал вдохновенно рассказывать о том, с какими нечеловеческими трудностями пробирался этот посол Европы в Чаплинку.
- Правду каже? - все еще не выпуская топора из рук, обратился хозяин к агроному.
- Т-так... - закивал тот, дрожа.
- Що це значить "так"? - насел на него Сердюк. - Человек должен успокоиться. Побожись ему! Ну! Живо!
- Ей-богу, - прошептал Губенко и перекрестился.
- Ну вот! - с удовлетворением сказал Сердюк. - Теперь все ясно?
- Раз так, выбачайте, - смущенно проговорил хозяин. - Я людина темна...
На улице, пока ладили сани, Губенко все каялся перед Медведевым в своей трусости:
- Слаб человек! Держит его плоть, яко дьявол.
- Неужели так бы и продолжал стоять и молиться, если б он меня топором хватил?
- Не знаю, не знаю.
- Может, даже рад был бы? - с интересом спросил Медведев.
Губенко вздрогнул.
- Ох, глаза у тебя... занозливые!
- И паскудная же у тебя душа, Губенко, - проговорил Медведев.
- Кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза. А я ненавижу! - вскрикнул Губенко. И потом долго молчал, отвернувшись.
Уже устроившись в санях, Медведев сказал ему жестко:
- Так вот, мое категорическое требование - привести к нам Адаменко, добром или силой. Как можно скорее.
* * *
Не веря в успех дела, Адаменко быстро согласился на предложение агронома - нужно было спасать шкуру. Вскоре оба явились в Херсон к Медведеву. Оказалось, существовал подробный план захвата Крыма, Каховки, Аскании-Нова - территории, входившей некогда в Таврическую губернию. Образованное из украинских националистов правительство должно было немедленно обратиться за военной помощью к Западу.
Получив от Адаменко пароль, Медведев отправился на явку к одному из кулацких вожаков на хутор под Асканией-Нова. Теперь он поехал с вооруженной группой, которая, как личная охрана "пана эмиссара", не отходила от него ни на шаг.
Приехали часов в семь вечера. А уже через час и на протяжении всей ночи мчались отовсюду на хутор кулаки на добрых конях, с оружием, с запасом патронов и харчей. Очень скоро Медведев понял, в чем дело. Весть о его приезде разнеслась по округе молниеносно, и его приняли за Жоржа, которого с таким нетерпением ждали.
Посланный Медведевым курьер вызвал воинскую часть. К утру хутор был окружен. После короткой перестрелки больше двухсот человек вместе со штабом были взяты и отправлены в Херсон. Брагина на хуторе не оказалось, и на Херсонщине он больше не появлялся. Ходила слухи, что он бежал за границу...
* * *
Был конец января тридцатого года, когда Медведев получил очередное назначение. Повсюду в те месяцы кипела подготовка к первому колхозному севу, к первой колхозной весне. Нужно было спешить в новые места.
Перед отъездом Медведев зашел к Сердюку домой попрощаться. Уже две недели, как Семен Семенович вернулся к своим мирным обязанностям, и Медведев застал его за кипой папок и конторских книг. Согнувшись в три погибели, он скрипел пером, раздраженно переругивался с женой, которая своими придирками без конца отвлекала его, и все кутался в дырявый вязаный платок, спасаясь от сквозняков.
Медведеву он очень обрадовался, усадил, позвал детишек:
- Вот они, наследники!
Худенькие мальчики воспитанно подали гостю руки. Жена Сердюка смущаясь предложила чаю.
- Да брось ты свою писанину хоть на десять минут ради гостя! - зашипела она на мужа, который так и не отложил пера и, разговаривая с Медведевым, продолжал коситься в книги.
Медведев с нежностью смотрел на этого маленького, взъерошенного человечка в железных очках.
- Что, Семен Семенович, неужели больше не тянет на чекистскую работу? - с улыбкой спросил он.
- А? Куда? - Сердюк с трудом отвлекся от вычислений, которые вертелись у него в голове. - Ну, что вы! Все это как сон! Разве я способен? Стрельба, знаете... Опасности... Куда мне! - Он махнул рукой. - Вот разве когда-нибудь внукам расскажу, как я месяц чекистом был. И то не поверят. Скажут, брешет дед... Нет, я уж своим делом займусь. Ведь нам на колхозный сектор кредит увеличили вдвое против плана. Кроме того, открываем курсы трактористов, руководителей колхозов. Мне теперь только считать и считать...
Медведев уехал, как всегда, испытывая грусть от расставания и волнение перед новыми делами.
ДВЕ КОММУНЫ
- Довольно! Дальше не могу! Лягу сейчас здесь... и умру на глазах у всех.
- Вперед. Наружный, вперед! Шире шаг, бегом!
- Нельзя же превращать воскресную прогулку в физкультурный кросс.
- Сжальтесь! Пощадите! - закричали сзади.
- Ну, ладно, - смилостивился наконец Медведев, останавливаясь и со смехом разглядывая толстую, неуклюжую фигуру интенданта Наружного, который в своем щегольском, ослепительно белом костюме еле бежал за ним, обливаясь потом и жалобно причитая. - Вы делаете успехи, Наружный! Скоро вылечим вас от одышки.
В некотором отдалении следовала большая группа мужчин и женщин, одетых легко и пестро, по-летнему. Одни несли в руках плетеные корзины, прикрытые белыми салфетками, другие - свернутые подстилки. Кто-то захватил с собой удочку и ведерко.
А впереди, далеко обогнав Медведева и его спутников, неслась к реке ватага детишек.
- Ну вот! Вы в диких дебрях, где еще не ступала нога человеческая! - торжественно объявил своим сотрудникам Медведев. - Перед вами катит воды тихая Случь. А там, за полями и холмами, раскинулось древнее поселение Звягиль.
- Звягиль? - изумился кто-то. - Пять лет живу в Новоград-Волынске, не слышал, что поблизости древнее поселение...
- А я вот узнал, хоть и нахожусь здесь всего четыре месяца. Ну, ничего, скоро и вы увидите, - загадочно проговорил Медведев. - А пока отдыхайте, располагайтесь, граждане, как дома!
С шутками и смехом стали устраиваться на травянистом склоне, в тени густой ивы.
Прошло часа полтора, когда кто-то спохватился: дети исчезли. Родители встревожились, бросились на поиски.
Наконец заметили невдалеке над прибрежными кустами голубую струйку дыма. Только тогда обратили внимание: и Медведева нет.
- Ну, конечно, он, как всегда, с ребятами!
Когда подобрались к кустам, увидели весело полыхающий костер и вокруг завороженных ребят. Они пекли картошку. Медведев лежал, как и все, опираясь на локти, лицом к огню и рассказывал какой-то захватывающий случай из гражданской войны. Ребята слушали, открыв рты. Время от времени кто-нибудь веточкой выкатывал из золы картофелину, перебрасывая на руках и дуя, с упоением съедал. Иногда Медведев распоряжался:
- А ну-ка, очистить картошку для маленьких! - или: - Следующий, за хворостом!
На подошедших родителей даже и внимания не обратили. А горячая картошка в черной обугленной корочке была такая ароматная, такая вкусная... Через минуту взрослые уже лежали вперемежку с детьми, тянулись за дымящимися картофелинами.
- Дай отцу, ты пятую лопаешь.
Когда Медведев окончил, кто-то из отцов вспомнил другой интересный случай. Потом еще. Теперь уж родителей нельзя было остановить.
Почему-то дома они никогда ничего не вспоминали!
- Ребята! А это что? - вдруг воскликнул Медведев, посмотрев за реку.
Там над деревьями висело огромное багровое солнце.
- Поздно. Пора идти.
Назад к месту привала шли общей толпой и пели "Картошку". Под деревом спал Наружный. Его со смехом разбудили. Есть никому не хотелось, и почти все понесли обратно.
Свежий ветерок дул над полями. У всех было светло и легко на душе.
- Славная прогулка! Первый выходной так хорошо отдохнули! - с удовольствием проговорил Наружный. Это вызвало новый приступ веселья: ведь он все проспал.
- Я к тому, что засиделись мы там в Управлении, - оправдывался он смущенно.
- Но почему мы возвращаемся другой дорогой? - удивился кто-то.
Медведев вел их куда-то в сторону.
- Не все неизведанные места я вам показал, - серьезно сказал он. И, круто свернув с дороги, остановился на краю большого котлована.
Это был выработанный и давно заброшенный каменный карьер. Небольшие пещеры - следы разработок - темнели на поросших склонах. Серый туман опускался на дно котлована. Вокруг сгустились тени
И все увидели: от виднеющегося вдалеке города к котловану двигалась вереница каких-то странных маленьких существ. Медленно приблизившись, они стали спускаться по противоположному склону, исчезая в пещерах. Это были дети. Они шли в отрепьях, худые, хилые, безмолвные, как крошечные старички.
- Кто это? - прошептал чей-то испуганный голосок. - Дядя Медведев!
- Беспризорные, - тихо ответил он.