- Пусть им займутся его слуги! - закричал Жак Лалис. - Вперед, господа! Отомстим за него! Неужто эти два бесстыдных мерзавца устоят против нас?
Однако его товарищи проявили куда меньше прыти. Никто не спешил выехать вперед, переступив через тело де Вернея. А пока они медлили, над ними нависла угроза внезапного удара с той стороны, откуда они его никак не ждали.
Со склона горы, спускавшегося к броду, донеслись крики. Испуганно оглянувшись, сторонники де Вернея увидели позади себя шеренгу всадников и пикинеров, отрезавших путь к отступлению.
Блез, конечно, сразу узнал людей маркиза, возглавляемых мэтром Лорансом, его секретарем. Застигнутые врасплох, они рассыпались по лесу под натиском де Вернея, и им понадобилось некоторое время, чтобы собраться вместе - и собраться с духом. Но даже с учетом этого они справились неплохо, потому что с момента первой стычки прошло не более получаса.
В шайке де Вернея началась паника. Лалис, пришпорив коня, заставил его прыгнуть в реку и поплыл вниз по течению; за ним последовали другие.
- Мсье де Норвилю наше почтение, доблестные рыцари! - закричал Блез им вслед.
Некоторые, более робкие, сдались. Не прошло и полминуты, как брод был очищен. Остались лишь тела трех погибших, прижатые ко дну тяжестью своих доспехов.
Блез с Пьером вернулись на дальний берег, к маркизу.
- Не время мне сейчас говорить вам, что у меня на сердце, господа, - сказал де Сюрси. - Попытаюсь выразить это позднее, если смогу…
Глава 10
Когда согнали вьючных мулов и провели генеральную проверку, оказалось, что нападение де Вернея нанесло лишь небольшой урон. Даже конь маркиза не слишком пострадал при падении, только сильно растянул плечо. Физические повреждения сводились к легкой ране на левой руке Блеза, нескольким царапинам и синякам у слуг. Однако из-за потерянного времени, переживаний и усталости продолжать путь дальше до Роана в этот день было невозможно; удалось добраться лишь до небольшого симпатичного городка, где маркиз и его спутники остановились в гостинице "Красный Лев".
Перед ужином де Сюрси выразил свою признательность двоим защитникам брода. Блез и Пьер, приглашенные пажом в комнату маркиза, преклонили колени, как требовал этикет, и выразили надежду, что приключение не причинило его светлости такого ущерба, который нельзя было бы возместить хорошим ночным отдыхом. Они выразили также сожаление, что столь почтенный господин претерпел такую досадную неприятность во время путешествия.
- Увы, государи мои, - отвечал маркиз, жестом приглашая их подняться, - "почтенный" - это лишь вежливое слово для обозначения самой докучливой моей заботы… Слово "старый" бьет куда ближе к цели. Будь я помоложе - или, выражаясь по-вашему, не таким почтенным, - от меня сегодня была бы вам какая-то помощь. Но шестьдесят лет, к сожалению, такая болезнь, которую не излечишь хорошим ночным отдыхом. А что до всего прочего, то благодаря вам я достаточно бодр и здоров. И если бы не вы, быть бы мне охотничьим трофеем мсье де Вернея…
- Да простит меня ваша светлость, - заметил Блез, - думаю, что после такого падения, какое вы перенесли сегодня, и я не держался бы на ногах. Встряска вроде этой - не пустяк в любом возрасте.
Маркиз пожал плечами.
- Спасибо на добром слове. Однако, как бы то ни было, я пригласил вас не для того, чтобы беседовать о своей персоне. Есть и другие темы…
И с улыбкой добавил:
- Такие, например, как браслет мсье де ла Барра. Пьер, друг мой, я заметил во время путешествия, что у вас был золотой филигранный браслет. А сейчас, вижу, он куда-то пропал. Несомненно, вы его потеряли у брода…
Пьер был слишком вышколенным молодым человеком, чтобы обнаружить смущение, но все же слегка покраснел.
- Нет, господин мой, я потерял его в Лальере… проиграл пари.
В глазах де Сюрси зажглись веселые огоньки.
- И ваша потеря обернулась чьим-то выигрышем… Ах, сын мой, азартный дух очень опасен в молодости - особенно если на кон ставится сердце.
- Ей-Богу, монсеньор, я это прекрасно сознаю.
- Нехорошо, однако, - продолжал маркиз, - оставлять запястье столь доблестного и галантного кавалера без всякого украшения.
Он повернулся к ящичку на столе и откинул крышку.
- Итак, я прошу вас принять эту безделицу в память о нынешнем дне… и не спорить на нее, пока вы снова не попадете в Лальер.
Это был массивный золотой браслет итальянской работы, украшенный рельефным рисунком и драгоценными камнями.
Пьер снова опустился на одно колено и рассыпался в благодарностях. После чего, застегнув браслет на запястье, он торжественно заявил, что навсегда останется верным слугой монсеньора де Воля.
- Прекрасно сказано, - одобрил маркиз. - Тем не менее я остаюсь вашим должником… А теперь я хотел бы сказать несколько слов наедине господину де Лальеру, который, надеюсь, окажет мне честь разделить со мною ужин.
Когда де ла Барр откланялся, де Сюрси добавил, обращаясь к Блезу:
- Только, если не возражаешь, давай сначала поужинаем, а потом уж поговорим, потому что, признаться, я голоден, как волк.
Когда уже был подан десерт и пажи удалились, маркиз перешел к теме, которую имел в виду.
Откинувшись на спинку стула с зубочисткой в руке, он заметил:
- Ну что ж, сударь мой, прошло чуть более двадцати четырех часов с тех пор, как мы въехали во двор замка Лальер. За это время немало всякого произошло… Среди прочего, от вас отрекся отец, а вы сами чрезвычайно поразили меня.
- Поразил?.. - удивился Блез.
- Да. Я всегда считал, что вы - лихой малый. Я восхищался вашим искусством владения мечом, обращения с лошадью и тем, как ловко управляетесь вы всюду, где требуется проворство и крепкие мышцы. Однако, простите меня, должен признаться, я считал, что в голове у вас одни пустяки… Прошлым вечером вы доказали, что умеете мыслить, - и я был поражен. Вы показали, что способны устоять против течения и принять на себя ответственность, - на меня это произвело сильное впечатление. Я понял, что недооценивал вас. Примите мои поздравления!
И маркиз занялся своей зубочисткой, пока Блез, красный от смущения, тщетно искал подобающий ответ.
Де Сюрси освободил его от этой трудной задачи, продолжив речь:
- Что касается моей благодарности за услугу, которую вы мне сегодня оказали, то я не буду пытаться выразить её. Молодого Пьера я могу поощрить куском золота. Вас я намерен вознаградить иначе.
Блез перебил его:
- Лучше всего вы вознаградите меня, если не станете говорить об этом. Клянусь Богом, было бы очень печально, если бы после всех ваших милостей меня ещё награждали за исполнение своего долга. Зачем же я тогда отправился с вами в это путешествие?..
- Помолчите! - оборвал его маркиз. - И будьте любезны не перебивать меня. Я намерен наградить вас просьбой о новой услуге.
- О, - воскликнул Блез, - это другое дело!
- Что я вам и пытаюсь втолковать. - Маркиз отхлебнул глоток вина. - Завтра вы отправитесь в Париж… нет, в Фонтенбло. Сейчас двор уже перебрался туда.
- Вы хотите сказать… я должен вернуться?
- Да. Естественно, королю нужно услышать обо всем, что случилось вчера вечером и сегодня днем, и услышать незамедлительно. Необходимо побудить его, не теряя времени, схватить коннетабля де Бурбона, пока пламя не распространилось. Лучше смерть одного, чем гибель тысяч, если уж нет иного выхода. Вы отвезете мое письмо и ответите его величеству на все вопросы, которые потребуют объяснения. Вы - единственный подходящий для этого человек.
Однако от внимания Блеза не ускользнуло добродушное лукавство, которое чувствовалось за сухим деловым тоном де Сюрси.
Конечно, короля следует известить о быстро надвигающемся мятеже и он должен принять во внимание совет маркиза. Однако почти любой человек из свиты де Сюрси мог справиться с этим поручением. Но маркиз посылал именно Блеза с явным расчетом обратить на него внимание короля при столь благоприятных обстоятельствах. Не приходилось сомневаться, в каких выражениях маркиз отрекомендует в письме доблестного де Лальера. Если бы Блез искал награды, то ни о чем лучшем не приходилось и мечтать.
- Я вполне понимаю, - сказал он после паузы, - сколь многим обязан вашей светлости за такую заботу.
- Глупости! Вам нужно прокладывать себе дорогу - тем более теперь, после разрыва с отцом. Было бы нелепостью, если бы вы упустили случай получить благодарность короля. Вы были со мной прошлым вечером. Слышали споры за столом. Вы можете изложить его величеству свою оценку событий и людей. Особенно де Норвиля. Я сказал бы, с этого человека нельзя спускать глаз.
Невольная гримаса отвращения пробежала по спокойному лицу маркиза.
- Если когда-нибудь существовал второй Иуда, так это он. Чума его возьми! Я уверен, что он-то и есть змий, нашептывающий герцогу в ухо… Для Франции будет благословением, если удастся вырвать ему жало.
Блез вспомнил свою вчерашнюю беседу с агентом Бурбона.
Освобожденный недавним разбойничьим нападением от обещания хранить тайну, он подробно пересказал разговор.
- Тридцать кавалеристов, гляди-ка! - произнес маркиз. - И пятьсот ливров содержания. Черт возьми! Это я тоже вставлю в письмо - чтобы намекнуть кое о чем его величеству. Определенно, это делает ваше вчерашнее решение ещё более значительным. Пошли, значит, в ход и подкуп, и предательство! А эта английская девица де Норвиля… пари держу, она - плата за его переход на сторону Англии. Вы запомнили её имя?
- Он отказался назвать его.
- Вот как? Вероятно, это означает, что оно хорошо известно. Я отвалил бы кругленькую сумму…
- У неё рыжеватые волосы, монсеньор, и инициалы A.Р. Я успел взглянуть на оборотную сторону миниатюры, прежде чем вошел де Норвиль. Он сказал мне, что она провела некоторое время при нашем дворе.
- A.Р., - повторил де Сюрси, - рыжеватые волосы…
Он задумался. Вдруг его брови удивленно поднялись:
- Клянусь мессой! Это интересно. Весьма возможно. И если так, то…
Он с жадным любопытством наклонился вперед.
- Можете описать её лицо?
- Оно не из тех, что легко забываются. Не просто хорошенькое, а интересное…
- Да, - выдохнул маркиз.
- Большой рот…
- Да.
- И, клянусь Богом, - Блез улыбнулся, вспоминая, - самые странные глаза, какие я когда-либо видел у женщины. Я имею в виду их форму и выражение…
Де Сюрси хлопнул ладонью по столу.
- Милостивый Боже! Это она и никто другой. Блез, друг мой, не будь даже никакой иной причины послать вас обратно ко двору, одной этой оказалось бы достаточно. Я полагаю, де Норвиль наводил вас на мысль, что та дама сейчас в Англии. Нет, клянусь святым Иоанном! Если только я не ошибся столь явно, то она и сейчас при дворе, и я знаю, кто она. Однако нужно убедиться. Вы видели миниатюру, и вы - единственный, кто может сказать, действительно ли девушка на портрете и Анна Руссель - одно и то же лицо…
- Анна Руссель? - раздумывал Блез. - Уж не та ли, о которой в Париже ходят слухи, будто…
Маркиз перебил с веселым нетерпением:
- Ну конечно! Новая фаворитка короля, девчонка, от которой у мадам де Шатобриан бесконечные печеночные колики. Анна Руссель. Одна из фрейлин королевы, проскользнула ко двору три года назад, во времена "Золотой парчи", когда мы так любили все английское. Для завершения своего образования, не угодно ли?.. И она все ещё здесь, под крылышком мадам д'Алансон, которая в ней души не чает, а главное потому, что ею увлекся король. О, святая Пасха! Итак, это она помолвлена с Жаном де Норвилем!
И де Сюрси погрузился в молчание, взвешивая все возможные последствия этого открытия.
В голове у Блеза вопросы жужжали, словно пчелы. Наконец один из них вырвался на волю:
- Ваша милость полагает, что эта дама - шпионка?
Его собеседник поднял взгляд от стола.
- Шпионка? - повторил он. - Ну зачем такое грубое слово? У него неприятный душок, который ничуть не подходит для миледи Руссель…
Он рассеянно взял виноградину со стоящего перед ним блюда, сжевал её и только потом продолжил:
- Вы её, конечно, не знаете, а я знаю немного… - Он улыбнулся. - Хотя, скорее всего, я льщу самому себе. Кто может сказать, что знает женщину? Впрочем, я к ней приглядывался. Она - единокровная сестра своего опекуна, сэра Джона Русселя, одного из фаворитов короля Генриха Восьмого. То, что она появилась у нас при дворе, несмотря на войну, да ещё пользуется популярностью - случай сам по себе достаточно необычный, чтобы привлечь внимание. Однако называть её шпионкой, даже если она действует в пользу Англии?.. Нет, к ней это слово не подходит.
Маркиз постукивал пальцем по кубку с вином. Блез почтительно ждал, пока он снова заговорит.
- У слов, друг мой, бывают весьма сложные и тонкие оттенки. Есть слова белые, есть черные, но чаще попадают в точку слова, так сказать, промежуточных тонов. "Шпион" - слово черное. Оно предполагает злодейство, подлость. Но взгляните на мадемуазель де Руссель. Начнем с того, что ей не более девятнадцати лет, что у неё приятная внешность и острый ум. Ее ли вина, если братец и кардинал Уолси определили ей место при нашем дворе и послали сюда? Могла ли она отказаться и не поехать? Вероятно, она любит Англию; вероятно, она хотела бы послужить своему государю. Возможно ли, чтобы молодая девушка такого положения не замечала при случае, что творится у нас, и не пыталась любыми путями добиться преимущества для Англии? Нет, не её, а нас следует винить - за то, что мы держим её при дворе. Я уже давно так считаю. А открывшаяся связь между нею и де Норвилем подтверждает мое мнение. Англия - это достаточно неприятно, но Бурбон ещё опаснее.
- Если она похожа на своего будущего супруга, - сказал презрительно Блез, - то не нахожу, что употребленное мною слово слишком черное.
Де Сюрси покачал головой:
- Нет. Это я вам точно могу сказать. Она, возможно, и интриганка, но вовсе не его склада. Разница не меньше, чем между соколом и змеей.
- Она выходит за него замуж.
- Ну и что из того? Это просто показывает, какую цену Англия согласна уплатить де Норвилю за добрую службу герцогу… Бедная девушка! Сомневаюсь, видела ли она его когда-нибудь. Женщины не выходят замуж - их выдают. Но, при всем при том, короля предупредить необходимо.
Такой опытный царедворец, как де Сюрси, конечно, понимал, что сделать это вовсе не просто. Предостережение могло по-разному отразиться на нем самом - в зависимости от того, в каких отношениях будет король с Анной Руссель, когда получит известие. Старик-министр, вмешивающийся в любовное приключение, не может рассчитывать ни на благодарность, ни на доверие…
По зрелом размышлении маркиз решил, что лучше вообще не упоминать об Анне Руссель в основном письме, посвященном вчерашнему собранию и сегодняшнему бою. Это письмо он продиктует секретарю. Однако он добавит отдельный листок, написанный собственноручно, с бесстрастным сухим сообщением о помолвке де Норвиля с девушкой-англичанкой, которая, по таким-то и таким-то соображениям, может оказаться Анной Руссель, - опознание возлагается на Блеза. Этот листок предназначается только для королевских глаз; потом пусть его величество сам решает, как поступить.
- Итак, - закончил де Сюрси, отодвигаясь от стола, - если вы пришлете ко мне мэтра Лоранса, я начну работать над письмами. А вы отправляйтесь в постель, вам нужно выспаться перед дорогой. Только скажите Пьеру де ла Барру, что ему придется быть моим главным телохранителем и янычаром до самого Люцерна. Это подсластит ему пилюлю разлуки с вами. Вы поедете на почтовых для большей скорости. Ваши вещи и лошадей мы возьмем с собой. Я рекомендую вам выбрать другую дорогу на север - вдоль Арконса, в объезд Лальера.
Договорились, что Блез, выполнив поручение в Фонтенбло, поедет к маркизу в Швейцарии и привезет ему ответ короля.
- А может быть, к этому времени, - сказал де Сюрси, - я уже закончу дела в Люцерне, и мы встретимся в Женеве. У меня есть там дело к герцогу Савойскому. Ей-Богу, в ожидании ваших новостей я буду сидеть как на иголках. Потом мы вместе поедем обратно в Лион. И вы вернетесь в армию, к господину де Баярду, в несколько лучшем виде, чем тот, в каком вы его покинули, - если ваше дело при дворе закончится так, как я рассчитываю.
Однако, к удивлению маркиза, Блез не ответил и не поспешил удалиться. Он сидел, катая в пальцах шарик из хлебного мякиша, с таким видом, словно хотел что-то сказать, но не знал, как начать.
- Ну, - подтолкнул его де Сюрси, - вы как будто не удовлетворены?
Блез покраснел.
- А не позволит ли мне ваша милость остаться на службе у вас некоторое время?
- Как?! И не возвращаться в армию?
- На время… - Блез запнулся. - Я вспоминаю, вы когда-то предлагали… я хочу сказать, был как будто разговор… чтобы готовить меня к государственной службе… к делам, которыми занимается ваша милость… Это ещё возможно?
- Боже милосердный! - воскликнул маркиз.
Он вдруг обнаружил, как трудно ему удержаться от улыбки при воспоминании о своих прежних планах в отношении Блеза. Он взглянул на мускулистые, загорелые руки крестника, непривычные к перу; на открытое мальчишеское лицо; на непокорные волосы, буйные и какие-то… разухабистые. Яркий образец бесхитростного простодушного вояки, неутомимого наездника и весельчака. Представить его в роли ловкого исполнителя секретных миссий, чувствующего себя как рыба в воде за кулисами политики… смех да и только!
- Боже милосердный! - повторил де Сюрси. - Что сей сон означает?
Блез не отрывал взгляда от стола.
- Не знаю, смогу ли выразить это в словах… - и вдруг поднял глаза. - Монсеньор, вы ведь были когда-то молоды?
Собеседник расхохотался:
- Черт побери! А как же!
- Но теперь… Монсеньор, я почувствовал вчера вечером, что другие… я имею в виду людей постарше, вроде моего отца… так и не смогли заметно измениться за всю жизнь. Они рассуждали, как ничему не научившиеся юнцы.
- Ну-ка, ну-ка… - явно заинтересовался маркиз.
- Я вообразил себя в их возрасте: точно такой же, как сейчас, только с седыми волосами да скрипучими суставами. И мне стало страшно. Я взглянул на вас, превосходящего их всех мудростью и знанием жизни… Монсеньор, мне захотелось стать похожим на вас. А если я вернусь в армию… - он пожал плечами и недоуменно развел руками.