У Найджела не было времени для таких наблюдений, ибо появление лорда Дэлгарно немедленно привлекло всеобщее внимание и вызвало суматоху среди гостей, передававших из уст в уста его имя. Некоторые протискивались вперед, чтобы взглянуть на него, другие отходили в сторону, чтобы дать ему дорогу. Равные ему спешили приветствовать его, а люди более низкого звания старались подметить все особенности его жестов и костюма, чтобы при случае блеснуть ими, как образцами самой последней, подлинной моды.
Сам шевалье, genius loci, одним из первых приветствовал главную опору и украшение своего заведения. Он подошел к нему шаркающей походкой, с сотней обезьяньих conges и chers milors, чтобы выразить свое счастье по поводу того, что он снова видит у себя лорда Дэлгарно.
- Надеюсь, вы принесли обратно солнце, милор. Вы унесли солнце и луну от вашего бедного шевалье, когда вы покинули его так надолго. Pardieu! Я полагаю, вы уносите их в своих карманах.
- Вероятно, это случилось потому, что вы не оставили мне в них ничего другого, шевалье, - ответил лорд Дэлгарно. - А теперь, monsieur le chevalier, разрешите мне представить вам моего соотечественника и друга, лорда Гленварлоха.
- Ах, ах! Tres honore… Je m'en souviens, oui. J'ai connu autrefois un milor Kenfarloque en Ecosse. Да, я помню его. Le pere de milor apparemment. Мы были задушевными друзьями, когда я гостиль в Оли-Рут с monsieur de la Motte. Я часто играль в теннис с милордом Кенфарлоком в L'Abbaie d'Oly-Root… Il etoit meme plus fort que moi… Ah le beaucoup de revers qu'il avoit! Я помню также, что с красивыми девушками он быль, быль… ах, un vrai diable dechaine. Ага! Я помню…
- Лучше не вспоминать больше покойного лорда Гленварлоха, - сказал лорд Дэлгарно, бесцеремонно перебивая шевалье, так как он понимал, что панегирик, который тот собирался произнести для прославления умершего, будет столь же неприятен для сына, сколь он был совершенно не заслужен отцом, ибо тот не был ни картежником, ни распутником, каким он ошибочно представлялся шевалье в его воспоминаниях, а, напротив, вел строгий и суровый, почти аскетический образ жизни.
- Это разумно, милор, - ответил шевалье, - вы правы. Qu'est ce que nous avons a faire avec le temps passe? Прошлое принадлежит нашим отцам, нашим ancetres - прекрасно. Настоящее принадлежит нам. Для них - роскошные гробницы с гербами и памятниками из бронзы и мрамора; для нас - petits plats exquis и soupe-a-chevalier, который я сейчас же велю подать.
С этими словами он сделал пируэт на каблуках и приказал слугам подать обед. Дэлгарно рассмеялся и, заметив мрачный взгляд своего молодого друга, сказал ему с упреком:
- Как?! Неужели вы так простодушны, что способны гневаться на такого осла?
- Я хочу сохранить свой гнев для более подходящего случая, - сказал лорд Гленварлох. - Но должен признаться, мне было очень неприятно услышать имя моего отца из уст этого человека. Да и вы тоже уверяли меня, что это не игорный дом, а сами сказали, что покинули его с пустыми карманами.
- Бог ты мой! - воскликнул лорд Дэлгарно. - Я сказал это лишь для красного словца; кроме того, нужно иногда поставить одну-две монеты, если вы не хотите прослыть жалким скрягой. А вот и обед! Быть может, изысканные яства шевалье придутся вам больше по вкусу, нежели его беседа.
Гостей пригласили к столу, где обоим друзьям были отведены самые почетные места. Шевалье, исполнявший во время обеда обязанности хозяина, прислуживал им с особой церемонностью, приправляя каждое блюдо своей приятной беседой. Обед был действительно превосходный, в том пикантном стиле кулинарного искусства, который французы уже ввели в то время и которым неискушенные английские юноши должны были восторгаться, если они претендовали на звание знатоков и людей со вкусом. Вино также было высшего сорта, отличалось большим разнообразием и лилось в изобилии. Разумеется, беседа среди такого множества молодых людей была легкой, оживленной и веселой, и Найджел, которого так долго угнетали заботы и несчастья, воспрянул духом и чувствовал себя легко и свободно.
Некоторые из гостей обладали неподдельным остроумием и умели пользоваться им с большим искусством и тактом, другие, самодовольные фаты, вызывали насмешки, сами того не замечая; были среди них и оригиналы, предпочитавшие развлекать общество не своим умом, а своими чудачествами. И почти все они вели беседу с подлинной великосветской изысканностью того времени или пользовались жаргоном, который нередко выдается за нее.
Словом, общество и беседа были так приятны, что смягчили суровость Найджела даже по отношению к церемониймейстеру, и он терпеливо выслушивал различные замечания, касающиеся кулинарного искусства, с которыми chevalier de Beaujeu, видя, что, как он выразился, милор предпочитает "curieux и l'util", считал нужным обращаться к нему. Предположив по неизвестным причинам, что его новый гость любит старину, он принялся восхвалять великих мастеров былых времен, в особенности одного из них, которого он знавал в дни своей юности, "maitre de cuisine y marechal Strozzi - tres bon gentilhomme pourtant" и который во время долгой и жестокой осады le petit Leyth каждый день накрывал стол своего хозяина на двенадцать персон, хотя не мог предложить ничего лучшего, кроме четверти околевшей лошади и сорных трав, растущих на крепостных валах.
- Despardieux, c'etoit un homme superbe! Из головки чертополоха и нескольких листиков крапивы он мог сварить суп на двадцать человек. Из ляжки маленького щенка он готовиль roti des plus excellens; но это быль настоящий coup de maitre, когда произошла капитуляция, или, как вы говорите, сдача крепости, и, dieu me damne, он приготовиль из задней части соленой лошадиной туши блюдо на сорок пять персон, так что английские и шотландские офицеры и знатные гости, имевшие честь быть приглашенными на обед к монсеньеру после капитуляции, не могли разобрать, что за чертовщину им подали.
Тем временем бокалы не раз наполнялись добрым вином, зажигавшим веселье в сердцах гостей, и посетители, сидевшие за нижним концом стола, которые до сих пор играли роль слушателей, начали, не к чести их самих и не к чести ресторации, вставлять свои реплики.
- Вы говорите об осаде Лейта, - сказал высокий костлявый человек с густыми, по-солдатски закрученными усами, с широким поясом из буйволовой кожи, с длинной шпагой и другими внешними атрибутами почтенной профессии, состоящей в убийстве людей, - вы говорите об осаде Лейта! Я был там - прелестная деревушка, окруженная отвесной стеной, или крепостным валом, с башнями в виде голубятен на каждом углу. Клянусь своим кинжалом, если бы в наши дни подобная осада продолжалась двадцать четыре часа, не говоря уже о таком же количестве месяцев, и крепость вместе со всеми ее голубятнями не была бы взята приступом, то осаждающие заслуживали бы не большей милости, чем та, которую оказывает палач, после того как он закрепит петлю на виселице.
- Прошу прощения, monsieur le capitaine, - сказал шевалье, - я не быль при осаде petit Leyth, и я ничего не знаю о голубятнях; но я должен сказать, что monseigneur Strozzi понималь толк в grande guerre и быль grand capitaine, plus grand - я xoтель сказать, быть может, более великий, чем некоторые полководцы в Angleterre, у которых слишком громкий голос. Tenez, monsieur, car c'est a vous!
- О мосье, - ответил лихой рубака, - мы знаем, что француз прекрасно умеет сражаться из-за каменной стены, заковав в броню спину, грудь и котелок.
- Котелок! - воскликнул шевалье. - Что это значит - котелок? Вы хотите оскорбить меня при моих благородных гостях? Прошу прощения, я исполняль свой долг как бедный дворянин под командой Grand Henri Quatre, при Куртрэ и Иври, ventre saint gris! У нас не было ни котелков, ни горшков, и мы всегда шли на приступ в одних рубашках.
- Что опровергает еще одну низкую клевету, - смеясь сказал лорд Дэлгарно, - согласно которой у благородных французских ратников не хватало белья.
- Вы хотите сказать, милорд, что эти воины шли на приступ с обнаженными мечами и продранными локтями, - сказал капитан, сидевший у дальнего конца стола. - Прошу прощения у вашей светлости, я знаю еще кое-что об этих дворянских ратниках.
- Пока мы как-нибудь обойдемся без ваших знаний, капитан, и избавим вашу скромность от необходимости рассказать нам, как вы приобрели эти сведения, - ответил лорд Дэлгарно презрительным тоном.
- Мне незачем говорить об этом, милорд, - сказал лихой вояка, - весь мир знает это - все, кроме жалких, трусливых горожан Лондона, которые могут спокойно смотреть, как доблестный воин грызет от голода рукоятку своей шпаги, но ни за что не вынут из своего толстого кошелька ни одного фартинга, чтобы помочь ему. Вот бы наши молодцы нагрянули в их кукушкино гнездо!
- Кукушкино гнездо! Сказать такое про наш город Лондон! - воскликнул один кавалер, сидевший на противоположном конце стола; видно было, что он еще не привык к своему роскошному, модному костюму. - Пусть только попробует повторить это еще раз!
- Что! - воскликнул воин, гневно сверкнув глазами из-под густых черных бровей, хватаясь одной рукой за рукоятку шпаги и крутя другой свои огромные усы. - Уж не хочешь ли ты драться из-за своего города?
- Да, черт возьми! - воскликнул кавалер. - Я горожанин, пусть все знают; и всякий, кто посмеет поносить наш город, - осел и безнадежный дурак, и я проломлю ему башку, чтобы научить его уму-разуму и хорошим манерам.
Гости, вероятно не без основания оценивавшие храбрость капитана не так высоко, как он сам, с любопытством наблюдали за принявшим вызов негодующим горожанином, и со всех сторон послышались возгласы:
- Вот так отзвонил, что колокол святой Марии!:
- Ладно пропел петух святого Павла! Дай ему сигнал к атаке, чтобы этот вояка по ошибке не стал отступать, вместо того чтобы идти на приступ,
- Вы ошибаетесь, джентльмены, - сказал капитан, окинув присутствующих величественным взором. - Я должен выяснить, достаточно ли знатного рода этот кабальеро горожанин, чтобы скрестить шпаги с благородным воином - ибо, поймите меня, джентльмены, не со всяким могу я мериться силами без ущерба для своей репутации, - и тогда я дам знать о себе самым благородным образом посредством письменного вызова на дуэль.
- А я дам знать о себе самым неблагородным образом - посредством дубинки, - сказал горожанин, вскакивая и хватая свою шпагу, которую он, перед тем как сесть за стол, поставил в угол. - Следуйте за мной.
- По всем правилам дуэли я имею право выбрать место для поединка, - сказал капитан. - И я выбираю Мэйз в Тотхилл-Филдсе; в качестве свидетелей я приглашу двух человек, которые смогут быть беспристрастными судьями, а что касается времени - ну, скажем, через две недели на рассвете.
- А я, - сказал горожанин, - в качестве места поединка выбираю кегельбан за домом, в качестве свидетелей - всех присутствующих, а время - настоящий момент.
С этими словами он надел свою касторовую шляпу, ударил бравого вояку по плечу вложенной в ножны шпагой и сбежал вниз по лестнице. Капитан не торопился следовать за ним; но в конце концов, подстрекаемый насмешками гостей, он заверил их, что не раскаивается в своих словах и готов повторить их еще раз, и, надев шляпу с видом старого Пистоля, спустился по лестнице к месту поединка, где его более проворный противник уже поджидал его с обнаженной шпагой. Все гости с радостью предвкушали предстоящий поединок. Некоторые бросились к окнам, выходящим на кегельбан, а другие последовали за дуэлянтами вниз. Найджел не мог удержаться от того, чтобы не спросить лорда Дэлгарно, не собирается ли он вмешаться, чтобы предотвратить несчастье.
- Это было бы преступлением против интересов всех присутствующих, - ответил его друг. - Поединок между двумя такими чудаками может только принести пользу обществу, и в особенности заведению шевалье, как он его называет. За последний месяц мне страшно надоели кожаный пояс этого капитана и его красный камзол, и я надеюсь, что сей бравый торговец полотном выбьет ослиную дурь из этой мерзкой львиной шкуры. Смотрите, Найджел, смотрите, как этот храбрый горожанин занял позицию на расстоянии броска шара в середине дорожки - великолепный образец борова в доспехах. Полюбуйтесь, как он молодцевато выставил ногу, как он размахивает шпагой, словно собирается мерить ею батист. Смотрите, вот ведут упирающегося воина, вот он становится против своего пылкого противника на расстоянии двенадцати шагов. Вот капитан обнажает свое оружие, но, подобно хорошему полководцу, смотрит назад через плечо, чтобы обеспечить отступление на тот случай, если произойдет самое худшее. Посмотрите, как этот доблестный лавочник наклоняет голову, несомненно уверенный в крепости почетной эмблемы, которой супруга украсила его чело. Поистине это редкое зрелище. Клянусь всем святым, он проткнет его словно тараном!
Все произошло так, как предсказывал лорд Дэлгарно: горожанин, охваченный жаждой битвы, видя, что воин не идет ему навстречу, бросился на него, полный отваги и сопутствуемый счастьем, выбил оружие из рук капитана и, казалось, насквозь пронзил шпагой тело своего противника, который с громким стоном растянулся на земле во весь рост. Десятки голосов закричали победителю, который стоял как вкопанный, пораженный своим собственным подвигом:
- Спасайся бегством!.. Через заднюю калитку!.. Беги в Уайтфрайерс или переправляйся через реку на Бенксайд, а мы пока задержим здесь толпу и констеблей.
И победитель, оставив своего поверженного врага, последовал советам и, не теряя ни минуты, обратился в бегство.
- Клянусь всем святым, - сказал лорд Дэлгарно, - никогда бы не подумал, что этот молодец будет стоять, ожидая удара. Несомненно, он оцепенел от ужаса и у него отнялись руки и ноги. Смотрите, его поднимают с земли.
Окоченевшим и неподвижным казалось тело воина, когда двое гостей подняли его. Но едва они начали расстегивать ему жилет, чтобы найти рану, которой нигде не было, храбрый воин собрался с духом и, сознавая, что ресторация перестала быть сценой, на которой можно было блеснуть своей храбростью, принялся улепетывать во все лопатки, провожаемый насмешками и криками всей компании.
- Клянусь честью, - сказал лорд Дэлгарно, - он избрал тот же путь, что и победитель. Я уверен, он догонит его и доблестный горожанин подумает, что его преследует дух убитого им воина.
- Despardieux, milor, - сказал шевалье, - если бы он остался здесь на один момент, к нему вместо савана прикололи бы torchon, или, по-вашему, кухонное полотенце, чтобы показать, что это дух grand fanfaron.
- Тем не менее, - сказал лорд Дэлгарно, - вы очень обяжете нас, monsieur le chevalier, а также сохраните свое доброе имя, если прикажете своим слугам встретить этого вояку дубинками, как только он осмелится снова показаться здесь.
- Ventre saint gris, milor! - сказал шевалье. - Предоставьте это мне. Черт возьми, я прикажу судомойке вылить помои на этого grand poltron!
Вдоволь посмеявшись над этим комичным происшествием, гости разбились на маленькие группы. Некоторые завладели недавним местом поединка и стали готовить кегельбан для его настоящего назначения; и вскоре послышались возгласы играющих: "Катись, катись!.. Задень, задень!.. Мимо!.. Будь ты проклят, шар несчастный!", оправдывая поговорку, согласно которой при игре в кегли бросают на ветер три вещи, а именно - время, деньги и ругань.