Скорее всего, и турки тоже отказались раскрыть свои тайны, когда Джованни захотел посмотреть, как производят оранжево-красную краску, которую он видел на коврах в Константинополе, правда, оттоманские красильщики вряд ли заботились о вежливости. Секрет "турецкого красного", как еще называли ализарин, охраняли так строго, что европейским красильщикам понадобилось несколько столетий, чтобы вызнать его, и наверняка не обошлось без подкупа и шпионажа. В какой-то момент, в начале XVIII века, молодому французскому химику Анри Луи Дюамелю дю Монсо удалось вплотную приблизиться к разгадке, когда он обратил внимание, что если кормить голубей мареной, то их кости становятся красными. Химик предположил, что цвет удерживает кальций. Но разгадал загадку сначала голландец в 1730-х, а за ним уже француз в 1747 году. Британцы "тормозили", и в итоге им на помощь пришли два брата по фамилии Борель из Руана, которые в 1787 году приехали в Манчестер и предложили городской торговой палате купить у них секрет "турецкого красного".
Рецепт подоспел как раз вовремя, поскольку 1790-е стали настоящей, как мы бы сейчас выразились, декадой Красной Банданы. В наши дни этот яркий хлопчатобумажный платок носят редко, а в те времена полторы тысячи ткацких станков и несколько красильных фабрик в Глазго занимались исключительно производством бандан. В основном они предназначались для экспорта в Индию, Западную Африку и на Дальний Восток, а также в Америку, где их приобретали для рабов. Кроме того, банданы носили британские матросы. В 1806 году, спустя несколько месяцев после Трафальгарской битвы, знаменитый художник Бенджамин Уэст представил публике историческое полотно "Смерть Нельсона". В центре картины - умирающий герой, но окружают его обычные матросы, каждый из которых переживает личную драму. То и дело мелькает красная бандана - повязанная на голову, на пояс, вокруг шеи. Забавно, что от возможности производить небольшие платочки с белым узором на красном фоне зависело, удержится ли та или иная компания на плаву, но такова правда модного бизнеса. Узор наносили методом "вытравной печати", когда ткань сначала окрашивали мареной, а потом вытравляли рисунок кислотой, иногда на вытравленные участки ткани наносили и другие красители: сандал для получения черного цвета, крушину - для желтого и самый эффектный - прусскую синь.
Спрос на банданы пошел на убыль только в начале XIX века, но к этому моменту красильные фабрики уже успели передислоцироваться из Глазго в Левен. Почему? Да в Глазго стало слишком грязно. Представляю себе картину: акры маленьких платочков сушатся на веревках, покрываясь слоем копоти раньше, чем успеют дойти до покупателя. Да и секрет "турецкого красного" не слишком радовал тех, кто жил по соседству с фабриками, поскольку технологический процесс задействовал квасцы, олово, кальций, дубильную кислоту, бычью кровь, а также навоз. Короче, воняло ужасно.
Мареновый бум не мог продолжаться вечно, даже несмотря на успех нового узора, навеянного плодом манго, известного под названием "индийский огурец": этот орнамент получил широкое распространение, когда солдаты и офицеры британской армии, возвращаясь из колоний, привозили домой восточные ткани. Основным центром производства тканей с таким орнаментом в Западной Европе стал шотландский город Пейсли (в честь которого орнамент и получил свое название на Западе). Император Луи-Филипп издал указ, по которому армейские брюки и фуражки предписывалось красить в красный цвет, лишь бы только французские производители марены удержали свои позиции. Но смертельный удар марене нанесла не изменчивая мода, а наука. Если в 1868 году в Лондоне эта краска стоила тридцать шиллингов за пятьдесят килограммов, то в 1869 году - уже всего восемь. Цена упала на двадцать два шиллинга в тот момент, когда в немецкой лаборатории два Карла, Карл Гребе и Карл Либерман, открыли формулу ализарина, того самого элемента, содержавшегося в корне марены, который и придавал тканям красный оттенок. Марену перестали культивировать и забыли на долгие годы, вспомнив о ней только в недавнее время.
В 1976 году немецкий учитель химии Гарольд Боэмер отправился преподавать в Турцию. Он испытал настоящий шок, увидев, какие отвратительные ковры продаются на местных рынках. "Мне показалось, что создавать такое уродство - пустая трата времени. Почему нельзя использовать старые красители?" А потом он понял, что местные жители просто не знают про них. Женщины в отдаленных деревушках периодически красили ковры мареной, когда готовили приданое, но оттенок выходил коричневым и не слишком красивым. Боэмер предпринял настоящее расследование, перелопатив гору литературы, проведя массу экспериментов и проконсультировавшись с технологами. В итоге он нашел утраченный рецепт и даже раскрыл секрет фиолетовой краски из марены, правда, какое-то время не афишировал это.
Через три года они с женой вернулись в Турцию с целым ворохом рецептов и основали собственную компанию, которая вот уже двадцать лет выпускает ковры и вдохновляет других производителей использовать натуральные красители. Доктор Боэмер объясняет: "Синтетические красители дают один определенный цвет, а натуральные - более сложные и многослойные, получается пусть и менее яркий, но более интересный оттенок". Его слова напомнили мне о фотографии, которую я видела на фабрике "Винзор энд Ньютон", - увеличенный в двести сорок раз корень марены, напоминающий крыло зимородка: оранжевый с красным и синим отливом.
Сейчас даже в лагерях афганских беженцев в Пакистане ткачи учатся готовить красители по рецептам своих прапрабабушек.
- А что делать, - вздохнул продавец ковров в Пешаваре. - Синтетические ковры не продаются.
Марену снова стали культивировать. Сначала доктору Боэмеру приходилось выкапывать корневища марены, растущей вдоль дороги. Но примерно через год в Турции возобновилась торговля мареной, чтобы удовлетворить возникший спрос. Самые важные перемены произошли в деревнях.
- У женщин, которые в основном занимаются ковроделием, появились деньги, а деньги означают власть, - объяснил продавец.
- А как же приданое? - поинтересовалась я.
Он рассмеялся:
- Сейчас приданое - это не ковры, а холодильники.
Италия
В конце XV века Европа, и в первую очередь Италия, претерпевала изменения. Преобразования здесь коснулись практически всех областей: архитектуры, науки, искусства и музыки. В 1498 году Оттавиано Петруччи, живший в Венеции, изобрел нотную печать с помощью подвижных металлических литер; среди коллекционеров нотных томов был и Фердинанд Колумб, сын знаменитого мореплавателя. Оттоманская империя во многом была культурно отсталой, а все новое появлялось в Италии. Мог ли Джованни устоять? Итак, он снова отправился в путешествие, на этот раз в Венецию.
К тому времени в багаже мастера было уже полным-полно всяких лаков и красок, но и Венеция смогла предложить ему что-то свое: знаменитый венецианский скипидар, который Джованни покупал в виде живицы, а потом разводил в нужной пропорции, и янтарь с берегов Балтийского моря. Двести лет шли споры по поводу того, использовали ли мастера в Кремоне янтарь при производстве скрипок. В 1873 году некто Чарлз Рид написал в "Пэлл-Мэлл газетт" очень экспрессивное письмо, посвященное загадке лака Страдивари. "Кое-кто уже восклицал "Эврика!" Представляю, сколь безудержный смех сотрясал небеса в этот момент. Отдельные умники были уверены, что одним из ингредиентов был янтарь, который кипятили в скипидаре. Чтобы убедить меня, сторонники данной теории терли рукавом кремонские скрипки, а потом подносили инструмент к носу. Якобы пахло янтарем. А я, например, не ощутил подобного запаха". В итоге сам Рид пришел к выводу, что секрет заключается в нанесении трех или четырех слоев лака, после чего инструмент покрывали смесью мастики и "крови дракона". "Найти сведения оказалось не менее тяжело, чем Диогену - честного человека в Афинах".
В Венеции, кстати, тоже хватало жуликов. Местное население сильно недолюбливало евреев еще задолго до того, как Шекспир создал образ богатого и нечестного на руку еврея Шейлока в "Венецианском купце". Джованни не хотел привлекать к себе внимания. Он снова отправился в путь и в один прекрасный день добрался до Кремоны. Городок показался ему достаточно дружелюбным и спокойным, вдобавок кремонцы интересовались музыкой, и молодой человек решил, что тут, пожалуй, можно остаться.
Найдя подходящее помещение, Джованни купил или арендовал скамьи и столы и, разложив драгоценные материалы, приступил к работе. В Кремоне он обнаружил новые краски и материалы, к примеру скипидар местного производства, считавшийся одним из лучших в мире, и прополис, с помощью которого пчелы защищали свои ульи от вторжений врагов. К примеру, если в улей проникала мышь, пчелы жалили ее до смерти, а потом облепляли трупик прополисом, чтобы он мумифицировался и не вонял. Люди использовали прополис как антисептик, а в качестве ингредиента скрипичного лака он помогал бороться с древесными червями. Как и мед, сорта прополиса отличаются друг от друга в зависимости от местной флоры, и в Кремоне, по общему мнению, прополис был чудо как хорош.
Вся прелесть кремонского лака заключается в том, что он не только придает клену или ели красивый оттенок, но и облагораживает звучание инструмента. Чарлз Бир, один из ведущих специалистов по скрипкам, писал об этом волшебном лаке: "Когда смычок касается струн, то инструмент вибрирует сильнее и звук получается глубже, позволяя передавать больше полутонов". Перед отъездом в Кремону я посетила мастерскую Бира, где изготавливают и реставрируют скрипки. Питеру Биру, как и его отцу, много раз выпадала возможность подержать в руках скрипки Страдивари, и он сам постоянно экспериментирует с лаком, что иногда тревожит соседей, поскольку однажды Питер, к примеру, положил слишком много азотной кислоты и раствор взорвался.
Много лет эксперты спорили, сколько слоев разного лака на инструментах работы Страдивари. Питер полагает, что их три: грунтовка, которая втирается прямо в древесину, подготовительный изолирующий слой и заключительный, цветной.
- Взгляните на старинные скрипки. Если бы краску накладывали сразу, то она проникала бы в волокна, но этого не происходило.
По словам Питера, очень трудно оценить, какого необычного оттенка добивались Амати и Страдивари, поскольку за века краситель окислился и посветлел.
Так же трудно понять, что за краситель использовался. Кое-кто считает, что это была "кровь дракона", сам же Питер покрывает свои инструменты мареной.
- Почему? Вы считаете, что Страдивари использовал марену?
- Возможно. Просто я привык. Если начать экспериментировать с лаками, то на это уйдет с десяток жизней, волей-неволей приходится на чем-то останавливаться.
В здании мэрии в Кремоне хранятся пять скрипок и один альт. И только я собралась взглянуть на самые знаменитые инструменты в мире, как заметила в соседнем зале старинный экипаж и пошла сначала туда. Экипаж этот изготовили в 1663 году, когда Страдивари исполнилось двадцать; им владела самая богатая семья в Кремоне. Современному человеку он кажется смешным, поскольку напоминает приземистую тыкву, в которой Золушка отправилась на бал, даже цвета он красновато-оранжевого. Однако в свое время этот экипаж считался шикарным. Глядя на маленькую карету, я представляла, как она подъезжала к мастерской Страдивари. Лакей с важным видом раздвигал лесенку, и кто-то из дам семейства Кароцца спешил забрать новый инструмент. Через пару минут покупательница возвращалась с пустыми руками и сообщала спутнику, что лак не высох и на скрипке нельзя играть еще месяц. Лошади пускались вскачь. Карета легонько раскачивалась из стороны в сторону, а кучер, слышавший беседу хозяев, еле заметно улыбался. Возможно, он-то как раз мог многое поведать о секрете лака: в XVIII веке кучеры были кладезем всяческих тайн. Вы удивлены?
Дело в том, что кучеры того времени постоянно боролись за то, чтобы их экипажи оставались блестящими, поскольку солнце и морозы делали свое дело. Иногда кареты внезапно резко отклонялись от маршрута, но если бы их кто-то остановил, то кучер заявил бы, что он вовсе не лихачил, а просто пытался нырнуть в тенек, чтобы лак не потрескался от солнца. Англичане считали подобные ухищрения излишними, поскольку, как написал один француз, придя в ужас от броуновского движения на улицах, "многие экипажи, так и не успев потрескаться от солнца, разбиваются по вине кучеров".
В начале XVIII века парижанин по фамилии Мартин изобрел стойкий лак янтарного цвета. Известно, что в его состав входила импортная копаловая смола из Америки. Ее мог использовать и Страдивари, хотя в Европу эту смолу привезли, когда Джованни успел состариться. Однако остальные ингредиенты хранились в строжайшей тайне. Знать приказывала покрывать таким лаком кареты, а Лондонское общество искусства и науки посулило награду тому, кто сможет изготовить нечто подобное, выдвинув при этом очень жесткие требования: "лак должен быть прочным, прозрачным, иметь приятный легкий оттенок, подвергаться полировке и не трескаться". В качестве проверки предлагалось "выставить лакированную деталь на полгода на солнце и холод". Месье Мартин долго смеялся и заявил, что если кто-то сможет пройти подобную проверку, то его песенка спета.
В зале, где демонстрировались скрипки, вооруженный охранник явно скучал, от нечего делать щелкая пальцами. Ему изрядно поднадоели картины XVIII века с упитанными херувимами, которые стали еще толще после того, как Европа познакомилась с сахаром и шоколадом. Я заплатила за входной билет, и охранник лениво повел меня по залу. Каждый из шести инструментов выставлялся в отдельной витрине, которую можно было обойти вокруг и рассмотреть мельчайшие детали. Для того чтобы скрипка оставалась скрипкой, а не превращалась в кусок дерева, на ней нужно каждый день играть. Инструменты, на которых долго не играют, быстро теряют способность вибрировать, и чтобы вернуться в форму, требуется около месяца реставрационных работ, точно так же и музыканты, играющие на них, должны практиковаться ежедневно.
Оранжевый - цвет-предупреждение. На заводах оранжевой краской часто красят опасные части станков, поскольку существует теория, что этот цвет более других привлекает внимание. Здесь, в выставочном зале Кремоны, оранжевые скрипки бросались в глаза, буквально крича: "Посмотри сначала на меня!" Почти у всех первоклассных скрипок есть имя, поскольку каждая из них - индивидуальность. Чаще всего инструменты называют в честь самых именитых владельцев, но на выставке я увидела также и скрипку, названную по месту рождения Кремонской. Она была создана в 1715 году, когда Страдивари уже перевалило за семьдесят и он находился в зените славы, а вернулась в родной город в 1961 году после долгих скитаний.
Еще неделю назад я бы сильно удивилась, если бы кто-то сказал, что на деревянные инструменты так же интересно смотреть, как и их слушать. Но Питер Бир объяснил мне, что к чему, да и скрипка эта была необыкновенная. Питер научил меня: "Начни с тыльной стороны и слегка покачай головой, чтобы создавалось впечатление, что скрипка движется". Я обошла витрину и ахнула. "Изнанка" скрипки была выполнена из цельного Куска клена, а цветом напоминала тигриную шкуру. Интересно, сколько людей замирало перед этим инструментом, недоумевая, что же такое делал с деревом великий маэстро, чтобы оно задышало и стало настолько гибким.
Я покачала головой, как советовал Питер, и полоски тоже заплясали. Игра света зачаровывала зрителя. Неудивительно, что все стремились повторить "тигриный окрас" скрипки. Даже если на минуту забыть, что передо мной шедевр среди музыкальных инструментов, это еще и самый красивый кусок дерева из всех, что мне доводилось видеть. Впервые я поняла, что именно ищу и что хотят воссоздать многие производители скрипок. На этой удивительной скрипке словно плясали языки пламени, причем в основном на тыльной, а не наружной стороне. На других инструментах я увидела то же пламя, но чуть менее яркое. Пока я бродила по залу, сопровождавшие меня охранники подошли к Кремонской скрипке. Они тоже рассматривали ее с тыльной стороны, сравнивали и покачивали головами, и волшебный инструмент снова оживал.
Цвет и музыка странным образом переплетены. Порой мы используем слова "тон", "оттенок", "гармония", "рисунок" для описания того и другого. Хаксли в своем романе "О дивный новый мир" описал мир будущего, где люди ходят на концерты "аромацветомузыки", когда каждая нота имеет свой запах и при этом проецирует рисунки на потолок. Вообще-то Хаксли не думал о будущем, а высмеивал современное ему общество, но идея визуализации музыки всегда будоражила умы. В 1919 году датский музыкант Томас Уилфред воплотил идею "слухозрительной полифонии", создав систему, которая проецировала цветные пятна с помощью зеркал. Он назвал ее клавилюксом, то есть световой клавиатурой. Уинфред мечтал, чтобы такая установка стояла в каждом доме.
В 1910 году русский композитор Александр Скрябин написал целую симфоническую поэму "Прометей", которая должна была сопровождаться светоэффектами при помощи специальной клавиатуры. Зал погружался в сияние того или иного цвета. Собственно, клавиатура была крайне примитивной, даже примитивнее, чем изобретение Уилфреда: просто доска с разноцветными лампочками, но поскольку сравнивать было не с чем, композитор пришел в восторг: ведь ему выпал шанс объяснить взаимосвязь между цветом и музыкой, которую он, будучи синэстетиком, тонко улавливал, но которая все еще ускользала от большинства людей. Синэстезия, под которой понимается построение художественного мира через образное воспроизведение совокупности чувств, может проявляться в разных формах. К примеру, некоторые люди ассоциируют с различными цветами буквы алфавита, а Скрябин визуализировал музыку и слышал цвета. Тем же даром обладал финский композитор Ян Сибелиус. Как-то раз его спросили, в какой цвет покрасить камин. "Фа-мажор", - последовал ответ.
В итоге камин покрасили в зеленый. А вот для Скрябина фа-мажор ассоциировался с темно-красным, тогда как зеленой для него была нота "ля". В этом, по-видимому, заключается проблема создания синэстетических музыкальных инструментов. Пословица "на вкус и цвет товарищей нет" в данном случае означает, что для разных людей один тот же звук будет ассоциироваться с разными цветами. Кремонская скрипка лично мне напомнила ноту "соль", тогда как Исааку Ньютону - "ре", а Джорджу Филду - "фа".
Я нашла скрипку работы Страдивари, но пока не узнала ничего о нем самом. Как ни странно, Кремона не слишком-то любит самого известного из своих сыновей, но это не означает, что она не любит скрипки. Скрипки здесь повсюду: в булочных продаются булочки в виде скрипок, а в кондитерских - конфеты-скрипочки. Сквозь окошки мастерских я частенько видела мужчин и женщин, склонившихся над деревянными заготовками. А вот великий Страдивари оказался в Кремоне скорее пасынком, чем любимым сыном.
Я с трудом нашла могилу великого мастера. Искала долго, и наконец мне на помощь пришла какая-то женщина, гулявшая с ирландским сеттером. Она сказала, что тело Страдивари давно уже перезахоронили в общей могиле, остался лишь памятник. Когда я рассматривала полустершиеся буквы на надгробии, ко мне подошел какой-то парень и сообщил, что даже надгробный камень - это всего лишь реплика, а оригинал хранится в здании местной библиотеки.
"А мастерская Страдивари располагалась вон там, - мой собеседник показал в сторону "Макдоналдса" неподалеку. - За могилой тоже никто не ухаживает".